Общее положение 2 страница

Мурка глядела на Вадьку даже с некоторой почтительностью, у нового приятеля с каждым днем обнаруживались все новые таланты. Дело как всегда испортила Кисонька. Отколупнув ложечкой крохотный кусочек мороженого, она заявила:

– С моей точки зрения, каждый должен заниматься своим делом. Взрослые – работать, дети – учиться.

Окинув сестру недобрым взглядом, Мурка сменила тему:

– Ты чего дверь креслом подпер?

– От Катьки, – неохотно пояснил Вадька, – чтобы не лезла.

Словно в подтверждение его слов ручка двери начала тихонько поворачиваться, с той стороны слышались азартное сопение и шелест гусиных крыльев.

– Может, она мороженого хочет? – почему-то шепотом спросила Мурка.

– Я ей оставил на кухне. Она в компанию хочет.

– Крайне невежливо с вашей стороны, Вадим, заставлять девочку дожидаться под дверью, – наставительно произнесла Кисонька. Кажется, Вадька окончательно пал в ее глазах.

– Точно, – на сей раз Мурка была согласна с сестрой. – Ей там скучно, наверное.

– Вы не знаете, о чем говорите, – с отчаянием возразил Вадька. Все шло наперекосяк. Вместо приятного разговора о преступлении получалось ознакомление с семейством Тихоновых. – Она усядется и будет до бесконечности расписывать достоинства своего паршивого гуся. У гуся может быть только одно достоинство – вкус!

Его речь не произвела впечатления, две пары зеленых глаз продолжали взирать на него все так же осуждающе. Вадька уже готов был сдаться и впустить сестру (пусть на своем опыте узнают, каково это – часами слушать похвалы Евлампию Харлампиевичу!), но тут заскрежетал замок, входная дверь хлопнула и раздался дробный топот – Катька помчалась встречать маму. Вадька прислушался: так и есть, опять ноет, что брат ее не пускает. Он со вздохом отодвинул кресло.

– Вадик, ты снова заперся от сестры! Ты старший, ты должен… – послышался голос Надежды Петровны, дверь распахнулась. – О, да тут приятное общество. Кисонька, Мурочка, как хорошо, что вы зашли! Вадик, ты угостил девочек чем-нибудь? Ага, вижу, молодец! Катюша, не мешай брату, пойдем, поможешь мне на кухне, – и, выходя, она сентиментально вздохнула. – Вот уже и к Вадику красивые девушки в гости заходят. Еще два-три года, и у Катюши кавалеры появятся. А казалось бы, совсем недавно мечтала: когда же ребенок сделает первый шаг, когда скажет первое слово!

– Почему же теперь только и слышно: сядь и замолчи! – фыркнула Катька, и, зажав гуся под мышкой, удалилась, обиженно подрагивая коротенькими толстыми косичками. Вскоре с кухни донесся раздраженный грохот посуды и хлопанье крыльями. Можно было предположить, что посудой гремит Катька, а крыльями хлопает Евлампий Харлампиевич, хотя кто их знает, эту парочку…

– Мы засиживаться не собираемся, – заявила Мурка, приканчивая мороженое, – наоборот, хотим тебя с собой забрать. Греза Павловна пришла в себя и «жаждет лицезреть своего спасителя». Собирайся, пойдем навестим ее.

– Может, вы сами справитесь? – поскучнел Вадька. – Ты ведь тоже спасительница.

– И думать не моги, – отрезала Мурка. – Во-первых, Греза – бабка прикольная, она тебе понравится, а во-вторых, Греза – бабка жутко настырная и не отвяжется, пока мы тебя не притащим. Так что лучше пошли сейчас, а то потом хуже будет.

