Однажды на берегу океана 13 страница
— Пытаюсь быть таким.
— А зачем?
Лоренс негромко рассмеялся:
— Посмотри на меня. Я не слишком талантлив. Не ослепительно красив. Все, что обо мне можно сказать наверняка, это то, что мой рост шесть футов и один дюйм и что я не окончательно тупой. Таким, как я, дается только одна жизнь, вот я и стараюсь за нее держаться.
— Вам нравится Сара?
— Я люблю Сару. Ты не можешь представить, что она для меня значит. Без нее моя жизнь — полное дерьмо. Я работаю в самом отвратительном, бессердечном бюрократическом учреждении, моя работа совершенно бессмысленна, а мой босс делает так, чтобы мне захотелось покончить с собой — честно. Я приезжаю домой, а дети капризничают, Линда целыми днями ворчит или болтает без конца о какой-то чепухе. И только когда я нахожусь рядом с Сарой, я чувствую, что делаю то, что ясам выбрал. Даже сейчас, когда я сижу и говорю с тобой. Вот мы с тобой сидим и разговариваем в самой обычной английской кухне, и это просто невероятно. Это в миллионе миль от всего, что могло произойти в моей жизни, а все благодаря Саре.
— Вы боитесь, что я уведу от вас Сару. Вот почему вы не хотите, чтобы я здесь оставалась. Что именно сейчас я смогу изменить ее жизнь сильнее, чем это нужно.
— А ты боишься, что она в своей новой жизни о тебе совсем забудет.
— Да. Это так, да. Но вы не можете себе представить, что случится со мной, если я потеряю Сару. Я рассыплюсь на кусочки. Разобьюсь, как бутылка. Бам… Мне придет конец. И это пугает меня, пусть даже вам кажется, что это звучит чересчур пафосно…
Я сделала глоток чая. Я очень осторожно попробовала его и продолжила:
— Но это совсем не пафосно. В моей стране смерть гоняется за людьми. В вашей стране она начинает шептать тебе на ухо и уговаривать покончить с собой. Я знаю это, потому что слышала этот шепот в центре временного содержания. Смерть есть смерть, и мы все ее боимся.
Лоренс стал вертеть в руках кружку:
— Ты действительно бежишь от смерти? Это правда? Очень многие из тех, кто приезжают сюда, стремятся к комфортной жизни.
— Если меня депортируют в Нигерию, меня там арестуют. Если узнают, кто я такая и что я видела, политики найдут способ меня убить. Или, если мне повезет, меня посадят в тюрьму. Очень многие, кто видел, что вытворяют нефтяные компании, надолго садятся в тюрьму. А в нигерийской тюрьме происходят ужасные вещи. Если люди оттуда выходят, они потом как немые.
Лоренс медленно покачал головой и устремил взгляд на свою кружку:
— Понимаешь, вот ты мне все это рассказываешь, но мне как-то не верится. Все у тебя будет хорошо. Я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Мне нетрудно донести на тебя в полицию. Я могу просто пойти и сделать это. И тогда ко мне вернется моя жизнь.
— А как насчет моей жизни?
— Это не моя проблема. Я не могу отвечать за все неприятности в мире.
— Даже если ваша жизнь уничтожит мою?
— Послушай, что бы ни должно было случиться с тобой, все равно рано или поздно случится — независимо от того, сделаю я что-то или нет. Это не твоя страна. За тобой придут — даже не сомневайся. За всеми вами придут в конце концов.
— Вы бы могли меня спрятать.
— Ну да, как Анну Франк на чердаке. Очень здорово для нее все закончилось.
— Кто такая Анна Франк?
Лоренс зажмурился, сцепил пальцы рук за головой и вздохнул.
— Еще одна девушка, которая не была моей проблемой, — ответил он.
Я почувствовала, как внутри меня вскипает злость — такая свирепая, что у меня даже глаза разболелись. Я хлопнула ладонью по столу. Лоренс резко открыл глаза.
— Сара возненавидит вас, если вы донесете на меня в полицию!
