РАБОТА В ЗЕМСКИХ БОЛЬНИЦАХ 13 страница
вытряхивая воду. Не помогает. Глухая пелена отделяет меня от окружающего
мира. Потом сообразил - контузия. Ударная волна хлестанула по барабанным
перепонкам, выгнула их в другую сторону. Ничего страшного. Со временем
пройдет. Я посмотрел туда, где разорвалась мина. Помню, что впереди бежало
четыре человека. Где они? Вот они. Разорванные тела четырех бойцов лежали
поперек моста. Видимо, все осколки приняли. Мне не досталось. Пока не
досталось. То ли от контузии, то ли от зрелища кишок или от того, что смерть
была так рядом, от страха, в животе закрутило, и меня начало рвать.
Выворачивало наизнанку долго, пока не пошла желчь. Я отплевался.
Удивительно, но вместе с рвотными массами ушла и часть глухоты. Я начал
слышать звуки.
Вокруг меня бежали люди. Некоторые падали и уже не шевелились, я сидел,
как дурак, рядом с лужей собственной блевотины, и мне было хорошо. Жив!!!
Жив!!! Во рту была горечь. Хотелось пить. Я нащупал фляжку и сделал большой
глоток. И тут же почти все выплюнул. Пашка налил внутрь коньяк. Я выдохнул
воздух из легких и отпил. В голове постепенно наступало прояснение. Так,
надо сматываться отсюда. Но уходить с пустяковой контузией - это несерьезно.
Я посмотрел на останки бойцов, которые приняли мои осколки.
Вперед, вперед. Мысли еще путались. Пробивались как сквозь ватную
завесу. Я начал вставать. Зашатало. Я удержался с трудом на ногах. Все
хорошо. Через час-полтора все пройдет. Контузия не первая. Надо только водку
пить, не стесняться. И все будет замечательно. Вперед! Я упрямо сделал
несколько шагов. Остановился. Огляделся. Впереди, примерно на половине
моста, залегли солдаты. Я, как китайский болванчик, стоял у них за спиной и
шатался. Удивительно, как меня еще не подстрелили, пролетело в голове.
Как-то враз мне удалось найти ту точку, что позволяла мне удерживать без
проблем вертикальное положение, и я на полусогнутых, все еще чужих ногах
побежал к своим. Вперед, вперед.
Не добежав метров десять, я плюхнулся на живот и пополз. Добравшись до
своих, я привалился к какому-то бетонному обломку. Бойцы, лежавшие чуть
впереди, оглянулись и что-то прокричали, но мозги еще плохо соображали, и
поэтому я не разобрал, что именно. Но, судя по их одобрительным и ободряющим
жестам, что-то хорошее. Сообразив, что со слухом у меня не все в порядке,
они подняли большие пальцы вверх. Я согласно покивал головой.
- Я не ранен, я просто контужен, - проорал я им.
Через наши головы вновь начали стрелять танкисты. Огонь противника
поутих, и снова мы пошли вперед. Теперь я плелся где-то в середине. Стрелять
я боялся, чтобы не зацепить своих. Сзади уже вошли на мост солдаты первого
батальона. Наконец-то удалось пройти мост. Теперь главная задача - удержать
его. Я оглянулся назад. Минометным огнем духи заставили первый батальон
откатиться назад. Теперь на вражеском берегу был только наш, второй
батальон. Мост был усеян трупами, по примерной оценке - не менее пятидесяти.
Сто пятьдесят метров моста и пятьдесят убитых. Страшная арифметика. Раненых
забрали с собой подразделения первого батальона.
Духи, не прекращая огня по мосту, начали обстреливать нас. И вот они
поставили дымовую завесу. Верная примета того, что сейчас пойдут в
наступление. Команду комбата передали по цепочке: "Приготовить
подствольники. Огонь!". Мы начали обстреливать разрастающееся облако дыма из
подствольников. Дыма и без этой завесы хватало. Но это был дым черного
цвета. У кого из бойцов не было подствольных гранатометов, те стреляли
длинными очередями по этому облаку. Послышались крики раненых, как из самого
облака, так и с нашей стороны. Из облака послышался лязг гусениц. Или танк,
или БМП? И оттуда начался расстрел наших хилых позиций. Случайные камни и
обломки бетонных стен хреновое укрытие от снарядов.
