Тема 9. Теоретические модели социальной работы

 

 

Задачи социальной работы по целостному анализу и комплексному решению проблем её клиентов обусловливают её существенно плюралистичный и полипарадигмальный характер. Сложность и многоплановость, многоуровневость её объекта приводят к тому, что его анализ строится с использованием различных познавательных средств, методов и идеологии разных научных дисциплин. Как следствие, возникают различные интерпретации социальной работы. Поскольку клиентом практики и объектом теории социальной работы оказываются и индивиды, и группы, и целые социальные общности, а так же социальные отношения, влияния среды и воздействия социальных работников, педагогов, других общественных институтов, то она строит свои исследования, привлекая возможности различных смежных наук – философии, социологии, психологии, педагогики и др.

Как развитые научные дисциплины, имеющие более длительную историю развития, данные науки позволяют интерпретировать суть проблем, с которыми имеет дело социальная работа, её предмет в собственных терминах. Тем самым возникают различные варианты понимания природы объекта социальной работы, её задач и методов, ориентированные на разные научные дисциплины. На этой основе строятся различные теоретические модели социальной работы. Данная дифференциация теоретических моделей социальной работы обусловлена, в первую очередь, выделением какого-то конкретного «участка», фрагмента в проблематике социальной работы. Так, социальная работа с индивидом больше апеллирует к психологии, а с социальными общностями – к социологии. Помимо этого, каждому направлению теорий социальной работы свойственна и внутренняя дифференциация, определяемая собственным внутренним делением соответствующей научной дисциплины.

В современной теории социальной работы принято выделять несколько групп теоретических моделей социальной работы, ориентированных на социологию, психологию, философию и педагогику. Распространённым является деление их на три группы[16]:

- социолого-ориентированные теории социальной работы;

- психолого-ориентированные теории социальной работы;

- комплексно-ориентированные теории социальной работы.

Каждая из теорий социальной работы, избирая в качестве своей теоретической базы определённую социологическую, философскую, или психологическую концепцию, конечно, несколько упрощает реальную картину, поэтому их часто обозначают как теоретические модели социальной работы. Однако любая теория в той или иной степени включает модельные представления, поэтому мы не будем проводить принципиальной разницы между теориями и теоретическими моделями социальной работы. Другое дело, если речь идёт о моделях практики (парадигмах практики) социальной работы. В данных случаях мы будем делать соответствующие оговорки, или употреблять этот термин в определённом контексте.

К социолого-ориентированным моделям относят такие модели социальной работы, как теорию систем, теорию экологических систем, радикальную и марксистскую модель социальной работы. Каждая из теоретических моделей социальной работы охватывает практически весь спектр вопросов, описывающих её основные аспекты. Прежде всего, они определенным образом интерпретируют объект социальной работы, который может выступать как совокупность социальных, психологических и прочих процессов и явлений. В зависимости от ориентации самой модели социальной работы соответствующим образом выглядит и её объект – в социолого-ориентированных теориях – это, как правило, не просто проблемы индивида, его психической жизни, внутреннего мира, но явления, выходящие за рамки индивидуального существования. Чаще всего, это тот или иной аспект социальных отношений. В психолого-ориентированных теориях социальной работы, объект интерпретируется скорее как проблемы внутриличностного характера, или как связанные с отношениями в малой группе.

В соответствии с выделенным объектом намечаются и способы воздействия – в каждом конкретном случае с опорой на идеи базовой научной дисциплины. В каждой модели обычно присутствуют теоретические и прикладные аспекты, однако они могут быть развиты и представлены в различной степени. Так в социологических теориях прикладной аспект практически тождественен исследовательскому (прикладная социология обычно понимается как эмпирические социологические исследования). А в психологических, например, он может быть уже существенно практико-ориентирован, дополнен различными методами, приёмами действий в различных ситуациях, поскольку практическая психология включает различные психологические практики.

Как следствие, в социолого-ориентированных моделях практические аспекты, связанные с оказанием воздействия на объект, вмешательством, преимущественно создаются в рамках самой теоретической модели. В психолого-ориентированных моделях возможна ситуация, когда предполагаются методы вмешательства, разработанные в лоне самой базовой дисциплины. Однако, в любом случае, идеология и цели вмешательства, планирование конечного результата относится к прерогативам самой теории социальной работы.

Исторически первыми возникли теоретические истолкования социальной работы, близкие к психологии и даже медицине. Поскольку это были только первые опыты теоретического осмысления феномена социальной работы, то вполне естественно, что их авторы использовали аналогию с некоторыми областями человеческой деятельности, направленными на оказание помощи нуждающимся. Предмет социального вмешательства в данных случаях так же мыслился по аналогии с предметом избранной в качестве «прототипа» области. Одними из первых примеров теоретического анализа социальной работы и её профессиональной философии стали работы американской основательницы научной социальной работы Мэри Ричмонд. Её сочинение «Социальные диагнозы», опубликованное в 1917 г., на долгие годы стало настольной книгой социальных работников.

Уже из самого названия видно, что ориентиром, по аналогии с которым она описывала социальную работу, была медицина. Социальные проблемы, отклонения, которые была призвана решать социальная работа, интерпретировались ею как заболевания общественного организма, или «социальные болезни». Как следствие, отсюда вытекал вывод о том, что для лечения этих социальных болезней необходимо определённое вмешательство. Разумеется, для эффективного «лечения» той или иной социальной проблемы для начала необходимо было её выявить, осознать, установить точный «диагноз». Поскольку у всякой болезни есть причины, то, следовательно, есть они и у социальных болезней, для лечения которых необходим специалист, обладающий знаниями и навыками их устранения, или облегчения положения своего «социального больного».

Такой своего рода «социальный доктор» должен знать основные типы трудных жизненных ситуаций, в которые попадают представители тех или иных социальных групп, а также набор средств, используемых в каждой из них. Появление медицинского подхода в социальной работе явилось шагом вперёд, поскольку это было первое теоретическое исследование её предпосылок и задач в обществе. Вместе с тем, нельзя не отметить его некоторую историческую ограниченность. Проводя столь прямолинейную аналогию между социальной помощью и помощью медицинской, подобный подход ставит подопечного клиента в позицию пассивного получателя помощи, лишает его инициативы и права на участие в принятие решений.

Действительно, согласно классической западной медицинской науке, от каждой болезни, поддающейся лечению, есть своё лекарство и его знает только врач. Налицо сразу два момента, которые вряд ли могут считаться приемлемыми с точки зрения современной теории социальной работы. Во-первых, здесь опять же присутствует дифференцирующий подход, свойственный классической гносеологии, разделяющей и общество и человека на подразделы, удобные для познания, описания и управления.

Во-вторых, уподобляя знание сущности социальных проблем знанию естественнонаучному, каковым является врачебная наука, он искусственно создаёт отчуждение клиента от данной деятельности и её понимания, а, значит, препятствует формированию у него активного, заинтересованного участия в решении собственных проблем. Как показывает исторический опыт, везде, где от клиента не требуют соучастия в преодолении собственных трудностей, рано или поздно проявляются иждивенческие настроения, снижается эффективность оказываемой помощи.

