Гносеология и метафизика «всеединства» Вл.Соловьёва

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900) принадлежит, несо­мненно, к наиболее выдающимся русским философам как по глу­бине постановки им целого ряда важнейших философских про­блем, так и по широте созданного им синтеза. Последний, по замыслу Соловьева, должен был органически объединить в не­что целое философию, религию и науку, создать систему «цельно­го знания», к которой стремились ранние славянофилы. В поле зрения Соловьева оказываются проблемы метафизики, натурфи­лософии, историософии, антропологии и гносеологии, этики и эстетики, и все эти проблемы подчинены единству замысла — созданию религиозной философии «всеединства», в которой мог­ли бы найти ответ наиболее волнующие вопросы не только тео­рии, но и жизни. Ибо «цельное знание», по убеждению Соловьева, должно ориентировать человека в жизни, а не оставаться лишь от­влеченным знанием. «Философия в смысле отвлеченного, исклю­чительно теоретического познания окончила свое развитие и пе­решла безвозвратно в мир прошедшего»

Продолжая дело славянофилов — исследование религиозно-философских проблем — Вл. Соловьев создал всеохватывающую систему религиозной философии. Впоследствии от нее пошло много "ветвей и отпрысков", что привело к созданию обширной религиозно-философской литературы, в развитии которой приняли участие Н.А. Бердяев, кн. С.Н. и Е.Н. Трубецкие, о. П.А. Флоренский, о. С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, В.И. Иванов, Д.С. Мережковский, Н.О. Лосский, С.Л. Франк и другие.

Вл. Соловьев много сделал для решения основной задачи русской религиозно-философской литературы, а именно, для построения православно-христианского мировоззрения, раскрывающего "богатое содержание и жизненную действенность главных догматов христианства, которые во многих умах превратились в омертвевшие формулы, оторванные от жизни и миропонимания.

Нет сомнения в том, что вся система Вл. Соловьева, его метафизика, гносеология, антропология и этика имели в своей основе стремление философа к новой форме христианского сознания. В этом смысле характерно замечание В.В. Зеньковского, для которого очевидно, что "идея "нового религиозного сознания", которая определяла искания Мережковского и особенно Бердяева, ведет свое начало от Вл. Соловьева.

Эта цель определила и средство, методологическую основу его философско-религиозных исканий — настойчивое сближение философии и веры. Такое сближение со всей полнотой выразилось в "философии всеединства" Вл. Соловьева, по которой истинное знание представляет собой синтез опыта, разума и веры. Философия синтеза, или всеединства, Вл. Соловьева, по мнению многих религиозных философов, преодолела немецкую философию в ее притязаниях на универсальность.

Философская система Соловьева строится по исторической схе­ме, столь свойственной мысли XIX в., — как история развития ми­рового духа, как теокосмоисторический процесс. Русский фило­соф хотел бы отказаться от того духа секуляризма, которым была проникнута европейская философия Нового времени, и вслед за ранними славянофилами стремится к обретению цельного зна­ния, предполагающего единство теории и жизненно-практичес­кого действия, т. с. хочет создать философию жизни, а не филосо­фию школы, — в этом отношении он предвосхищает аналогичное движение мысли в Европе конца XIX — начала XX вв. Однако в сво­ем стремлении преодолеть секулярный дух философии Нового времени Соловьев не хотел возвращения к «историческому хри­стианству», т. е. к церковной традиции, богословию и преданию, как оно существовало в православной или в католической церк­вах. Его целью было «ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, т. е. разумную безусловную фор­му», а это значило — оправдать его с помощью теософии.

Как и славянофилы, Соловьев начинает с критики отвлеченного мышления, свойственного европейской философии. По Соловье­ву, отвлеченное начало — необходимый момент в жизни как инди­вида, так и человечества, однако абсолютизирование этого момен­та заводит философию в тупик, что воочию продемонстрировал Гегель, превратив рациональные конструкты в саморазвивающее­ся начало — субстанцию-субъекта.

