ВЫВОДЫ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОБУСЛОВЛЕНА ПСИХОЛОГИЧЕСКИМИ ФЕНОМЕНАМИ
По стечению обстоятельств, именно сейчас идет чрезвычайное заседание Верховного Совета РСФСР, где принимается постановление о политической ситуации после попытки государственного переворота. Эти события несколько отвлекают и в то же время иллюстрируют содержание книги. Здесь не место анализировать происходящее, как нельзя пить кипящий чай,
тюка он немного не остынет. Пока же ясно, что в августе 1991 можно было наблюдать все только что упомянутые точки зрения на власть и все психологические феномены, сопутствующие политическим явлениям.
Для примера связи политического явления, психологического феномена и политической деятельности были избраны цензура, одиночество и интеллектуальная экспансия, составляющие содержание политики с точки зрения одного из ее признаков — борьбы за сознание. С таким же успехом могли быть использованы иные политические, психологические категории и иные объяснительные схемы их связи. Я стремился показать, что они представляют собой систему с психологическими элементами.
— В данном случае элементами системы выступали цензура,
одиночество и политическая деятельность.
— Между ними устанавливаются эмоциональные, логические и
эмпирические отношения.
— Функциями системы определяются: восстановление разрушен-
ных представлений об ориентирах политического поля, воспро-
изведение информации о параметрах предшествующего поля,
предвосхищение последующего и рекомендации по поведению в
изменяющемся политическом поле.
— Целью системы предполагается интеллектуальная экспансия
информации, изменяющей представление об ориентирах поли-
тического пространства.
— Задача — регулирование переживания одиночества с помощью возможности объединения на основе политической идеи.
— Метод системы — балансирование между оптимальными про-
явлениями социальной интеграции и аномии.
— Предмет системы — сознание человека, подвергающееся пси-
холого-политическому стимулированию политической информа-
цией для изменения его понимания власти.
— Объект—1) множество лиц, переживающих различные сте-
пени одиночества, и 2) специалисты, регулирующие их пережи-
вания с использованием информационной власти в интересах пре-
обладания в обществе или социальной интеграции, или аномии.
Я понимаю, что обсуждение психологии одиночества в контексте политических реформ многим покажется искусственным. Мне не кажется. В самом начале политического брожения в СССР я видел людей, участвовавших в несанкционированных митингах на стадионе «Локомотив», в Михайловском саду, на стадионе Кирова, на Пушкинской площади в Москве. Эта была психологическая среда, быстро откликнувшаяся на очень слабую возможность «быть вместе». Среди них едва ли были безработные, сирые и убогие. Основная масса участников митингов состояла из людей, лишенных и права, и условий объединяться. Установление цензов для вступления в КПСС, вузы, на служебный и профессиональный пост, место жительства и под занятий сформировало огромный социальный слой, своеобразную
касту отверженных. Они были лишены даже скромной возможности собираться для общения в кафе или пивной, само название которых воспринималось как кощунство. Были запрещены для разговоров многие темы, преследовались оценки любых событий, не совпадающие с официальными. Запертые на пятиметровых кухнях хрущевских квартир, они остро переживали свое одиночество как незаслуженное оскорбление. Судя по всему, власть «перегнула» с доминированием аномии над социальной интеграцией. Я далек от мысли считать, что это они совершили политический переворот. Хочу только заметить, что они стали той психологической средой, которая энергично политически прореагировала на интеллектуальную экспансию конкурирующей идеи новой расстановки ориентиров в политическом пространстве. Кто это учел — выиграл, кто не учел — проиграл.