Данная теоретическая реконструкция социальной работы, таким образом, основывается на директивном (буквально – «направляющем») подходе, при котором знающий специалист помогает «незнающему» и пассивному подопечному. Подобные недостатки были неизбежны на начальном этапе развития теории социальной работы, когда её принципы и закономерности только начинали устанавливаться и осмысливаться. К достоинствам данного варианта теории социальной работы можно отнести то, что это была попытка создать первое научное, отличное от традиционного и религиозного объяснение социальной работы. Был поставлен вопрос о её технологизации, выделены примеры типичных проблем у ряда категорий населения, и систематизированы методы оказания помощи, пригодные для использования. В своей деятельности М. Ричмонд и Д. Адамс впервые сумели показать, что у общества есть болезни, которые нужно лечить. При этом они нашли легитимную форму для выражения своих идей, которая, не вызвала социально-классовую конфронтацию в обществе, как это произошло с марксистским учением.

Позднее, в первой четверти прошлого столетия, благодаря распространению идей психоанализа, сложилось так называемое диагностическое направление в социальной работе или диагностический подход, с которым тесно связана психодинамическая теоретическая модель социальной работы. В рамках данного подхода акцент делается на диагностику проблем клиента, которые чаще всего интерпретируются как внутриличностные, связанные с внутренним психическим опытом индивида. Иногда диагностической называют научную школу социальной работы, основанную М.Ричмонд, учитывая то, что диагностический подход развился на основе медицинской школы социальной работы. Однако чтобы не вносить путаницы в эти понятия, мы будем проводить чёткую грань между этими школами социальной работы.

В соответствии с теорией психоанализа в данной модели большое внимание уделяется индивидуальному психическому опыту, в частности детскому, который рассматривается не только как причина возникновения проблемы, но и отчасти как способ её решения. Логика рассуждений здесь такова: раз она лежит в плоскости психики индивида, то и решать её нужно методами психологии, в том числе психотерапии. При этом акцентируются традиционные для психоанализа моменты, на которые указывают и современные исследователи социальной работы[17].

Как и любая доктрина, психодинамическая модель базируется на некоторых принципах, своего рода постулатах, согласно которым специалист должен оценивать ситуацию и планировать собственные действия. Среди них положения о том, что каждый индивид представляет уникальный сплав актуального и прошлого психического опыта. Далее, считается, что на психо-эмоциональное состояние индивида влияет его положение в малой контактной группе. Утверждается, что каждый индивид способен к развитию и изменениям. Считается, что помочь ему можно методами психотерапии.

Достоинствами психодинамической модели социальной работы является то, что она, как и другие психолого-ориентированные теоретически модели социальной работы позволяют реализовать индивидуальный подход к каждому клиенту, глубоко вникнуть в его ситуацию, рассмотреть все аспекты его проблем. Кроме того, в отличие от некоторых других психолого-ориентированных моделей социальной работы, психодинамическая модель не столь склонна к схематизации, а значит и потери индивидуального содержания как, скажем, бихевиористская.

Несмотря на определённые общие психоаналитические принципы, используемые для объяснения и практического воздействия, в центре внимания здесь оказывается опыт данного индивида, и именно от него отталкивается специалист по терапии или социальной работе. Вместе с тем, данная теория социальной работы несёт на себе всю ограниченность и недостатки психоаналитической теории. Прежде всего, к ним относятся сведение психической жизни, а вместе с ней и социального бытия индивида к деятельности бессознательного, которое предстаёт в качестве некоего невидимого, незримого дирижёра, детерминирующего поведение индивида. Тем самым недооценивается роль сознания, сознательно-волевой регуляции в его поведении. Обобщения и выводы психоанализа были получены на основе наблюдения за людьми, страдающими психическими расстройствами, поэтому вопрос об их универсальности и применимости ко всем типам и состояниям личности до сих пор открыт.

Ещё одной распространённой психолого-ориентированной теоретической моделью социальной работы является бихевиористская модель, использующая термины, идеи и методы психологии бихевиоризма. Причинами популярности данной модели, как и соответствующего психологического направления, стало то, что они всегда стремились основываться на принципах, удовлетворяющих самым строгим критериям научности. В атмосфере быстрого прогресса естественных наук и определённого недоверия к гуманитарному знанию, сложившегося в первой половине XX столетия, данная тенденция стала вполне объяснимой и даже закономерной.

В основу рассматриваемой модели социальной работы положены известные постулаты бихевиоризма об обязательной наблюдаемости изучаемых явлений и верифицируемости всех полученных утверждений, т.е. сведении их к «предложениям наблюдения». Доступным внешнему наблюдению, чувственной регистрации является индивидуальное и групповое поведение, которое и стало основным объектом изучения бихевиористских концепций и дало название самому направлению (от английского «behaviour» – поведение).

Основными понятиями, используемыми различными бихевиористскими построениями, помимо понятия «поведение», являются понятия «стимул», «реакция», «подкрепление», «поведенческая программа», «стратегия поведения», «научение», «упражнение» и др. Поскольку поведение любого индивида строится на стремлении к адаптации к окружающей среде, что позволило бы удовлетворять его основные потребности, то предполагается, что оно является результатом взаимодействия двух факторов – внутренних потребностей индивида и внешних воздействий. Одним их главных положений бихевиоризма является идея, что поведение индивида строится таким образом, чтобы внешние воздействия способствовали его благополучию и безопасности, получению им удовлетворения от этих воздействий (стимулов).

Само по себе это положение не вызывает возражений, поскольку взаимосвязь индивидуального поведения и влияний внешнего окружения очевидна. Однако если внешние воздействия в бихевиористской модели рассматриваются довольно широко и охватывают практически весь спектр возможных стимулов, то собственно субъективная характеристика индивида сводится приверженцами бихевиоризма к стремлению к получению удовлетворения, или удовольствия. Некоторые современные представители данного течения так и формулируют своё понимание сути человеческого поведения, которое, по их мнению, является «функцией удовольствия».

С таким взглядом нельзя полностью согласиться, ибо сведение индивидуального поведения к такой доминанте, как стремление получать внешние позитивные стимулы, поощрения, похвалы, своего рода награды за определённые формы поведения, конечно, недопустимо упрощает его суть и существующие внутренние и внешние взаимосвязи. В этой связи бихевиористскую модель стоит признать ограниченно применимой в социальной работе. Своё применение она может найти там, где другие интерпретации не позволяют разобраться в ситуации клиента или отсутствует возможность для получения информации для их полноценного применения.

Применению бихевиористской модели социальной работы способствует то, что она достаточно хорошо разработана и весьма технологична. Её применение, возможно, оправдано там, где не удаётся установить тесный контакт и доверительные отношения с клиентом. В частности, такая ситуация возможна в карцерных заведениях, таких как армия, пенитенциарные учреждения и т.п. В этом случае социальная работа используется не только как механизм защиты подопечного, но и инструмент социального контроля, направленного, опять же, в том числе, и на обеспечение прав и безопасности своего клиента.