Больница находилась в пяти кварталах от Вадькиного дома. Кошмарное многоэтажное желто-зеленое сооружение возвышалось посреди голого асфальтового двора. С трудом вырвав у хмурой регистраторши зловещую тайну местонахождения Грезы Павловны, ребята надели драные халаты, лет десять назад претендовавшие на гордое звание белых, поднялись на седьмой этаж и зашли в палату. Глазам Вадьки снова предстала только половина старушки, на сей раз верхняя, поскольку нижняя, прикрытая тонким больничным одеялом, была завалена букетами цветов, коробками конфет и кулечками с фруктами. Бабка и впрямь оказалась прикольная. Облачена она была в голубенькую ночную рубашку с рюшами, сидящую на ней как бальное платье. Свеженькое розовое личико искусно подкрашено, на руках блистал маникюр, а бинт на разбитой голове больше напоминал чалму.

– Дорогие мои, вы пришли меня навестить! – радостно возопила старушка при виде их троицы. – Ах, как мило! Вы, должно быть, Вадик? Какой чудный юноша!

Слушая восторженную болтовню Грезы Павловны, Вадик наконец понял, кому так старательно подражает Кисонька. Старушка между тем продолжала трещать:

– О, вы с гостинцем! Напрасно, совершенно напрасно! Видите, сколько тут всего, мне в жизни не съесть. Меня навестили мои бывшие ученики, очень милые мальчики, только слишком занятые, побросали все и уехали. Аллочка, Эллочка, не будете ли вы так любезны спрятать это в тумбочку.

Вадька оглянулся, отыскивая неведомых Аллочку и Эллочку, но увидев, как засуетились девчонки, понял, что старушка обращается к ним. Ну да, должны же у них быть какие-то имена!

– Наконец-то, наконец-то в нашей девичьей компании появился мужчина! – между тем разливалась Греза Павловна. – Присутствие мужчины так облагораживает, оно не дает женщине расслабляться. Мужское общество будет весьма полезно моим девочкам, ведь им еще так много нужно постичь в науке женской привлекательности. Эллочка меня радует, хотя следует признать, что она несколько жеманна. Не сердись, пожалуйста, дитя мое, но это правда. Что же до Аллочки, то она приводит меня в полное отчаяние. Она совершенно, абсолютно неженственна, и не слишком стремится учиться. И еще их кошмарные клички! Разве могут хорошо воспитанную молодую девушку звать, словно кошку!

– Нам нравится! – дружно ответили сестры в редком порыве полнейшей солидарности.

– Скажите, Греза Павловна, а что вчера произошло? – спросил Вадька, стремясь перевести разговор на другое.

– О-о-о! – застонала Греза Павловна с такой мукой в голосе, что Вадька чуть не кинулся за врачом. – Как неблагородно с вашей стороны, Вадим, возвращать меня к ужасному происшествию. Какие страшные воспоминания! Впрочем, вы мой спаситель, вы имеете право знать. Я верю, что вы тревожите меня не из пустого любопытства, – она тяжко вздохнула. – Я мирно лежала на кушетке и перечитывала один из романов Бальзака. Вы любите Бальзака? Не читали? Напрасно, напрасно… Какие образы, какой слог, накал страстей! Но я отвлеклась. Я читала, и тут в дверь позвонили. Я тотчас же побежала открывать, в надежде, что пришли гости, девочки знают, как я люблю гостей. Но это были совсем не гости! Это был здоровенный мрачный детина, который ни слова не говоря, втолкнул меня в квартиру и тут же ударил по голове. Я потеряла сознание и больше, увы, ничего не помню. Очнулась я в больнице, и мне сказали, что вся моя коллекция похищена! Лучше бы я умерла! – По щекам Грезы Павловны покатились крупные слезы. – Ох, милые мои дети, вы еще молоды и не знаете, что значит иметь в жизни единственную радость! Мои старые вещи хранят столько воспоминаний! Как мы с мужем радовались, когда удавалось найти и восстановить что-нибудь ценное! Подлецы украли не только мой антиквариат, они прошлое мое украли!

Вадька аж засопел от жалости. Прикольная бабка Греза Павловна оказалась несчастным страдающим человеком. Надо быть последним поганцем, чтобы грабануть такую одинокую тетку.

– Может, чем помочь надо? – в порыве искреннего сочувствия спросил Вадька.