— Сара ничего не узнает. Я видел, как работают люди из иммиграционной службы. За тобой придут ночью. У тебя не будет времени сказать Саре ни слова.
Я встала:
— Я найду способ. Я найду, как рассказать ей о том, что бы вы ни сделали. И еще я найду способ рассказать Линде. Я разобью обе ваши жизни, Лоренс. Вашу семейную жизнь и вашу тайную жизнь.
Лоренс явно удивился. Он встал и заходил по кухне. Прочесал пальцами волосы.
— Ну да, — проговорил он. — Это ты можешь.
— Могу. И пожалуйста, не думайте, что я прощу вас, Лоренс. Я постараюсь сделать вам больно.
Лоренс остановился у окна и стал смотреть на сад.
— О! — произнес он.
Я ждала. Он долго молчал, а потом сказал:
— Это забавно. Я всю ночь не спал, все лежал и думал, что с тобой делать. Я думал о том, что было бы лучше для Сары и что было бы лучше для меня. Честно, мне даже в голову не пришло, на что ты способна. А надо было бы подумать. Я просто предполагал, что ты не станешь слишком сильно сопротивляться. Когда Сара рассказывала о тебе, я представлял тебя… ну, не знаю… во всяком случае, не такой.
— Я прожила в вашей стране два года. Я выучила ваш язык и ваши правила. Теперь я больше похожа на вас, чем на себя.
Лоренс опять негромко рассмеялся.
— На меня ты вряд ли похожа, — тихо сказал он.
Он снова сел за кухонный стол и обхватил голову руками.
— Я дерьмо, — проговорил он. — Я неудачник, и ты ударила меня под дых. — Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. — На самом деле ты ничего не расскажешь Линде, правда?
Вид у него был изможденный, несчастный. Я вздохнула и села напротив него:
— Нам стоило бы подружиться, Лоренс.
— Как это возможно?
— Вы и я — мы не такие разные, как вы думаете.
Лоренс расхохотался:
— Я только что признался, что сдал бы тебя с потрохами при первой возможности. Ты — храбрая маленькая беженка, а я — эгоистичный подонок. Думаю, я четко обрисовал наши роли, правда?
Я покачала головой:
— Я тоже эгоистка, вы это знаете.
— Нет. Этого о тебе не скажешь.
— Теперь вы считаете меня милой девочкой, да? Да вы до сих пор не верите в мое существование. Вам в голову не приходит, что я могу быть такой же умной, как белый человек. И эгоистичной я тоже могу быть — как белый человек.
Я вдруг поняла, что кричу — вот как сильно я разозлилась. А Лоренс только рассмеялся:
— Эгоистка? Ты? Взяла из коробки последнюю печенюшку, да?
— Из-за меня повесился муж Сары, — сказала я.
Лоренс посмотрел на меня ошеломленно:
— Что?
Я отпила еще немного чая, но он остыл, и я поставила кружку на стол. Свет в кухне тоже начал остывать. Я смотрела, как предметы перестают светиться изнутри, и почувствовала, как у меня холодеют кости. Злость меня покинула.
— Лоренс?
— Да?
— Может быть, мне было бы лучше уйти куда-нибудь.
— Стой. Подожди. Что ты мне только что сказала?
— Может быть, вы были правы. Может быть, для Сары и Чарли, да и для вас будет лучше, если я уйду отсюда. Я просто могу убежать. Я хорошо бегаю, Лоренс.
— Заткнись, — прошептал Лоренс и схватил меня за руку.
— Отпустите! Мне больно!
— Тогда скажи мне, что ты наделала.
— Я не хочу ничего вам говорить. Мне страшно.
— Мне тоже. Говори.
Я схватилась за край стола. От страха мне было трудно дышать.
— Сара сказала, что это странно — что я пришла в день похорон Эндрю.
— И?..
— И это не было совпадением.
Лоренс отпустил мою руку, быстро встал и снова сцепил руки за головой. Он подошел к окну и долго стоял ко мне спиной. А потом обернулся.
— Чтопроизошло ? — тихо проговорил он.
— Не думаю, что должна вам рассказывать. Мне вообще ничего не стоило говорить. Я просто разозлилась.