Тем не менее, и в этих ситуациях нельзя забывать, что данная модель исключает из рассмотрения как «неверифицируемые» важные аспекты человеческой личности. Как следствие, она подвергается риску бездушной формализации, подмены подлинных задач социальной работы, детерминируемых её ценностями и философией, манипулятивными техниками, цель которых – добиться от подопечного нужного поведения.

Несмотря на техничность данной модели, нельзя игнорировать в ней указанный момент манипулятивности. Если избранный специалистом подход не рассматривает мотивационную и ценностную сферу своего клиента, то клиент может предположить, что данные значимые для него стороны его существования, определяющие его эмоционально-психологическое благополучие, не беспокоят социального работника. В случае подобного восприятия подопечным предоставляемой помощи и целей вмешательства неизбежно возникает отчуждение или даже враждебное отношение по отношению к социальному работнику и его действиям.

В итоге в ответ он может получить эффект «обратной манипуляции», когда подопечный клиент может прибегнуть к имитации ожидаемого «позитивного» поведения. У работника, вооружённого лишь бихевиористским подходом, может не оказаться средств и инструментов для определения подобной имитации. Кстати говоря, именно в карцерных заведениях, т.е. там, где доверительный контакт с клиентом, как правило, затруднён и, следовательно, показано применение бихевиористской модели, наиболее высока вероятность указанной имитации ожидаемого поведения. Что касается его причин, то оно может быть избрано с целью ослабления санкций или давления со стороны администрации или самого социального работника.

Данное реальное противоречие весьма сложно разрешить, не предприняв какие-либо шаги по сближению с наблюдаемым, демонстрации ему заинтересованности социального работника в его проблемах. Заинтересованности, конечно, искренней, – и профессиональной и личностной, но никак не формально-демонстративной, «технологической». Разорвать этот замкнутый круг можно только личными усилиями специалиста, доказательством своего участия в судьбе подопечного. Возможно, перед специалистом в такой ситуации встанет вопрос о выходе за границы бихевиористского подхода, и сочетании его с другими инструментов социальной работы. Однако данная тема требует отдельного разговора и будет рассмотрена ниже.

Итак, социальному работнику, избравшему бихевиористский подход в своей деятельности, всегда нужно помнить о потенциально возможной имитации своими клиентами тех форм поведения, которые требуются от них в соответствии с социальными нормами и сложившейся ситуацией. Поэтому его можно использовать как вспомогательный или переходный вариант и стремиться к тому, чтобы всё же не игнорировать достижения психологической науки, философии и педагогики, и понять ценностные ориентации индивида, его установки, мотивацию и эмоциональные детерминанты.

К психолого-ориентированным теоретическим моделям социальной работы относят и такие, теоретические и методологические основы которых близки к философии, или соприкасаются одновременно с философской и психологической проблематикой. К примеру, экзистенциальная модель апеллирует к некоторым идеям философии экзистенциализма, а гуманистическая – к гуманистической психологии А. Маслоу и К. Роджерса, восходящей к основополагающим положениям философии гуманизма.

Напомним, что философия экзистенциализма представлена знаменитыми немецкими философами прошлого столетия – К. Ясперсом, М. Хайдеггером, французский экзистенциализм – трудами Ж.-П. Сартра, А.Камю. Предтечей экзистенциализма явились идеи датского философа XIX в. С. Кьеркегора, русского философа Н.Бердяева. К основным постулатам экзистенциализма относится идея экзистенции (от латинского «existentia» – существование). Экзистенция, отражающая, с одной стороны, конечность и трагизм человеческого существования, с другой – только и позволяет через осознание его конечности обрести смысл собственного бытия и отделить истинные ценности от того, что навязывает индивиду повседневность.

Экзистенциальная модель социальной работы сугубо индивидуалистична, она перенимает основную проблематику у базового философского направления, – проблематику бытия индивида, «заброшенного» в мир, которому этот мир противостоит как чуждый и в некоторых чертах враждебный его личности. Данная модель не ставит своей целью какие-либо социальные изменения, её в меньшей степени интересуют социальные связи и взаимодействия клиента. Главное, с чем она «работает» – это сознание индивида, осознание им себя и своего бытия в мире.

Рассматриваемый экзистенциальный подход в социальной работе не ограничивает себя какими-либо психологическими, экономическими или социальными детерминантами, оказывающими влияние на существование человека. Он настаивает на его абсолютной внутренней свободе – свободе нравственного выбора, выбора своего образа жизни, жизненных целей и собственной природы. Известный постулат экзистенциализма о том, что человек делает себя сам, остаётся здесь в силе. Проблемы, с которыми сталкивается личность, экзистенциальная теория рассматривает как проблемы смысла бытия, его потери или обретения, свободы личности, которая достигается в случае постижении индивидом собственной экзистенции, что в самой философии экзистенциализма выступает как процесс в значительной степени иррациональный, интуитивный, однако имеющий вполне рационально постигаемые предпосылки.

Чаще всего это события в жизни человека, которые ставят его на грань бытия и ничто, в «пограничную ситуацию», оказавшись в которой, он способен изменить взгляд на мир и собственную жизнь, обрести внутренние силы, вернуться и придерживаться подлинных ценностей даже если всё его окружение стремится нивелировать его личность, и привести к некоему усреднённому стандарту мышления и существования.

Социальная работа, базирующаяся на теоретических и мировоззренческих постулатах экзистенциализма, востребована в тех случаях, когда требуется помощь индивиду, переживающему трудности в связи с «экзистенциальным кризисом» – потерей близких людей, болезни, существенно ограничивающей его возможности и т.п. Трудность ситуации, с одной стороны, объективно осложняет состояние индивида, с другой – создаёт предпосылки для использования экзистенциального подхода. При этом данная модель социальной работы отказывается от технологизации деятельности специалиста, подчёркивая, что в таком случае неизбежно происходит объективирование клиента, превращение в объект манипулятивных действий.

В противовес технологии экзистенциальный подход делает акцент на феноменологии деятельности социального работника, т.е. постижении и принятии своего клиента как он есть – с его индивидуальностью и подлинно человеческой субъективностью. Тем самым он чётко определяет себя как недирективный подход, рассматривающий клиента социального работника как равноправного субъекта взаимодействия, оставляющий за ним право выбора. Ориентиром для деятельности социального работника в данном случае служит задача расширения горизонта восприятия субъекта и формирования сознания и мироощущения собственного «бытия-в-мире» и достижении на этой основе переоценки ценностей. Так становится возможным изменить стиль жизни, интересы своего клиента, помочь ему сосредоточиться на новых значимых явлениях, которые помогут сделать его существование осмысленным и содержательным, и, что немаловажно, индивидуально и социально ответственным.