Греза Павловна всхлипнула, вытерла глаза кружевным платочком и, метнув на Вадьку лучистый взгляд, выдохнула:

– Ну, если вам не затруднительно… Было бы крайне любезно с вашей стороны сходить вместе с девочками в мою квартиру, взять там в книжном шкафу в коробке из-под печенья тридцать долларов и отнести Луше, девочки знают куда. Я на прошлой неделе сторговала у нее резное кресло, состояние очень плохое, страна неизвестна, предположительно Польша, зато я вполне уверена, что это XVII век. Если ничего не осталось, пусть хоть кресло будет.

– Разве бандиты не взяли деньги? – удивился Вадька.

– Представьте себе, нет. Милиционер, который ведет мое дело, такой толстый, и по-моему, не очень умный, был как будто даже возмущен этим фактом.

– А мы сможем войти в квартиру, ведь милиция, наверное, ее опечатала?

– Это моя квартира, – неожиданно сварливо заявила бабка. – Я, а не милиция решаю, кому туда можно входить, а кому нет. Впрочем, не будем создавать проблем, я сейчас позвоню и все уточню. Благодаря любезности вашего папы, девочки, я имею такую возможность, – Греза Павловна вытащила из тумбочки мобильный телефон.

– Все в порядке, – сообщила она после долгих попыток дозвониться и совсем недолгих переговоров. – Мой милиционер неизвестно где, зато я побеседовала с его начальником, и он меня заверил, что вы можете спокойно снять пломбу с двери, его подчиненным больше у меня искать нечего. Так что ступайте, мои дорогие, а я немного сосну, – и она утомленно прикрыла глаза. Ребята потихоньку вышли.

Вадька во второй раз стоял на пороге квартиры Грезы Павловны. Он аккуратно оторвал бумажную полосу, тянувшуюся через синюю дверь, Мурка отперла замок, и они вошли. Сейчас, в тишине и спокойствии, комната производила еще более тягостное впечатление.

– Надо будет хоть кресло поскорее привезти, а то совсем голо, – сказала Мурка.

Кисонька подошла к шкафу и вытащила стоявшую поверх книг коробку. Через ее плечо Вадька заглянул внутрь. В коробке были деньги, несколько сотен долларов.

– Странные воры, – задумчиво процедил он, – тяжеленную мебель и картины вывезли, а доллары оставили.

– Не заметили, наверное, – пожала плечами Мурка.

– Ты что, коробка ведь на виду! При нормальном обыске ее моментально заметят!

Но девчонки не успели высказать своих соображений на сей счет. Отчетливый шорох, доносившийся со стороны ванной, заставил их замереть на месте. Из ванной ясно слышались возня, приглушенное бормотание. Ребята с ужасом переглянулись. Бандиты возвратились! Кто еще, кроме них, мог находиться в опечатанной квартире! Вадька прижал палец к губам и жестами показал на выход. Вся троица на цыпочках выбралась в коридор. Но уйти они не успели. Зашумела вода, и дверь ванной стала медленно-медленно приоткрываться. Вадька метнулся обратно в комнату, лихорадочно огляделся в поисках укрытия и повелительно ткнул пальцем в бархатные портьеры на окнах. Девчонки кинулись за одну, сам Вадька укрылся за другой, и тут же паркет заскрипел под тяжелыми мужским шагами.

– Кто здесь? – спросил грубый голос. – Выходи, а то стрелять буду!

Вадька сжался, мечтая стать очень маленьким, а еще лучше – невидимым. Шаги протопали ближе, Вадька услышал свистящее дыхание бандита. Тот явно прислушивался. Мальчишка замер, стараясь не шевелиться. Несколько бесконечных секунд пролетели в молчании, как вдруг вороненый ствол пистолета отодвинул край портьеры. Вадька судорожно зажмурился, не желая видеть собственный конец, но любопытное веко словно само поползло вверх, и Вадька глянул в лицо убийце. Глянул и дико взвизгнул. Перед ним стоял старший лейтенант Пилипенко собственной персоной.