Сверху послышался вой наших самолетов, и с неба посыпались авиабомбы.
Ты никогда не был, читатель, под авианалетом? Нет? И слава Богу.
Бомбы, а это пятьсот килограммов металла и взрывчатки каждая, несутся к
земле со страшным воем. Теперь вой мин показался мне сладкой серенадой. Вой
авиабомбы парализует тело страхом, он заставляет вибрировать в унисон себе
каждую клеточку твоего тела. Мысли уносятся прочь, и ты лежишь просто как
кусок мяса, трясущийся от страха и ждущий своей смерти. Все человеческое
тебя покидает. Рассказывали, что много наших легло от своей авиации, но
самому лежать под родными бомбами не приходилось. И вот попробовал.
Первая бомба разорвалась далеко впереди, видимо, посеяв панику в рядах
противника, потому что из облака стрельба по нам прекратилась. От разрыва
бомбы пошла воздушная взрывная волна. Она окатила нас страшным грохотом и
горячим воздухом. Казалось, что этот грохочущий воздух сорвет с тебя всю
форму, сломает грудную клетку, разорвет рот, щеки. Барабанные перепонки
лопнут, а из ушей уже течет кровь. Нас обсыпало целым градом мелких камней и
щебня. Кто-то в стороне закричал. Я посмотрел туда. Боец катался по земле,
зажав рукой глаз. Из-под пальцев струилась кровь. Ротный медбрат уже полз к
нему. Солдаты, находившиеся рядом с раненым, схватили его и прижали к земле.
Один доставал флягу с водой, другой рвал на нем бушлат и обнажал руку. Затем
из своей аптечки он достал шприц-тюбик с промедолом и сделал укол. Дальше я
не стал смотреть. По звуку было слышно, что летчики заходят еще на один
вираж. И снова этот страшный звук. Этот парализующий волю вой. Слышно, как
вой нарастает, как бомба несется к земле. Инстинктивно вжимаешься в землю и
слышишь, как наступает тишина. Все ждут, куда, на кого упадет эта смерть.
Мадам Смерть.
Разрыв прозвучал неожиданно близко. На левом фланге нашего батальона. И
снова град щебня обсыпал нас. Странно, что после всех этих разрывов слух
почти полностью восстановился, и чувствовать я стал себя гораздо лучше.
Ворвался мир звуков. В голове звон после контузии еще не прошел, но на это
вообще не стоило обращать ни малейшего внимания. Я посмотрел в сторону, где
разорвалась последняя бомба, там зияла огромная воронка диаметром метров
десять. И вокруг... И вокруг лежали части солдат, находившихся рядом со
взрывом. Из воронки валил дым, и кисло воняло сгоревшей взрывчаткой, а также
паленым мясом и жженой шерстью. Все эти запахи вызывали тошноту. Она волнами
то подкатывалась, то откатывалась. По памяти я вспомнил, сколько людей там
находилось, получалось, что взвода полтора. Примерно пятьдесят человек. О
Боже! Уже сто человек потеряли, а мы еще толком и не укрепились на этом
берегу! С левого фланга раздавались громкие крики и стоны раненых. Было
слышно, как комбат матерится по радиостанции. Он не соблюдал никаких
позывных, не соблюдал никакой дисциплины. Он просто орал в гарнитуру
радиостанции:
- Отзовите авиацию! Отзовите авиацию, блядь! Эти пидоры мне
полбатальона убили! Немедленно отзывай! Я не удержусь своими силами!
Почему?! Спроси у этих негодяев, которым по хрену, куда сбрасывать свои
бомбы! Скажите им спасибо. Отзывай этих пидормотов. Давай поддержку. Я
начинаю окапываться. Сейчас духи пойдут в атаку. Все, отозвал самолеты?
Молодец. Точно не знаю, но приблизительно у меня более сотни "двухсотых" и
человек шестьдесят "трехсотых". Что я с ними буду делать?! Давай подмогу! И
медиков и эвакуаторов. Некоторые есть нетранспортабельные. Все, кажется,
духи наступают. Не будет поддержки - я ухожу. Поддержку давай. Да не с
воздуха, долбодеб, а нашу давай. Обещали, что хваленый десант и морпех будет
помогать! Где эти чмыри? У "Северного" спрашивай, где они! У Ханкалы
спрашивай. У меня все, пошел на хрен! Некогда. Иди сюда, узнаешь, почему
некогда. Пошел на хрен!!!