Отказ от технологичности в экзистенциальном подходе не означает его полную бессистемность. Образно выражаясь, главная технология специалиста, избравшего экзистенциальный подход – это поиск подлинного человеческого смысла. За этим стоит постулат о возможности преодоления ограниченности индивидуализма собственной экзистенции и установлении общности духа как, выражаясь языком Хайдеггера, «со-знания» через которое достигается обнаружение «со-бытия» человечества и «со-вести» как подлинно человеческого объединяющего начала.

Сама социальная работа в ракурсе экзистенциального подхода понимается как некий институт «возвращения» человека к самому себе и духовности своего существования. С учётом того, что существуют как религиозные, так и нерелигиозные разновидности экзистенциальной философии, можно сказать, что социальная работа отчасти берёт на себя функции религии, призванной поддерживать духовность в людях в современном секуляризованном обществе.

Создатели экзистенциализма, вероятно, не подозревали о подобном использовании их учения и, возможно, не все из них согласились бы с подобной «экзистенциальной практикой». Как и в любой философии, в данном направлении присутствует момент самоопределения личности, самостоятельного поиска человека и его прихода к определённым идеям. Однако ни одна философская школа не отрицала институт ученичества и, соответственно, наставничества – начиная с Пифагора и Сократа и заканчивая религиозным подвижничеством святых апостолов.

Ни светская, ни религиозная философская традиция не видит ничего зазорного в оказании духовной помощи человеку, нуждающемуся в ней для самосовершенствования, закалки своего духа и развития интеллекта. Если верны слова Ж.-П. Сартра о том, что экзистенциализм – это гуманизм, то такое использование его багажа оправдано и даже необходимо в обществе тотального отчуждения и индивидуализма, господства массовой культуры и потребительской психологии, нередко ведущих к потере человеческой самобытности.

Гуманистический посыл экзистенциального подхода в полной мере присущ и модели социальной работы, основанной на идеях и принципах гуманистической психологии. Как и в экзистенциализме, всё здесь отталкивается от принципа наличия потребности индивида к саморазвитию, определению и реализации собственной человеческой сущности, определённой «воли к смыслу». В отличие от экзистенциальной, в гуманистической модели социальной работы субъект рассматривается в обычной жизненной ситуации, поэтому она более универсальна и применима не столько в трудной жизненной ситуации, сколько в ситуациях, требующих личностного развития индивида.

Как известно, значительное место в гуманистической психологии занимает иерархическая модель мотивации, которая рассматривается как универсальная и врождённая. В соответствии с ней каждому человеку присуща определённая многоуровневая структура потребностей, в которой выделяются и базовые, отвечающие за обеспечение физического существования индивида, и потребности более высокого порядка, понимаемые как потребности развития. В несколько упрощённом варианте она известна как «пирамида потребностей» А. Маслоу. Хотя данная фигура часто используется в качестве пространственной геометрическая схемы данной структуры, она не отражает полностью и вполне точно основные принципы рассматриваемой концепции.

Образ пирамиды чаще всего используется там, где хотят подчеркнуть – как один из главных – момент ранжирования уровней, их соподчинённости в рамках единого функционирующего целого. Хотя в самой пирамиде нет каких-либо других структурных элементов, помимо граней, попытки её физического воспроизведения людьми из разных природных и искусственных материалов и элементов приводят к пошаговому строительству от уровня к уровню. Таким образом, в реально построенных людьми физических (а не абстрактно-математических) пирамидах, как правило, присутствуют верхние и нижние слои и данный образ часто использовался в качестве модели социальной или личностной структуры, подчёркивающей наличие в ней «высших» и «низших» элементов.

Безусловно, сложная био-психо-социальная природа человека позволяет выделять в структуре личности компоненты и более высокого, и более «низшего» порядка. Подобный шаг подчёркивает направленность, устремлённость человека к определённым идеалам, представлениям о высшем, о должном в соответствии с которыми, он строит свою деятельность и всю жизнь в целом. Вектор личностного развития, в соответствии с древнейшей религиозной традицией, направлен вверх, указывая на небеса как на место обитания высших сил. Соответственно, наиболее совершенные и благородные качества человека изображались как его высшие устремления в противовес «низшим», или «низменным».

Использование данного образа для описания структуры потребностей, конечно, весьма условно. В случае упрощённой трактовки этой «пирамиды» потребностей она понимается таким образом, что потребности более высокого порядка появляются у индивида только в том случае, когда удовлетворены предшествующие, базовые потребности. Однако само по себе это не совсем верно, так как остаётся во многих случаях неясно, что значит потребности «удовлетворены». Дело в том, что невозможно указать какой-то определённый уровень, когда потребности будут удовлетворены полностью. Более того, удовлетворение потребностей носит процессуальный возобновляемый характер, следовательно, данный процесс требует систематического возобновления.

Изображение структуры потребностей в виде вертикальной субординации порождает иллюзию первичности и, более того, самодостаточности базовых, материальных потребностей. Пирамида как раз и выступает символом материальной силы, и использование ее в данном случае часто может быть истолковано как определённое «неравноправие» различных потребностей по принципу: «сначала материальные, затем – духовные», или «материальные детерминируют духовные», материальные более важные, необходимые, без социальных и духовных «можно прожить». Без удовлетворения социальных и духовных потребностей человек может просуществовать, без удовлетворения материальных – нет и т.п.

Это распространённое заблуждение не учитывает факта целостности человеческой природы, того, что все потребности действуют в комплексе, и одни не существуют в отрыве от других. Пирамида подчеркивает устойчивость человеческой личности, которая обеспечивается удовлетворением базовых потребностей, но потребности высшего порядка оказывают на материальные потребности не меньшее активное воздействие. Они обусловливают меру и избирательность их удовлетворения. Подлинно человеческое существование так же невозможно без удовлетворения потребностей высшего порядка, как и без удовлетворения базовых. Схематизация в виде пирамидальной структуры не учитывает и индивидуальных отличий между людьми.

Суть философии, заложенной в теории потребностей, заключается в том, что потребности более высокого порядка обусловливают развитие личности и у каждого человека непременно заложена высшая потребность в самоактуализации, креативности. В данном контексте социальная работа видится как помощь и содействие в создании условий для того, чтобы пробудить и развить всю гамму потребностей индивида. Специалист при этом опирается на наличие этих потребностей как внутреннюю мотивацию, своего рода пружину, побуждающую человека к действию.

При этом предполагается, что человек не детерминирован только внешними ситуациями и открыт к самореализации, что каждый человек целостен и индивидуален, а главной психологической реальностью являются переживания человека. Гуманистическая теория социальной работы предлагает недирективную психотерапию, центрированную на клиенте, в основе которой лежит принцип не давать советов клиенту и избегать оценок его поведения, но актуализировать его творческие потенции, требующиеся для самостоятельного решения его проблем[18].