И тут же лейтенант нырнул головой вперед и рухнул на пол, роняя табельное оружие. За его спиной обнаружилась застывшая в оборонительной стойке Мурка. Узнав лейтенанта, она смутилась, опустила руки:

– Ох, извините, пожалуйста, я не хотела… Простите, пожалуйста, я вас не узнала, я думала на Вадьку бандит напал. Ты чего орал-то? – напустилась она на парня.

– От облегчения, уж больно я струхнул, – признался Вадька.

– Не узнали, значит, – пропыхтел лейтенант, грузно ворочаясь на полу. Оттолкнув протянутые ему руки, он поднялся, подобрал пистолет. – Не узнали! Зато я узнал все, что хотел! А ну, руки вверх!

– Дядя, вы чего, обалдели? – ошарашенно спросил Вадька.

– Не разговаривать! Думали, если малолетки, если папаша крутой, так никто ни о чем не догадается. Не на таковского напали! Лейтенант Пилипенко все видит! Я знал, что вы замешаны! Сперва мебель у старушки вывезли, теперь за деньгами вернулись! Я знал! Я ждал, я в засаде сидел, и вот дождался!

– Мне почему-то показалось, что вы сидели не в засаде, а в туалете, но если это теперь так называется… – протянула Кисонька.

– Молчать! На нарах похихикаете! Руки вверх и на выход! – И, подталкивая ребят пистолетом в спины, торжествующий лейтенант повел их в отделение.

Нынешний вечер был почти точной копией предыдущего. Ребята находились в том же, что и вчера, кабинете, и так же в углу приткнулся поигрывающий мобильником папа девчонок, а Вадькина мама так крепко обнимала его за плечи, что он даже стеснялся. Был здесь и старлей Пилипенко, но он не сидел за своим столом, а стоял навытяжку посреди потертого красного ковра, и уши его пылали огнем. За столом же возвышался симпатичный молодой майор с очень усталым лицом. Майор говорил, и речь его была исполнена выразительности настолько, что деликатные Кисонька и Надежда Петровна порой испуганно ахали, а Вадька с Муркой восторженно слушали, раскрыв рты. Они и не предполагали, что такие словосочетания возможны! Наконец выдохнувшись, майор безнадежно махнул рукой:

– Идите, Пилипенко, и не попадайтесь мне на глаза.

Старлей молча развернулся и вышел строевым шагом. Майор крепко потер ладонями лицо и начал шарить по карманам. Сергей Николаевич подсунул ему свои сигареты. Мужчины закурили.

– Где ты его взял… такого? – спросил папа девчонок.

– А, не спрашивай, – досадливо поморщился майор. – Его в течение нескольких лет пытались из ГАИ выпереть за непроходимую тупость, но он каждый раз писал письма начальству, что его притесняют за честность и принципиальность. Тогда придумали хитрый ход: отправили его учиться на юридический факультет. Пять лет вся милиция отдыхала от Пилипенко, но в этом году он неким чудом закончил университет и его, уж не знаю за какие мои прегрешения, направили в мой отдел.

– Как ему диплом-то дали?

– Наверное, их он тоже достал, не знали, как избавиться. Но теперь-то он не отвертится. Провести детишек через весь город под дулом пистолета, такое на честность и принципиальность не спишешь! Лететь ему из милиции ласточкой! Так что твоим ребятам с меня причитается.

– Брось! – Сергей Николаевич отмахнулся. Вадька подумал, что папе девчонок не следовало бы решать за всех. Лично он, Вадька, знал десяток интереснейших способов, которыми майор мог выразить ему свою благодарность. – Ты лучше скажи, зачем ты на дело Грезы Павловны этого олуха поставил?

– А кто еще станет подобной ерундой заниматься?

– Как вы можете так говорить! – возмущенно вмешалась Кисонька. – У Грезы Павловны бесценная коллекция, национальное достояние, ее совершенно необходимо найти!

– Точно, Владимиров, – поддержал дочь Сергей Николаевич. – У старухи только и свету в окошке, что ее коллекция, а ты вроде как и не собираешься ее искать? Не стыдно?

