А. Работы Балонова, Деглина и Черниговской по латерализации восприятия и продукции вербальной информации.

Тут надо опять вспомнить о том, насколько важен в нашей речи синтаксис. Когда обезьяны учатся нашему языку, у них складывается максимум двусложный синтаксис. Очень редко – трехсложный. А у нас ребенок очень рано учится вязать множество слов во фразы. Хомский – «язык как инстинкт». И вот вопрос: что важнее в нашей речи – степень абстрактности, которая лежит за понятиями, или грамматическая способность, которая позволяет увязывать между собой все эти сложные понятия? Две точки зрения. Одна – что важнее грамматика. Другая: когда мы воспринимаем речь, идет процесс расшифровки речи, которые завершается таким «клипом» из зрительно-пространственных образов. Именно этот «клип» и обеспечивает понимание. Но эта штука складывается где-то очень глубоко в правом полушарии и совершенно не осознается. Получается, что какая бы сложная грамматика не была, она все равно скатится на уровень первой сигнальной системы. Какая точка зрения правильнее – никто не знает. Может быть, никогда и не узнаем: потому что все эти перешифровки очень глубоко утоплено в подсознании. При образовании второй сигнальной системы появилось сознание как надстройка. Но чувство понимания возникает именно в первосигнальной подложке. Похоже, что так. И из-за этого мы не понимаем, какие зрительно-пространственные могут лежать за фразой «не путайте феноменальность с трансцендентностью». Сознанию хватает чувства понимания. По идее, психофизиология семантики должна заниматься всеми этими вопросами.

Итак, к исследованиям. Грамматика как цепочка слов, за которой стоит цепочка понятий, за которыми стоят определенные роли (подлежащее, сказуемое и т.д.). Вообще, грамматика – очень сложная когнитивная функция. Кто-то рассматривал грамматику как интериоризацию форм деятельности. И написал интересную книжку по этому поводу. Подлежащие – это то, от кого деятельность исходит, сказуемое – сама деятельность, дополнение – то, на что деятельность направлена. И так далее. Получается, филогенетически все эти грамматические формы возникают как обобщение разных аспектов деятельности. И когда мы говорим какую-то фразу, мы представляем какую-то схему деятельности. Хомский уже сдает свои позиции про врожденные грамматики. Он говорит, что она формируется из категориального обобщения форм деятельности. И врожденный у ребенка на самом деле необходимый в этом категориальный аппарат.

Ну вот теперь точно к исследованиям. Самый известный нейролингвист в России – Ахутина. Самый известный из Питера – Черниговская. Наши трое придумали набор заданий на грамматику. Пример. 8 фраз на разных карточках типа «Петя побил Васю», «Вася побит Петей» и т.д. Надо было классифицировать по активным-пассивным и прямым-инвертированным. Вообще, у них были задания на классификации, порождение предложений, лексические задания (классифицировать слова). Исследование было на тех же испытуемых, дизайн эксперимента тот же.

· Что касается длины фразы. Насколько длинно испытуемый отвечает на вопрос.

o Если вырубить левое полушарие, испытуемый начинает говорить мало слов, короткими предложениями. Даже в этих словах мало слогов.

o Если же вырубить правое полушарие, увеличивается число слов, длина фраз, длина слов.

o Оказывается, в норме число слов и слогов – это продукт компромисса между правом и левым полушарием. Левое полушарие рекомендует развернутую речь, правое – короткие фразы из коротких слов. А они в эксперименте нарушали баланс. Всякие инструкции надо писать правым полушарием. А левополушарная речь – это для политиков и писателей.

· Лексико-грамматические характеристики. После поражения левого полушария падает число служебных слов, которые нужны для связи. Грамматический клей исчезает. Если поразить правое полушарие, возникают тенденции гиперграмматизма. Возрастает сложнозакрученность предложений. Если верна гипотеза про клип, то правое полушарие хочет дать крупными мазками основное, что есть в клипе. Оно стремится вырвать такие симультанные куски, которые несут смысл клипа. А левое полушарие пытается вставить кучу лишних связок, чтобы оно еще лучше организовать в сукцессивную цепочку. Оно пытается как можно более сложно описать структуру деятельности, а правое полушарие хочет дать то о чем мы говорим, как симультанную картинку из нескольких кусков реальности. И ему не нужно, чтобы они были между собой увязаны. Эволюционная новизна грамматики, видимо, в том и состоит, что она позволяет все между собой сложно взаимоувязывать. Благодаря этому мы можем отразить свой опыт и передать его следующим поколениям. Вот мы берем учебник физики и читаем его. А это еще миллиарды людей до нас чего-то открывали, доказывали, находили, записывали. Животные так не могут.

· Левое полушарие вырубили – существительных больше, глаголов меньше. Правое вырубили – существительных меньше, глаголов больше. Получается, что правое полушарие склонно созерцать объекты. А глагол – это уже деятельность, сукцессивная развертка во времени. Поэтому ими ведает левое полушарие.

· В ситуации угнетения одного полушария испытуемый по-разному классифицирует слова. Левое полушарие за словами видит скорее абстрактные категории и сразу же видит грамматические потенции. Для левого полушария Вася – это потенциальное подлежащие. Поэтому, если его вырубить, то оставшееся правое полушарие за словом видит конкретный объект, причем внеграмматический. То есть если это яблоко, то правое полушарие будет стремиться видеть конкретное яблоко с его конкретными первосигнальными характеристиками.

Итого: идея про первую и вторую сигнальную системы очень правильная. Правое полушарие первосигнально и аграмматично, левое – наоборот. И при восприятии слов возникают параллельные процессы анализа, которые дают нам интегральный результат, представленный в сознании.

Павлов: два типа людей – мыслители и художники. Мыслители ориентированы на второсигнальный анализ, а художники – на первосигнальный. И это разделение тоже, в общем-то, правильное.

Тонкий момент про сознание. Правополушарное восприятие слова – оно в каком-то смысле менее сознательно. Сознание и эмоции в каком-то смысле противоположные вещи. Когда ребенок растет, у него сужается сфера эмоционального и расширяется сфера сознательного. Эмоции – это недифференцированный, интегральный способ отражения действительности. А сознание – дифференцированный.

Отношение выводов по рассмотренным работам к взглядам Хомского. Раньше у него была идея о том, что у человеческого вида есть врожденная грамматика, которая возникла в ходе какой-то глобальной мутации и находится в правом полушарии. И она – своеобразный интерфейс между мотивацией и внешним миром. Мотивация запускает процесс порождения внутренней грамматики, порождение того самого клипа как эскиза будущей речи. Этот эскиз перетаскивается в левое полушарие и тут он уже превращается в поверхностную грамматику через стадию трансформационной грамматики. И момент теории про все эти превращения остается. Отвергается только врожденность и одинаковость у всех людей грамматического модуля.

Если поразить правое полушарие – это вариант резонерства. А если левое – то по содержанию будет очень насыщенно, но оформлено крайне бедно.

Данные, которые мы рассматривали сегодня и неделю назад совпадают по основным вопросам. И все, что мы обсуждали, прекрасно совпадает с периодизацией развития ребенка.

Школа Алахвердова – самая сильная когнитивная школа в России на данный момент. Занимаются всякими интересными вопросами осознания и принятия решений.