ЛЕКЦИЯ 10. История перевода и переводоведческой мысли в России.
История перевода в России, несомненно имеет свои особенности, хотя бы даже хронологические, однако, те тенденции в переводе, которые мы отметили в прошлый раз, характерны и для перевода в России. Я имею ввиду, прежде всего, спиралевидную эволюцию взглядов на перевод, проходящую на каждом своем витке две крайности – буквальный перевод (или "переселение читателя к автору произведения") и вольный перевод (в частности, "склонение оригинала на свои нравы"). Как мы увидим, обе эти концепции, а также их компромиссные варианты, находят отражение во взглядах самых известных русских писателей и переводчиков. Целью этой лекции является не столько хронология развития переводческой мысли в России, сколько знакомство со взглядами некоторых выдающихся переводчиков.
§ 1. Древность
Начало русской переводной письменности восходит еще ко времени Киевской Руси (10-14 вв), поддерживающей оживленные торговые и культурные связи с Византией (среднегреческий), славянскими государствами, Германией, Францией. Отмечается особая значимость и широкий масштаб переводческой деятельности в Древней Руси, поскольку переводы в колличественном отношении занимали главное место в древней русской письменности. Особенностью первых русских переводов (религиозные тексты и исторические хроники) была связь с живым языком тогдашней Руси, обеспечивающая относительно высокий уровень переводов, хотя перевод и осуществлялся в рамках пословности. Среди произведений древнерусской переводной литературы особой популярностью пользовались "Александрия" и "Троянская притча".
Выдающимся деятелем в области перевода Московского периода (14-17 вв) является Максим Грек (16 в), ученый монах приглашенный в Москву с Афона (Греция) и создавший свою школу перевода. Ключевым моментом его концепции было требование всестороннего анализа оригинала, (особое внимание уделялось грамматическим структурам) и поиску того, что мы сейчас называем, закономерными грамматическими соответствиями. Переводчиками в тот период выступали иностранцы толмачи из Посольского приказа в Москве, их переводы светстких и научных произведений часто грешили дословностью, непонятностью, тяжеловесностью, однако, это проистекало не из слепого почтения к букве подлинника. а из неумения выразить содержание переводимого текста. Чешская исследовательница Светла Матхаузерова реконструирует, по сохранившимся текстам несколько систем перевода, существовавших у древнерусских книжников.
1. принцип перевода по смыслу, утверждение необходимости переводить "силу и разум" оригинала.
2. вольный перевод, применявшийся, в основном, к произведениям светской литературы.
3. принцип дословного воспроизведения подлинника (16-17 вв)
4. школа Максима Грека, т.е грамматическая теория перевода
5. 2синтетическая теория перевода", отразившаяся в деятельност Симеона Полоцкого (17 в) и выражавшаяся в требовании переводить "и разум и речение", т.е. смысл и форму выражения.
§ 2. Восемнадцатый век. Петровский период
Произошедшая перестройка всей жизни страны, новая внешняя политика не могла не отразиться на объеме и характере переводческой деятельности. Прежде всего, изменилось соотношение переводной религиозной и светской литературы в пользу последней, что повлекло за собой необходимость нового переосмысления подходов к переводу. С одной стороны увлечение всем иностранным порождало множество буквализмов (заимствований), с другой стороны, сам Петр I требовал передать в переводе, прежде всего, "сенс", т.к. в начале века переводились в основном книги по технике, точным наукам. При этом Петр требовал, чтобы переводчик в полной мере владел тем "художеством", о котором он переводит, с тем, чтобы он мог адекватно передать содержание. Сформулированные Петром требования к переводу сводятся к следующим:
· не переводить буквально
· не затемнять смысл
· не украшать речь, следовать стилю Посольского приказа (канцелярский)
В переводе художественных произведений в это время утверждается принцип, выраженный в словах известного переводчика Тредиаковского:
"…переводчик от творца только что именем рознится. Еще донесу вам больше: ежели творец замысловат был, то переводчику замысловатее надлежит быть". и "переводчик от творца разве что именем рознится".
Это означало начало эпохи соперничества переводчиков с автором, переводчики стремились превзойти последнего в выборе и изобретательности языковых средств. За переводчиком, в соответствии с общими тенденциями эпохи классицизма, признавалась такая же роль как за автором произведения, вплоть до права сокращать и переделывать текст, выражением классицистического подхода к переводу были популярные в то время соревнования между переводчиками, которые предлагали свои переводы одного и того же оригинала. Такие переводы публиковались вместе и были рассчитаны на узкий круг литературно образованных читателей, которые могли оценить именно "усовершенствование оригинала, а не точность перевода.
Одной из блестящих попыток определить, каким должен быть перевод является стихотворный трактат о переводе, написанный Сумароковым:
Посем скажу, какой похвален перевод:
Имеет в слоге всяк различие народ.
Что очень хорошо на языке французском,
То может в точности быть скраденным на русском.
Не мни, переводя, что склад в творуе готов;
Творец дарует мысль. но не дарует слов.
В спряжение речей его ты не вдавайся
И свойственно себе словами украшайся.
На что степень в степень последовать ему?
Ступай лишь тем путем и область дай уму.
Ты сим, как твой творец письмом своим не славен,
Достигнешь до него и будешь сам с ним равен.
Хотя перед тобой в три пуда лексикон,
Не мни, чтоб помощь дал тебе велику он,
Коль речи и слова составишь без порядка.
И будет перевод твой некая загадка,
Которую никто не отгадает ввек;
То даром, что слова ты точно все нарек,
Когда переводить захочешь беспорочно;
Не то, - творцов мне дух яви и силу точно.
