Деятельность Патрика Аберкромби
Выявлением красивых пейзажей, как и их художественным преобразованием, стали заниматься еще в XVIII в. Классический труд Хемфри Рептона был посвящен именно этой проблеме. Однако и Рептон, и Гиршфельд, как и ряд других авторов английского, немецкого и французского происхождения, ограничивали себя созданием теории садово-паркового искусства, а не ландшафта в широком географическом понимании. Рептон, его единомышленники и последователи занимались изучением и проектированием аллей, лужаек, водных зеркал и построек, входящих в ансамбли парков, но расположенные за их пределами поля, лесные массивы, деревни, фермы и дороги выпадали из их внимания.
Историческая трансформация английского пейзажа (по рисункам Роберта Остина): первозданный пейзаж
А между тем с развитием туризма не парки, а обширные сельские территории стали привлекать к себе население городов. И вместе с тем никем не охраняемая сельская природа постепенно деградировала в результате хищнической эксплуатации земель. Первым, кто поставил охрану сельской природы на научную базу, был Патрик Аберкромби.
Историческая трансформация английского пейзажа (по рисункам Роберта Остина): раннефеодальное поселение, возникшее на этом месте
Районная планировка позволила ему детально изучить свою страну, что послужило основой дальнейшей его работы над охраной и реконструкцией английского сельского ландшафта. Опираясь на парламентский закон 1932 г. и развивая его положения в своих теоретических и практических трудах, он разработал методику изучения сельского ландшафта и вместе с тем внес множество ценных и теперь еще не устаревших практических предложений, которые можно рассматривать как функциональную основу современной ландшафтной архитектуры.
Историческая трансформация английского пейзажа (по рисункам Роберта Остина): появление усадьбы лендлорда
В чем же заключались его положения?
Историческая трансформация английского пейзажа (по рисункам Роберта Остина): внедрение промышленности
В отличие от первоначальных американских тенденций, направленных к созданию незаселенных заповедников первозданной природы, Аберкромби поставил проблему гораздо шире - он считал необходимым не только учреждать заповедники, подобные Иеллоустонскому парку, но и брать под общественный контроль и охрану все прочие сельские территории независимо от степени их заселенности. Такие освоенные человеком земли он называл "укрощенной" природой. Основную доктрину Аберкромби можно сформулировать следующим образом: "Человек - венец мироздания - поэтому он сам имеет право проникать в любой ландшафт без всякого риска его испортить. Однако постройки, созданные человеком, должны тактично входить в природу, дабы не принести с собой физических и художественных диссонансов".
Ленточный парк Темзы между Лондоном и Оксфордом. Один из самых живописных камерных пейзажей реки
Поскольку к середине 30-х годов районная планировка уже переросла свои первоначальные рамки и стала превращаться в национальную (т. е. обнимающую всю территорию страны), постольку и мероприятия по охране сельского ландшафта Аберкромби рассматривал в географических границах Британских островов.
Изучение природы Англии, Шотландии и Уэльса он начал с геологии, рельефа местности и географии, как наиболее устойчивых элементов ландшафта. Вслед за этим он рассмотрел растительный покров: леса, пахотные земли, луга и завершил свое изучение детальным анализом расположения и планировки населенных мест, промышленных предприятий и системы существующих дорог и каналов. Большой заслугой Аберкромби явилось то обстоятельство, что он исследовал ландшафты страны в процессе их исторической трансформации.
В своих лекциях, опубликованных в 1933 г. под названием "Планировка городов и сельских местностей", Аберкромби ясно показал основные этапы изменения природы Великобритании в результате многовековой деятельности человека. Естественно, что он начал исследование с кельтского периода, когда аборигены страны - бритты вели расчистку девственных лесов, прокладывали первоначальные дороги и сооружали мегалитические постройки типа кромлеха, органически вошедшие в пейзажи Англии. Используя в виде источника древнеримскую карту Британии, Аберкромби проследил по ней (сверяясь с натурой) ту широкую созидательную деятельность римлян, которую они развернули на громадных пространствах между Адриановой стеной на севере, у границы современной нам Шотландии, и Ламаншем на юге. Организованное римским рабовладельческим государством строительство стратегических дорог, мостов, военных лагерей и городов Аберкромби расценил как самую раннюю в истории попытку спланировать целую страну. И, несомненно, таковой она и была - эта насильственная планировка покоренной Римом Британии.
Прибрежные луга Темзы близ Хамблдона
Прямолинейные дороги римлян прошли по гребням холмов для удобства наблюдения за окрестностями. Однако и англосаксы, и датчане в период своего господства в Англии (IX-X вв.) селились не на благоустроенных римских дорогах, а в стороне от них - в широких и удобных долинах, близ рек и источников грунтовых вод. В результате такого расселения образовалось типичное для Великобритании сочетание необжитых древних дорог (со временем превратившихся в торговые пути) с густозаселенными отростками от них. Здесь именно и возникли характерные для раннефеодальной
Англии компактные деревни, среди которых в X и XI вв. стали возводить толстостенные невысокие романские церкви. С укреплением феодального уклада к сельским церквам присоединились нагорные замки сеньоров. И те и другие прочно вошли в английский сельский ландшафт.
