Белые армии Урала и Поволжья 11 страница

После очищения станции и других передовых пунктов впереди завода дальнейшее сопротивление красным было оказано на южной окраине города.

Здесь с наступлением темноты бой затих. Красные остановились, не решаясь ночью двигаться дальше.

Трехмесячная борьба за Ижевск подходила к концу. Героизм и самопожертвование восставших должны были покориться грубой силе численного превосходства и подавляющего огневого преимущества красных. Был отдан приказ об оставлении завода. Ижевцы, как бойцы, так и большинство их семей, покинули свои родные места. Раненого М. Т. везли вместе с другими ранеными на подводе. До него доносился плач женщин и детей. Он всматривался в темноту. Людей было трудно различить, но можно было видеть, как двигалось огромное количество белых пятен. Это были узлы с одеждой и едой — все, что могли захватить с собой жители Ижевска. Подвод было мало, большинство шло пешком.

Около 40 000, может быть до 50 000, рабочих и их семейств бросили родные очаги и все, что им было дорого. Уходили от расправы и мести той власти, которая именовала себя защитницей всех трудящихся.

6. Последние дни восстания

Оставление Ижевского завода поставило на очередь дальнейшую судьбу всей борьбы восставших против красной власти.

На совещании в Воткинске, на котором присутствовали Комитет членов Учредительного Собрания, командующий Ижевско-Воткинской армией капитан Юрьев, полковник [178] Альбокринов и командующий ижевцами штабс-капитан Журавлев, выяснилось: 1) что нет достаточно сил захватить обратно Ижевск, 2) что оборона Воткинска против превосходящих сил противника на восточных и северных подступах к заводу, где продолжаются упорные бои, и при наличии больших сил красных в захваченном ими Ижевске становится невозможной, 3) что подход обещанных и долгожданных сибирских частей не предвидится.

Совещание решило оставить район Ижевского и Воткинского заводов и отвести армию за реку Каму. В предвидении возможности отхода уже собирались материалы и начиналась постройка через Каму плавучего моста на баржах, в двух верстах выше по течению от д. Усть-Речка. Строителем был капитан 1 ранга Вологдин. Длина моста — 482 сажени, начало постройки — 26 октября, окончание — 4 ноября.

Утром 10 ноября капитан Юрьев вызвал командира 4-го Воткинского полка поручика Болонкина и приказал ему передать в распоряжение штаба армии 2-й и 4-й батальоны. Общее положение у Воткинска к этому времени было следующее: 4-й полк занимал растянутый фронт: два батальона (1-й и 3-й) обороняли подступы к заводу на трактовой дороге от ст. Чепца; второй батальон охранял участок к северо-западу от завода и находился в с. Светлом, поддерживая связь с Северным фронтом ижевцев; 4-й батальон был выдвинут в с. Поздеры в 20 верстах к юго-западу от строящейся переправы, имея задачу не допускать движения противника на север со стороны занятого им села Гольяны.

С оставшимися в его распоряжении двумя батальонами поручику Болонкину было приказано упорно оборонять северные подступы к заводу, держа тесную связь с расположенным правее 2-м Воткинским полком, под командой поручика Дробинина. Далее к востоку у р. Камы действовал 1-й Воткинский полк в районе Ножовского завода. На другом (левом) берегу Камы против частей красных, напиравших от г. Осы, действовал 3-й Сайгатский полк.

Требование упорной обороны обусловливалось необходимостью произвести планомерную эвакуацию госпиталей, дать возможность населению Воткинска и его окрестностей, не желающему оставаться у большевиков, уйти за Каму и [179] дать время ижевцам подойти к переправе. Оставить позицию поручик Болонкин должен был только по особому приказу. Остальные полки получили соответствующие распоряжения. Ижевцам, отступавшим вдоль железной дороги на Воткинск, было приказано свернуть к переправе кратчайшим путем, имея сильный заслон в сторону села (и пристани) Гольяны. Красные части, занявшие Ижевск, были настолько изнурены боями, что не могли двинуться в преследование, и, по показанию участников, только разведывательные отряды противника следовали за арьергардами уходивших ижевцев.

