Октябрь – декабрь 1936 года 9 страница

В тот день, 9 ноября, когда бои достигли наивысшего накала, у Миахи и Рохо практически не оставалось резервов. В наличии было 45 бойцов и несколько пулеметов. Оба офицера просили Кабальеро срочно прислать на помощь городу четыре бригады, формировавшиеся к югу от Мадрида, но премьер ответил из далекой Валенсии строгим приказом срочно выслать ему оставленный впопыхах при отъезде из Мадрида серебряный столовый сервиз военного министерства.

9 ноября очередной неприятный сюрприз ожидал германских и итальянских летчиков. В этот день в бой над Мадридом вступили новые советские истребители И-16. «Ишачок» (так его любовно называли советские пилоты) был первым в мире истребителем-монопланом с убирающимися шасси. Его скорость достигала 455 км в час, а высота боевых действий была 5000 метров. Превосходя все немецкие и итальянские самолеты в скорости, «моска» (т. е. «муха»), как И-16 окрестили испанцы, имел не очень мощное вооружение: два (хотя и прекрасных по своим боевым качествам) 7,62 мм пулемета ШКАС. К моменту появления «мух» итальянцы и немцы немного приноровились к И-15. Этот советский истребитель был легче «фиата» и итальянцы часто бросали свои самолеты в крутое пике, уходя от советских летчиков на вертикалях за счет появлявшегося таким образом преимущества в скорости. С И-16 такие вещи уже не проходили, так как «муха» за счет своего веса (1600 кг) и скорости имела превосходство в боях на вертикалях.

9 ноября летчики истребительной группы И-16 (31 машина) под руководством бывшего командира 107-й эскадрильи из Брянска капитана Сергея Тархова («капитан Антонио») отметили свой дебют в мадридском небе четырьмя сбитыми «хейнкелями». Франкисты прозвали И-16 «рата» («крыса» по-испански). Это было связано не только с понятной антипатией к опасному советскому истребителю, но и с тактикой, которую начали применять в совместных действиях И-15 и И-16. В то время как «курносые» связывали на высоте боем истребители противника, И-16 неожиданно снизу (по образному выражению франкистов, как крысы из канализации) атаковали бомбардировщики.

10 ноября республиканцы контратаковали в Каса-де-Кампо, а 1-я бригада Листера нанесла удар в южном предместье Мадрида Вильяверде, отбив у противника несколько улиц. В это же время официальное франкистское коммюнике сообщало о «продолжении продвижения наших войск на фронте к югу от Мадрида» (т. е. именно там, где контратаковал Листер).

10 ноября в столицу, наконец, подошли долгожданные подкрепления: бригады с юга и колонна анархистов (3000 бойцов) с Арагонского фронта во главе с Дуррути. Анархисты были вооружены до зубов, в том числе новенькими французскими и чешскими автоматами, полученными либо еще до закрытия Францией границы 8 августа, либо контрабандным путем. В то время, как в Мадриде катастрофически не хватало оружия, в Каталонии и Арагоне были его значительные запасы, которые анархисты приберегали для внутриполитических разборок. Да и сама колонна Дуррути выдвинулась к Мадриду не по приказу руководства республики, на который она плевать хотела, а по просьбе советских военных советников. Уговаривать Дуррути ездил Мерецков, который был просто потрясен, узнав, что один из батальонов колонны Дуррути носит имя Махно, против которого Мерецков воевал еще в гражданскую. Немного порисовавшись перед русским, лидер анархистов согласился «спасти Мадрид». В завязавшемся разговоре на Дуррути произвел особенно сильное впечатление тот факт, что «военный министр» далекой России Ворошилов раньше был слесарем. По мнению Дуррути, настоящий рабочий не мог не быть анархистом. К уговорам Мерецкова присоединилась и министр здравоохранения от НКТ в правительстве Кабальеро Федерика Монтсени.