Эта цель определила и средство, методологическую основу его философско-религиозных исканий — настойчивое сближение философии и веры. Такое сближение со всей полнотой выразилось в "философии всеединства" Вл. Соловьева, по которой истинное знание представляет собой синтез опыта, разума и веры. Философия синтеза, или всеединства, Вл. Соловьева, по мнению многих религиозных философов, преодолела немецкую философию в ее притязаниях на универсальность. Как критический рационализм Канта, сводящий все знание к сочетанию априорных форм разума с эмпирическим материалом ощущений, так и абсолютный рационализм Гегеля в конечном результате приводят к тому, что эмпиризм признает только явления, а рационализм заканчивается чистым понятием. Словом, "и в своем опыте, и в своем мышлении я не выхожу за пределы субъективного отношения к предмету, не дохожу до предмета, как сущего, т.е. того, что больше, чем мое ощущение, и больше, чем моя мысль".

Исходное понятие теософии Соловьева — божественное су­щее. Оно открывается нам непосредственно, с помощью ощуще­ния или чувства. Поэтому не требуется никаких доказательств бытия Бога: действительность его не может быть логически выведена из чистого разума, а дается лишь актом веры16. Установив, таким образом, с помощью веры, или «религиозного ощущения», сущест­вование Бога, философ приступает к рациональному выведению содержания божественного Сущего — не без известного противо­речия с собственным утверждением, что содержание это дается только опытом. Он характеризует божественное начало как «веч­ное всеединое».

В результате такого слияния вечного и временного вся посю­сторонняя действительность как бы утрачивает свою реальность, превращаясь в обманчивый, призрачный мир, в иллюзию, скрыва­ющую под собой подлинную реальность. Но в таком случае вся де­ятельность человека и человеческая история в этом иллюзорном мире должна рассматриваться либо как необходимый процесс развертывания того, что уже от века заложено в божественной идее человека, либо как бессмысленная и бесцельная суета, кото­рая ничего не меняет в божественном замысле о человеке и не вно­сит в него ничего нового.

При отсутствии четкой грани между вечным Творцом и его тво­рением христианский теизм подменяется пантеизмом; Бог уже не по свободе творит мир и человека, ибо эмпирический человек есть лишь необходимое явление во времени вечного человека как бо­жественной идеи. И, соответственно, сам человек тоже лишается своей свободы, он перестает быть реальным источником своих действий. Ведь во временном мире человек — лишь явление, а яв­ление онтологической самостоятельности не имеет.

В «Критике отвлеченных начал» Соловьев характеризует второй полюс всеединства, т. с. первую материю (она же идея, или приро­да) как становящееся всеединое, в отличие от первого полюса как сущего всеединого. Главный тезис состоит в том, что абсолютное не может существовать иначе, чем осуществленное в своем дру­гом. Такое понимание отношения между Богом и миром сущест­венно отличается от христианской идеи творения мира. Становя­щееся всеединое — это душа мира, которая, будучи основанием всего мирового процесса, лишь в «человеке впервые получает соб­ственную внутреннюю действительность, находит себя, сознает себя».

Таким образом, утверждение органической связи Бога с миром ведет неизбежно к христианскому мировоззрению, в центре которого стоит учение о "несменном и нераздельном единстве Бога и человека, учение о Богочеловечестве".

