Религиозные праздники
Коммунисты полагали и надеялись, что крестьяне, с повышением их культурного уровня в ходе коллективизации, перестанут праздновать религиозные праздники, но эта надежда рухнула в 30-е гг. Старые праздники по-прежнему отмечались в деревне наряду с несколькими новыми, революционными. В большинстве своем, однако, эти «старые» праздники были по сути скорее языческими, нежели христианскими, хотя советские комментаторы редко проводили между ними разницу. Особенно стойкой приверженностью крестьян, по-видимому, пользовались такие дохристианские праздники, как Параскева Пятница (связанная с языческим культом плодородия) и день Ивана Купалы. Это может служить подтверждением гипотезы этнографов Стивена и Этель Данн (основанной на послевоенных исследованиях Центральной России), что длительное воздействие советского натиска на веру сорвало большую часть православного покрова с дохристианской ре-
лигии российского крестьянства, не затронув основных народных ритуалов и верований10.
У некоторых наблюдателей сложилось впечатление, будто на деле колхозники стали праздновать больше религиозных праздников, чем крестьяне в прошлом. «Сейчас "воскрешают" даже и такие "праздники", о существовании которых и в лучшие для церкви времена мало кто помнил, — писал корреспондент ленинградской газеты в 1938 г. — В некоторых наших районах таких "праздников" насчитывают до 180 в год...»11 Поскольку суть праздника заключалась в невыходе на работу, подобное внимание к соблюдению ритуалов скорее представляло собой форму сопротивления, нежели свидетельствовало о набожности.
Больше всего докучали советским властям праздники, имевшие место в летние месяцы, когда, по логике сельскохозяйственного календаря, крестьяне должны были интенсивно трудиться. Вместо этого колхозники устраивали себе выходные, напиваясь на местных ярмарках. Череда религиозных праздников в июле, включавшая день Ивана Купалы (дохристианский) 7 июля и Петров день 12 июля, вызывала наибольшие опасения, поскольку проходила в пору сенокоса. Петров день, по сообщениям из разных областей, праздновали «в большинстве колхозов», невзирая на задержку сенокоса. В одном сельсовете Ленинградской области в 1938 г. «в разгаре сеноуборки колхозники прогуляли из-за религиозных праздников 288 человеко-дней»; в Свердловской области крестьяне одного колхоза «не работали несколько дней, пьянствовали в связи с праздником Петра и Павла, когда надо было каждый день использовать для уборки сена»12.
«Три дня подряд десятки колхозников праздновали "пятницу"13. А в это время подкошенное сено лежало неубранным. Затем два дня подряд шел дождь. А еще через день подошли "Иваны". И снова десятки колхозников Скрыповского, Косоно-говского, Славковского, Солинского и других сельсоветов гуляли на ярмарках... Многие колхозы за это время немало погноили сена.
Колхозам предстоит убрать богатый урожай. А впереди — длинная цепь праздников и сопровождающих их ярмарок. В Славковском районе устраивается 85 ярмарок, и почти все ярмарки приходятся на летнее время»14.
Впрочем, не все коммунисты и советские работники готовы были воевать с крестьянами из-за ярмарок. «Что ярмарки! — заявил будто бы один районный руководитель. — Да это же здесь обычное явление!» По праздничным и базарным дням прекращали работу не только крестьяне, сельские «советские» учреждения — колхозное правление и клуб — закрывались тоже, судя по одному сообщению. Сельские коммунисты наверняка сами отправлялись на ярмарку:
«Муж и жена Лебедевы — члены партии. Оба клянутся, что в бога не верят. Но на "троицын день" и "Параскеву пятницу", а
также на "Иванов день", они одеваются в лучшие платья и идут на ярмарку, ничем не отличаясь от отсталых колхозников»^.
Из областей, где колхозы должны были зимой давать людей на лесозаготовки, поступали жалобы на празднование зимних праздников, в частности Крещения. Например, в одном колхозе Северного края в 1936 г. председатель и бухгалтер «организовали пьянку в честь "крещения"», вместо того чтобы обеспечить выполнение колхозниками заданий по лесозаготовкам. Более того, председатель колхоза, «узнав, что в колхозе готовятся к "празднику", 14 января с лесозаготовок дезертировал...» В одном колхозе Ленинградской области в праздновании Крещения был усмотрен особенно дерзкий антиправительственный оттенок, поскольку главное развлечение там состояло в катании на санях с использованием колхозных лошадей. Один бригадир «взял племенную кобылу и в пьяном виде ухарски катался по деревне... сажал в сани своих родственников-раскулаченных»16.
Сильнейшее пьянство, составлявшее неотъемлемую часть сельского праздника, служило поводом и оправданием для разного рода антиобщественных и антисоветских выходок. Например, колхоз «Третий Интернационал» в Омской области, по сообщениям, потратил в 1939 г. 30000 руб. на выпивку в ходе трехдневной пирушки, отмечая религиозный праздник. Драки и пожары были обычным явлением во время подобных праздников, в придачу к этому пьяные часто распевали издевательские частушки про коммунистов, нередко случались нападения на непопулярных представителей «советской» группировки в деревне, стахановцев и селькоров, и даже убийства их. В одном районе Московской области за год в дни религиозных праздников были убиты 7 трактористов, премированных доярок и прочих активистов, а в другом районе в такие дни произошло 22 пожара в течение года17.
Календарь религиозных праздников мог предоставить еще один способ уколоть существующую власть, оправдывая сопротивление вызывавшим столь глубокое возмущение распоряжениям района относительно времени сева, сенокоса, уборки урожая и т.д. Колхозники призывали на помощь целый набор народных примет на этот счет: так, скот следовало выгонять на пастбище не раньше Егорьева дня, 6 мая, косить сено только начиная с Петрова дня, 12 июля, сеять озимые после Аленина дня, 3 июля, и т.д. В 1938 г. крестьяне в некоторых местностях все еще настаивали на том, чтобы начинать пахать в день Еремея-Запрягалыцика, сеять лен на «Алену — сей лен», а гречиху на Акулину-Гречиш-ницу18. Трудно определить, действительно ли это соответствовало старинным традициям или представляло собой плод недавнего изобретения. Однако в любом случае можно предположить, что древние обычаи приобретали особую силу в глазах крестьян, когда последние получали непрошеные указания из районного земельного отдела.