Духи вновь открыли массированный, плотный огонь по нам и по берегу, где
были наши. Опять начали бить из минометов и стрелять из пушек на БМП.
Подствольники, автоматы и пулеметы у них также не оставались без дела. Пули,
осколки то и дело с противным звуком вонзались в асфальт перед нашим хилым
укрытием, потом они начали со звоном крошить обломки бетона и кирпича, за
которым и мы укрылись. Рикошет с противным визгом уходил вверх и куда-то в
сторону. Казалось, что воздух стал горячим от постоянно висящего в нем
раскаленного металла. Опять послышались крики и стоны новых раненых.
За спиной послышался скрежет и лязг гусениц. Мы все оглянулись. На ту
сторону моста вышли два танка и открыли огонь. Духи поумерили пыл и
перенесли весь свой огонь на танки. Тут настала наша очередь. Комбат вновь
скомандовал: "Вперед!" Оставив наших раненых, мы снова ринулись вперед. Дым
стоял над площадью сплошной стеной, толком ничего не разглядеть.
Растянулись цепью. Стреляем наугад, от живота, патронов не жалеем. Что
в десяти метрах впереди, не видно, как ни напрягай глаза. Они слезятся от
висящих пороховых газов. Вперед!!! Только вперед!!! Я вместе со всеми ору.
Кто кричит "Ура!", кто кричит "Суки! Смерть сукам!!!", я просто, раскрыв
широко рот, ору "А-а-а-а". Помогает заглушить страх. В крови вновь бушует
адреналин, могу побить мировой рекорд по бегу. Из-за плотной завесы дыма нас
встречают кинжальные автоматные очереди. Бьют так же, как и мы, от пояса
длинными очередями. Видимо, специально подпустили поближе. Падаем. Залегли.
Нельзя лежать на одном месте на открытой местности. Я перекатываюсь.
Перекат, еще один. Ага, вот и милый сердцу обломочек стены, я пребольно
ударился об него плечом. Ладно, ушиб не ранение, пройдет синяк. Я
пристраиваюсь за этим валуном и начинаю стрельбу.
Первый шок от внезапного обстрела духов проходит, и мы принимаем
встречный бой. Расстояние не больше пятнадцати метров, но у них неоспоримое
преимущество. Они закрыты стенами, а мы задницами кверху на площади.
Автомат сухо щелкнул и перестал стрелять. Понятно, патроны кончились.
Как всегда, не вовремя. Спаренные пристегнутые магазины опустели. Лежа
задираю ствол у автомата и засовываю в подствольник гранату. Удобнее
стрелять с колена, но теперь уже выбирать не приходится. Нажимаю левой рукой
на спусковой крючок. Взрывается капсюль-детонатор, и граната летит в сторону
противника. Перелет. Ну ничего, это мы сейчас откорректируем. Снова граната
уходит в подствольник, и снова жму на крючок. Пока летит граната, быстро
вынимаю магазин и вставляю еще один спаренный.
За спиной раздается грохот. Оглядываюсь. Ёшь твою мать! Духам удалось
подбить оба наших танка. Они горят жирным пламенем. Донесся треск
взрывающихся патронов, сейчас будут рваться снаряды. И точно. Через секунду
послышался оглушительный взрыв, а за ним второй - у танков отлетели башни.
Почти синхронно они медленно, очень медленно поднялись в воздух и,
кувыркаясь, полетели в разные стороны. У первого танка башня с шумом упала в
воду, у второго - на нашу сторону. Сами танки продолжали гореть. Корпус у
первого раскололся посередине. В пламени продолжали рваться патроны.
Духи, осатанев от этой победы, переключили свое внимание, и заодно и
огонь, на нас. Вновь мины начали собирать свой урожай. Бойцы под этим
ураганным огнем начали окапываться. Повезло тому, кому попался разрушенный
взрывами или гусеницами танков, БМП асфальт. Там была обнажена грязь, но под
ней земля, в которую "махор" закопается по самые уши. Но таяли наши ряды.