— Расскажи мне.
Я опустила взгляд на свои руки, сжавшие край стола. Я поняла, что мне хочется кому-то рассказать о случившемся, а еще я понимала, что никогда не смогу рассказать об этом Саре.
Я посмотрела на Лоренса:
— Я позвонила Эндрю в то утро, когда меня выпустили из центра временного содержания. Я сказала ему, что приду.
— И это все?
— Потом я шла сюда пешком от центра временного содержания иммигрантов. Добралась за два дня. И спряталась в саду. Вон там, за кустом, под которым сидит кошка. — Я указала за окно и продолжила: — Я ждала. Я не знала, что делать, не знала, чего хочу. Наверное, я хотела сказать Саре спасибо за то, что она меня спасла, но еще мне хотелось наказать Эндрю за то, что он позволил тем мерзавцам убить мою сестру. Я не знала, как поблагодарить Сару и как наказать Эндрю, поэтому я ждала. Я ждала два дня и две ночи, и мне нечего было есть, поэтому я вылезла ночью из-под куста и съела семена из кормушки для птиц и попила воды из крана, который торчит из стены дома. Днем я смотрела на дом и слушала их голоса, когда они выходили в сад. Я видела, как Эндрю разговаривал с Сарой и Чарли. Он был ужасен. Он все время был злой. Он не хотел играть с Чарли. Когда Сара к нему обращалась, он только пожимал плечами или кричал на нее. И когда он оставался один, он не переставал кричать и пожимать плечами. Он мог встать у изгороди сада и говорил сам с собой, а иногда он кричал на себя или бил себя по голове кулаком, вот так. Он много плакал. Иногда он падал на колени в саду и плакал целый час. И тогда я поняла, что он наполнен злыми духами.
— У него была клиническая депрессия. Для Сары это было очень тяжело.
— Я думаю, ему самому тоже было очень тяжело. Я долго за ним наблюдала. Как-то раз, когда он плакал, я не спускала с него глаз и забыла хорошенько спрятаться, а он вдруг поднял голову и увидел меня. Я подумала: «О нет, только не это, Пчелка!» Но Эндрю пошел ко мне. Он уставился на меня и проговорил: «О боже! Ты не настоящая, тебя здесь нет, просто убирайся вон из моей чертовой головы!» А потом он крепко зажмурился и стал тереть закрытые глаза, а я быстро спряталась под кустом. А когда он открыл глаза и посмотрел туда, где я только что стояла, он меня не увидел. И тогда он снова начал сам с собой разговаривать.
— Он решил, что ты ему померещилась? Бедняга.
— Да, но сначала мне не было его жалко. Я его пожалела только потом. На третий день он снова вышел в сад, когда Сара была на работе, а Чарли — в детском саду. Кажется, он был пьяный. Он говорил медленно и путано.
— Скорее всего, он принял свое лекарство, — предположил Лоренс. Его лицо побелело, он посмотрел на меня блестящими глазами и сказал: — Продолжай.
— Было раннее утро. Эндрю начал кричать. Он говорил: «Выходи, выходи, чего тебе надо?» Я молчала. «Пожалуйста, — крикнул он, — я знаю, что ты — призрак. Чего ты хочешь? Что тебе дать, чтобы ты ушла?» И тогда я выбралась из-под лаврового куста, а он попятился. «Я не призрак», — сказала я. А он сказал: «Ты не настоящая, ты просто у меня в голове, тебя здесь нет». Он закрыл глаза и стал мотать головой. Пока его глаза были закрыты, я подошла к нему близко, чтобы можно было дотянуться до него рукой. И когда он открыл глаза и увидел меня совсем близко, он вскрикнул и убежал в дом. Вот тогда мне стало его жалко. Я пошла за ним в дом. «Пожалуйста, послушайте, — сказала я. — Я не призрак. Я пришла к вам, потому что больше никого не знаю». Тогда Эндрю сказал: «Прикоснись ко мне. Докажи, что ты не призрак». Я подошла ближе и прикоснулась к его руке. Почувствовав прикосновение, он опять зажмурился и долго не открывал глаза, но потом все же открыл и стал, пятясь, подниматься по лестнице. Я поднималась вслед за ним. Он кричал: «Уйди! Уйди!» Он вбежал в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Я остановилась перед дверью и крикнула: «Не бойтесь меня! Я просто человек!» Но он не отвечал, и я ушла.
