Оборона u ocaga у оленных чукчей
Искусство осады и обороны укреплений у основной массы чукчей, у кочевых оленеводов, как и у номадов вообще, не было развито, хотя и существовало. У них не было каких-то специальных опорных пунктов для обороны — они рассчитывали на свою мобильную тактику и быструю перекочевку от врага или в его сторону. Действия в поле при этом имели решающее значение. Впрочем, напомню, что передвижение больших отрядов и стойбищ могло производиться на нартах лишь при наличии снежного покрова, который отсутствовал с конца апреля — начала мая до конца сентября — начала октября, летом же чукчи не перекочевывали и активных наступательных боевых действий на суше не вели.
Жители Чукотки использовали как естественные, так и искусственные укрепления. Очевидно, первый вид укреплений был более обычным, тогда как второй встречался реже. По своему характеру эти укрепления делились на стационарные и полевые. Причем даже постоянные укрепления не были перманентными, а строились лишь при непосредственной угрозе нападения. Это, с нашей точки зрения, выглядит нелогичным, поскольку у чукчей в XVII — XVIII вв. шли непрекращающиеся военные действия. Однако чукотское общество еще не достигло той фазы развития, когда появилась насущная необходимость в строительстве укреплений. Это, с одной стороны, объясняется тем, что отдельные семейные общины из-за своей малочисленности не могли возводить фортификационные сооружения, надолго не отрываясь от производственного процесса. С другой стороны, не было подходящего деревянного материала для строительства — имелись лишь камни, из которых оленные чукчи не умели выкладывать стены. Кроме того, у них не было и необходимых технических навыков.
' Предварительный вариант этой части книги см.: Нефёдкин 2002.
[123]При перекочевке первая задача состояла в том, чтобы удачно выбрать место для стойбища. При угрозе нападения превосходящих сил врага предпочитали отходить в более безопасное место (Богораз 1900. № 131: 336; Бабошина 1958. № 103: 248; Маlaurie 1974: 140; Леонтьев 1983: 129). А от Д. И. Павлуцкого, согласно чукотским преданиям, даже собирались бежать в Америку (Богораз 1902а: 71, 84). В новой местности, когда необходимо было выбрать место для укрепления, оленеводы делали это не всегда удачно — сказывалось незнание территории и отсутствие опыта в подобном предприятии. Поэтому и оборона не была удачной (Богораз 1900. № 128: 332–333).
В зимнее время стойбище располагали в долине — тут ветер был не так силен, да и противнику из-за возвышенностей не было видно жилищ, о которых, впрочем, можно было догадываться по дыму (Тан-Богораз 1979а: 221). К. фон Дитмар, со слов купца Трифонова, так описывает зимнюю стоянку чукчей (1856: 37): «Юрты [= яранги. — А. Щ свои чукчи разбивают обыкновенно в долине и на всех окрестных высотах ставят часовых, которые при малейшем подозрении и опасности с быстротой стрелы на маленьких санях спускаются в долину и призывают мужчин к оружию». Некоторые подробности об охране стойбища можно почерпнуть в чукотском сказании, повествующем о войнах XVIII в.: «Старший брат стоял в карауле на самой высокой сопке, оттуда видна была вся северная тундра, — с этой стороны делали набеги таниты. Средний брат охранял южную часть тундры. Младший брат [малоопытный юноша. — А. Н.} охранял восточную тундру и берег моря, самую спокойную часть» (Бабошина 1958. № 95: 230). Таким образом, судя по данному сообщению, система охраны стойбища стояла на достаточно высоком уровне — с разных сторон долины располагались караульные. У последних в качестве транспортного средства были скоростные гоночные нарты. Вероятно, подобная охрана была организована таким способом при непосредственной угрозе нападения со стороны противника (ср.: Воскобойников, Меновщиков 1959: 432; 435; 437; Стебницкий 1994: 33). Естественно, караулы располагались в удобных, хорошо защищенных от неприятельских глаз местах (Воскобойников, Меновщиков 1959: 435). В мирный период или когда, по крайней мере, не было точно известно время прихода врагов, чукчи вели себя более беспечно: специально караулов не выставляли, а надеялись, скорее, на случайные сообщения (Бабошина 1958. № 90: 217; № 98: 239; Меновщиков 1974. № 87: 308–310; № 88: 310–312; Лебедев, Симченко 1983: 129). Да и в военное время стража, надеясь на ненастье, могла халатно нести службу (Бабошина 1958. № 101: 245). Вероятно, данная «беспечность» объяснялась нехваткой мужчин, которые должны
[123]были заниматься выпасом оленей и охотой, а может быть, простым презрением к врагу (Воскобойников, Меновщиков 1959: 427–428; Беликов 1965: 164; Меновщиков 1974. № 88: 310–312). Кроме того, и собаки волновались, чуя приближение чужих (Архинчеев 1957: 45).