Таяли на глазах. Многие были ранены. Солнце уже не пробивалось сквозь
плотный дым. С надеждой я вслушивался, не начнется ли стрельба на
противоположной стороне площади. Именно там, по замыслу командования, должны
были начать свою атаку десантники и морские пехотинцы. Но не было слышно с
той стороны музыки боя. Жалкая горстка, не более ста пятидесяти человек,
билась на открытой площади с хорошо укрытым противником.
За спиной вновь послышались крики и треск автоматных очередей.
Посмотрев назад, увидел, как первый батальон пытается перебежать мост. Мы с
удвоенной силой начали поливать из автоматов и подствольников позиции духов.
Но что-то не заладилось опять у первого батальона. И вновь он откатился
назад.
И тут дрогнули наши ряды. Чувство безысходности накатило, навалилось.
Страх, черный страх раздавил своей массой все человеческое, что было.
Сработал инстинкт самосохранения. И без команды мы начали отступать. Не
бежать, а именно отступать. Огрызаясь автоматными очередями, редкими
выстрелами из подствольников. Унося своих раненых. Оставляя своих убитых.
Оставляя погибших и зная, что если не заберем их до ночи, то надругаются над
ними духи, изрежут их тела. Отрежут носы, уши, половые органы и выбросят их
вместе с телами в Сунжу на корм рыбам. Простите нас, ребята!
Отходили к прежним позициям, где нас накрыла собственная авиация. Вдруг
раздался крик: "Батю ранило!" Все повернулись и увидели, что комбат бежит в
укрытие, а левая рука болтается как чужая, как канат, привязанный к бушлату.
Тут он споткнулся и, припав на левую ногу, завалился на бок. Подбежали бойцы
и вытащили его из-под обстрела. Затащили за временное укрытие. Тут же стали
подтягиваться, подползать, перекатываться офицеры батальона. Я также
поспешил. По пути увидел Юру. Значит, жив! Во время недавнего боя я потерял
его из вида. Прибежал и заместитель комбата майор Кугель Иван Генрихович.
Возле комбата уже суетился санитар. Перетягивал жгутом раны и накладывал
повязки. Комбат то приходил в сознание, то вновь его терял. Тяжело дышал, в
груди что-то хрипело, мешало дышать. Был он бледен, крупные капли
нездорового пота постоянно скатывались по его лицу, оставляя за собой серые
дорожки на пыльной, грязной коже.
- Что вы приперлись? - спросил Петрович, открыв в очередной раз глаза.
- Идите работайте, людей не бросайте. Окапывайтесь. Идите на хрен. Пока я
здесь валяюсь, командует батальоном мой заместитель Кугель. Вперед! Пошли
вон! Работать, желудки, работать!
Он вновь закрыл глаза и в который раз потерял сознание. Мы обратились к
санитару:
- Как он? Выкарабкается?
- Задеты артерии на ногах, большая потеря крови. Не знаю, надо выносить
на материк.
- Спасай! Ты слышишь? Спасай комбата, а то я в тебе дырок наковыряю! -
орал на него Кугель Ваня.
- Не ори на него, Иван! Надо выносить его, - тоже заорал на нового
комбата командир первой роты.
- Вот и бери его и иди на прорыв! Выноси. Мы постараемся прикрыть, -
снова орал Иван. - Постарайся, вынеси Батю.
И уже громко, перекрывая шум боя, закричал:
- Слушай мою команду! Командую батальоном, пока командир ранен, я!
Первая рота идет на прорыв и выносит комбата, а мы прикрываем! Окапываться и
стоять до последнего! Радист! Радист, сука, где ты?!
- Нет радиста, убит, - крикнул кто-то из солдат.
- Перестроить ротные радиостанции на частоту бригады и сообщить, что
через пять минут попытаемся вынести комбата, чтобы встречали и прикрывали
огнем! Всем все понятно?! Вперед!!! Вперед!!!
И побежала первая рота, побежала под огнем, под сметающим все на своем
пути огнем по простреливаемому навылет полотну моста. Несли они с собой
комбата, который уже не приходил в сознание, и еще трех раненых. Не могли
они больше взять. От роты осталось всего тридцать три человека, чуть больше
полнокровного взвода.
Мы стреляли, стреляли, перезаряжая магазины, когда заканчивались
патроны. Кидали взгляд через плечо назад. Пять человек из первой роты
остались неподвижно лежать на мосту, добавив свои тела к уже многим лежащим.