Другую группу теорий социальной работы составляют социолого-ориентированные теории, которые исторически стали развиваться позже – преимущественно во 2-й половине XX в., с приходом НТР и развитием системных исследований. В отличие от психолого-ориентированных теорий, последние видят объект социальной работы не столько в поведении индивида, или его внутренних качествах и психических процессах, личностных характеристиках, сколько в системе социальных отношений. Если теории психосоциальной работы можно рассматривать как теории, описывающие способы достижения индивидом приемлемого уровня психосоциального функционирования на уровне микросреды, то социолого-ориентированные теории по своему характеру уже ближе к макросоциологическим теориям социальной работы.

Как мы уже выяснили в теме, посвящённой системному подходу, данная методология ориентирует исследователя на целостное видение и воздействие на систему. Социологические подходы (теории) как правило, исходят из того, что индивидуальные проблемы являются следствием каких-либо общественных социальных процессов и явлений. Соответственно, данные теоретические модели видят задачу социальной работы в том, чтобы помогать не столько отдельному индивиду, сколько изменять всю систему социальных отношений, стараясь устранить сами причины социальных проблем, а не ограничиваться лишь борьбой со следствиями.

Первые появления социологической интерпретации объекта и задач социальной работы относится к 30 – 40-м годам прошлого столетия, когда стали распространяться идеи функционализма. Функционалистское истолкование (имеется в виду структурный функционализм) социальной работы предполагает, что она выступает в качестве одного из институтов общества, обеспечивая его гомеостатическое, равновесное состояние. Структурный функционализм изучает функции, которыми обладает всякий общественный институт в рамках общественного организма и которые он выполняет в целях поддержания его целостности и сохранения. Данный подход нацелен на понимание тех взаимосвязей, которые существуют между различными общественными явлениями, общественными институтами, социальными структурами, сферами общественной жизни.

Особенностью моделей социальной работы, основанных на социологическом подходе, является то, что здесь наблюдается определённый отход от традиционного понимания социальной работы как непосредственной помощи индивидам и группам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Коль скоро причины проблем, которые возникают у клиентов социальной работы, видятся на уровне системы социальных отношений, то и действия института социальной работы, реализация его функций предполагается на общесоциальном уровне. Конечно, такое видение не исчерпывает всего разнообразия методов и уровней социальной работы и не отменяет её более традиционных форм и направлений, так как всегда были и будут индивидуальные клиенты, которым необходима помощь «здесь и сейчас», в данный момент.

Социологическая интерпретация объекта и методов социальной работы скорее дополняет представления о традиционной психосоциальной работе. Согласно социологическому подходу помимо индивидуальной и групповой помощи необходимо осуществлять деятельность по коррекции системы социальных отношений, законодательства, системы норм и ценностей, присущих обществу в целом структурными методами. Деятельность подобного рода уже выходит за рамки непосредственного процесса оказания помощи конкретному индивиду, однако она фактически направлена на оказание помощи сразу многим индивидам – тем или иным категориям населения, целым социальным группам.

Тем самым она предполагает анализ социальных явлений, в частности, негативных, а также их причин и способов нейтрализации, смягчения их последствий и принятие решений, позволяющих добиться этих целей. Как, следствие, её субъектами выступают уже не только социальные работники, но и органы социального управления: это могут быть как органы местного самоуправления, так органы государственной власти, без участия которых данные решения не могут быть приняты.

Общесоциальный уровень социальной работы, таким образом, пересекается по своему содержанию с социальной политикой государства. Но государство не всегда оказывается готово и согласно на проведение тех изменений, которые предлагают учёные-исследователи или какие-либо институты гражданского общества. Здесь возникает проблема организации диалога и поиск эффективных форм взаимодействия государства и институтов гражданского общества, в том числе и социальных служб, представляющих интересы своих клиентов. В любом случае, государство, как один из основных социальных институтов в контексте функционалистского подхода более других заинтересовано в поддержании стабильности общества, устойчивого функционирования всех его подсистем. Однако если государству недостаёт активности в области социальной политики, решения насущных социальных проблем, то можно предположить, что возможности функциональной модели социальной работы в данном случае окажутся ограниченными.

Задачи социальной работы рассматриваемая модель видит в поиске факторов, вызывающих дисфункции тех или иных социальных институтов и, соответственно, поиск условий, которые обеспечили бы их стабильное функционирование. Однако здесь функциональный подход ждут известные трудности, связанные с тем, что в действительности интересы различных институтов, как и разных социальных групп часто оказываются противоречивы и не могут быть реализованы без ущерба для других социальных субъектов.

Функционализм же отличает определённый «объективизм» в рассмотрении социальных явлений. Каждый феномен с его точки зрения имеет своё предназначение в рамках социальной системы и выполняет определённую функцию, т.е. в каком-то смысле оказывается полезен, или, во всяком случае, не бесполезен. Тем самым он «объясняет», а по сути, оправдывает некоторые негативные общественные явления – социальное неравенство, преступность, суицид и т.п. Такой подход к пониманию общественных явлений в рамках функционализма неудивителен, так как исторически он восходит к идеям органицизма Спенсера и Конта, биологизировавших общественную жизнь.

Данная позиция, разумеется, несовместима с ценностями социальной работы, которая декларирует необходимость активного вмешательства для предупреждения распространения подобных социальных явлений в обществе. Главной ценностью функционализма является целостность и благополучие системы. Это благое само по себе намерение всё же ограниченно, если иметь в виду существенную качественную разницу между системами. Действительно, для биологических и экосистем благом является наличие устойчивой пищевой пирамиды, но совершенно абсурдно переносить подобную аналогию на общество.

Современная профессиональная социальная работа базируется на ценностях гуманизма и активного действия, исторически наследуя систему ценностей филантропии и благотворительности, взаимопомощи и общественного призрения, милосердия и сострадания нуждающимся в помощи. С этой точки зрения общество не может закрывать глаза на описанные выше негативные явления и исходить из принципов приоритета прав и интересов группы, организации над интересами личности.

Другим недостатком функционалистсткой модели является её консерватизм, унаследованный от базовой социологической теории. Известно, что классики функционализма абсолютизировали наличное состояние системы, если оно обнаруживает себя как стабильное, равновесное. Применительно к обществу это означает повышенное внимание к его функционированию при отрицании необходимости социальных изменений, развития тех или иных сфер общественной жизни, да и всего общества в целом. Чтобы избежать отмеченных трудностей, применение функциональной модели социальной работы, возможно, к примеру, на базе «индивидуалистского функционализма» (Б.Малиновский), ориентированного на анализ того, как социальные институты способствуют нормальному психосоциальному функционированию индивида и удовлетворяют его потребности.

Эти недостатков лишена или почти лишена теоретическая модель социальной работы, основанная на идеях системного подхода. В предыдущих темах мы уже рассматривали статус и применение системного подхода в социальной работе. Среди его разновидностей в качестве теоретической базы социальной работы чаще других называют общую теорию систем. Она была предложена австрийским биологом Л. фон Берталанфи в 30-е годы XX века. Несмотря на то, что данная теория признаёт изоморфизм законов, управляющих функционированием различных системных объектов, и, следовательно, так же, как и функционализм, «теряет» специфику общества как социальной системы, она не отрицает его открытость, способность к изменениям и их необходимость.