По мере роста населения страны сеть деревень уплотнялась, все более сокращались лесные массивы и за их счет расширялись луга и пашни. Наконец наступило такое время, когда человек, уничтоживший первозданную лесную флору, был принужден заняться древонасаждением среди опустошенных обширных земель. Это произошло в XVIII столетии. Инициаторами зеленого строительства той эпохи были крупные землевладельцы - лендлорды, которые устройством загородных усадебных парков и охотничьих угодий возродили на карте Англии более или менее крупные островные зеленые массивы. Но гораздо большую роль в насаждении кустарников и деревьев сыграли фермеры и сельские территориальные общины ("приходы") путем обсадки дорог и меж. Благодаря их усилиям Великобритания снова стала производить впечатление лесистой страны.
Однако это впечатление не соответствовало действительности, так как взамен навсегда утраченных больших лесов удалось создать лишь разделительные зеленые барьеры, напоминающие обсаженные поля некоторых районов Франции и северной Италии. Окаймленные зеленью английские луговые и полевые участки не производили бы удовлетворительного эстетического впечатления, если бы их не оживлял холмистый рельеф и еще более одиночные широколиственные деревья со свободно развивавшейся кроной. Автор "Истории государства Российского" Н. М. Карамзин, посетивший Англию в , конце XVIII в., назвал ее "кирпичным королевством".
return false">ссылка скрытаВ равной мере можно назвать ее "страной одиночных деревьев" - прежде всего могучих дубов и вязов, которые украшают теперь окрестности Лондона и Бирмингема, Харлоу и Кроли, Бата и Оксфорда, Кембриджа и Стратфорда на Эйвоне. Последние 150 лет, соответствующие эпохе интенсивного развития промышленного капитализма, Аберкромби расценивает как период губительной деградации английского сельского ландшафта. Уже строительством железных дорог, которые пересекли в случайных местах своими высокими насыпями, выемками и эстакадами живописные долины и гряды холмов, был нанесен природе Англии непоправимый ущерб. А вместе с железными дорогами в районах горнодобывающей промышленности появились открытые карьеры, гигантские конические отвалы, подверженные ветровой эрозии, удручающе мрачные промышленные поселки и шагающие напрямик высоковольтные линии и телеграфные столбы.
Телфордский мост на Шропширском канале (граница Англии и Уэльса)
Вряд ли нужно описывать во всех подробностях деградацию английского сельского ландшафта в XIX и XX вв., поскольку ее легко представить по аналогии с любой другой промышленно развитой страной. К тому же и приведенная на с. 143 хронологическая серия рисунков достаточно красноречиво показывает историческую трансформацию природы Англии. Однако необходимо хотя бы перечислить те практические мероприятия, которые намечал Аберкромби для охраны и улучшения сельского ландшафта.
Патрик Аберкромби завоевал всеобщее признание как широко и комплексно мыслящий специалист городской и сельской планировки. Знание экономики и технологии многих отраслей промышленного производства, профессиональная подготовленность к решению транспортных задач, редкостная осведомленность в санитарно-гигиенических вопросах, в бытовом и культурном обслуживании населения и, наконец, далеко незаурядные исторические и географические познания превратили Аберкромби в глазах международного общественного мнения в поистине универсального теоретика и практика строительства. Весь этот научный и практический багаж был использован Аберкромби в его обширных планировочных работах. Однако, занявшись охраной сельской природы, он поставил на первое место проблемы эстетики.