Но вот оставшиеся в живых, уцелевшие, пока живые преодолели половину моста.
Еще, родные, еще немного поднажмите! Духи яростно стреляли как по нам, так и
по первой роте. Ничего, суки, хватило бы патронов, а там мы еще поговорим с
вами. Уроды долбаные!
Наступило спокойствие, умиротворение на душе. Так бывает, когда принял
решение и понимаешь, что это уже все. ВСЕ!!! Дальше только финиш, и от тебя,
к сожалению, уже ни хрена не зависит. Остается только подороже продать свое
тело и душу. Погибать не хочется, но и трусость тоже ушла. Осталось только
абсолютное спокойствие и трезвая, ясная голова. И мысли ясны, четки.
Рефлексы обострены. Все происходящее вокруг воспринимается остро. Ну что,
черномазые, повоюем?! Появился даже некий задор, азарт. Кто кого. Мы
хорошие, а вы плохие. Все ясно и просто, жаль, что в обычной жизни так
нельзя разделить. Хороший индеец - это мертвый индеец! Вспомнилась строчка
из песни: "Есть у нас еще в резерве бабы, водка и консервы, и родной АКМС
наперевес". Повоюем, уроды!
Глава 9
Я оглянулся. Все вокруг помаленьку окапывались. Правильно. "Махор" и в
асфальт вгрызется, а удержит рубеж. Лопатки саперной, по-военному МСЛ, у
меня не было. Надо достать. Метрах в трех справа от меня лежал убитый боец,
сзади у него на ремне в чехле висела лопатка. Я перекатился к нему и
попытался расстегнуть чехол, не получалось. Рядом просвистела пуля, я
инстинктивно пригнулся. Хоть и известно, что пуля, которую ты слышишь, не
твоя, но все равно пригибаешься. Рывком перевернул мертвое тело, расстегнул
бляху на животе и стащил ремень. Откатился на свое место. Как только я снова
укрылся за спасительным обломком кирпичной кладки, в мертвое тело бойца
попала пуля и заставила его как бы вздрогнуть. А могли и в меня попасть
уребищные духи. Посмотрел на место, где лежал. Асфальт во многих местах был
разбит. Я начал лопаткой выворачивать его куски, укладывая их перед собой.
Вот и земля вперемешку со щебнем. Не обращая внимания на содранные в кровь
пальцы, продолжал копать. Земля была холодная, местами попадалась грязь,
все, что вынимал, я укладывал впереди себя, укрепляя бруствер. Вот уже и
грудь с животом оказались в малюсеньком окопчике. На поверхности осталась
торчать только голова и ноги. Весь я был грязный, сорвал подшлемник, от
головы валил пар. Жарко, очень жарко.
За спиной вновь послышались лязг и грохот. Оглянулся. Там танки,
подцепив тросами сгоревшие свои машины, пытались оттащить их в сторону. Духи
опять начали обстреливать через наши головы танкистов из гранатометов и
минометов. Мы все бросили копать и принялись обстреливать их укрепления. Я с
ужасом услышал, как в очередной раз сухо щелкнул затвор моего автомата.
Звиздец, полный звиздец, патронов больше нет! Для подствольника осталось не
больше семи гранат. И все. Капут! На ремне, снятом с бойца, болталась фляжка
и подсумок для магазинов. Я поднял подсумок. Ого! Тяжелый. Значит, живем!
Значит, воюем. Я вытащил три магазина, осмотрел их. Полные. Три магазина по
тридцать патронов - девяносто. Не густо. Ну, ничего. На безрыбье и хрен
мясо. Зарядил автомат, прицелился, дал короткую очередь по мелькнувшей тени.
Тень скрылась. Может, и попал. На всякий случай поставил переводчик огня на
стрельбу одиночными. Начал снова копать.
И тут впереди раздались пронзительные крики духов. Они и в нормальной
жизни тихо-спокойно говорить не умеют, а на войне и подавно, кричат так, что
уши закладывает. Послышался знакомый лязг. Выглянул. Выкатывается танк и
БМП. Весело. Отступать нельзя, расстреляют в спину, и наступать тоже пока не
получается. Воевать на площади с танком очень не здорово. Разные весовые
категории. Иван Кугель что-то прокричал, но из-за расстояния и стрельбы
толком не слышно, только слышно, как раздались выстрелы из подствольников.