К сказанному ранее об использовании системной теории в качестве теоретико-методологической базы социальной работы добавим, что она ориентирует как исследователей, так и специалистов практиков на целостный анализ тех проблем, которые фигурируют в качестве объекта социальной работы. Возвращаясь к приведённым выше примерам, отметим, что при анализе и борьбе с негативными социальными явлениями – такими, как упомянутые выше наркомания, алкоголизм, суицидальное поведение, противоправные действия, с точки зрения подхода, диктуемого данной теоретической моделью, необходимо искать и различные социальные причины подобных явлений и воздействовать на них.

К факторам, которые их порождают, могут относиться неблагоприятная нравственная атмосфера в обществе, существенное социальное неравенство, порождающее стремление у части членов общества достигнуть доступного другим уровня благополучия противоправными способами. Рост преступности среди молодежи может вызывать, к примеру, комплекс факторов, таких как проблемы с трудоустройством и высокий уровень безработицы, агрессивная реклама, навязывающая высокие социальные стандарты жизни, недостатки системы образования и воспитания, кризис института семьи, процессы социальной аномии в переходные периоды общественного развития.

Для устранения причин, порождающих данные явления, минимально необходимым требованием является доведение информации о них и их влиянии на состояние общества до властных институтов общественной системы. Следующим условием их преодоления является принятие данными институтами соответствующих решений, направленных на борьбу с этими явлениями. Другими словами, общество, как сложная социальная система, должна обладать положительной обратной связью, т.е. должен существовать способ, каким различные структуры (социальные группы, институты) могут доводить информацию до «управляющего центра» и оказывать воздействие на принятие им управленческих решений.

В демократическом обществе, с его политической децентрализацией и относительной самостоятельностью субъектов политической деятельности, перспективы использования данного подхода выглядят более реальными, поскольку в таких общественных системах принятие политических властных решений часто переносится на региональный и местный уровень, а сам процесс принятия решений происходит во взаимодействии с различными институтами гражданского общества.

Близкой к рассмотренной теории социальной работы является теория экологических систем, которая так же подчеркивает системный характер организации социального бытия индивида. При этом она акцентирует внимание на его включённость во внешние социальные и социо-экологические системы и рассматривает взаимодействие этих систем. Индивид и внешнее природное и социальное окружение стремятся к взаимной адаптации. Если человек приспосабливается, претерпевая при этом определённые изменения, и среда поддерживает эти изменения, то взаимная адаптация существует. Проблемы, возникающие в данном случае, понимаются как рассогласованность в функционировании данных систем, а путь выхода из этой ситуации видится в необходимости взаимной адаптации этих систем друг к другу. Социальные проблемы сокращают возможности взаимной адаптации индивида и среды. Задача социальной работы в контексте данной теории заключается в том, чтобы способствовать усилению адаптивных способностей человека, а также обеспечить влияние на его окружение, чтобы добиться взаимной адаптации.

Как уже было отмечено, институты, от которых зависит принятие решений, способствующих общественным изменениям, и, прежде всего, институты власти, не всегда оказываются готовы к тому, чтобы принять необходимость подобных перемен и проводить их в жизнь. В частности, это справедливо для общества, в политической системе которого отсутствует или ослаблена обратная связь, и широкие социальные слои и общественные институты не оказывают влияния на направление развития общества и решения, принимаемые институтами власти. Реакцией на такого рода консерватизм социальных и политических систем во все времена были социальные теории протестного характера, акцентирующие внимание на необходимости социальных перемен и участии народных масс в управлении обществом, т.е., по сути, в демократизации общественной жизни.

Здесь сходятся два принципа общественной жизни – то, что благоприятно для личности, то, в конечном счёте, благоприятно и для общества. Понятно, что путь к указанной гармонии личности и общества, индивидуальных, групповых и общественных интересов очень труден и долог, однако очевидна истина, что не может быть стабильным и устойчивым общество, где личность подавляется или дискриминируется. Стало быть, путь к устойчивости общественной системы в достижении большего социального равенства, свободы и справедливости. Известная мысль о том, что свобода каждого является условием свободы всех, необычайно чрезвычайно актуальна в данном контексте, ибо она показывает, что социальные, экономические, политические и нравственные параметры того или иного общества напрямую зависят от степени свободы личности. Там, где процветает угнетение и эксплуатация, не может быть устойчивого развития и стабильного функционирования, так как такое общество неизбежно сталкивается с нарастанием нерешённых социальных противоречий, ростом социальной напряжённости. Его то и дело сотрясают различные социальные катаклизмы, будь то гражданские войны, революции или менее крупные – такие, как восстания, бунты и погромы и т.д.

В социальной работе к теоретическим моделям, выражающим протест против социальной несправедливости и стагнации общества, относятся радикальная и марксистская. Из курса философии и экономической теории вам наверняка известны основные положения марксистского учения, его революционный характер. Что же касается характера второй модели, то о нём много говорит уже само её название. Обе модели так же явно тяготеют к социологическому, или, возможно социально-философскому подходу и отдают приоритет структурной социальной работе в противовес психосоциальной.

Радикальная модель социальной работы не имеет однозначно чётко выраженной теоретической базы. Скорее это декларация, или, своего рода, манифест структурного подхода в социальной работе, указывающего на ограниченность традиционной индивидуальной психосоциальной работы. Стремление решать социальные проблемы в корне, радикально, отражает один из аспектов данной теории. Другой фиксирует выбор методов, которые необходимы для достижения столь серьёзных целей. Иначе говоря, радикальные цели требуют радикальных методов их достижения.

Целями, провозглашаемыми описываемой моделью социальной работы, выступают лечение социальных болезней на их самом глубинном базовом уровне – общесоциальном. Очевидно, что в силу переплетения и взаимозависимости многих социальных явлений для этого потребуется выход за рамки какой-то одной проблемы, что сближает радикальный подход с системным и другими структурными теориями социальной работы. Радикальная модель полагает, что искать источник многих проблем индивида стоит в том социальном порядке, который господствует в данном обществе. И если подобные проблемы встречаются у многих индивидов или с ними сталкивается большинство представителей определенных социальных групп, то необходимо менять статус данной группы в обществе относительно статуса остальных групп.

К примеру, если велик и при этом ещё и растёт уровень безработицы среди трудоспособного населения, необходимо не только выплачивать пособие зарегистрированным безработным и организовывать их переобучение, но и изменить государственный подход в политике занятости. К примеру, можно усилить элементы государственного регулирования рынка труда, приняв соответствующие законы, которые обеспечили бы социальные гарантии безработных в случае увольнения, – в том числе и от работодателя. Или, может быть, проведя частичную национализацию и увеличив долю государственного сектора в экономике. Наконец, изменив налоговое законодательство и сделав привлекательным развитие новых областей деятельности, выделив дополнительные средства для развития малого бизнеса и самозанятости. Дополнительными мерами могло бы стать введение в школьную программу форм обучения, способствующих росту популярности востребованных на рынке профессий – в частности, рабочих и строительных специальностей, сформировав в обществе позитивный и привлекательный имидж рабочих специальностей.