– Ну-ка идите сюда, – скомандовал майор, мгновенно становясь собранным и жестким. Он распахнул сейф и вытащил оттуда пачку фотографий. – Смотрите! Вот девочка всего на два года старше твоих дочек. Возвращалась вечером с английских курсов. Избита и изнасилована, и еще счастлива, что жива осталась. Вот мужик, прихватили вечером в подворотне и отняли получку, а у него жена и маленький ребенок. Теперь семье хоть голодай, хоть по миру иди. Ограбили инкассатора, взяли трехмесячную зарплату завода. В городе появилась партия наркотиков неизвестного происхождения. Ты прав, Серега, причем дважды прав! Я не собираюсь искать вашу коллекцию, и мне действительно стыдно. Стыдно, что я не могу обеспечить людям элементарную безопасность, не дать бандитам отнять последнее. У меня не хватает средств, людей, техники, а ты хочешь, чтобы я разыскивал драные пуфики и кушетку, начиненную благородными клопами! Да кому оно нужно, это старье! Я заведу дело и засуну его на самую дальнюю полку, а толковые ребята из моего отдела будут ловить настоящих преступников. Нет, у тебя, конечно, большие связи, ты можешь меня заставить…

– Господь с тобой, Денис, – почти испуганно ответил Сергей Николаевич. – Мы с тобой с детства знакомы, когда я на тебя давил?

– Купи бабке кровать и пару стульев, чай, не обеднеешь, – уже успокаиваясь, сказал майор. – И учеников ей найди побольше, я скажу налоговикам, чтобы не цеплялись. Но это все, что я могу для нее сделать.

Выйдя на улицу, ребята дожидались, пока родители закончат обмениваться мнениями и прощаться.

– Значит, бедная Греза Павловна так и не получит обратно свою коллекцию, – печально сказала Кисонька.

– Так и будет, если, конечно, мы не вмешаемся в дело, – в отличие от девчонок Вадька был бодр и весел.

– Как вмешаемся?

– Проведем собственное расследование! А что такого? Мы были на месте преступления, даже преступников видели. От жертвы у нас полная информация и с милицией контакт. Теперь немного беготни, дедуктивного метода и… – Вадька щелкнул пальцами, – дело в шляпе! Я и план действий уже набросал, пока вы там ругань майора слушали.

Мурка с сомнением покачала головой, но видно, идея ей страшно понравилась. Зато Кисонька была в ярости.

– Вы с ума сошли, Вадим! – прошипела она. – Не воображайте себя Шерлоком Холмсом! Оставьте каждого делать свое дело! Изучайте компьютеры, а грабителей пусть ловит милиция!

– Но милиция не собирается ловить этих грабителей, – резонно возразила Мурка. – Что же, по-твоему, пусть теперь любой подонок безнаказанно обчищает наших знакомых?

– Ты что, фотографий не видела? Хочешь, чтобы и с тобой такое же сталось? – От волнения Кисонька даже стала говорить нормально. – Учти, если только попробуешь в это дело впутаться, я… я… Я папе расскажу, вот!

– Настучишь? – Изумлению Мурки не было предела, видимо, в их семье не ябедничали.

– Не остановишься – настучу! – твердо заявила Кисонька.

– Видишь, Вадька, ничего у нас не выйдет, – вздохнула Мурка, – Кисонька решила оставить бедную Грезу Павловну на произвол судьбы и лейтенанта Пилипенко.

– Не заговаривай мне зубы, – фыркнула Кисонька и гордо направилась к родителям.

– Не боись, прорвемся, – шепнула Мурка. – Мне идея нравится, я к тебе завтра после тренировки забегу.

Но назавтра Мурка к Вадьке не забежала, а скорее влетела и с порога выпалила:

– Я Кислого видела!

Вадька хотел уже поинтересоваться, что может быть таким кислым, что это даже видно, но Мурка пояснила сама:

– Помнишь, бандит с уксусной мордой, что Грезины вещи грузил!

Новость была потрясающей. Потребовав подробностей, он затащил Мурку в комнату.

– Да нет никаких подробностей, – досадливо отмахнулась девчонка. – Я после тренировки решила к Луше зайти, расплатиться за кресло, смотрю, а он возле ее сарая ошивается. Недолго покрутился и нырнул в проход между сараями. Я прямо за ним лезть не могла, увидел бы, а пока через улицу оббегала, он пропал.