Национальный заповедник в Озерном крае (северо-западная Англия)
Можно ли полагать, что в выборе генерального направления в мероприятиях по охране природы Аберкромби изменил универсальности своего мышления и тем самым встал на односторонний, а следовательно, и порочный путь? Полагаем, что нет, ибо основной силой, привлекающей жителей городов к посещению сельской природы, является эстетическая выразительность загородных ландшафтов. Чем большей художественной ценностью будет обладать тот или иной ландшафт, тем более популярным станет он. Именно поэтому заключительную часть своей книги Аберкромби посвятил защите сельского ландшафта от дальнейшего обезображивания. Ущерб, приносимый сельскому ландшафту, может быть временным и постоянным. Неубранный сор, кучи мусора, открытые свалки, как и шум, задымление и пыль на дорогах, нетерпимы. Но вместе с тем они и сравнительно легко устранимы. Поэтому, отдавая должное санитарной очистке сельских районов, Аберкромби обращал особое внимание на постоянно действующие отрицательные факторы. А они фактически появляются и в процессе заселения территорий (вместе с неудачным строительством жилых, общественных и промышленных зданий), и при создании системы дорог, равно как и при беспорядочной эксплуатации недр, лесов и водных путей. В чем же заключался главный критерий Аберкромби для определения художественных достоинств сельских сооружений? Критерием Аберкромби служил ансамбль, т. е. гармоническое соответствие всего построенного пейзажу. Здание само по себе может быть и красивым, но если его не приемлет окружающая среда, то следует воздержаться от реализации проекта. Это обстоятельство заставило Аберкромби подойти к выявлению запретных для строительства зон, а кроме того, выдвигать дополнительные эстетические требования к застройке, не допуская заочного проектирования без учета исторически сложившегося ландшафта. Каков ландшафт, таковы и здания, таковы и дороги со всем их техническим устройством. Право на общественное использование частновладельческих земель, установленное законом 1932 г., дало возможность Аберкромби пропагандировать устройство туристических троп. Их он рассматривал как весьма оживленную капиллярную систему пешеходных маршрутов, непосредственно подводящих к памятникам культуры или наиболее интересным пейзажам. Само собой разумеется, что туристические дороги и тропы не могут обойтись без тщательно выбранных мест для привалов и видовых точек. Однако, ссылаясь на немецкий опыт, Аберкромби предупреждал, что строительство в подобных пунктах ничем не замаскированных ультрасовременных ресторанов, навесов и прочих строений, связанных с обслуживанием туристов, может непоправимо нарушить естественность пейзажа. Также отрицательно отзывался он и о неправильной охране памятников культуры, указывая, например, на недопустимость устройства вокруг дольмена железобетонной ограды с замком на воротах и со стеклянной доской, на которой написано, что это памятник первобытной культуры и что он охраняется государством.
Мегалитические сооружения в английском пейзаже. Кромлех Стонхендж в Уильтшире
Особое место отвел Аберкромби в своей работе колористике зданий и всех так называемых малых форм. Интенсивность цвета новых построек он предлагал соизмерять со спокойным колоритом старинных зданий. Нельзя допускать,- говорил он,- чтобы кричащие цвета бензинозаправочных станций, красные пятна почтовых ящиков и назойливые транспаранты рекламы отвлекали внимание от настоящих художественных произведений, каковыми нередко являются ансамбли сельских церквей, таверн и крестьянских домов. Английская деревня имеет спокойную гамму цветов, и с этим обстоятельством нельзя не считаться.
Охрана пейзажа в Англии и Уэльсе. Темной штриховкой показаны национальные парки; черными точками - зоны красивых природных ландшафтов; сплошным зеленым - лесопарковые пояса вокруг городов; зелеными точками - их предполагаемое расширение; зелеными линиями - дороги для пешеходов и всадников; черные точки и пятна - достопримечательные места
При всем своем понимании нужности и неизбежности современных инженерно-технических сооружений Аберкромби призывал к устранению тех нарушений ландшафта, которые принесли с собой секущие выемки и насыпи железных и шоссейных дорог. Высоковольтные линии, как и телеграфные провода, проходящие в особенно живописных местах, он предлагал заключать в подземные трубопроводы.
За пределами особенно выдающихся парков, ансамблей зданий и видовых террас, откуда открываются художественно связанные с ними горизонты, он рекомендовал устраивать оптические охранные зоны, где следовало воспрещать всякое строительство, как и существенные изменения природы. В выборе между сплошным облесением и чередованием лесов с открытыми пространствами полей и лугов он отдавал предпочтение последнему приему как более благоприятному в смысле достижения художественного многообразия ландшафта.
Приведенные предложения и мысли Аберкромби, конечно, далеко не исчерпывали всей проблемы охраны и улучшения культурного ландшафта. Однако они сыграли весьма положительную роль в становлении ландшафтной архитектуры, которая заняла теперь достойное место среди больших созидательных проблем. Но главное, чего добился Аберкромби, заключалось в привлечении общественного внимания к проблеме охраны и разумного использования сельской природы. В наш век, когда туризм превратился в одну из главных форм отдыха многомиллионных человеческих масс, задачи создания сети туристических дорог, мест отдыха и защитных зон па основе национальной планировки становятся насущной проблемой. В 30-х годах Совет по охране сельских мест Англии уже объединял и направлял работу многочисленных добровольных обществ. К 1937 г. в руках Национального треста Великобритании сосредоточилось 1,5 млн. акров земли (т. е. свыше 600 тыс. га), а при таком положении открылись возможности для строительства национальных парков в гористой Шотландии, в Уэльсе и даже в наиболее плотно заселенной Англии.
Следом за Великобританией (а во многих отношениях и обгоняя ее) начались работы по охране сельского ландшафта во Франции, Италии, Германии, Австрии, Швейцарии и в Скандинавских странах. Эпицентрами этих работ стали в первую очередь столицы и крупные промышленные города, в окрестностях которых проводилось изучение сельской природы, а вслед за тем подсадка лесов и учреждение оптических заповедных зон, примыкающих к крупнейшим загородным паркам. Быть может наилучших результатов в этом отношении достиг Парижский район, где накануне второй мировой войны были установлены оптические заповедные зоны для Версальского и Сен-Жерменского парков. Однако мероприятия подобного рода были единичными, поскольку частная собственность на землю создавала препятствия для проведения широких работ по охране и реконструкции сельской природы.
