Первый вопрос. Проблемы анализа сознания в философии. Декарт(1:18)

Предмет и метод всегда взаимосвязаны. Первым предметом было сознание и тогда нужно ещё раз обратиться к философии и спросить у философов как у старших братьев, а возможна ли наука о сознании? Философии уже не древних греков, а философии эпохи Возрождения, современной нам. Существует ли сознание? Но существует не как факт нашей жизни, а как предмет науки, как предмет психологии, как то, что можно изучать.

Вновь обратимся не к философии вообще, а к конкретному философу. Яркому философу, какие бывают может быть раз в век. Таким философом является француз Рене Декарт. Проблема анализа сознания у Декарта. Не будем торопиться и напомним, что любой философ, прежде всего, должен себе и нам ответить на вопрос: «Почему мир устроен именно так, а не иначе, и что такое наука?», «Почему вообще можно что-то изучать?» Центральный вопрос, на который отвечает Декарт – «Что можно изучать научно?» Декарт начинает так. У нас всегда существует хотя бы интуитивное различие между жизнью и познанием, каждый из нас просто живёт, действует, существует и т.д. Но совсем другое дело, когда кто-то из нас становится исследователем, субъектом познания, который например начинает строить какую-то науку. Жизнь и познание надо различить чётче. У жизни и познания разные правила, разные способы действия. В жизни необходимо согласно Декарту. Подлинная настоящая человеческая жизнь – это развитие личности. Интуитивное понимание – когда я действительно существую как человек, я развиваюсь как личность. Человек как личность сам решает, возникшие перед ним проблемы. Бытовые или высокого порядка, общечеловеческие проблемы. Тогда человеку для жизни и самостоятельного решения проблем необходима решимость. Способность рискнуть, возможность принять решение в неопределённой ситуации, когда всё до конца просчитать невозможно. В ситуации выбора начинаем считать, как нам поступить, то если об этом рассуждает философ, возможно, мы так никогда и не примем решение и будем вечно просчитывать варианты. То есть нужна решимость.

Проблема решимости имеет ещё название свободы воли[107]. Старинная проблема, но её пояснит психолог. Это У. Джемс. Есть проблема, состоящая в том, существует ли свобода воли. У проблемы всегда есть два решения, негативное и позитивное. Негативное: например, свободы воли нет. Для психолога это означает, что всё поведение человека, активность, поступки, действия можно объяснить из внешних причин. Например, человек добр, потому что он определённой национальности, а другой не добр, потому что он другой национальности. Если свободы воли нет, значит, возможна полное причинно-следственное (или иногда говорят детерминистическое) объяснение поведения. Цепочка объяснения причин и следствий никогда не рвётся, а это означает что у человека, у изучаемого субъекта нет собственной внутренней активности. А если свобода воли есть? То это, говоря коротко, означает, что человек признаёт у себя наличие внутренней активности (наличие возможности поступить самостоятельно, по-своему, подчас наперекор внешним обстоятельствам).

Джемс рассуждает в самом конце книги «Психология», для него проблематика воли основная. Я исследователь, я пытаюсь доказать научно что свобода воли есть или её нет, собираю факты в поступках людей, в поведении животных и как бы сравниваю эти факты на чаше весов за и против наличия свободы воли. И он приходит к выводу – доказать наличие свободы воли рациональным способом невозможно. Вместе невозможно можно поставить не стоит. Не стоит объяснять свободу воли, потому что тогда она исчезнет. Доказать нельзя, что же тогда делать? Поступаем так, как в жизни, а не в познании. В жизни, не надо ничего взвешивать, надо принять решение, что свобода воли есть и это и есть первый акт свободы воли.

Знаменитая притча. Есть у каждого народа. Две лягушки попадают в банку со сметаной. В ней не за что держаться в этой среде и лягушки тонут. Эти два субъекта в одних и тех же гибельных обстоятельствах. Эти два субъекта по-разному отвечают на вопрос о свободе воли. Один отвечает, что свободы воли нет, тогда она решает, что бороться глупо, и тонет, сложив лапки. А другая лягушка говорит, что свобода воли есть. Она продолжает проявлять собственную активность – просто бездумно двигает лапками. И тогда совершенно неожиданно сметана сбивается в масло. В жизни прав и тот и другой субъект. Кто какое принял решение – такой и получил результат. Один утонул значит свободы воли нет, а другой остался жив значит она есть.