Созвучно с идеей Богочеловека Соловьев трактует и христианское учение о триединстве Бога-Отца, Сына и Св. Духа и устанавливает значение трех ипостасей, исходя из идеи самопроявления Абсолютного, содержащего в себе три момента: "проявляющееся в себе или о себе"; "утверждение себя или на другом"; "возвращение проявляющегося в себя или самонахождение проявляющегося в проявлении"

Триединство, таким образом, означает всеединство, единство Бога и мира, всеобщую целостность, единый живой вселенский организм. Эта всеобщая целость открывается во "всеединящем смысле мира", Логосе, который находит в мире поддержку в виде стремления к всеединству или Мировой Душе. В результате совместного действия Божественного начала и Мировой Души, считает Вл. Соловьев, и возможно рождение абсолютного организма, воплощение Божественной идеи (Софии). Это и есть основная цель, к которой, по мысли Вл. Соловьева, движется мироздание. Философ считает, что это движение началось наиболее явно с появлением Иисуса Христа, представляющего собой Божественный Логос, нисшедший в поток явлений и воплощенный в Христе. Этот процесс должен в конечном итоге привести к Богочеловечеству, к единению воли Бога, нисходящего к человеку, и воли человека, свободно отрекающегося от себя в пользу Божественного начала.

В историческом проявлении христианства Вл. Соловьев видит этот процесс прежде всего в основе соединения в единое целое христианских церквей. "Соловьев, — пишет Н. Бердяев, — не славянофил и не западник, не православный и не католик, потому что всю жизнь свою он подлинно пребывает в Церкви вселенской... Проблема Востока и Запада, проблема воссоединения двух миров в христианское всечеловечество, в богочеловечество — основная проблема Вл. Соловьева, всю жизнь его мучившая". По мнению Н. Бердяева, в этом своеобразно проявлялся русский мессианизм Вл. Соловьева, связанный с "тоской по соединению церквей". В этом соединении Вл. Соловьев усмотрел великое призвание России и в итоге коренным образом разошелся с Достоевским и славянофилами во этому вопросу.

Реальный мир представал у Соловьева как самоопределение или воплощение абсолютно-сущего, — это тело Божие или мате­рия Божества, субстанциональная премудрость Бога, проникнутая началом божественного единства, посредником между ними высту­пала София — Мудрость Божия. Разделяя, таким образом, общех­ристианский взгляд на природу как на творение Бога, Соловьев не мог признать его совершенным, но лишь идущим к совершенству. Эмпирический, материальный мир, в котором действуют времен­ная и пространственная разорванность и механическая причин­ность, находится в хаотическом состоянии. Призванием человека, который является, по словам Соловьева, «центром всеобщего со­знания природы», выступает его мессианская по отношению к при­роде роль — роль ее освободителя и спасителя («теурга»). Именно человечество является посредником между Божеством и природой. В его сознании уже содержится форма всеединства. В силу своего посреднического положения человек призван видоизменить приро­ду до ее одухотворения, совершенной интеграции. Отсюда цель ми­ровой истории — единство Бога и внебожественного мира, воз­главляемого человечеством. Нравственный смысл личности, явля­ющейся связующим звеном между божественным и природным ми­рами, реализуется в акте любви к другому человеку, к природе, к Богу. В сущности акт любви есть нравственный поступок, которым человек приближает себя в Абсолюту. Истинный предмет любви — Вечная Женственность, личный образ всеединства.

В обществе идея всеединства раскрывается как богочеловеческий союз людей, как некая вселенская церковь, объединяющая в себе все национальности, снимающая все социальные противоре­чия и способствующая установлению на земле «царства божьего», понимаемого как «действительный нравственный порядок». Зало­гом установления такого всеединства является объединение запад­ной и восточной, т.е. католической и православной, церквей.

Рассматривая проблему «человек и общество», Соловьев ут­верждал, что человек — вершина творения Бога. Общество есть расширенная личность, а личность — это сосредоточенное обще­ство. Идеалы совершенного добра открывает христианство. Юри­дическое право не в состоянии это сделать: оно способно прегра­дить путь для проявления лишь крайних форм зла. Требования добра необходимы в политике, экономике и вообще во всех сферах социума.

Как центральная фигура во всей истории российской философ­ской мысли (это утверждали и его современники), Соловьев оказал огромное влияние на целую плеяду русских мыслителей, которые в период распространения марксизма в России составили религиоз­но-философское направление.