Летом, когда не было возможности перекочевывать, мужчины для выпаса стад уходили далеко от стойбищ, подчас на расстояние нескольких дней пути. В этот период яранги, наоборот, располагали на сопках, откуда можно было обозревать окрестности. Ведь в стойбище практически не оставалось боеспособных мужчин, поскольку в данный период обычно не ожидалось нападения (Воскобойников, Меновщиков 1951: 461; Бабошина 1958. № 90: 217; Лебедев, Симченко 1983: 129). Чтобы затруднить подход к яранге, вход в нее могли располагать в сторону более крутого подъема (Каллиников 1912: 76).
При приближении врагов к стойбищу обычно все небоеспособное население вместе со стадами отсылалось в безопасное место, где, по мнению защитников, нападающие не могли их обнаружить (Козлов 1956: 30; Бабошина 1958. № 103: 250; ср.: Черненко 1957: 132). В стойбище оставались мужчины, которые и принимали бой. Однако не всегда жители успевали укрыться, тогда женщины искали укромные места внутри самой стоянки. Так, чукотская сказка прямо рассказывает, что при появлении врагов «женщины и дети попрятались, а мужчины ринулись в бой» (Бабошина 1958. № 90: 217; ср.: Тан-Богораз 1979: 55). Если врагов замечали заранее и не считали возможным сопротивляться, то спешно собирали вещи и убегали на нартах (Козлов 1956: 30; Такакава 1974: 103–104).
В случае опасности оленье стадо могли держать и около жилья (обычно на ночь). Это было вызвано как тем, что табун не успевали угнать в безопасное место, так и тем, что для этого перегона не хватало мужчин. Олень — животное достаточно пугливое, и при приближении чужих людей или хищников он волнуется и хоркает (Орловский 1928: 66). Следовательно, подается сигнал об опасности. Поскольку сил у обороняющейся стороны обычно было мало, то иногда применяли следующий прием: когда враг подходил вплотную к стойбищу, пугали стадо, и оно бросалось в сторону неприятеля и просто сметало его. Так же мог поступить и находящийся на пастбище оленевод, на которого неожиданно напали враги. Следовательно, само стадо (обычно из нескольких сотен оленей) в этом случае выступало в качестве оружия (см.: Меновщиков 1974. № 90: 313–314; № 91: 318; ср.: № 87: 309). Подобный прием характерен и для оленных коряков (Стебницкий 1994: 59).
Наиболее простым видом фортификационных сооружений было укрепление собственной яранги. Действовал общечелове—
[123]ческий принцип: мой дом — моя крепость. Если доверять фольклору, то обычное покрытие яранги из оленьих шкур в холодное время года могли заливать водой, создавая этим ледяной панцирь (Бабошина 1958. № 56: 142–143). Практиковалось, если верить одному из сказаний, и обкладывание стен яранги камнями (Лебедев, Симченко 1983: 98; ср.: Дьячков 1893: 133; Богораз 1900. № 146: 389). Вероятно, это эскимосская традиция. С нашей точки зрения, подобные укрепления отнюдь не являлись надежной защитой — их можно было легко разрушить. Однако надо учитывать, что одним из приемов нападения на людей, находящихся в яранге, было прокалывание копьем покрытия вместе с находящимся внутри, у ее стены, пологом (спальная палатка). Для поджога жилища зимой, в основной сезон набегов, в тундренной местности не было много материала. Защитники надеялись на то, что противник, боясь духа-защитника, не вломится в ярангу и уйдет. Таким образом, данная пассивная оборона не выглядела столь абсурдной. Она одновременно защищала и самого мужчину, и его семью, которая также была под угрозой. Оборону, если врагов было много, вели пассивно: сидели в яранге и ждали, что будут делать осаждающие. В таком случае все могло закончиться тем, что последние, вырубив пешнями из моржовых клыков ступени на обледенелых стенах яранги, вскарабкивались наверх и через дымовое окно спрыгивали внутрь, убивая хозяев. Однако враги, намереваясь вести осаду, могли и не идти на «штурм», а просто заявить осажденному: «Умрешь... от жажды, тебе за водой ходить надо» (Лебедев, Симченко 1983: 98; ср.: Леонтьев 1983: 129). Естественно, такая «блокада» не могла быть долговременной (ср.: Жукова 1988. № 6: 21. § 16–29).