Говорили о жизни, а теперь вернемся к Декарту. Каковы правила познания? У познания могут быть выделены различные цели, но цель – истина, подлинная сущность вещей. Правила в познании другие и здесь решимость опасна. Например, когда создаётся гипотеза, то необходима проверка, а решимость здесь не нужна, потому что является источником ошибок. Источником является сомнение исследователя во всём. Исследователь должен начать с нуля. И Декарт начинает разговор и предлагает усомниться во всём.

С приходом в какую-то науку задаётся первый вопрос: «можно ли сомневаться в уже имеющихся знаниях?» В каждой науке есть опыт, который надо изучить, овладеть знаниями. Декарт отвечает, конечно, мы вправе сомневаться в любом знании, потому что его когда-то открыл человек, а людям свойственно ошибаться. Следующий вопрос: «можно ли сомневаться в истинности чувственных данных?» Данных восприятия, ощущения, переживания и т.д. Вопрос задаём, потому что наука по Декарту всегда основана на опыте. Изучать можно то, что можно проверять на опыте. А опыт основан на чувственных данных. В них можно усомниться, потому что есть масса иллюзий восприятия. Карандаш в стакане с водой выглядит изломанным, а на самом деле он прямой. Органы чувств сплошь и рядом нас обманывают. Это ненадёжный источник данных. Следующий вопрос: «можно ли сомневаться в существовании внешнего мира?» (существование для науки, не существование в жизни) Конечно, потому что источником знаний о внешнем мире являются чувства, а они могут нас обманывать. Поэтому неизвестно существует ли мир для науки.

Зададим основной вопрос: «всё-таки что же существует?» Декарт отвечает: когда мы сомневаемся, то существует только одно – то, что мы сомневаемся. Несомненен только факт нашего сомнения. Декарт вводит термин «сознание». «Сознаю, значит, существую.» (Cogito ergo sum) Это есть базовое правило научного познания. Возможность что-то представить сознательно, что-то понять, что-то принять, например, принять к исследованию. Эта фраза имеет массу значений. Буквальный перевод сразу приходит на ум: мыслю следовательно существую. Это философская фраза Декарт не говорит о жизни. Мыслю, а значит существую как мыслящий. Что можно изучать научно? Для науки для изучения существует то, что можно сознавать, что существует для сознательного представления. Современный человек подставил бы «строю модель[108]». Атом в жизни никто не видел, но в науке есть представление о нём и поэтому он существует. Сознание – есть условие научного познания.

Пример из конкретной области. У того, кто поступает на факультет исследовательской психологии всегда остаётся вопрос: «существует ли парапсихология[109]?» Ответ по Декарту: смотря где, смотря о чём говорим. В жизни, если встретить человека, который якобы летал на летающей тарелке, то его невозможно переубедить в обратном, это факт его психической жизни и спорить невозможно. А в познании парапсихология существует? Конечно, в познании парапсихологии не существует, потому что такие факты нельзя проверить. Или пока нельзя проверить.

Вениамин Ноевич Пушкин работал в институте психологии академии педагогических наук. Занимался мышлением, моделированием[110]мышления. Он увлёкся парапсихологией, экстрасенсорным восприятием, телепатией, телекинезом. Ставил эксперименты. Подобный исследователь пришёл на телевидение. Эти исследователи (китайцы говорили, что умен тот, кто умеет хранить тайну) от невозможности хранить свою тайну про то, что есть телекинез, телепатия. Они беседуют с телережиссером о возможности снять программу. Режиссер отказывает, потому что для науки этих всех фокусов не существует. И тогда воодушевленный энтузиаст предлагает подвинуть предмет усилием мысли. Пепельница движется и исследователь говорит вот эти факты есть. Режиссер спокойно ставит пепельницу усилием воли на место.