У Лоренса дрожали руки. Поверхность чая в его кружке подернулась рябью.
— Через некоторое время я вернулась в дом. Эндрю стоял на стуле посередине комнаты. Он привязал электрический провод к деревянной балке под потолком. А другим концом провода он обвязал свою шею. Он смотрел на меня, а я — на него. А потом он прошептал: «Это было так давно, правда? Давно и далеко. Почему ты не осталась там?» И я сказала: «Простите, но там небезопасно». А Эндрю сказал: «Я знаю: ты умерла там. Ты просто у меня в голове». Он долго на меня смотрел. Глаза у него были красные, он дико озирался по сторонам. Я шагнула к нему, а он начал кричать: «Если ты подойдешь ближе, я спрыгну со стула». И я остановилась. Я спросила: «Зачем вы это делаете?» Он очень тихо ответил: «Потому что я понял, что я за человек». Я сказала: «Но вы хороший человек, Эндрю. Вам не все равно, каков этот мир. Я читала ваши статьи в газете „Таймс“, когда изучала английский». Эндрю покачал головой. Он сказал: «Слова — ничто. Я — тот человек, которого ты видела на пляже в Африке. Этот человек знает, где нужно ставить запятые, но он не отрубит себе палец ради того, чтобы спасти тебя!» А я улыбнулась ему и сказала: «Теперь это не имеет значения. Посмотрите: я здесь, и я жива». Он долго думал над моими словами. Потом сказал: «Что случилось с той девушкой, которая была с тобой?» И я ответила: «С ней все в порядке. Просто она не смогла поехать со мной». Тогда он посмотрел мне прямо в глаза. Он смотрел и смотрел, и я не смогла выдержать его взгляд и опустила глаза. И тогда он сказал: «Лгунья». А потом зажмурился и шагнул со стула. И стал так страшно хрипеть. Так хрипела моя сестра, когда ее убивали.
Лоренс схватился руками за край кухонного стола.
— Черт, — выдохнул он.
— Я пыталась помочь ему, но он был слишком тяжелый. Я не могла его приподнять. Я пыталась это сделать, пока не устала. Я плакала, но никак не могла снять его тело с провода. Я подставила стул ему под ноги, но он оттолкнул стул. Потом он перестал бороться, но он был еще жив. Я видела, что его глаза смотрят на меня. Он поворачивался, вися на проводе. Он поворачивался очень медленно, и всякий раз, когда он оказывался лицом ко мне, его глаза смотрели на меня. Глаза у него выпучились, лицо стало лиловым, но он все время смотрел на меня. Я думала: «Я должна ему помочь». Я думала: «Я должна позвонить соседям или в „скорую помощь“». Я побежала по лестнице, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. А потом я подумала: «Если я позвоню и позову кого-нибудь на помощь, власти узнают, что я здесь. А если власти узнают, что я здесь, меня сразу депортируют или того хуже». Потому что… Я вам еще кое-что расскажу, Лоренс. После того как нас выпустили из центра временного содержания иммигрантов, одна из девушек, вместе с которыми я ушла, тоже повесилась. Я убежала из того места, где это произошло, но полиция наверняка узнала, что я там была. Два человека повесились, понимаете? У полиции могли возникнуть подозрения. Они могли подумать, что я к этому как-то причастна. Я не могла позволить, чтобы меня нашли. И я выбежала из кабинета Эндрю, обхватив голову руками. Я пыталась придумать, как быть. Должна ли я отдать свою жизнь, чтобы спасти жизнь Эндрю. И сначала я думала: «Конечно. Я должна его спасти. Чего бы это мне ни стоило, потому что он человек». А потом я подумала: «Конечно, я должна спасти себя, потому что я тоже человек». Я простояла минут пять. Думая об этом, я поняла, что уже слишком поздно, что я уже спасла себя. И тогда я подошла к холодильнику и поела, потому что была очень голодна. А потом я ушла в дальний угол сада и спряталась и не выходила оттуда до дня похорон.