– Так, погоди, кто такая Луша?

– Дворничиха, старая, немножко сумасшедшая, она всякие ненужные вещи собирает: поломанные коньки, зонтики, стулья. Вообще-то полный хлам, но за годы у нее скопилось и довольно много ценной мебели, к ней даже из исторического музея приходили, уговаривали отдать. Но она никому ничего не продает, держится за свой мусор мертвой хваткой, для одной Грезы делает исключение, ее Луша уважает.

– Интересное кино получается, – Вадька вытащил из вазочки печенье, задумчиво хрупнул и подсунул вазочку Мурке. – Одна старуха имеет коллекцию антикварной мебели, ее бьют по голове, коллекцию тырят, и в деле участвует бандит с кислой рожей. Теперь у нас снова старуха, снова старинная мебель, и Кислый опять появляется на горизонте. Тебе это ни о чем не говорит?

– Мне это говорит о том, что Лушу спасать надо, – заявила Мурка и решительно отодвинула вазочку с печеньем. – Кончай хомячить, побежали!

Тяжко вздохнув при мысли о несостоявшемся обеде, Вадька поплелся за Муркой. Протрясясь три остановки в переполненном троллейбусе, они выбрались на тихую маленькую улочку, прошли через двор, нырнули в дыру в заборе-сетке и вышли к длиннющему ряду сараев.

Старые, почти развалившиеся и новехонькие, фанерные, деревянные и кирпичные, крытые дранкой, листовым железом, а иные и вовсе без крыши, сараюхи имели одну общую для всех черту – плотно навешанные двери, на каждой из которых красовался отлично смазанный замок.

– Хозяева разные, но заправляет тут всем Луша. Она здесь свои сокровища прячет, видишь, какие запоры, – начала рассказывать Мурка, но тут ее прервали. Из глубины самого большого и солидного сарая донесся истошный визг. Вадька понял, что они опоздали, неизвестные бандиты уже убивают дворничиху Лушу. Вадька бросился к сараю, на помощь жертве, потом сообразил, что у него вряд ли хватит сил остановить вооруженных негодяев, заметался, ища, откуда можно позвонить в милицию…

Дверь сарая распахнулась, и во двор вылетел жутко обозленный мужчина, вслед которому пронеслось и шлепнулось на асфальт что-то тяжелое, оказавшееся толстым кожаным портфелем. Сумасшедший визг продолжал выплескиваться из темной глубины на свет дня, но теперь он приобрел некоторую осмысленность, стали различимы отдельные слова. Вадька облегченно перевел дух (те, кого убивают, такими выражениями не пользуются) и переключился на выскочившего из сарая.

Это был высокий подтянутый мужчина лет сорока, одетый в строгий элегантный серый костюм. Видно было, что в обычных условиях он человек серьезный и спокойный, но сейчас его просто трясло от бешенства. Резким движением он сдернул с носа солидные очки в роговой оправе и, яростно потрясая ими, крикнул в сторону открытой двери:

– Старая хулиганка! Ненормальная!

На выпад врага сарай ответил новой волной визга.

– Вы, наверное, из музея, да? – сочувственно спросила Мурка, подбирая брошенный портфель. – Вы на Лушу не обижайтесь, она и вправду немножко не в своем уме.

– Немножко?! Она просто сумасшедшая! – Все еще злобно сопя, мужчина пытался взять себя в руки. Он тщательно пригладил свою темную с проседью шевелюру, поправил галстук и спросил:

– Почему вы думаете, что я из музея?

– Луша всегда так орет, когда ей предлагают что-нибудь в музей отдать. Ваши коллеги к ней уже приходили, она в них стулом кинула. Вам еще повезло, – охотно пояснила Мурка, вытирая пыль с портфеля.

– Дети, не вздумайте туда ходить, – педантично выискивая на своем костюме малейшие пятнышки грязи и смахивая их белоснежным платком с вышитой монограммой, предупредил мужчина.

– Нам можно, мы от Грезы Павловны, а Грезу Павловну Луша уважает.