Оборона могла вестись и активно — осажденные стреляли по врагам через специально сделанные в стенах яранги бойницы. В таком случае, нанося врагу потери, можно было отразить нападение превосходящего по силам, но плохо защищенного от стрел неприятеля. Причем женщины, находящиеся в это время в яранге, также помогали обороне, изготовляя стрелы (сюжеты см.: Козлов 1956: 181; Бабошина 1958. № 56: 142–143; Лебедев, Симченко 1983: 98; ср.: Меновщиков 1988. № 125: 296).
Был и другой способ обороны, с использованием рельефа местности. Когда непосредственно ожидалось нападение, население спасалось бегством в горы (Берх 1823: 46, 59; Полонский 1850: 398; Соколов 1851: 91, 92, 94). Для обороны могли выбирать и возвышенность, часто неприступную с трех сторон. Ее склоны и особенно дорожку наверх поливали водой, которая, замерзнув, создавала ледяной покров. Естественно, так можно было обороняться зимой. Против уязвимых в обороне мест привязывали на ремнях груженные мешками камней нарты, к по—
[123]следним прикрепляли копья или несколько остро обточенных оленьих рогов. Данное приспособление изготовлялось из обычной грузовой нарты и после боевых действий несломавшиеся нарты демонтировали (Антропова 1957: Рис. 34; Бабошина 1958. № 103: 247–251; Лебедев, Симченко 1983: 131; ср.: Меновщиков 1985. № 132: 322 (эскимосы); КПЦ. № 42: 116; Окунь 1935а: 58; Иохельсон 1997: 216 (коряки)). Сани могли находиться за неукрепленной частью стены, к которой заманивали врага. Эту часть мгновенно разбирали и запускали вооруженные нарты на врагов. В каких-то других ситуациях данные аппараты не применялись. Враги обычно пытались брать такую возвышенность штурмом, ведь при осаде отнюдь не было ясно, у кого — у запасшихся едой осажденных или только что пришедших осаждающих — будет раньше исчерпан провиант. Основной штурм велся по ледяной дорожке наверх. Чтобы ноги не скользили, осаждающие вырубали во льду ступени «кирками» из моржовых клыков (Бабошина 1958. № 103: 250; ср.: Народы России. 1880: 6). Именно тут на наступающих в подходящий момент скатывали вооруженные нарты. Вместо нарт для этой цели использовали и более простые приспособления: обычные снежные шары, облитые водой (Козлов 1956: 64). Тотчас же после того, как «ряды» осаждавших разбивали санями, из укрепления выскакивали воины и довершали разгром врага (Лебедев, Симченко 1983: 131). Это один из вариантов хода событий, исход же штурма было сложно предугадать. Коряков, осаждавших укрепление, чукчи часто отбивали, тогда как русские с их военно-техническим превосходством обычно брали возвышенность.
На возвышенности, опять же при непосредственной угрозе нападения, могли возводить и укрепление, делая забор из связанных ремнями жердей от яранг и обкладывая его дерном и камнями. Также иногда натягивали в виде стены шкуры, в которых делали отверстия-бойницы для обстрела врага из лука. Подобное заграждение не только позволяло защитить себя, но и было удобно для стрельбы по врагам. Штурмовали такое укрепление или со всех сторон сразу, используя свое численное превосходство и не давая осажденным сосредоточиться на какой-то определенной стороне обороны, или же, нападая на наименее укрепленную часть, пытались запрыгнуть на изгородь (если она была невысока), а затем и внутрь укрепления (сюжеты см.: Бабошина 1958. № 98: 239–240; № 103: 248–250; Лебедев, Симченко 1983: 99–100; 130–131).