Часть из этих методов в настоящее время используется, однако недостаточно активно и в основном разрозненно различными институтами – образованием, службой занятости, органами местного самоуправления. С точки зрения данной концепции, необходима интеграция на организационном и содержательном, методическом уровне – необходим координирующий центр с властными или, по крайней мере, консультативными функциями.

Для достижения поставленных целей может оказаться недостаточно усилий института социальной работы. В случае, когда потребности тех или иных социальных групп не находят удовлетворения и их нужды остаются без внимания органов власти, данная модель предполагает вовлечение общества в борьбу за свои социальные права и благополучие. Оставаясь всецело в рамках законодательства и планируя свою деятельность на легитимных началах, радикальная социальная работа делает ставку на общественное движение, организацию массовых акций, кампаний в средствах массовой информации с целью привлечения внимания общественности к социальным проблемам и оказания давления на власть. К таким «радикальным» мерам можно отнести мирные марши, пикетирование государственных органов, сидячие забастовки, акции гражданского неповиновения и т.п.

Непрояснённым в таком случае остаётся статус самих социальных работников. В отличие от профсоюзов, которые поддерживаются трудящимися определённых отраслей, подобные социальные службы скорее должны напоминать общественные движения. Вместе с тем, они вряд ли могут рассчитывать на статус государственных социальных служб и учреждений, поскольку государство, скорее всего, не будет содержать столь активные структуры, указывающие ему на его собственные недостатки и организующие население на протестные действия. Таким образом, статус социального работника в рамках рассматриваемой модели требует ещё своего осмысления и уточнения.

Ещё менее ясен статус специалиста по социальной работе в её марксистской интерпретации. Классическая марксистская теория в её аутентичном (изначальном) варианте гораздо более радикальна, нежели «радикальная модель» социальной работы. Хорошо известно, что она рассматривает капиталистическое общество как преходящее, причём полное противоречий, неразрешимых в рамках данного общественного строя.

Подробно описывая и анализируя все недостатки капиталистической системы, марксизм предрекает ему скорую гибель в результате социалистической революции. Такие пороки капитализма, как стихийность экономического развития и постоянно углубляющиеся экономические кризисы, социальное неравенство, обусловленные главным противоречием капитализма – противоречием между общественным характером труда и частным характером присвоения его результатов, могут быть изжиты при упразднении частной собственности на средства производства, что может быть достигнуто только посредством революционного преобразования общества.

В таком классическом варианте марксизма социальная работа получает скорее негативную оценку, (равно как и предшествующая ей благотворительность), поскольку она рассматривается как институт сглаживающий, хотя и не принципиально, противоречия капитализма, и только продлевающий его углубляющийся кризис и отдаляющий его неизбежный крах. Социальная работа, в данном случае, выглядит чуть ли не как реакционный институт, или, во всяком случае, сдерживающий прогрессивное развитие общества.

Само понимание прогресса в марксизме неразрывно связано с идеей насилия в историческом развитии, которое проявляется не только в революционных переходах общества от одной общественно-экономической формации к другой, но и в классовой борьбе, угнетении и многовековой эксплуатации одних классов другими. Как известно, марксистская социальная философия рассматривает насилие в истории как допустимое и неизбежное – в роли некоей «повивальной бабки», которая помогает сломить сопротивление реакционных социальных и политических сил и родиться новому общественному строю.

Однако социальная работа, как мы знаем, базируется на иных ценностях. Её подход можно охарактеризовать как гуманитарный, не делящий людей на дружественные или враждебные сословия и классы, и напоминающий этим позицию врача, оказывающего помощь нуждающемуся человеку, кем бы он ни был. В марксизме подобный подход был раскритикован как внеклассовый, абстрактно-гуманистический, не учитывающий конкретно-исторической ситуации, которая требует, по его мнению, применения насилия к классовому врагу.

Поскольку в классовом обществе все институты, включая государство, также носят классовый характер, то оно выражает и отстаивает интересы господствующих классов – крупных землевладельцев, промышленников и банкиров. С этой точки зрения прогрессивно и, более того, – морально (с точки зрения классовой морали) всё, что служит упразднению эксплуататорского буржуазного государства. И напротив, то, что поддерживает его существование, объявляется реакционным.

Так, даже в советское время в нашей стране благотворительность трактовалась в философской литературе как «подачка» со стороны господствующих классов неимущим слоям некоторой части общественного богатства, которое они несправедливо присвоили благодаря эксплуатации тех, кому они теперь «помогают» и преподносят это как добрую волю. По сути, собственники лишь возвращают часть несправедливо отнятого богатства у трудящихся, которое те создали своим собственным трудом. В итоге, если говорить о характере марксистской теории социальной работы в её данном ортодоксальном варианте, возникает скорее «негативная теория социальной работы», которая отрицает если не её необходимость, то уж точно её историческую ценность и прогрессивность.

Вместе с тем, нельзя сказать, чтобы марксистское учение было вполне однозначно и однородно. В нём с самого начала существовали различные течения, а исторический опыт построения социалистического общества в СССР при одновременном сохранении капиталистического строя в большинстве западных стран привёл к его дальнейшей дифференциации. Так, в XX столетии можно выделить следующие наиболее общие марксистские доктрины: это, конечно, прежде всего «советский марксизм», который догматически сохранил его основные постулаты, дополнив и развив лишь некоторые из них в его ленинском варианте «марксизма-ленинизма».

Его структуру, по-прежнему, составляли философия диалектического и исторического материализма, марксистская политическая экономия, которая помимо Маркосовой политэкономии капитализма, изложенной в его фундаментальном труде «Капитал», была дополнена политической экономией социализма. Важным составным элементом марксизма являлась его социально-политическая теория – научный коммунизм.

Ещё одним современным вариантом марксизма явилось подвергнутое существенной модернизации, или, как это называли в советской литературе, «ревизии», учение западных марксистов, которые не настаивали на классических Марковских тезисах насильственной смены общественного строя, диктатуры пролетариата, философского, политического и идеологического монизма. Данный «мягкий» вариант марксизма существовал в наиболее развитых капиталистических странах. Наконец, можно упомянуть некоторые варианты псевдомарксистских концепций, в которых марксизм подвергся существенному искажению, – такие, как, к примеру, маоизм, господствовавший в Китае во времена «культурной революции».

Западный умеренный марксизм XX века оказался гораздо либеральнее и ближе к идеям социал-демократии, нежели марксизм советский. Его идеологи и вожди коммунистических партий западных стран приняли основные ценности демократии и, прежде всего, принцип политического, идеологического, экономического и культурного плюрализма. Соответственно, они отказались от идеи монополии на истину какого-либо одного учения и монопольного права на власть какой-либо партии, её захвата революционным, т.е. насильственным путём.