7.Эволюция планировки и застройки жилого квартала. И 8.Эксперименты В. Гропиуса, А. Соважа, О. Рея
В конце XIX в. Берлинский строительный регулятив узаконил строительство многоэтажных жилых домов с очень небольшими внутренними световыми дворами. Этот закон породил всем известные дома-казармы, которые превратили жилые кварталы Берлина в каменные мешки, лишенные воздуха и света. Застроенная поверхность земли достигала здесь 85, а иногда и 90%. Застройка подобного рода встречалась и в других городах Западной Европы и Америки. Так, папример, в Париже в 20-е и даже в начале 30-х годов действовали старые нормы, согласно которым минимальная площадь внутренних дворов устанавливалась 30 м2, а если во двор выходили только подсобные помещения (включая и комнаты прислуги), допускалось снижение площади двора до 8 м2 . Не лучше обстояло дело и в крупных городах США, в центрах которых также размещалась чрезвычайно плотная застройка. В Нью-Йорке, например, для районов, застроенных пятиэтажными домами, допускался размер внутренних дворов 12X24 фута (т. е. 26 м2). Само собой разумеется, что такие дворы не давали возможности использовать их для общественных целей.
Приведенные примеры с достаточной убедительностью показывают, что условия жизни в городах капиталистических стран далеко не отвечали санитарно-гигиеническим требованиям. Было совершенно очевидно, что при таком положении могут даже пошатнуться экономические основы частного домовладения, ибо, продолжая строить дома-казармы и не внося в них существенных усовершенствований, застройщики-буржуа рисковали в конечном счете растерять свою клиентуру. Наиболее обеспеченные жители уже стремились к переселению за пределы городов, где в благоприятной природной среде начали возникать фешенебельные буржуазные виллы. Беднейшее население также искало себе пристанище в дешевых пригородных поселках. Что же касается так называемых "людей среднего достатка" (т. е. представителей рабочей аристократии, мелкой буржуазии и служащих), то и их требования к жилищному комфорту значительно повысились.
Эти обстоятельства были ясны не только представителям государственной и муниципальной власти, но и архитекторам. Однако архитектурная среда того времени была крайне неоднородной по своему составу. Архитекторы разделялись на два антагонистических лагеря: на консервативно настроенных представителей старого поколения и на архитекторов новой формации, пытавшихся найти выход из создавшегося положения. Основная масса архитекторов-практиков, боясь потерять источник своего дохода в виде частных заказов, продолжала идти на поводу у застройщиков, проявляя удивительную изобретательность в своем стремлении к максимальному использованию земельных участков. Это типично эксплуататорская тенденция нашла себе ярых защитников в лице некоторых американских и французских архитекторов, среди которых в послевоенный период особенно выделялся Анри Соваж - автор многочисленных доходных домов в Париже.
Еще накануне войны Соваж изобрел своеобразный тип многоэтажного ступенчатого жилого дома, который покрывал собой всю поверхность квартала, давая тем самым стопроцентную плотность застройки. Особенность этого дома-квартала заключалась в том, что фасадные стены каждого верхнего этажа отступали от нижнего в глубь квартала. Уступы позволяли Соважу строить многоэтажные дома па узких парижских улицах без нарушения правил инсоляции. Сам по себе этот прием застройки (скорее спекулятивный трюк) не был новым явлением в Париже. Строительство мансардных этажей, начавшееся сразу после отмены регулятивов барона Оссмана в 1884 г., уже было шагом, сделанным в этом направлении. Соваж просто довел данный тип застройки до крайности, превратив жилой дом в целый квартал. Он применил ступенчатость не только для мансардных, но и для всех без исключения этажей. Внутри домов Соважа, отдаленно напоминавших своим внешним видом надгробные сооружения древнего Востока, размещались, как правило, бассейны, над которыми в свою очередь нависали верхние этажи, обращенные подсобными помещениями к узкой центральной световой шахте. Построив несколько ступенчатых домов в различных районах Парижа, Анри Соваж выступил в конце 20-х годов с проектом гигантского отеля, занимавшего территорию целого квартала, а несколько позже сделал предложение застроить большой городской район своими ступенчатыми домами.