Командование республиканцев по предложению советских военных советников запланировало на 12 ноября крупную наступательную операцию. К тому времени, втянувшись в Каса-де-Кампо, мятежники совершенно оголили свои фланги и их позиции стали похожи на мешок с узкой горловиной и шириной по фронту в 10–12 километров. Республиканцы решили использовать эту выгодную для себя конфигурацию и замкнуть кольцо вокруг ударных частей Молы одновременными сходящимися ударами с севера и юга. Для этих целей привлекались пять бригад Народной армии, две интербригады и колонна Дуррути. Однако не прекращавшиеся атаки мятежников в Каса-де-Кампо не позволили высвободить силы для создания северной ударной группировки, которую пришлось вводить в бой по частям, чтобы остановить продвижение франкистов в самом парке. Поэтому решили ограничиться ударом с юго-востока в тыл войскам Молы силами 17 батальонов при поддержке 11 орудий и 16 танков. Главной целью наступления был географический центр Испании – высота Серро-де-лос-Анхелес («Гора ангелов») с расположенным на ней монастырем. В случае успеха планировалось захватить аэродром Хетафе и отрезать осаждавшую Мадрид группировку мятежников от дороги на Толедо.

Но атака ударной группы началась вместо 12 ноября только на следующий день, так как XII-я интербригада после длительного марша нуждалась в отдыхе. Собственно, самой бригады не было даже на бумаге и все штабы и службы снабжения приходилось создавать на ходу. Чего стоит хотя бы тот факт, что у бригады не было своего автотранспорта и приходилось нанимать шоферов и грузовики. Не спав три ночи, интербригадовцы тем не менее быстро подошли к основанию Горы ангелов в сопровождении трех танков, но не смогли взять монастырь, так как не имели тяжелой артиллерии (монастырь был окружен мощнейшими стенами). Под шквальным огнем мятежников части XII-ой интербригады залегли у подножия высоты. Однако танки вышли из строя (два из них было подбито) и, лишившись огневой поддержки, под покровом ночи республиканцы отошли на исходные позиции. Таким образом, наступление закончилось практически ничем.

Не получил развития и вспомогательный удар в Каса-де-Кампо. Анархисты вообще отказались перейти в наступление, и пришлось идти в бой только XI-ой интербригаде, которая понесла большие потери, так как мятежники сосредоточили на ней огонь всей своей артиллерии, пользуясь пассивностью Дуррути. Регулярные части Народной армии шли в атаку чуть позади интернационалистов – уступом. Советским танкам, поддерживавшим наступление, пришлось несколько раз возвращаться к своей пехоте, чтобы увлечь ее за собой. В результате республиканцам все же удалось оттеснить мятежников на 2–3 километра.

13 ноября над Мадридом 12 «юнкерсов» и 26 сопровождавших их «хейнкелей» столкнулись с вылетевшими на перехват восемнадцатью И-16 Тархова. Немцы потеряли шесть самолетов, но был сбит и «капитан Антонио». Спускавшегося на парашюте советского летчика расстреляли в воздухе то ли немцы, то ли по ошибке республиканские бойцы с земли. Пронзенного шестью пулями пилота вместо больницы зачем-то доставили в штаб Миахи, который, прервав обед, как раз наблюдал за воздушным боем. Тархов потерял много крови и умер в госпитале.

С утра 14 ноября сами франкисты перешли в наступление из района Хетафе, нанося удар по левому флангу республиканской ударной группировки. Но это наступление было отбито, причем 5-я бригада Народной армии и колонна Бурильо сами контратаковали противника.