Он отражает общие для того времени мотивы в декларациях переводческих принципов, которыми принято было снабжать переводы, а именно: передать "сенс", и сделать это языком понятным и современным, "антибуквализм", отношение к переводчику как творцу=писателю.
Отличительной чертой середины 18-го века в России было отсутствие принципиального различия, в сегодняшнем понимании, между переводом и оригинальным творчеством и большинство переводов того времени, если их мерить сегодняшними мерками, следовало бы назвать "подражаниями" или "переделками". Переводческая деятельность этого периода способствовала формированию русского языка и, в частности, литературных жанров.
Особенно много переводов стало печататься во второй половине 18-го века. С 1768 года действовало особое "Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык", появляются литераторы, специально посвящавшие себя переводческой деятельности, избравшие ее как свое основное дело – переводчики-профессионалы (С.Волчков, Кондратович, Гамалов-Чураев).
§ 3. Девятнадцатый век
Переводческая традиция "склонения на наши нравы" продолжает быть актуальной и в следующем веке. Переводчики сатир Буало стала, например, превращать Париж в Москву. В своей вольной переделке баллады Бюргера "Ленора" как Жуковский, так и Катенин, далекие друг от друга по политическим взглядам и по этическим воззрениям, перенесли действие в Россию, первый - в 16 век, второй – в петровское время и переименовали героиню в Людмилу и Ольгу соответственно.
Жуковский – одно из самых ярких и неоднозначных явлений русской литературы и перевода того времени. Эволюция его взглядов на перевод отражает развитие всей переводческой мысли в 19 веке. Он примечателен тем, что гармонично сочетал в себе качества самостоятельного поэта и талантливейшего переводчика, такая неразделенность переводного и оригинального вообще была свойственна началу века. Его собственная самооценка содержит в себе прекрасную характеристику "вторичного" переводческого творчества:
"Мой ум как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого – и все, однако, мое".
В начале своего творчества он еще был близок к классицистическим идеям перевода. Именно ему принадлежит известное высказывание, что переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах – соперник. Оно не случайно, т.к. в то время книги с прозаическими переводами содержали указание имени переводчика рядом с именем автора или без первого, а поэтические – подписывались только переводчиком (представление о поэзии, как о более высоком роде литературе). Далее взгляды Жуковского развивались в направлении романтизма и позднего Жуковского уже считают типичным романтиком, субъективно трактующим оригинал и переделывающий оригинал на русский манер (Эрот – Лель, римские полководцы – Суворов, Румянцев).
Важной вехой в истории русской переводческой мысли было и предисловие Гнедича к его "Илиаде". Новым в его подходе является то, что он много внимания уделяет тому как сохранить древнегреческий колорит "Илиады":
"вольные переводы выгоднее для переводчика, нежели для подлинника. Я предпочел выгоды Гомера своим, решился переводить с возможною верностью". "Переводчику Гомера должно отречься от раболепства перед вкусом гостиных, перед сею прихотливою утонченностию и изнеженностью обществ, корорых одобрения мы робко ищем, но коих требования и взыскательность связывают и обессиливают язык".
Переводы Пушкина часто представляли собой спор с авторами подлинников: поэт сокращал, переделывал, перестраивал незначительные по темам стихи Парни, словно для того, чтобы показать как по-настоящему следует обработать ту же мысль, придав им пафос и остроту. Пушкин всемерно сохранял, даже выделял элементы народного своеобразия и. в частности, черты местного и национального колорита, иногда подчеркивая их и соблюдением стихотворной формы оригинала, непривычной для русской поэзии его времени. Пушкин отрицал перевод буквальный "соответсвующими словами", он требовал перевода, сохраняющего национально-художественное своеобразие оригинала и считал такой перевод возможным.
Совершенно иной взгляд на перевод обосновал теоретически и осуществлял на практике П.А. Вяземский:
"Есть два способа переводить: один независимый, другой подчиненный. Следуя первому, переводчик, напитавшись смыслом и духом подлинника, переливает их в свои формы; следуя другому, он старается сохранить и самые формы, разумеется, соображаясь со стихами языка, который у него под рукою. Первый способ превосходнее, второй невыгоднее; из двух я выбрал последний. … К тому же имел я еще мою собственную цель: изучивать, ощупывать язык наш, производить над ним попытки, если не пытки, и выведать, сколько может он приблизиться к языку иностранному, разумеется, опять без увечья, без распятия на ложе прокрустовом".
Метод и принципы Вяземчкого – его формальное, дословное следование смыслу и синтаксису подлинника, экспериментирование над русским языком, от стилистических норм которого, он постоянно отступал, не оказали влияния на дальнейшее развитие перевода в России и не приобрели популярности.
Во второй половине века сложились два борющихся между собой лагеря, различающихся по методам и тендециям. Переводы Фета, Мея, А.Толстого ("чистое искусство") отличаются большим вниманием к формальному своеобразию подлинника (размеру, рифме) и к отдельным деталям. Переводы Курочкина, Минаева, Плещеева, Михайлова (революционно-демократическая литература) содержат огромные отступления от буквы оригинала, вплоть до использования специфически русских бытовых деталей. Причем подобные "вольности" вызваны стремлением к передаче своеобразия оригинала как целого, способного вызвать у читателей привычные для него ассоциации.
Яркая и своеобразная фигура в переводе – Иринарх Введенский. Он понимал и умел передать своеобразие Диккенса и Теккерея, хотя порой дописывал за них целые абзацы. Далек от дословности, но небрежен, безграмотен. Он признавался: "есть места, принадлежащие моему перу, но перу – прошу заметить это – настроенному под теккереевский образ выражения мыслей".