– От Грезы Павловны? – Мужчина удивился. – Известной коллекционерки, вдовы реставратора нашего музея? Но позвольте, мы слышали, что она погибла, какая-то трагическая случайность, кажется, взрыв газа? Все сотрудники были ужасно расстроены.

– Скажите им, что могут не расстраиваться. Во-первых, Греза Павловна вовсе не погибла, а всего лишь легко ранена и скоро выйдет из больницы. Во-вторых, это совсем не трагическая случайность, а покушение на…

Сказать слово «убийство» Мурка не успела. Она подскочила на месте и тут же замерла в защитной стойке, соображая, почему ее ногу вдруг пронзило резкой болью. Заметив недоумевающий взгляд собеседника, она попыталась как-то пояснить свой прыжок.

– У нас скоро соревнования, сэнсэй велел мне тренироваться где только можно, – Мурка наспех проделала несколько ката.

Но мужчину ее слова явно не успокоили, более того, он, похоже, обдумывал, не заразно ли Лушино безумие.

– Ты что-то начала говорить, девочка, о покушении?

– Она хотела сказать, что это покушение газового хозяйства на права потребителей, – влез Вадька. – Моя мама говорит, что газовщики нас скоро всех перетравят. А вы как считаете?

Ответа Вадька не получил, мужчина его больше не слушал, напряженно думая о своем. Напоследок пройдясь платком по и без того сияющим изящным туфлям, он придирчиво оглядел сам платок, брезгливо скривил губы и точно рассчитанным движением отправил его в мусорный бак.

– Вам все же не следует входить в сарай, – принимая из рук Мурки портфель, рассеянно обронил он. – Старуха абсолютно сумасшедшая, ее место в психиатрической лечебнице.

Видимо, его последние слова достигли ушей затихшей Луши, потому что из распахнутых дверей вдруг вылетел стакан, сверкнул на солнце и разлетелся на тысячи осколков у самых ног оскорбителя. Мужчина испуганно отпрянул, молча повернулся к ребятам спиной и зашагал по проулку. Заметив из своего укрытия отступающего врага, невидимая Луша разразилась торжествующими воплями. Не оборачиваясь, мужчина втянул голову в плечи и ускорил шаг. Он уже почти бежал.

– Ты чего пинаешься? – накинулась Мурка на Вадьку, как только они остались одни.

– А зачем ты треплешься? – не остался в долгу мальчишка. – Обязательно все выкладывать первому встречному?

– Какой же он первый встречный, ты же слышал, он из музея, с Грезиным мужем вместе работал.

– А почему он говорит про взрыв, если взрыва не было? Вряд ли менты всем и каждому рассказывали про взрывное устройство у Грезы в квартире.

Мурка пожала плечами:

– Ты же знаешь, наш город – большая деревня, все про всех все знают, хотя и не всегда точно. Человек поймал слушок и теперь пересказывает.

– Возможно, только он был очень вежливый, пока ты ему все про Грезу не рассказала, а потом сразу убежал, даже за помощь не поблагодарил. Подозрительно!

– Ничего подозрительного! Его просто Луша напугала, кому приятно, когда в тебя стаканы швыряют, – завершила дискуссию Мурка и бесстрашно шагнула во мрак сарая. Вадька последовал за ней, хотя его и глодали сомнения в разумности их действий. Встреча с сумасшедшей теткой его совсем не радовала. Кто знает, что ей стрельнет в голову?

Мурка уверенно двигалась по узенькой тропке, проложенной в сарае среди хлама. Никогда еще Вадька не видел такого количества старых вещей. Не обладая Муркиной ловкостью, он то и дело на что-нибудь натыкался. Его путь был отмечен бряканьем, стуком и ругательствами. Казалось, вещи сами набрасывались на него. Он отбил палец о стоящую возле входа покореженную бормашину, плечо болело от столкновения с дряхлым буфетом, а поломанные оленьи рога ткнули его под ребро. Вадьке удалось увернуться от стойки с зонтиками, но лишь для того, чтобы тут же врезаться в огромную корзину, полную битой посуды. Черепки оглушительно грохнули.