Руки у меня дрожали. Лоренс сделал глубокий вдох. У него тоже дрожали руки.
— О господи, это серьезно, — сказал он. — Это очень, очень серьезно.
— Теперь вы понимаете? Понимаете, почему я так сильно хочу помочь Саре? Понимаете, почему я хочу помочь Чарли? Я сделала неправильный выбор. Я позволила Эндрю умереть. Теперь я должна сделать все, что могу, чтобы все исправить.
Лоренс начал ходить по кухне. Он плотнее запахнул полы халата, он мял в пальцах ткань. Потом он остановился и посмотрел на меня:
— Сара что-нибудь об этом знает?
Я покачала головой:
— Мне страшно ей рассказывать. Думаю, если я ей расскажу, она скажет, чтобы я ушла отсюда, а тогда я не смогу ей помочь, и тогда я не сумею расплатиться за свой дурной поступок. А если я не смогу за него расплатиться, я не знаю, что мне делать. Я не могу снова убегать. Мне некуда идти. Я поняла, что я за человек, и этот человек мне не нравится. Я такая же, как Эндрю. Я такая же, как вы. Я пыталась спасти себя. Скажите, пожалуйста, где убежище, где можно от этого спрятаться?
Лоренс смотрел на меня в упор.
— То, что ты сделала, — сказал он, — это преступление. Теперь у меня нет выбора. Я должен пойти в полицию.
Я заплакала:
— Пожалуйста, не ходите в полицию. Они меня заберут. Я просто хочу помочь Саре. Разве вы не хотите помочь Саре?
— Я люблю Сару, так что, черт побери, не говори со мной о том, чтобы ей помочь. Ты что, вправду думаешь, что ты ей сильно помогла, явившись сюда?
Я начала рыдать.
— Пожалуйста, — повторяла я, — пожалуйста.
Слезы текли по моим щекам. Лоренс в сердцах стукнул рукой по столу.
— Черт! — выкрикнул он.
— Мне так жаль, Лоренс. Мне так жаль.
Лоренс хлопнул себя ладонью по лбу.
— Чертова ты сучка, — сказал он. — Я ведь не могу пойти в полицию, да? Я не могу позволить, чтобы Сара об этом узнала. У нее и так уже голова кругом из-за всего этого. Если она узнает, что ты была здесь, когда Эндрю повесился, она просто сойдет с ума. И тогда конец нашей любви, уж это точно. Я не смогу пойти в полицию, так чтобы это не стало известно Линде. Это попадет во все газеты. Но мне нестерпимо думать о том, как это будет. Как я смогу быть с Сарой и знать об этом, когда она ничего не знает. Черт! Если я не сообщу в полицию, то я — такой же преступник, как ты. А что, если об этом все же станет известно и в полиции поймут, что я знал обо всем? Я мужчина, который спал с женой самоубийцы, черт побери! У меня есть мотив. Я могу сесть за решетку. Если я сейчас же не возьму телефон и не позвоню в полицию, то я могу попасть в тюрьму из-за тебя, Пчелка. Ты это понимаешь? Я могу из-за тебя попасть в тюрьму, а я даже не знаю твоего настоящего имени.
Я схватила руку Лоренса двумя руками и заглянула ему в глаза. Я его почти не видела, потому что мои глаза были полны слез.
— Пожалуйста. Я должна здесь остаться. Я должна расплатиться за то, что натворила. Пожалуйста, Лоренс. Я никому не расскажу про вас с Сарой, а вы не должны никому рассказывать про меня. Я прошу вас меня спасти. Я прошу вас спасти мою жизнь.
Лоренс попытался отдернуть руку, но я держала ее крепко. Я прижалась лбом к его руке.
— Пожалуйста, — проговорила я. — Мы можем стать друзьями. Мы можем спасти друг друга.