Нет необходимости подробно останавливаться на критике построек Соважа, но следует, однако, подчеркнуть, что деятельность этого архитектора не только носила ретроспективный характер, но и была реакционной. При помощи ступенчатых домов Соваж все еще пытался спасти плотно застроенные кварталы старого типа, в то время как его современники - Вальтер Гропиус, Ле Корбюзье и Андрэ Люрса - уже открыто выступали с прямо противоположными градостроительными доктринами. В середине 20-х годов проблема планировки и застройки жилого квартала приобрела особую актуальность. Однако для ее решения еще требовалась предварительная экспериментальная и теоретическая подготовка, поскольку в это время стало радикально изменяться само понимание жилого квартала. Действительно вплоть до первой мировой войны кварталом считалась территория, ограниченная проездами и состоявшая из отдельных строительных участков, обычно находившихся в частном владении. Вследствие этого во всех градостроительных регулятивах именно строительный участок (а не территория квартала в целом) фигурировал в качестве первичной планировочной единицы. Естественно, что переход к пониманию жилого квартала как совокупности жилых домов, объединенных по определенному планировочному и социальному принципу, был далеко не прост для профессионального мышления архитекторов. Первые попытки, сделанные в этом направлении, были чрезвычайно робки и расплывчаты. Это видно, например, из слов Жуайяна, который в своем градостроительном трактате, написанном в 1923 г., высказал мысль о том, что собственники участков при застройке целого квартала могли бы кооперироваться и устроить на "добровольных началах" внутриквартальные сады. Потеря в застроенной площади возместилась бы, по мнению Жуайяна, тем, что квартиры, обращенные окнами к зелени, можно сдавать внаймы значительно дороже (Joyant Ed. Traite d'urbanisme. I P., Paris, 1928, p. 28). Само собой разумеется, что это предложение не имело ни экономической, ни юридической базы и носило характер практической, но ни к чему не обязывающей рекомендации.
Фантастический проект города будущего, застроенного ступенчатыми домами. Автор Анри Соваж. Городской транспорт пронизывает жилые дома по нижнему этажу и полностью изолируется от движения пешеходов
Более основательно был поставлен вопрос о пересмотре существующих норм плотности застройки жилых кварталов в книге "Наука планировки городов", написанной архитекторами Реем и Бардом в сотрудничестве с крупным швейцарским астрономом Жюстином Пиду. В этой книге в основу планировки городов были положены научно разработанные правила и нормы инсоляции. В результате длительных исследований упомянутые авторы пришли к заключению, что нормальное солнечное облучение зданий, а также улиц и внутренних дворов зависит не только от выбора соотношения между высотой домов и дистанцией, на которой они находятся друг от друга, но и от географического местоположения города, а также от ориентации зданий по странам света с учетом теплотворной способности солнечных лучей (т. е. гелиотермии). Это привело их к чрезвычайно существенным выводам о том, что жилые дома нужно строить в виде обособленных блоков и располагать с учетом оптимальной инсоляции независимо от красных линий улиц.
Ступенчатый дом с бассейном, предложенный Анри Соважем для застройки парижских улиц
Выводы Рея и его соавторов означали в полном смысле этого слова "взрыв" прежнего монолитного городского квартала и замену его группой свободно стоящих жилых домов, доступных воздуху и свету и расположенных среди зелени, в стороне от шумных улиц. Однако чтобы создать реальную базу для применения этих открытий на практике, необходимо было внести соответствующие изменения в градостроительное законодательство. Французское законодательство оказалось совершенно неподготовленным к реформам, тогда как новые строительные правила, введенные в этот период в Германии, открывали широкие возможности для трансформации городского жилого квартала. Мы имеем в виду Берлинский строительный регулятив 1925 г. В дальнейшем аналогичные строительные регламентации были приняты и в других городах Европы.
Слева - Париж. Застройка района, окружающего парк Монсо. Справа - проект Огюстена Рея, предлагавшего застроить этот район по гелиотермической оси (А-Б)
В основу берлинских постановлений были положены новые принципы регулирования плотности застройки жилых кварталов. Если предшествовавшие строительные правила устанавливали только минимальные размеры внутренних дворов вне зависимости от общих размеров участка и высоты зданий, то теперь делалась попытка связать воедино все величины, определяющие интенсивность застройки, а именно абсолютную высоту и этажность зданий, а также допустимую площадь и глубину застройки. Берлинский строительный регулятив объединил все эти показатели в едином "коэффициенте использования участка", который был установлен для каждого типа застройки отдельно и являлся основной, "собирательной" нормой для планировки и застройки жилых кварталов.
Введение строгих строительных правил, предписывавших оставлять глубинную часть каждого участка незастроенной, давало возможность получить довольно просторную внутриквартальную территорию, которую можно было использовать в качестве общественного сада, а в дальнейшем и для размещения зданий культурно-бытового обслуживания.
Появление красных линий со стороны двора уравновесило значимость лицевых и тыльных фасадов жилых домов. Именно равнозначность фасадов и привела к тому, что внутриквартальные пространства стали такими же правомерными, как улицы и площади города. В связи с этим появились совершенно новые задачи, связанные с архитектурно-пространственной и функциональной организацией жилого квартала.
Однако периметральный способ застройки кварталов, получивший право на "законное" существование после берлинских постановлений, обладал и рядом существенных недостатков. Экономически он оправдывал себя только при застройке небольших кварталов. Что же касается санитарно-гигиенических условий, то аэрация при сплошной застройке оставляла желать много лучшего, кроме того, часть внутреннего пространства квартала постоянно находилась в тени.