При отсутствии навыков осадного искусства чукчам было достаточно сложно взять укрепленные, подчас с валом и каменными стенами, острожки коряков, а иногда и их отдельные дома, в которых те активно оборонялись, стреляя из луков и ружей
[123](Лессепс 1801. Ч. II: 87; Богораз 1900. № 110: 287; № 132: 337338; ср.: Мерк 1978: 120). Понимая, что штурм может занять некоторое время, чукчи могли делить штурмующих на несколько очередей, тем самым ведя бой непрерывно (Богораз 1900. № 132: 337). Начинался бой за поселение перестрелкой противников издали. Стрельбой старались сбить врагов с укреплений, сплачиваясь для увеличения ее эффективности (Богораз 1900. № 132: 337–338). Иногда при наличии подручного материала чукчи изготовляли для защиты от стрел и пуль деревянные осадные щиты, которые упоминаются в документе 1653 г. (АИИ, ф. 160, № 383, ест. 76; Вдовин 1965: 104). Подобное сооружение было распространено у народов Сибири2. Для защиты от вражеских стрел осаждающие активно использовали свои приемы увертывания. Постепенно чукчи подходили ближе и вели огонь еще интенсивнее, стремясь поразить стрелков противника и/или заставить его прекратить огонь. Если обороняющиеся заседали в яранге, то меткий лучник стремился попасть стрелами в крепежи постройки, намереваясь этим разрушить все жилище (Богораз 1900. № 132: 338; ср.: Лебедев, Симченко 1983: 131)3.
Самым же обычным способом проникновения врагов в ярангу был ее снос. Чукчи-оленеводы, которые с детства умели искусно кидать аркан, просто набрасывали его на верхушки стоек-жердей, являвшихся основой строения, обхватывали их и, потянув, опрокидывали всю ярангу, сея суматоху и испуг среди ее обитателей (Мерк 1978: 120; Козлов 1956: 182; Меновщиков 1974. № 150: 476). Выбегающих из яранги врагов просто убивали (Стебницкий 1994: 57; ср.: Кибрик, Кодзасов, Муравьева 2000. № 20: 97. § 66 — коряки).
Существовал и весьма своеобразный способ взбирания на крутую гору, где находилось жилище противника. К рогам выпряжного из нарт оленя привязывали аркан (обычно 15–20 м длиной) и гнали животное вверх. Затем по этому аркану взбирался сначала один, а потом и остальные воины. При этом, чтобы ноги не скользили, на них надевали специальные подковы с шипами. Естественно, такой способ штурма был эффективен,
2 Семь осадных щитов у двухсот юкагиров (1681): ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 4423: 180; у эвенков: Воскобойников, Меновщиков 1959: 182; у эскимосов-чугачей на Юго-Востоке Аляски были щиты, прикрывающие сразу до 20–30 человек: Malaurie 1974: 144; Шнирельман 1994: 107, ср.: Давыдов 1810. Ч. II: 149; у эскимосов-кадьяковцев за каждым щитом скрывались по 30–40 человек: Паллас 1781: 84; у русских казаков: КПЦ. № 2: 32; Сгибнев 1869: 31; 1869а. № 4: 87; Майдель 1894: 546; Степанов 1937: 223; Белов 1952. № 102: 269; Никитин 1996: 78; Леонтьева 1997: 95; Зуев 2002: 70.
3 Типичным и для корякского фольклора сюжетом было попадание богатырем, стреляющим из лука, в ремень, стягивающий три основных шеста яранги над дымовым отверстием (Стебницкий 1994: 57).
[123]когда жители по каким-либо причинам активно не оборонялись (см.: Бабошина 1958. № 98: 239–240; Меновщиков 1974. № 85: 304–305; Лебедев, Симченко 1983: 100).
Русские деревянные остроги или полевые «вагенбурги» из нарт чукчи обычно не штурмовали. Иногда они, имея численное превосходство, располагались лагерем вблизи и пытались нанести врагу наибольший урон стрельбой из луков (Словцов 1886. Кн. 2: 79). Причем большие надежды чукчи возлагали на саму внезапность нападения, а не на осаду4. Подобный способ действия был вызван, с одной стороны, превосходством русского огнестрельного оружия, а с другой — обычным недостатком продовольствия, который сказывался весьма скоро. Цель такого нападения предельно ясно сформулирована в документе, рассказывающем о нападении чукчей на Нижнеколымское зимовье в 1685 г., — казаков победить, аманатов распустить, а казну разграбить (ДАЙ. 1867. Т. X, № 78-Х: 357).