Первое по настоящему крупное наступление республиканцев под Мадридом 13 ноября показало, что молодые правительственные войска пока не способны на скоординированные маневренные операции. Сидя в окопах или на баррикадах, вчерашние бойцы милиции чувствовали себя уже уверенно. Но как только они выходили на оперативный простор, то сразу нарушалось взаимодействие с танками, командиры плохо ориентировались на местности и не знали, что делают их соседи слева и справа. Например, прибывшая на фронт впервые XII-я интербригада, вообще не имела ни одной карты местности предстоявшего наступления и ночью после боя многие бойцы с трудом отыскали свои подразделения. В республиканской армии катастрофически не хватало артиллерии и немногочисленные танки, конечно, не могли заменить ее. Не умели республиканцы и организованно отходить с поля боя, поэтому любое наступление было чревато паникой в случае вражеского контрудара. Но, тем не менее, с каждой атакой опыт и мастерство республиканской армии росли. И это был единственный, хотя и очень болезненный путь к будущим успехам.

15 ноября республиканцы решили нанести удар с севера в тыл группировки Варелы, расположенной в Каса-де-Кампо. Дуррути попросил, чтобы выполнение этой задачи доверили его людям, которые покажут, как они могут сражаться. Однако, собравшись на митинг, анархисты постановили отложить наступление на следующий день. 16 ноября, пойдя, наконец, в атаку, анархисты лоб в лоб столкнулись с наступавшими им навстречу марокканцами. Колонну Дуррути охватила паника и под сильным пулеметным огнем она побежала. На плечах анархистов мятежники смогли проникнуть в Университетский городок – конгломерат недавно построенных современных зданий с дорожками, посыпанными песком и гравием. Для спасения положения в бой в роли «пожарной команды» снова пришлось бросить XI-ю интербригаду, которая с помощью штыков и гранат отбила здания философского и филологического факультета. Марокканцы удержали университетскую клинику, где некоторые из них отравились, употребив в пищу инфицированных в целях медицинских опытов животных.

«Майор Ксанти» пристыдил Дуррути за трусость его бойцов и анархистский командир, уже успевший проникнуться глубоким уважением к своему «русскому» советнику, на лимузине в сопровождении мотоциклистов помчался на позиции наводить порядок. Анархисты бузили, так как после тихого Арагонского фронта никак не могли привыкнуть к постоянным атакам с воздуха. 20 ноября во время очередного выезда на передовую Дуррути был убит своим телохранителем Фетиче якобы вследствие неосторожного обращения с оружием. Но ходили упорные слухи, что анархисты расправились со своим командиром, который пытался наводить ненавистную им дисциплину.

16 ноября был сбит увлекшийся преследованием самолетов врага и попавший под перекрестный огонь Павел Рычагов. Летчик прыгал с опасной высоты в 150 метров и его парашют раскрылся почти над крышами домов. Восторженные мадридцы бросились качать советского авиатора, а затем целым и невредимым доставили его в часть.

17 ноября Варела вновь заявил о решающем наступлении на Мадрид, и вновь его войска не продвинулись ни на шаг. Больше фронт в Университетском городке и Каса-де-Кампо практически не менялся до конца войны. Обе стороны зарылись в окопы, которые иногда разделяли 30–40 метров. Была даже траншея, половину которой заняли республиканцы, отгородившись от мятежников в другой половине мешками с землей. Иногда, находясь на разных этажах одного и того же здания, (один дом враждующие стороны делили 10 дней) враги закладывали в лифт бомбы с подожженным бикфордовым шнуром и посылали их друг другу.

В Карабанчеле мятежники и республиканцы занимали подчас противоположные стороны улиц, и война там шла следующим образом. В консервную банку, наполненную динамитом, вставлялся бикфордов шнур. Далее самодельную гранату привязывали на веревку и поджигали шнур, рассчитанный обычно на 12 секунд. На шестой секунде бомбу, как диск, забрасывали на соседнюю сторону улицы мятежникам (раньше это делать не рекомендовалось, так как враг мог швырнуть «подарок» обратно). Лучшими гранатометчиками в рядах республиканцев были эстремадурские пастухи, привыкшие на родине охотиться с пращами на кроликов.