— Боже, — тихо сказал Лоренс. — Лучше бы ты мне всего этого не рассказывала.
— Вы заставили меня все вам рассказать, Лоренс. Простите меня. Я знаю, о чем прошу вас. Я знаю, что вам будет больно утаивать правду от Сары. Это все равно что попросить вас ради меня отрубить палец.
Лоренс высвободил свою руку. Я сидела за столом с закрытыми глазами и чувствовала, как чешется лоб в том месте, которым я прикоснулась к его руке. В кухне стало тихо. Я ждала. Не знаю, как долго я ждала. Я ждала, пока у меня не высохли слезы, пока ужас, сковавший меня по рукам и ногам, не прошел, — и осталась только тихая тупая тоска, от которой у меня разболелись голова и глаза. В тот момент у меня в голове не было ни единой мысли. Я просто ждала.
А потом я почувствовала прикосновение ладоней Лоренса к моим щекам. Я не знала, стоит ли оттолкнуть его руки или прикоснуться к ним своими руками. Руки Лоренса дрожали. Он приподнял мою голову, и мне пришлось посмотреть ему в глаза.
— Я хотел бы, чтобы ты просто исчезла, — сказал он. — Но я — никто. Я просто гражданский служащий. Я не расскажу про тебя в полиции. Не расскажу, если ты будешь держать язык за зубами. Но если ты кому-нибудь когда-нибудь расскажешь про меня и Сару или если ты кому-нибудь когда-нибудь расскажешь про то, что случилось с Эндрю, клянусь, я посажу тебя на самолет до Нигерии.
Я наконец смогла выдохнуть с облегчением.
— Спасибо вам, — прошептала я.
Со второго этажа донесся голос Сары:
— А кто сказал, что тебе можно смотреть телевизор, Бэтмен?
Лоренс отдернул руки от моих щек и пошел включать чайник. Сара вошла в кухню. Она зевала и щурилась от солнца. Чарли вошел вместе с ней, он держал ее за руку.
— Должна сообщить вам некоторые правила, — сказала Сара, — поскольку вы тут оба новенькие. Супергероям, особенно темным рыцарям, не разрешается смотреть телевизор, пока они не позавтракают. Правильно, Бэтмен?
Чарли улыбнулся и покачал головой.
— Правильно, — повторила Сара с утвердительной интонацией. — Хлопья для летучей мыши или тост для летучей мыши?
— Тост для летучей мыши, — ответил Чарли.
Сара подошла к тостеру и положила в него два куска хлеба. Я и Лоренс смотрели на нее. Сара обернулась.
— Тут все в порядке? — спросила она. — Ты плакала?
— Ничего страшного, — ответила я. — Я всегда плачу по утрам.
Сара сдвинула брови и перевела взгляд на Лоренса:
— Надеюсь, ты о ней заботился?
— Конечно, — кивнул Лоренс. — Я ближе познакомился с Пчелкой.
Теперь кивнула Сара.
— Это хорошо, — сказала она. — Потому что это от нас никуда не уйдет. Вы ведь оба это понимаете, правда?..
Она посмотрела на нас по очереди, зевнула и потянулась.
— Новая жизнь, — закончила она.
Я переглянулась с Лоренсом.
— Сейчас Бэтмен позавтракает, и я отведу его в детский сад, — сказала Сара. — А потом мы можем начать поиск документов Пчелки. Прежде всего найдем для тебя поверенного. Я знаю одного очень хорошего юриста. Иногда мы обращаемся к нему по делам, связанным с журналом. — Сара улыбнулась и подошла к Лоренсу. — А тебе я хотела бы сказать огромное спасибо за то, что ты проделал долгий путь до Бирмингема.
Она протянула руку к лицу Лоренса, но, видимо, вспомнила, что в кухне Чарли, и просто погладила Лоренса по плечу. Я ушла в соседнюю комнату — смотреть новости по телевизору, у которого был отключен звук.
Телеведущая была так похожа на мою сестру. Мне столько хотелось ей сказать. Но в вашей стране нельзя поговорить с телевизором.