В этом отношении значительно лучше была периметральная застройка с разрывами между зданиями. Но еще более практичной оказалась так называемая строчная застройка.
Типичный двор-колодец берлинского жилого дома, построенного до введения строительного регулятива 1925 г
Градостроители высоко оценили преимущества меридионального расположения корпусов, что создавало благоприятную инсоляцию и аэрацию зданий. Они отдали должное этому приему застройки и в отношении возможности повторно воспроизводить жилые здания, что позволяло поставить жилищное строительство на конвейер заводского домостроения. Этим объяснялась та популярность, которой пользовалась строчная застройка в конце 20-х годов. Одним из проповедников этого приема застройки в Германии был Вальтер Гропиус, основатель школы "Баухаус" в Дессау. В результате проделанных им специальных подсчетов он пришел к выводу, что с повышением этажности экономические и санитарно-гигиенические показатели строчной застройки.
Графическая интерпретация берлинского строительного регулятива 1925 г. Нормирование застройки по улице и внутри земельных владений устраняло царивший в городах хаос и подготавливало почву для радикальной трансформации жилого квартала (см. примеч. на с. 63)
Однако, несмотря на свои неоспоримые практические преимущества, строчная застройка при массовом ее применении производила крайне однообразное, унылое впечатление. Ярким примером этому может служить построенный по проекту того же Гропиуса поселок Хазельхорст в Шпандау (Берлин), где однообразие параллельно поставленных корпусов привело к тому, что была утрачена даже опознаваемость отдельных зданий. Это обстоятельство было нетерпимым не только в эстетическом, но и в бытовом отношении. Не менее однообразными были и проекты последователей Гропиуса - Эрнста Мая и Ганнеса Майера, которые, находясь в Советском Союзе, получили возможность применять строчную застройку в масштабе целых городов.
Вена. Многоквартирный жилой дом, построенный по проекту Иозефа Франка в конце 20-х годов. На фото видно, как двор превращается во внутриквартальное пространство
Наряду с механическим повторением одинаковых жилых домов в той же Германии строились жилые комплексы, в которых умелое использование строчной застройки приводило к интересным архитектурно-планировочным результатам. В качестве примера можно привести ансамбль, составленный из трехэтажных жилых домов на Шиллерпроменаде в Берлине, где архитекторы Бунинг, Сальвисберг и Бруно Аренде применили удачное сочетание строчной и периметральной застройки с включением одного индивидуально спроектированного здания, которым превосходно замыкается уличный пролет.
Говоря о строчной застройке, нельзя не отметить той роли, которую она сыграла в последующем развитии улиц. Так как меридиональное расположение жилых домов не всегда совпадало с направлением улиц, то застройка становилась независимой от их красных линий. А это автоматически привело к коренной переоценке архитектурно-планировочного значения улицы, которая стала превращаться из каменного коридора в свободно проложенную городскую дорогу.
Строчная застройка получила широкое распространение не только в Германии, но и в Швейцарии, Дании, Испании и Швеции; она проникла и в Соединенные Штаты Америки. Одним из первых городов, в котором ее применили, был Кливленд. Следует отметить, что единственной страной, в которой строчная застройка (в ее чистом виде) не оставила заметных следов, была Франция, несмотря на то что именно французские архитекторы разработали теоретические основы этого приема застройки кварталов (Мы имеем в виду труды Августина Рея и других авторов). И действительно, строительство трех-четырехэтажных зданий в виде "строчек" не могло удовлетворить французских градостроителей, по-прежнему находившихся под влиянием крайних урбанистических доктрин.
Берлин. Дома для малосемейных в районе Бритц. Архит. Бруно Таут, 1927 г
Стремление к высокой этажности при одновременном снижении плотности застройки логически приводило архитекторов к застройке кварталов домами-башнями. Но для того чтобы сделать скачок от обычного горизонтального жилого дома к высотному, необходимо было провести многосторонние исследования, дабы убедиться не только в экономической целесообразности этого типа застройки, но и в ее санитарно-гигиенических достоинствах. Такого рода теоретическая подготовка проводилась во Франции на протяжении длительного периода времени.
Берлин. Одновременно осуществленная застройка Кирхеналлее (район Бритц). Архит. Бруно Таут
На рубеже 20-х и 30-х годов во Франции были сделаны первые научно обоснованные заключения о зависимости заболеваемости и смертности от плотности населения. В этом отношении большой интерес представляют работы известных французских демографов Виктора Познера и Пьера Бурдэ, а также научные исследования главы французской санитарно-гигиенической школы М. Каше, в которых были использованы длительные наблюдения иностранных специалистов и статистические сводки секции гигиены Лиги Наций. Опираясь на полученные данные, эти авторы пришли к убеждению, что сама по себе плотность населения (отнесенная на квадратную единицу городской территории) еще не имеет решающего влияния на заболеваемость и смертность, что основными факторами, способствующими сохранению здоровья городских жителей, являются благоприятная аэрация и инсоляция, а также экстенсивная плотность заселения квартир. Тем самым была открыта дорога многоэтажным жилым домам башенного типа при условии их размещения на больших расстояниях один от другого. Однако это уже снижало экономическую эффективность застройки. Естественно, что теоретические заключения экономистов и санитарных врачей, несмотря на всю их убедительность, не могли немедленно изменить положение в жилищном строительстве Франции. Но постепенно их мнения проникали в архитектурную среду, где они нашли активную поддержку со стороны архитекторов урбанистического направления.