18 ноября Хунта обороны Мадрида объявила, что непосредственная угроза городу миновала. Улицы Карабанчеля, единственного столичного предместья, частично захваченного мятежниками, были перегорожены уже не импровизированными, а капитальными баррикадами, сложенными из камней на цементном растворе. Эти баррикады были способны защитить даже от легких орудий. За ними бойцы удобно располагались на стульях, вынесенных из соседних, покинутых жителями домов. В Университетском городке бойцы интербригад читали в перерывах между боями книги из богатейшей библиотеки Мадридского университета, иногда закладывая ими окна, чтобы защититься от пуль снайперов. Неграмотные же марокканцы просто жгли подчас бесценные книги, чтобы согреться.

Мятежники, осознав бесперспективность дальнейших лобовых атак, попытались сломить волю защитников Мадрида к сопротивлению доселе невиданным в истории методом – сплошными ковровыми бомбардировками густонаселенных рабочих кварталов (уже через четыре года это новшество будет суждено испытать на себе англичанам, французам, бельгийцам и голландцам, которых в 1936 году мало интересовала война где-то на задворках Европы). Первоначально Франко торжественно обещал, что Мадрид, где сосредоточено много музеев и памятников искусства, «национальные силы» бомбить не будут. На самом деле всю первую половину ноября бомбежки не прекращались, хотя из-за противодействия советских истребителей они стали в основном ночными и, следовательно, более неточными (советские самолеты не были приспособлены для боевых действий ночью). Каждый день гибли десятки мирных жителей. Из музея Прадо пришлось под бомбами вывозить наиболее ценные полотна в Валенсию (позднее они были переправлены в Швейцарию, где были обнаружены в целости и сохранности после Второй мировой войны). Конечно, мадридцев выручало метро, хотя иногда мощные немецкие бомбы пробивали его своды. Страдания населения усугублялись тем, что в городе было несколько десятков тысяч беженцев, живших со своим нехитрым скарбом, включая домашних животных (многие беженцы были вчерашними крестьянами), прямо на улицах. Франко старался щадить богатые кварталы, но ему все равно не удалось уберечь их. 20 тысяч беженцев и лиц, оставшихся без крова в результате бомбежек, вселились в квартиры аристократических районов, тем более, что многие их обитатели сбежали к мятежникам.

Мадридцы стали привыкать к бомбежкам и даже показывали иностранцам наиболее крупные воронки как своего рода достопримечательности. Но бомбежки 17–19 ноября превзошли все мыслимые пределы, превратив город в ад. В эти дни бомбардировки шли целый день по выработанной немцами из легиона «Кондор» схеме. Сначала целые кварталы уничтожались тяжелыми бомбами. Затем их руины «перепахивались» более легкими бомбами – по 100 килограммов каждая. Далее приходил черед зажигательных бомб, которые сбрасывались двумя волнами. Через некоторое время, когда жители горящих и разрушенных домов выходили из убежищ и пытались спасти остатки своего имущества, их накрывала новая волна бомбардировщиков, на этот раз сбрасывавших осколочные бомбы.

В те страшные дни жертвы среди мирного населения Мадрида исчислялись сотнями. Но подорвать боевой дух защитников города не удалось. Женщины устраивали на улицах кухни для тех, кто лишился крыши над головой. Появилась популярная песня, в которой говорилось, что красавицы Мадрида используют фашистские бомбы на шпильки. С удовольствием пели и песню про остывший кофе генерала Молы, который так и не дождался его на Пуэрта-дель-Соль. Даже в далекой Аргентине симпатизировавшие республике студенты устраивали аукционы, на которых продавалась уже ставшая хрестоматийной «чашка кофе генерала Молы», а весь сбор шел в пользу защитников Мадрида.