Я точно помню день, когда Англия стала мной, когда ее очертания совпали с изгибами моего тела, когда ее наклонности стали моими. Я, девчонка в хлопчатобумажном платьице, ехала на велосипеде по суррейским равнинам, крутила педали, проезжая по горячим полям, краснеющим маками, а когда на моем пути неожиданно попадался уклон, я отпускала педали, и велосипед катился к прохладной роще, где под мостиком, сложенным из сланца и кирпича, журчал ручей. Я останавливала велосипед, и тормоза взвизгивали. Им было так трудно выловить из времени одно мгновение неподвижности. Я клала велосипед на благоухающую перину из дикой мяты и любистка и сбегала по пологому берегу в прозрачную холодную воду. Из-под моих сандалий, касающихся дна, поднимались к поверхности облачка коричневого ила, похожие на странные цветы. Мелкие рыбешки устремлялись в черную тень под мостом. Я погружала лицо в воду, совершенно забыв о времени, долго пила и никак не могла напиться. А однажды, подняв голову, я увидела лиса. Он грелся на солнышке на другом берегу ручья и наблюдал за мной через частокол стеблей ячменя. Я смотрела на него, прямо в его янтарные глаза. Одно мгновение — и все вокруг стало мной. Я нашла на краю ячменного поля полоску, поросшую нежной травой и васильками, легла на живот и стала вдыхать запах сырой земли и корней травы и слушать жужжание летних мух. И неведомо почему заплакала.
Утром после той ночи, когда Лоренс остался у меня, я отвела Чарли в детский сад и вернулась домой, чтобы узнать, что можно сделать для Пчелки, как ей помочь. Я нашла ее наверху. Она смотрела телевизор с выключенным звуком. Она была очень печальна.
— Что случилось? — спросила я.
Пчелка пожала плечами.
— С Лоренсом все в порядке?
Она отвела глаза.
— В чем же дело?
Молчание.
— Может быть, ты тоскуешь по родине? Я бы тосковала. Ты скучаешь по своей стране.
Она посмотрела на меня. Взгляд ее был очень серьезен.
— Сара, — сказала она. — Я не думаю, что я уехала из своей страны. Я думаю, что она приехала со мной.
Пчелка отвернулась и устремила взгляд на экран телевизора. «Это нормально, — подумала я. — У меня еще столько времени. Я сумею найти к ней подход».
Лоренс принимал душ, а я навела порядок в кухне. Я приготовила себе кофе и впервые после смерти Эндрю поймала себя на том, что достала с полки кухонного шкафа одну чашку, а не две, как обычно делала совершенно непроизвольно. Я добавила в кофе молоко. Ложечка звякнула, коснувшись края фарфоровой чашки, и я осознала, что теряю привычку быть женой Эндрю. «Как странно», — подумала я, улыбнулась и поняла, что чувствую себя достаточно уверенно для того, чтобы появиться в редакции журнала.
Когда я выезжала на работу в обычное время, пригородный электропоезд был битком набит людьми с сумками, в которых лежали ноутбуки, а в половине одиннадцатого вагон был почти пустой. Напротив меня сидел парень и смотрел в потолок. На нем были английская рубашка с закатанными рукавами и синие джинсы, поседевшие от побелочной пыли. На внутренней стороне предплечья выделялась татуировка, выполненная готическими буквами: ЭТО ВРЕМЯ ГЕРОЮ. Я смотрела на татуировку — такую гордую и такую неправильную с точки зрения грамматики. Я оторвала от нее взгляд и увидела, что парень смотрит на меня спокойными, немигающими янтарными глазами. Я покраснела и стала смотреть в окно, на пролетающие мимо сады.
Поезд начал тормозить. Мы подъезжали к вокзалу Ватерлоо. У меня возникло такое ощущение, будто я нахожусь между двумя мирами. Тормозные колодки взвизгнули, прикасаясь к колесам, и я вдруг почувствовала себя восьмилетней девочкой. Вот она я, качусь со своим журналом по накатанным рельсам. Скоро подъеду к вокзалу, и мне придется доказать, что я могу выйти из этого вагона и вернуться к своей взрослой работе. Когда поезд остановился, я обернулась, чтобы сказать несколько слов парню с янтарными глазами, но он уже встал и исчез посреди ячменного поля, устремился в тень укромного, спасительного леса.