Эх, разве из подствольника возьмешь танк, тем более этот в "активную" броню
одет.
Хорошая эта штука для танкистов - "активная" броня. На обычном корпусе
располагаются впритык друг к другу квадратные коробочки. Внутри этих
коробушек находится взрывчатка, которая взрывается при высокой температуре,
и вот когда раскаленная струя от кумулятивного снаряда или от "мухи"
пробивается к броне танка, она встречает на своем пути вот эту взрывчатку.
Последняя взрывается и ломает направление этой огненной струи. Танк цел.
Так этот танк, что начинал свое медленное движение в нашу сторону, был
увешан этими коробочками. Как новогодняя елка игрушками. Подготовились,
уроды, к нашей встрече. С левого фланга раздался выстрел из гранатомета. По
звуку определил, что стреляли из "мухи". Кумулятивная граната прилетела
точно в стык корпуса с башней. Прогремел взрыв. Из танка повалил дым, огонь,
через полсекунды раздался оглушительный взрыв, башню сорвало и откинуло
назад. Она угодила на духовские позиции. Обрушилась стена, подняв большое
облако пыли. Послышались вопли. Танк горел жирным пламенем. В его утробе
продолжали взрываться боеприпасы.
Мы сами взорвались радостными криками и воплями. Ага, суки, знай наших!
Но выстрел! Какой выстрел! Ай да молодец стрелок. Звезды Героя за такой
выстрел не жалко! Молодец!
БМП духов откатилась дальше и начала нас обстреливать. Снаряды начали
рваться сначала перед нашими укреплениями, а затем и за спинами. Осколками
задело нескольких бойцов, но не убило, а ранило. Наше счастье, что наводчик
у них хреновый. Зенитная пушка, установленная на БМП, могла бы разнести наши
укрепления в клочья.
За спиной опять раздался скрежет и лязг. Когда мы оглянулись, то
увидели, что два наших танка стоят у начала моста с нашей стороны и
приготовились вести огонь по духам, а третий едет к нам - на духовский
берег, ведя беспорядочную стрельбу. За этим танком пряталась пехота, через
танк и наши головы закидывая противника гранатами из подствольника. Здорово!
БМП духов откатывалась все дальше, пока не скрылась из вида. Мы тоже
старались, как могли, поливая отступающую пехоту. Вовремя, ребята, ой как
вовремя.
Танк подъехал ближе и, остановившись, начал расстреливать почти в упор
позиции духов, засевших перед Госбанком. Из-за танка выбежала пехота -
оказалось, что вернулась первая рота второго батальона и часть первого
батальона. По мосту бежала еще пехота, как сообщили подоспевшие на помощь,
это был первый и третий батальон. Также они рассказали, что комбат умер, не
приходя в сознание. Только без сознания сильно матерился и продолжал
командовать, метался, потом затих и умер. Эта весть потрясла не только
бойцов, но и всех офицеров. Александр Петрович олицетворял собой колосса,
нечто вечное и незыблемое. Был каким-то стержнем батальона, и вот нет его,
даже не верилось, что это произошло. На войне поневоле привыкаешь терять
близких тебе людей, но его... Нет, не верилось. Не хотелось верить.
У всех ходуном ходили желваки. Петрович был не просто командиром, он
был для солдат и своих офицеров вроде наставника, старшего брата, одним
словом - "Батя", "Папа". Жаль, искренне жалко.
Прибывшие подтащили боеприпасы. Их быстро разобрали и начали снаряжать
полупустые магазины и сумки для гранат, предоставив "новичкам" насладиться
обстрелом духовских позиций и отрыванием для себя окопов.
Танк отстрелялся и, не поворачивая башни, начал пятиться назад, а с
"нашего" берега уже стартовал второй и, ведя огонь из пушки, на ходу
приблизился к нам. Его место на старте занял третий танк. Танковая
"карусель" заработала! Сейчас начнется веселье.
И вновь адреналин забушевал в крови, и вновь от кожи повалил пар, и
азарт боя захлестнул меня. Я посмотрел на ближайших бойцов. Тот же самый
эффект. Если мы полчаса назад думали, как бы подороже продать свои жизни, то
теперь в нас проснулся охотничий азарт. Из загнанных зверьков мы
превратились в матерых волков. Нет! Не волков. Это чеченцы волки, у них на
флаге изображен волк под луной, а нас они именуют "псами". Мы - "бешеные
псы". Держитесь, волки позорные, мы идем! Порвем, суки! За всех порвем. За
комбата! За тех ребят, что остались на мосту, и тех, что лежат на этой
сраной площади перед нами. За свой страх, за бомбежку. За ВСЕ!