– Кого там еще несет? – неласково поинтересовался пронзительный женский голос.

– Тетя Луша, это я, Мурка, меня Греза Павловна послала.

Вадька рванулся на звук голосов, и, отмахнувшись от свисавшей с потолка авоськи с бутылками, встал рядом с Муркой. Среди гор мусора обнаружился крохотный пятачок пустого пространства, на котором возвышался двухтумбовый письменный стол, заставленный тарелками с остатками еды. Возле стола на грязном деревянном сундуке восседала толстенная, весьма добродушная на вид баба. Вадька недоверчиво поглядел на нее. Такой больше подошел бы густой бас, а не слышанный им визг.

– Чего Грезе Павловне надо? – уже более доброжелательно взвизгнула баба.

– Велела передать деньги за кресло, – отрапортовала Мурка.

Баба расплылась в блаженной улыбке.

– Вот хороший человек, порядочный, не то что некоторые. Вон оно стоит, кресло-то! – Луша ткнула пальцем в высокое резное кресло, втиснутое между невысоким сейфом, точно таким, как у Вадьки в школе, и детской кроваткой без спинки. – Всегда денежки в срок, без задержки. Только ей и продаю, она одна честная, остальные так и норовят старуху объегорить. Видали, приходил тут бандюга, то ему отдай, другое, третье, для музея, видите ли, чтобы культура не увяла. Ишь ты, любитель дармовщинки выискался! У него культура вянет, а Луша, выходит, поливать должна! Луша хоть и дворник, а за полив культуры ей не плотют! – Не переставая говорить, Луша пересчитала деньги и пошаркала в глубь сарая, до ребят доносилось лишь ее бормотание. – Не выйдет у них ничего! Старая Луша не такая дура, старая Луша еще работать может. Вот как совсем силы уйдут, так все, что накопила, разом и продам, до последней тряпки. Купят небось кому надо. И нечего на мой пен-си-он-ный фонд рот разевать, – она вынырнула из-за груды досок. – А вы чего стали, как неживые? Отдали, что велено, и ступайте. Передашь папаше, пущай завтра за покупкой приезжает. С пацанами больше не таскайся, а то все отцу расскажу, он тебе ремнем стыда вколотит, – старуха окинула ребят неодобрительным взглядом.

Возмущенный Вадька хотел ей как следует ответить, но Мурка удержала его. Не обращая ни малейшего внимания на бабкины глупости, она спросила:

– Вы знаете, что Грезу Павловну ограбили и убить пытались? Она сейчас в больнице.

Изумленно открыв рот, дворничиха плюхнулась на сундук.

– Врешь! – выдохнула она, но Мурка только покачала головой. – Чего, деньги украли, много? – В Лушином вопросе прозвучало жадное любопытство.

– Деньги оставили, а мебель старинную, картины, все вывезли. Мы вот с ним бандитов у подъезда видели, когда они свою машину грузили, только мы тогда не знали, что они грабители. – Мурка помолчала, собираясь с духом. – И вот еще что, тетя Луша. Я одного из них сегодня возле ваших сараев заметила. Боюсь, они к вам подбираются.

Луша сдавленно пискнула. Глядя на ребят круглыми от ужаса глазами, она встала, начала судорожно переставлять посуду, снова села, решительно грохнула кулаком по столу так, что зазвенели стаканы, и неожиданно захныкала:

– Я знала, всегда знала! Все меня обидеть хотят, обобрать, прирезать. Что же теперь делать-то, а? – слезливо ныла она.

– Я думаю, вам надо избавиться от всего ценного, тогда вас оставят в покое, – с сочувствием глядя на нее, предложил Вадька. – Позовите специалиста из музея, пусть он отберет стоящие вещи, и передайте их на хранение, хотя бы в тот же музей. А когда бандитов поймают, заберете.

Старуха слушала его, опустив глаза и водя пальцем по столу. В сарае воцарилась тишина, казалось, Луша тщательно обдумывает Вадькин совет. И вдруг по ушам полоснул уже знакомый истошный визг.