'Город-лестница', спроектированный архитекторами А. и М. Гюттонами (проект опубликован в 1933 г.)
Пожалуй, наиболее интересным поселком, в котором впервые появилась башенная застройка в сочетании с горизонтальными жилыми корпусами, был жилой комплекс Дранси ля Мюетт, возникший в начале 30-х годов у северо-восточных окраин Парижа. Архитекторы Бодуэн и Лодс построили здесь пять 16-этажных башенных домов, к которым присоединили связанные попарно горизонтальные блоки, изготовленные из типовых элементов. Получилась своеобразная система глубоких курдонеров, замыкавшихся вертикальными объемами. Башни не только оживили ансамбль жилого района, придав ему опознаваемость с далеких расстояний, но и сообщили ему силуэтную выразительность. Жилой комплекс Дранси ля Мюетт можно отнести к переходному типу застройки от строчной к башенной.
'Город-лестница', спроектированный архитекторами А. и М. Гюттонами (проект опубликован в 1933 г.). Справа - планы малометражной квартиры в двух уровнях
Застройка кварталов жилыми домами-башнями разрабатывалась и архитектором Андрэ Люрса. Люрса исходил из того положения, что в современных ему городах дальнейшее расширение территорий экономически не оправдывает себя и что единственным выходом из создавшегося положения становится "вытягивание городов по вертикали". Кроме того, он полагал, что современный комфорт, а также достаточное количество света и воздуха может быть обеспечено жителям только в высокоэтажных коллективных домах. В связи с этим Люрса предлагал застраивать кварталы 12-этажными домами-башнями, что давало возможность 92% территории отводить под зелень и спортивные площадки
Теоретические расчеты Вальтера Гропиуса, касающиеся строчной застройки. На схеме показаны варианты застройки одного и того же участка зданиями различной этажности при соблюдении установленных правил инсоляции жилых помещений. Гропиус доказал преимущества застройки высокоэтажными домами, к чему независимо от него пришел и Ле Корбюзье
Но главным сторонником многоэтажного башенного жилища был Ле Корбюзье. Еще в самом начале 20-х годов (т. е. задолго до опубликования работ Пьера Бурдэ и Виктора Познера) он набросал эскизный проект фантастического "города башен", в котором центр каждого жилого квартала занимал крестообразный в сечении небоскреб высотой 60 этажей. При таком способе застройки 95% территории квартала оставалось свободной. Однако тогда же Ле Корбюзье, между прочим, отметил, что подобные здания целесообразнее использовать для деловых и общественных целей (такое назначение и получили его небоскребы, вошедшие в центральный ансамбль города на 3 млн. жителей). Вторично Ле Корбюзье вернулся к идее жилых небоскребов несколько позже - в проектах чешского города Злина, Хеллокура в Лотарингии и Рио-де-Жанейро (вариант 1935 г.). Но предложенный им в это время новый, так называемый "картезианский" тип небоскреба уже сильно отличался от первоначального крестообразного, который в свое время подвергся уничтожающей критике с точки зрения инсоляции. Будучи изобретательным и крайне противоречивым в своих творческих устремлениях, Ле Корбюзье не ограничился жилыми домами башенного типа. Наряду с ними он усиленно пропагандировал и горизонтальную застройку в виде чрезвычайно длинных многоэтажных корпусов, которые как бы переползали из квартала в квартал, образуя многочисленные выступы и курдонеры. Такой была, например, застройка "Лучезарного города" и правобережного Антверпена. Попытка Ле Корбюзье объединить преимущества вертикального и горизонтального расселения породила новый тип жилища, а именно очень широкий многоэтажный дом без нижнего этажа, стоящий на массивных опорах. Идея этого здания появилась у Ле Корбюзье в 1930 г., в то время, когда он работал над общежитием швейцарских студентов. Возможно, что Корбюзье находился тогда под впечатлением советских экспериментов в области проектирования и строительства гигантских домов-коммун. Но какими бы ни были истоки его творческих исканий, он шел от домов-общежитий к созданию первоклассного жилого комбината или дома-микрорайона, оснащенного всеми видами бытового и культурного обслуживания. Эта работа, завершенная в послевоенные годы строительством знаменитого Марсельского дома, и явилась последним этапом в эволюции жилого квартала.