Командовать начал комбат первого батальона. Он долго разговаривал по
радиостанции, а затем громко начал командовать. Но грохот боя не позволял
расслышать все, и поэтому по цепочке передавали его приказ. Он гласил, что
после того как отстреляются еще два танка, мы все идем на прорыв. Атакуем
Госбанк. А также он сообщил, что на противоположной стороне десантники и
морпехи, а вдобавок еще "махра" из Питера, готовятся к атаке. Устроим духам
Сталинград!
Все повеселели. Толпой, да еще когда противнику ударят в спину, так
можно воевать! Усилили огонь из ручного оружия. Духи не переставая
огрызались. Понимали, что скоро начнется атака. Танк у них мы спалили, БМП
против наших танков - игрушка. Теперь они трясутся от страха. Теперь их
очередь потеть от страха!
Один танк закончил стрельбу, навстречу ему выехал второй, мы увидели,
что на его стволе свежей белой краской было написано "Лови". От души
посмеялись шутке танкистов. Ждем, считаем выстрелы танка. Никто толком не
знает, сколько танк взял снарядов, но ждем и считаем.
И вот команда: "Приготовиться!" Мы подобрались, взяли оружие
наизготовку, карманы полны снаряженными магазинами, по ноге бьет тяжелая
сумка, полная гранат для подствольника. Как песня прозвучала команда
"Вперед! На штурм!", и с последним выстрелом танка мы выскочили из наших
окопчиков и устремились вперед. За спиной послышался грохот, мост был укутан
гарью от выстрелов и выхлопных газов. Наши танки и БМП начали переезжать
мост. Значит, и штаб тоже подтягивается поближе к своим батальонам, которые,
сгрудившись, не разберешь, кто где, с криками и гиканьем несутся к позициям
неприятеля.
Нас встречали не цветами. Опять, в который уже раз, навстречу неслись
длинные автоматные очереди, опять начался минометный обстрел. Но то ли
прицел был неверный, то ли мы слишком быстро бежали, мины падали далеко за
спиной, не причиняя нам никакого ущерба. Из БМП, укрытой за стеной, нас
расстреливали из пулемета. Бойцы начали падать, передние ряды попятились, но
сзади напирали, толкая первых вперед - под пули. И вот мы у нашей первой
цели - баррикада из наваленных блоков, обломков бетонных плит, кирпичных
кладок. Высотой метров пять и длиной метров пятьдесят. Видимо, долго свозили
сюда этот строительный мусор. Сооружение прочное. Прямое попадание танка с
первого раза не разрушит. Но мы же пехота! Стали карабкаться по этим плитам,
обходить с флангов. Где-то огневой контакт был настолько плотным, что наши и
духи расстреливали друг друга в упор длинными очередями, которые обрывались
либо потому, что был пуст магазин, либо потому, что владелец автомата был
убит.
Я бежал, опять лил ручьями пот. Прямо передо мной в импровизированной
амбразуре возник душман с перекошенным от злости и страха лицом, он поливал
нас из автомата. На ходу я вскинул автомат, дал короткую очередь по нему. Он
заметил возникшую опасность и перенес огонь на меня. Я резко присел, инерция
бегущего тела завалила меня на правый бок. И вот из этого чертовски
неудобного положения я открыл огонь по духу. Кажется, попал, дух исчез и
больше не появлялся. Редко в таком бою видишь лицо своего противника. Этого
я разглядел. Попал, значит, помер - и хрен с ним. Главное не это. Главное
выжить и взять эту гребаную площадь!
Духи из-за этой хреновой баррикады вновь принялись обстреливать нас из
подствольников и минометов. Темп атаки замедлился, гранаты и мины начали
рваться уже среди нас. По радиостанции все стали требовать, чтобы танки
помогли огнем. И опять через наши головы танки начали бить фугасными
снарядами прямой наводкой по духовскому "сооружению" и по тылам духов.
Фугасные снаряды чем хороши, так это тем, что обычный снаряд взрывается