Во исполнение указанного ему задания 2-й батальон 4-го Воткинского полка (поручик Брускин) перешел из с. Светлое в деревни Верхний и Нижний Кокуй (10–12 верст к западу от завода). Противник, заметив приготовления к эвакуации завода, усилил свои атаки, но воткинцы удержали все свои позиции.

Около этого времени (по другим сведениям, это было раньше) поручик Дробинин у д. Мишкино нанес сокрушительный удар 4-му Латышскому полку, захватив несколько орудий, пулеметы и много пленных и обратив красных латышей в поспешное бегство. 11 и 12 ноября противник вел атаки днем и ночью. Спать почти не приходилось. Все устали и вымотались. Настроение было нервное, особенно в самом городе. В ночь с 12 на 13 ноября поручик Болонкин опять был вызван в штаб к капитану Юрьеву. В штабе, уже опустевшем, его встретил капитан Юрьев, полковник Альбокринов и начальник связи штабс-капитан Шадрин.

Поручик Болонкин вспоминает: «Все выглядели от усталости как мертвецы. Здесь я лично от капитана Юрьева получил приказ оставить свои позиции 13 ноября с наступлением темноты, собрать полк (два батальона) и отходить через восточную часть города к переправе. Отдавая мне приказ и давая последние инструкции, командующий армией сильно нервничал и несколько раз спрашивал начальника штаба и связи, какие сведения они имеют об ижевцах, а также каково положение на участке 4-го батальона, находившегося в распоряжении штаба и охранявшего направление со стороны с. Голь-Гольяны...» Поручику Болонкину было сообщено, что центральная телефонная станция будет работать до 6 часов вечера [180] 13 ноября и что 2-й батальон его полка, также находившийся в распоряжении штаба, будет отходить с последними телефонистами штаба армии и с подрывниками, которые должны будут взорвать железнодорожный мост через реку Сиву, в 5 верстах к югу от завода, на узкоколейке с завода на пристань Галево.

Успешно отбив днем 13 ноября все атаки красных, поручик Болонкин около 9 часов вечера вышел на восточную окраину Воткинска, в 3 часа утра 14 ноября был у моста и в 5 часов утра переправился на левый берег Камы.

Начальником переправы был строитель моста капитан 1 ранга Вологдин. В его распоряжении находился штабс-капитан Самарцев, который встречал части и указывал им порядок переправы. От Самарцева поручик Болонкин узнал, что его 2-й батальон уже переправился, а 4-й находится в 2 верстах ниже переправы и пропускает последние подходящие части ижевцев. Штабс-капитан Самарцев в разговоре с Болонкиным высказал ему мнение о весьма неудовлетворительном управлении штабс-капитана Журавлева ижевскими частями. По его словам, ижевцы отступали, не зная обстановки и не имея указаний о направлении движения. Мнение Самарцева находит подтверждение от других лиц и из фактов происшедших событий. Неудачное управление или его полное отсутствие в отношении к Северному фронту ижевцев привело к тому, что большая часть этого фронта была отрезана красными. Незначительная часть выбралась благополучно, отойдя со 2-м батальоном 4-го Воткинского полка. Другая часть пробовала пробиться через Ижевск, уже захваченный красными, попала в плен и стала жертвой чекистских зверств. Говорят, немногим удалось рассеяться и укрыться в лесах.

Кроме того, отдельные мелкие группы ижевцев подходили все время к мосту. Когда красные, наступавшие по правому берегу с востока, подошли близко к мосту и он мог быть ими захвачен, руководители переправы отдали приказ поджечь его. Некоторые запоздавшие ижевцы перебегали уже по горевшему мосту. В их числе был и один из чинов комендантской команды Агрызского фронта В. М. Новиков. По сведениям, несколько групп ижевцев не успели дойти до моста и [181] были захвачены красными. Число ижевцев и воткинцев, перешедших за Каму, указывается участниками очень различно. Минимальная цифра для ижевцев будет примерно 16 000 человек, из них 10 000 боеспособных мужчин. Другие считают, что ушло 30 000 и даже больше. Поручик Болонкин для воткинцев дает цифры: вооруженных воткинцев было около 15 000 и почти столько же гражданского населения и семей.

