Понятие класса и вера

 

Соответственно, понятие марксизма об антагонистических классах , имеющих разные интересы, верно только в том случае, когда классы относятся к разной вере , к разным религиям. Люди, относящиеся к одной религии, имеют в целом одни и те же интересы.

Если правила движения снизу в верх иерархии ограничивают переход людей из одного слоя в другой, например, из крестьян в помещики, то возникают классы и классовые противоречия. Если, как в денежной иерархии, свобода движения не ограничена происхождением, то и неразрешимых внутренних противоречий не возникает.

Если рабочий хочет (но временно не может) купить автомобиль как у хозяина, чтобы произвести впечатление на других; если он хочет занять место своего хозяина, то между ними нет антагонистических противоречий. Это разные слои иерархии, но это одна иерархия, одна вера в неравенство. Они скорее найдут способ насилия над кем‑нибудь третьим, чем будут конфликтовать между собой [81].

Если человек признаёт разделение на высших и низших, признаёт иерархию, то не важно, будет ли частная собственность запрещена законом или нет, иерархия всё равно возникнет. Если люди будут стремиться к неравенству, то числовая, денежная иерархия, как самая гибкая и активная, неизбежно победит нечисловую [82].

Марксизм, говоря о классах, обычно и имел в виду различия в вере (называя её идеологией, пролетарской и буржуазной). Представления о классовом характере литературы, искусства и науки, как раз и отталкиваются от понимания непримиримости веры в деньги и прибыль и веры в справедливость. Но вера – это вопрос не экономический, не материалистический и не вопрос отношения к собственности, как считал марксизм. Это вопрос духовный.

Поэтому вера и идеология – не классовые понятия. Дворянин может отвергать прибыль и быть верным служителем Отечества и общего блага. С другой стороны, рабочие могут стремиться к увеличению своих личных благ за счёт других рабочих.

«Оппортунизм» тред‑юнионов или европейской социал‑демократии в начале Первой мировой войны как раз и был показателем того, что рабочие в странах Европы уже перешли в денежную веру. Не столько тогдашние партии «предали интересы рабочего класса», сколько они отразили представления самого европейского рабочего.

Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. Но есть рабочий‑потребитель со средним достатком, то есть мелкобуржуазный элемент. Есть и люмпен‑пролетариат, иными словами, нищий с поганой верой.

Социалистические революции произошли как раз в тех странах, где большую часть населения составляли крестьяне или рабочие в первом поколении, как в России. Христианская вера в крестьянах сильна естественным образом, поскольку они, в отличие от рабочих, мало зависят от денег и, соответственно, не признают их власть.

Нет единых «классовых» ценностей. Но, с другой стороны, нет и не может быть «общечеловеческих» ценностей. Могут быть общехристианские ценности, но нельзя объединить Христа и Антихриста.

Соответственно, следует говорить не о классовой борьбе, но о религиозной борьбе. Борьба христианства и религии денег – непримирима. Из этой борьбы может выйти только один победитель.