Поселок Рейникендорф на окраине Берлина, построенный в 1929-1931 гг. по проекту архитекторов Бунинга, Сальвисберга и Бруно Арендса. Слева - дом на столбах, перекрывающий главную улицу поселка - так называемую аллею Шиллера
План поселка
Итак, на протяжении 20-х годов, т. е. за ничтожно короткий промежуток времени, радикально изменились веками утверждавшиеся представления о жилом квартале. Стало очевидным, что стихийно слагавшейся старой застройке кварталов приходит неотвратимый конец. Архитекторы по-новому увидели окружающую их городскую среду; они подвергли уничтожающей критике узкие улицы-коридоры, темные и грязные дворы-колодцы, перегородки частных владений, как и все прочие атрибуты кварталов старого типа. То, что совсем еще недавно считалось нормальным и даже "лакировалось" ради внешнего благообразия буржуазного города, теперь показалось абсолютно нетерпимым. И вот наступил решительный перелом в сознании зодчих. В результате напряженной работы, используя прогрессивный советский опыт, архитекторы Запада создали целую вереницу и теперь еще применяемых типов застройки. Кварталы с просторными внутренними дворами, с разобщенной периметральной и строчной застройкой, с разнообразными комплексами башенных зданий и, наконец, кварталы одиночных домов-комбинатов - все это вызвало "революцию" в жилищной сфере городского строительства. И хотя проблема трансформации жилого квартала еще находилась в стадии экспериментального проектирования, тем не менее значение работ, исполненных Реем, Гропиусом, Корбюзье и другими выдающимися архитекторами и учеными, было огромным, поскольку ими предопределялась строительная практика на несколько десятилетий вперед.
Город-сад Дранси ля Мюетт близ Парижа. Строительство начато в 1932 г. по проекту архитекторов Э. Бодуена и М. Лодса. Основная застройка совмещает типовые трехэтажные дома с 16-этажными башнями. Близ главной площади группируются магазины, школа, приходская церковь и клуб. К жилому комплексу с юго-восточной стороны примыкает парк
Жилой дом-башня, соединенный висячими переходами с соседними зданиями. На крыше предусмотрен благоустроенный солярий
Андрэ Люрса. Проект жилого квартала, застроенного 11-этажными домами-башнями (1931 г.). Улицы, окаймляющие квартал, заглублены на 2,5 м; гаражи размещаются под землей. В центре квартала - футбольное поле, кафе, ресторан и выходы из метро
Проект застройки жилого квартала без внутренних дворов для Берлина, предложенный инж. Мюллером в 1930 г
Трансформация застройки жилого квартала: 1 - типичный жилой квартал конца XIX - начала XX в.; 2 - отказ от дробления квартала на отдельные частновладельческие участки и превращение внутреннего двора в пространство общего пользования; 3 - улучшение аэрации квартала посредством разрывов в застройке; 4 - отказ от сплошной застройки квартала по периметру и расположение зданий по гелиотермической оси; 5 - сочетание горизонтальной строчной застройки с башнями; 6 - башенная застройка; 7,8 - различные варианты высокоэтажной застройки среди зелени
9.Лучезарный город (план Вуазен) Ле Корбюзье
Оставляя в стороне всю ту шумиху, которую поднял автор вокруг своего проекта, и не касаясь пока его основных градостроительных концепций, рассмотрим самый центр города в черте отведенных ему территориальных границ.
Предложение Ле Корбюзье по реконструкции парижского центра, получившее широкую известность под именем 'плана Вуазена' (1925 г.)
Центр идеального города Корбюзье, бесспорно, являлся квинтэссенцией урбанистической централизации. Но эта централизация имела особый характер. Проповедуя высокую плотность населения, Корбюзье не мог обойтись без гигантских башенных зданий общественного назначения. Поэтому центр города превратился у него в район монопольного средоточия небоскребов. На четырехугольной площадке в 240 га, которая размещалась в самой середине города, Корбюзье поставил 24 небоскреба высотой 60 этажей.
Ле Корбюзье. Внешний и пригородный транспортный узел в городе на 3 млн. жителей. Жирными линиями показаны главные железнодорожные магистрали; тонкими - пригородные железные дороги; пунктиром показан метрополитен. Заштрихованы центр города и левее его промышленный район
Большие интервалы между небоскребами позволили ему трактовать центр города в виде обширного парка, внутри которого на перекрестке главных планировочных осей размещался огромный центральный вокзал. Однако административные здания, театры, гостиницы, рестораны, как и все прочие обслуживающие учреждения, в проекте Ле Корбюзье не получили должной концентрации, в силу чего его идеальный город стал одноцентренным.
Ле Корбюзье. Центральный вокзал в городе на 3 млн. жителей: 1 - нижний подвальный этаж с четырьмя тупиковыми железнодорожными вокзалами; 2 - средний подвальный этаж, вмещающий в себя транзитные линии пригородных дкелезных дорог; 3 - верхний подвальный этаж;, предназначенный для метрополитена; над ними расположены: 4 - наземный перекресток автомобильных дорог; 5 - скрещение надземных автострад; 6 - посадочная площадка для самолетов-такси