Несмотря на начавшиеся перебои с продовольствием, боевой дух мадридцев оставался высоким. К тому же Хунта обороны города начала массовую эвакуацию стариков, женщин и детей на средиземноморское побережье, где в их распоряжение отдавались лучшие санатории и дома отдыха. В обратном направлении шли автоколонны с продовольствием.

Наконец, следует отметить, что бомбежки Мадрида давались германо-итальянской авиации дорогой ценой. Советские летчики сбили до конца года в воздушных боях над столицей 63 самолета врага (еще 64 самолета были уничтожены на аэродромах), потеряв со своей стороны 27 пилотов из 160. 31 декабря 1936 года группа советских летчиков и танкистов, воевавших в Испании (П. Арман, С. Осадчий, П. Рычагов, С. Тархов, П. Джибелли и другие) получила крайне редкое тогда в СССР звание Героя Советского Союза. Радость от этого события омрачалась только тем, что некоторые герои получили самую высокую награду страны посмертно.

Ненависть мятежников к республиканским асам была беспредельной. В один из дней того судьбоносного для Испании ноября 1936 года франкисты сбросили над Мадридом ящик, в котором находилось расчлененное тело советского летчика, итальянца по национальности Примо Джибелли, сбитого над вражеской территорией (по другой версии, его самолет совершил вынужденную посадку на аэродроме занятого мятежниками города Сеговия). Страшная посылка содержала записку: «Этот подарок посылается для того, чтобы командующий вооруженными силами красных знал, какая судьба ожидает его и всех его большевиков». Характерно, что франкисты долго пытались отрицать этот чудовищный факт, называя его «сказками красных». Примо Джибелли к моменту его гибели было уже за сорок, и он мог и не летать. Но этот бывший туринский рабочий был устроен так, что не мог оставить братский испанский народ в беде.

В целом воздушный террор немцев в Мадриде возымел обратное действие. Ненависть к Франко охватила даже те слои населения, которые ранее не благоволили Народному фронту. В общественном мнении зарубежных стран также стала ощущаться растущая симпатия к республиканцам. Мятежники же, которые окончательно выдохлись под Мадридом, находились в конце ноября под угрозой поражения. Если бы у республиканцев был обученный резерв хотя бы в 15 тысяч бойцов, то франкисты уже ничего бы не смогли противопоставить их удару. Еще хуже для мятежников было то обстоятельство, что во многих офицерах наиболее преданных Франко частей – а именно, африканской армии и Иностранного легиона – зародились сомнения в конечной победе. Неожиданная стойкость и самоотверженность республиканцев не поддавалась для них объяснению.

В этот критический для Франко момент на помощь ему опять пришли Германия и Италия, признавшие 18 ноября 1936 года режим «генералиссимуса» де-юре, как правительство Испании. Первоначально фашистские державы условились предпринять этот шаг сразу же после занятия мятежниками Мадрида. Но теперь ждать этого со дня на день не приходилось, и официально Рим и Берлин объяснили свои действия тем, что «национальные силы» контролируют большую часть территории страны. Растроганный «каудильо» появился перед ликующей толпой в Саламанке и назвал Германию и Италию «оплотом культуры, цивилизации и христианства в Европе». В Саламанке и Севилье улицы были украшены германскими и итальянскими флагами, а тех, кого принимали за немцев или итальянцев, фалангисты несли на плечах.

Франко не знал, что Гитлер колебался и хотел сначала направить в его ставку не дипломатического представителя, а просто некоего чиновника по связям. «Фюрер» был угнетен неспособностью мятежников взять Мадрид, и к нему вернулись старые, еще июльские сомнения, что путч был изначально плохо подготовлен. Но немцев плотно обрабатывали итальянцы, распространявшие небылицы о 400000 русских, якобы уже находящихся на пути в Испанию. Наконец, Гитлер дал согласие на назначение полноценного дипломатического представителя в ранге посла. При этом немцы наотрез отказались от предложения Муссолини направить в Испанию несколько регулярных итальянских и немецких дивизий, чтобы быстро закончить войну. Гитлер решил, что затягивание войны в Испании не так уж и плохо, так как это удерживало итальянцев на позициях союза с Берлином и приковывало внимание Англии и Франции к Пиренейскому полуострову, позволяя Германии спокойно заниматься наращиванием вермахта. «Фюрер» поэтому «согласился» предоставить Италии «честь» вынести на себе основное бремя испанской войны.