Какому-нибудь парафизику скажут: «ну иди милый занимайся парафизикой.» Главное, познавать можно то, что можно представить понятийно. А значит рассуждать об этом можно и нужно логически. Сумел это сделать – можешь строить науку.

Важный вопрос из названия. «А сознание существует для науки, его можно изучать?» Сознание целостно? Да. Сознание то же что душа для древних греков, а душа не имеет частей. Здесь душа вложена в существование того, что изучается. Сознание использовано для определения какого-то предмета. Сознание используется для исследования. Сознание целостное вложили в какую-то науку. Если бы у человека было два сознания, то с помощью одного можно было изучать другое. А если сознание целостное, то нельзя как барон Мюнхгаузен вытащить себя за косичку. Сознания для науки нет. Нельзя построить теорию сознания, как предмет науки. Допустим кто-то говорит, что хочет построить теорию смерти. Наука эмпирическая, значит чтобы построить теорию смерти надо умереть. А когда умер некому строить теорию смерти. То же самое с сознанием. Один раз использовал сознание для построения теории и всё. Современный философ сравнил теорию сознания с теорией смерти.

Нельзя изучать условия того, с помощью чего ты познаёшь. Это логическое противоречие. Всё равно что вытаскивать себя за косичку из болота. Наука о сознании это аналог вечного двигателя в физике, это всё равно, что наука о свободе воли, наука о творчестве.

Для понимания этого пункта привлечём ещё одного философа – Иммануила Канта. Кант говорит. Что можно познавать? Что такое вещь? Вещь нам является, мы её воспринимаем, она дана в психических явлениях. Любую вещь можно познавать как явления, можно их исследовать и переходить от явлений к сущностям. Явление это то что мы видим, сущность иногда не видима. Кант говорит, а есть вещи сами по себе, вещь в себе. Это значит то в какой-то вещи, что я представить себе, понять, взять понятием не могу. Есть вещи как явления. А есть вещи сами по себе. Для Канта это тоже самое, что всё предыдущее. Вещь в себе непознаваема. Не познавайте того, чего не понимаете, не надо познавать того, о чём у вас нет понятия, вы ошибётесь, вы создадите массу вредных мифов и т.д.

Хочу всё знать – это типичный невротический симптом. Не надо всё знать, потому что это невозможно, есть границы. Науки о сознании быть не может, а управлять своим поведением, а значит и своей психикой можно и нужно. Не надо строить науку о сознании, но можно и необходимо создавать средства, создавать искусство управления психикой.

Работа Декарта «Страсти души» не является научной, это письмо принцессе. Эта работа содержит термин рефлекс, это было использовано в работе Сеченова и Павлова. Именно поэтому последователи Павлоа считают, что Страсти души работа по физиологии. Некий предшественник теории рефлексов. Даже больше, когда проводились т.н. павловские сессии (Павлова уже не было в живых) их назначение было, что свободы воли нет, есть одна психология. В учебниках по психологии в то время была одна физиология. Издали работу, но не полностью. Там убрали предисловие Декарта, без которого нельзя работу правильно понять. Это не научная работа, а развернутое послание, письмо недавнему подростку. Он рассуждает о том, что то, что кажется страстями души это по сути дела гримасы нашего тела. Например, переживания подростка связанные с периодом его жизни, со здоровьем и т.д. проникают в душу, а на самом деле это всего лишь телесные состояния. Значит каждый из нас это не только личность, это ещё и просто природный организм и этим организмом следует научиться управлять. Он обращается к дочери короля – посмотрите на зверей в цирке, на дрессированных зверей. Нашлись люди, которые сумели укротить даже природных диких зверей. Так может человек может укротить сам свою собственную природу? Декарт предложил средства. Представим зверька, который есть в каждом из нас. Трубочки, каналы внутри нас. Это психотехнические средства управления собой, а не научные понятия. Представь себя таким образом и попробуй управлять собой. А дикий зверёк, разъяренное животное почему?