Помимо этого, они несколько отошли от классового подхода в оценке общественных явлений и признали существование общечеловеческих ценностей. Всё это сделало возможным интерпретацию ими современного капиталистического строя (которому они старались дать иное определение) как развивающегося и способного к обновлению, преодолению самых острых противоречий, которыми был богат индустриальный капитализм XIX столетия. Как следствие, они оказались лишены установки марксистов-ортодоксов о скорой гибели капитализма и бессмысленности мер социальной помощи или социальных реформ.

Таким образом, умеренный западный марксизм, во многом трансформировавшийся в направлении социал-демократической идеологии, рассматривает социальную работу как неотъемлемый институт современного демократического общества, коль скоро он способствует защите прав человека на достойные условия жизни и свободное развитие. Институт социальной работы рассматривается им как одно из средств противостояния в классовом соперничестве и поиске классового партнёрства, инструмент отстаивания интересов трудящихся и всех социально незащищённых слоев, средство оказания помощи индивиду, оказавшемуся в трудной жизненной ситуации и предупреждения социальных осложнений в его существовании – путём развития социального страхования и т.д.

Что касается того варианта марксистского учения, которое развивалось на территории СССР, то он был наиболее близок к первоначальному марксистскому учению. Разница в понимании многих социальных явлений с классическим марксизмом определялась тем, что они существовали и рассматривались в условиях победившего социализма. Несмотря на то, что о данной стадии коммунистической формации у Маркса не было, да и не могло быть каких-либо конкретных идей, принципы социалистического общества были в общих чертах обрисованы в работах В.И. Ленина и воплощались в жизнь с поправкой на возможности их реализации в условиях советского общества прошлого века.

Часть из этих принципов оставались преимущественно декларациями, но другая их часть неуклонно проводилась в жизнь, как, например, запрет частной собственности и предпринимательства, политического и идеологического разнообразия. Социалистический строй, базируясь на идее построения бесклассового общества, где все его члены были бы уравнены не только юридически, но и социально-экономически, достиг важных успехов в решении ряда традиционных социальных проблем капитализма.

Так, была решена проблема всеобщего бесплатного образования, доступного медицинского обслуживания, кардинально решена проблема занятости, побеждена явная безработица, снята напряжённость жилищной проблемы за счёт массового жилищного строительства и предоставления населению государственного жилья. По сравнению с капиталистическими странами в Советском Союзе снизился уровень преступности, постепенно у советских людей сформировалась спокойная уверенность в завтрашнем дне, так как всем гражданам были обеспечены важнейшие социальные гарантии.

Таким образом, новый социалистический строй имел явные социальные завоевания. Но, с другой стороны, эти успехи на фоне господства социально-ориентированной идеологии не позволяли видеть ряд проблем, которых не должно было существовать при новом социалистическом строе. Согласно коммунистической идеологии, при социализме уже не существовало причин многих негативных социальных явлений, так как они были уничтожены вместе с капиталистической системой общественных отношений. Поэтому, если некоторые проблемы всё же не удавалось решить, и они настойчиво о себе напоминали, не «вписываясь» при этом в общую идеологическую картину, то они либо замалчивались, либо их масштабы значительно преуменьшались.

В советское время даже сформировался официозный штамп, своего рода миф о том, что данные чуждые социалистическому обществу явления встречаются у нас крайне редко, как исключения. Считалось, что лишь в некоторых случаях отдельные несознательные члены нашего общества проявляли к ним склонность, или, как пелось в известной песне: «кто-то, кое-где у нас порой». Тот факт, что данные явления не умещались в определения «кто-то», или «кое-где», и продолжали устойчиво возникать объяснялся не ошибками официальной идеологии и просчётами в социальных прогнозах марксизма, а влиянием двух вполне определённых факторов. Во-первых, объясняя существование в советском обществе таких антисоциальных или, по крайней мере, чуждых нашему общественному строю явлений, как бытовое пьянство, преступность, «тунеядство» и бродяжничество, суицид и проституция, мещанская потребительская психология и равнодушие, социальная пассивность и конформизм, советские идеологи ссылались на некоторую инерцию общественного сознания, которое хотя и является отражением общественного бытия, но несколько отстаёт от него в своем развитии.

Сам по себе факт инертности общественного сознания при этом рассматривался недиалектически односторонне и фрагментарно, поскольку не учитывалась инерция и самого бытия, и опережающий в некоторых отношениях характер развития общественного сознания. Социалистический строй возникал на основе преодоления капитализма, в борьбе с ним и какое-то время нёс в себе его некоторые черты, так называемые «родимые пятна капитализма», которые проявлялись и на уровне индивидуального и общественного сознания и в образе жизни «отдельных» советских граждан.

Другим фактором, вызывающим несвойственные социалистическому обществу явления, объявлялось влияние враждебной новому строю пропаганды западных стран, специально направленной на Советский Союз. Действительно, большую часть своей истории два мировых лагеря – капитализма и социализма, даже в период обоюдного признания доктрины мирного сосуществования стран с различным политическим и общественным строем, ни на день и ни на час не прекращали холодную войну, существенной составной частью которой являлось идеологическое противостояние.

Характер этого противостояния был откровенно враждебный и претенциозный. Идеологическая машина с обеих сторон, опираясь на возможности средств массовой информации, искусства, системы образования, прибегала к откровенному манипулированию общественным мнением. Результатом идеологической войны стало создание образа врага у народов по обе стороны железного занавеса, который до конца не преодолён и в настоящее время. В такой обстановке советская идеологическая система рисовала западный «свободный» мир как полный непримиримых классовых противоречий и социальных язв, которые преодолены в новом социалистическом обществе.

Затушёвывание ряда важных для общества социальных явлений имело отрицательные последствия: скрывая проблему, её не решали и она постепенно усугублялась. При этом упускалось важное время, так как общественные процессы не стояли на месте, и время предлагало всё новые вызовы, которые не были своевременно даже осознаны. Тем более, никто не искал новых путей и форм работы в этих направлениях, и наше общество в итоге отставало в практике и в профессиональной идеологии социальной помощи. Социальная работа объявлялась излишней в этих условиях, так как большинство социальных проблем, составляющих её предмет, остались в прошлом. Признавалась лишь её усечённая модель в рамках системы социального обеспечения. «Амнистированию» при социализме подлежали только традиционные социальные проблемы человеческого общества, которые не зависят от общественного строя и господствующей идеологии.

К ним обычно относились проблемы пожилых граждан и инвалидов, сиротства, одиноких престарелых и т.п. Система социального обеспечения, несмотря на явные завоевания, – такие как доступность, всеобщее пенсионное обеспечение, социальное страхование и др., в целом, была достаточно закрытой и консервативно-косной. Исходя из официально признанных «легальных» проблем, в качестве объекта собственной деятельности данная система имела в своем составе районные, городские и т.п. органы социального обеспечения, знаменитые «рай-» и «горсобесы» и лишь ограниченный круг учреждений, непосредственно оказывающих социальную помощь, – такие, к примеру, как дома престарелых.