У Муссолини, конечно, было больше оснований для интервенции в Испании. 28 ноября 1936 года он навязал Франко секретное соглашение, в котором испанский диктатор соглашался координировать свою политику в Средиземноморье с итальянской и предоставить Италии военно-морские и военно-воздушные базы на Балеарских островах на время войны.

После неудачи Франко на подступах к Мадриду Гитлер и Муссолини просто не могли позволить мятежникам потерпеть поражение, так как это означало бы огромный ущерб для престижа обоих фашистских государств. «Генералиссимус» прекрасно понимал это и постоянно требовал присылки новых вооружений и войск. Всеми этими вопросами предстояло заниматься первому немецкому послу при ставке Франко генералу Вильгельму Фаупелю, который командовал корпусом в годы Первой мировой войны, а затем подвизался в качестве военного советника в перуанской и аргентинской армиях. Перед своим назначением в Саламанку Фаупель возглавлял немецкий Иберо-американский институт, занимавшийся изучением проблем Испании и Латинской Америки. Гитлер запретил Фаупелю вмешиваться в чисто военные вопросы, приказал сосредоточить главное внимание на работе с фалангой, чтобы сделать ее основной политической силой «национальной» Испании и поставить фалангистов под идейный контроль НСДАП (для этих целей в штат миссии Фаупеля был введен специальный сотрудник). Франко сразу невзлюбил Фаупеля и его жену за высокомерие и бесцеремонное вмешательство во внутренние дела. Германский посол, в свою очередь, активно давал Франко непрошеные советы именно в военной области (например, активнее использовать в наступлении пулеметы) и в своих донесениях в Берлин очень невысоко оценивал военные дарования «каудильо». Уже после первой встречи с Франко 30 ноября 1936 года Фаупель, явившийся на аудиенцию в штатском, обращал внимание МИД Германии на невозможность для «националистов» выиграть войну без помощи немецких и итальянских войск.

Итак, стойкость защитников Мадрида осенью 1936 года поставила мятежников на грань краха. Родившийся еще 18 июля лозунг «Но пасаран!» («Они не пройдут»), впервые прозвучавший в речи Долорес Ибаррури, стал известен всему миру. Большую роль в переломе настроения республиканцев сыграл и пример СССР, подкрепленный в самое критическое время военной помощью. 7 и 8 ноября 1936 года, в самые тяжелые дни обороны Мадрида с неба на жителей города сыпались листовки следующего содержания: «Петроград выстоял в 1919 году один. Сделаем тоже самое!». После просмотра фильмов «Чапаев» и «Мы из Кронштадта» бойцы милиции по примеру далеких русских братьев опоясывались крест-накрест пулеметными лентами и передавали друг другу недокуренные сигареты, хотя недостатка в них не было. Когда в фильме белые ночью нападали на спящих чапаевцев, возмущенные зрители стреляли в экран, а в одной из воинских частей было принято решение извлечь из фильма конкретные уроки и усилить ночные караулы. Еще популярнее героев из фильмов были настоящие советские летчики и танкисты, дравшиеся за Мадрид так, как будто он был для них по-настоящему родным городом. Танкисты Армана только за один день успевали повоевать на девяти различных участках фронта, а ночью вместо сна патрулировали город, не давая поднять голову «пятой колонне».

И чудо случилось – Мадрид устоял. Но хотя непосредственная угроза городу и миновала, мятежники не оставили попыток взять столицу, так как справедливо видели в этом кратчайший путь к победе.