Карл Юнг утверждал, что так называемая тень – природная страсть, неукрощенная страсть подростка символически представлено как разъяренное животное, как показали исследования американских школьников. Пугающий зверь – это только тело, страсть души. «Полное собрание рассказов» Эдгара По содержит сменяющие друг друга два типа новелл, и те и другие фантастические, но одни – чёрная фантастика, там полно разъяренных зверей и т.д. (новеллы о тени по Юнгу), а другие новеллы – это как бы не собственно научно-фантастическая литература, но что-то близкое к ней, предшественник научной фантастики. Там масса цифр, кАкие-то формулы и т.д. И как правило одни люди любят чёрные новеллы, а другие научную фантастику. Но необходимо сопоставить эти новеллы. Это связано между собой. Первые чёрные звери – это те самые страсти души, которые посещали автора. А подводные и воздушные машины и т.д. – это укрощённые звери. Всмотрелся в собственную страсть и понял: это всего лишь механизм, даже очень полезный механизм. Техника, которая нас окружает – это зверьки, как правило насекомые. Бунт против машин – это когда машина вновь воспринимается как разъяренный зверь, который кусает и пр. В научной фантастике есть не просто звери, а технически оформленные звери, страшные машины и это по сути психотренинг.

Декарт одновременно и философ, который отрицает возможность науки о сознании. Но он же, оставаясь философом, является воспитателем, психотерапевтом и нужно в его работах различать то и другое, чтобы понять его правильно. Но, возвращаясь к основному вопросу исследовательской психологии. Как вышло, что сознание стало предметом науки, если его нельзя изучать? И тогда нам нужен другой человек, обладающий особыми способностями.

Рядом с Декартом, вслед за ним появляется Джон Локк. Он меняет вопрос. Он рассуждает много позже Декарта, вслед за ним, не всегда верно его критикует, но, оставляя философские рассуждения, Локк задаёт вопрос. Не «Что можно изучать научно?», а «Каковы источники сознательных идей?», «Как развивается сознание?», «Откуда берутся идеи, мысли?» Он говорит, что есть два вида, два источника сознательных идей. Первый источник – это внешний мир и результаты наших восприятий, наших переживаний, наших внешних впечатлений, это идеи первого рода. Объективные элементы сознания, потому что они идут от объекта. А есть и второй вид идей – источник этих идей есть внутренняя деятельность ума. Возможность дать отчёт о себе, о своих состояниях. Локк это назвал рефлексией – способность отражать себя.

Есть впечатления о мире и результаты рефлексии. Возникло то, что необходимо было психологам, а точнее Вундту. Возникло два сознания, два вида идей. Делаем вывод: с помощью рефлексии теперь можно познавать (изучать) идеи первого вида. Рефлексию можно развить и сделать методом науки, методом сбора данных. Ребёнок не обладает рефлексией и далеко не каждый взрослый, ей нужно обучать и развивать её. Раз есть рефлексия[111], значит можно научно изучать сознание. Всё сознание? Нет, не всё, а только то, которое отражается путём рефлексии.

А Вундт дополнит словами Локка, что с помощью рефлексии можно познавать не только внешние впечатления, не только объективные элементы сознания, но и субъективные. У Локка два вида идей, внешнее и внутренне. А у Вундта объективные элементы – ощущения и субъективные – чувства. И то и другое подвластно рефлексии.

Но у Вундта термин не рефлексия, у него термин – интроспекция – всматривание внутрь, в себя. И вывод по первому вопросу, что у Вундта научная психология могла возникнуть лишь по тому, что его испытуемые обладали способностью к интроспекции. Не неизвестно откуда, не любой человек может быть испытуемым для психолога. Первая наука была об избранных, о тех, кто может дать интроспективный отчёт о себе. Интроспекцией в смысле Вундта никто из нас не обладает. Это изощрённая техника – выделять элементы сознания, каждое впечатление, описать каждый аспект своего элементарного переживания. Оказывается, что первые психологи не только должны были создать себе испытуемого, воспитать у него интроспекцию. Поэтому первая психология полностью доверяла своим испытуемым, их отчетам.