В половине двенадцатого я поднялась на этаж, где размещалась редакция. При моем появлении все разговоры стихли. Каждая сотрудница повернула ко мне голову. Я улыбнулась и хлопнула в ладоши.
— За работу, за работу! — громко сказала я. — Мы сможем позволить себе расслабиться только тогда, когда обычно расслабляются сто тысяч работающих горожанок в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти, но не раньше.
У дальней стены за моим рабочим столом сидела Кларисса. Когда я подошла, она встала. Губы ее были подкрашены перламутровым блеском со сливовым оттенком. Она обняла меня.
— О, Сара, — произнесла она. — Бедняжка ты моя. Ты как? Держишься?
На ней были платье-рубашка цвета баклажана с гладким черным ремнем из рыбьей кожи и блестящие черные сапожки до колена. А я поняла, что приехала на работу в тех же джинсах, которые надела перед тем, как отвести Бэтмена в детский сад.
— Я в порядке, — ответила я.
Кларисса пристально оглядела меня с головы до ног и нахмурила брови:
— Правда?
— Правда.
— Что ж, это замечательно.
Я посмотрела на свой стол. На нем стоял лэптоп Клариссы, а рядом с ним лежала ее сумочка отKelly. Мои бумаги были сложены стопкой на краю.
— Мы не думали, что ты придешь, — объяснила Кларисса. — Ты же не сердишься, что я узурпировала твой трон, правда, дорогая?
Я заметила, что она подключила свой смартфонBlackberry к моему зарядному устройству.
— Нет, — сказала я. — Конечно нет.
— Мы решили, что тебе понравится, если мы приступим к формированию июльского номера.
Я знала, что все в офисе не спускают глаз с меня и Клариссы. Я улыбнулась.
— Да, это отлично, — сказала я. — Правда. Ну и что у нас уже имеется?
— Для этого номера? Может быть, ты сядешь для начала? Давай я тебе кофе сварю. Наверняка ты ужасно себя чувствуешь.
— Мой муж умер, Кларисса. А я еще жива. У меня есть сын, о котором нужно заботиться, и кредит на недвижимость, который нужно выплачивать. Я просто хочу сразу приступить к работе.
Кларисса сделала шаг назад.
— Отлично, — сказала она. — Ну, так вот, есть у нас кое-какие просто замечательные материалы. В этом месяце «Хенли»[37], поэтому мы готовим ироничную статейку о том, что не стоит надевать на регату. Это такое хитрое предисловие перед фотками знаменитых гребцов, которыеbien evidemment [38]. Что касается моды, мы готовим нечто под названием «Поимей своего бойфренда» — вот, посмотри. Тут в основном будут девчонки с хлыстами, скалящиеся на парней в одежках отDuckie Brown [39]. Для раздела «Реальная жизнь» у нас есть два материала на выбор. Мы можем взять вот эту статью, «Красота и бюджет», — это о женщине, у которой две дочери-уродки, а денег у нее хватает на пластическую операцию только для одной из них. А? Да, понимаю.Либо — что для меня кажется более предпочтительным — у нас еще есть статья под названием «Хорошие вибрации», и признаюсь тебе, это просто офигеть что такое. Оказывается, Сара, сейчас через Интернет можно купить такие секс-игрушки, с помощью которых удовлетворяются желания, о каких я даже не подозревала. Господи, помилуй нас всех.
Я закрыла глаза и прислушалась к гудению флуоресцентных ламп, к жужжанию факс-машин, к стрекотанию девушек, разговаривающих по телефонам с домами моды. И все это вдруг показалось мне безумием, словно я надела зеленое бикини и отправилась в таком виде на африканскую войну. Я медленно выдохнула и открыла глаза.
— Ну. Так какой материал ты выбрала бы? — спросила Кларисса. — Пластическую головоломку или насчет офигенных вибраций?
Я подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и покачала головой.