Если поблизости не было укрепленных самой природой мест, то чукчи при необходимости использовали полевые укрепления. Такое случалось нечасто, главным образом тогда, когда нельзя было откочевать по снежному покрову или когда, наоборот, они шли походом (Сгибнев 1869: 15). Причем и для этого укрепления выбирали место лучше защищенное, возвышенное (Меновщиков 1985. № 127: 310). При угрозе нападения чукчи обносили стойбище забором из связанных между собою нарт, обсыпая их землей и покрывая шкурами. Вот как описывают сотники анадырской команды такое укрепление (июнь 1731), говоря, что казаки дошли до «острожку, который был построен из их езжалых аргышных [грузовых. — А. Н.\ санок и моржовой кожи и обсыпан каменьем, кочками и песком, кругом увязан ремнями, и в том острожке было юрт до осьми» (КПЦ. 1935. № 59: 159). К сожалению, анализируемый документ не сообщает о штурме казаками этого укрепления, кратко говоря, «кои [яранги. — А. И.] разорили и сожгли». Таким образом, перед нами своеобразный «санебург», сделанный из подручных средств стоящих, по-видимому, вертикально и связанных между собой нарт, которые для прочности присыпали камнями и дерном. Хотя может показаться, что для возведения подобного укрепления потребовалось бы слишком много нарт, примерно несколько сот (по моим подсчетам, примерно 500, ведь диаметр одной яранги был порядка 10 м), однако вспомним, что у каждой семьи было множество нарт различного вида. Так, капитан И. Биллингс упоминает, что при перекочевке (1791) кладь от двух яранг заняла у
4 Отметим, что коряки были более искусны по части осады русских острогов. Так, в 1745 г. они сначала попытались атаковать Акланский острог, но, потерпев неудачу, осаждали его пять месяцев (Окунь 1935а: 51).
[123]чукчей 126 нарт (Этнографические материалы... 1978: 55). Возможно, подобное укрепление произошло из простого загона для оленей в форме полукруга, который делался из поставленных вертикально ездовых нарт с грузом и был предназначен для отлова из стада упряжных и жертвенных оленей (Орловский 1928: 65–66; Антропова 1947: 65; 1957: 224–225; Архинчеев 1957: 61; Кузнецова 1957: 294). Менее вероятно, что такое укрепление произошло из обычая обставлять ярангу связанными друг с другом нартами для придания ей устойчивости на ветру (Богораз 1991: 103, ПО). Естественно, при снятии угрозы нападения на стойбище данный забор разбирался. Следовательно, это укрепление нужно расценивать как временное полевое. Подобное укрепление было присуще не только чукчам, его применяли и оленные коряки (Богораз 1934: 171; Тан-Богораз 1979: 28).
Если чукчи неожиданно встречали в пути более сильного противника, то они могли просто составить из нескольких нарт своеобразную стенку, из-за которой оборонялись, стреляя из лука (Богораз 1900. № 15: 92). Это уже чисто полевое укрепление.
Итак, мы видим, что у оленных чукчей, как и у кочевников вообще, фортификационные навыки не были развиты. Военные действия были маневренными, рассчитанными на внезапность, даже несмотря на традицию объявления войны. Применялись только временные убежища, как природные, так и искусственные, ведь военные действия не были рассчитаны на долгосрочную осаду или оборону — сами суровые природные условия, нехватка продовольствия препятствовали этому. Убежища строились только в случае непосредственной угрозы со стороны врагов. Для их возведения использовался не какой-то специальный материал, а подручные средства: нарты, шкуры, камни, дерн. Само же стойбище вместе со стадами старались увести на это время в безопасное место. Из убежища предпочитали обороняться, когда у врагов было подавляющее численное превосходство, в противном случае этос требовал встретить врага в поле. Оборону вели с помощью стрельбы из лука из-за укрепления, старались нанести большой урон противнику и заставить его отступить. Главным способом овладения укреплением был штурм, который или велся по всему периметру укрепления, или направлялся на наиболее уязвимый участок обороны. Никаких специальных осадных орудий или оружия не существовало. Их недостаток компенсировался обилием различных хитростей во время осад. После ухода противника укрепление демонтировалось. Встреча с русскими, обладавшими огнестрельным оружием, наложила на осадное дело чукчей определенный отпечаток. В частности, стали использовать осадные щиты. Однако в целом осада и оборона у чукчей была схожа со способами, применяемыми соседними народами
[123](эскимосы, коряки, юкагиры, а также ительмены), даже какихто особых черт, присущих одним только оленным чукчам, нельзя выделить — разница была лишь в их комбинациях и распространении. Естественно, в наибольшей степени схожесть осадного дела наблюдалась у соседей-врагов, коряков и оленных чукчей.