Ижевцы вывезли с собой несколько тысяч винтовок. Воткинцы вместе с госпиталями и семьями эвакуировали управление завода и увезли некоторые электрические машины, что делало завод неработоспособным на долгое время.

С переходом за Каму закончилось крупнейшее по своей стихийности и масштабу восстание рабочих против красной пролетарской власти — восстание ижевских и воткинских рабочих и присоединившихся к ним крестьян. Восстание это самостоятельно боролось против своих угнетателей. Оно началось 7 августа отказом рабочих-фронтовиков в Ижевском Оружейном заводе выступать на защиту большевистской тирании.

14 ноября — день переправы последних частей восставших за Каму — является сотым днем борьбы в родных местах.

Следует подвести итоги этим ста дням.

7. Итоги восстания

Борьба ижевцев и воткинцев против советской власти при защите своих заводов получила лишь краткое освещение на страницах этого очерка. Отсутствие источников, недостаток времени и другие причины ограничили возможность дать более подробный очерк.

Долг участников восстания, оставшихся в живых, сохранить в той или иной форме воспоминания об этих днях. Дело будущих исследователей собрать все уцелевшие материалы и дать полное описание этого восстания. Но и краткие сведения, которые были здесь даны, позволяют дать оценку этой интересной страницы из гражданской войны и сделать некоторые выводы. [182]

Значение восстания в ходе вооруженной борьбы против красного порабощения будет яснее и понятнее, если напомнить об общем положении, сложившемся на Восточном фронте.

Выступление против большевиков чехословацкого корпуса, начавшееся 25 мая, дало толчок к восстанию многочисленных тайных противобольшевистских организаций на Волге и в Сибири.

Большевики начали немедленно и энергично готовиться к отпору. Уже 29 мая ВЦИК объявил об организации Красной армии вместо слабо работавшего добровольного пополнения наборами по мобилизации. Это дает им возможность быстро умножить свои силы. Июнь и июль проходят у них в усиленных формированиях отрядов и армий.

Восточный фронт привлекает большое внимание красной власти, но успехов у них нет. Постепенно они теряют Заволжье, Урал и обширную Сибирь. На Волге их бьет полковник Каппель. 21 июля он берет блестящим маневром Симбирск.

Красные шлют на Восток все новые и новые силы. Вместо убитого или застрелившегося Главнокомандующего фронтом Муравьева назначается Вацетис. Новый Главком считает, что у него в распоряжении имеется достаточно сил, чтобы перейти к решительным действиям. 28 июля он докладывает Наркомвоену: «Я решил в ближайшее время нанести противнику решительный удар и отбросить его с линии Волги на восток». (Н. Е. Какурин. «Как сражалась революция», том 1, М., 1925, стр. 225.)

Он ставит задачи: 3-я армия должна перейти в наступление для «овладения Екатеринбургом и дальнейшего действия на фронте Челябинск — Златоуст». 2-й армии дается задача захватить Уфу и овладеть узловой станцией Чишма, наступая одной группой на Бугульму для связи с группой, действующей правее; первая армия должна «всеми мерами сдерживать противника и не допускать его распространения на запад от фронта Сызрань — Симбирск». В дальнейшем эта армия «в нужный момент» должна перейти в наступление и сбросить противника за Волгу.

Задача 4-й армии — в ближайшие дни овладеть Хвалынском, а с началом общего наступления действовать в направлении [183] Самары, заслонившись со стороны Сызрани. Наконец, 5-я армия, вновь создаваемая в районе Казани, должна была в районе Чистополь — устье Камы — Тетюши сосредоточить возможно большую группу войск и перейти в решительное наступление на фронте Симбирск — ст. Бряндино.

«В случае нашего успеха, — писал Главком Вацетис, — ближайшей задачей будет поставлено овладеть фронтом Актюбинск — Орск — Троицк — Курган — Тюмень». (Там же.)

Когда Вацетис разработал свой план, намечавший захват в клещи белые и чешские части в районе Симбирск — Сызрань, в Самаре стоял вопрос: что делать дальше? Никакими армиями Самара не располагала, формирование добровольческих отрядов шло медленно, чехи не были склонны к большим операциям...

* * *

Восстание заводов отвлекло большие силы красных. Их 2-я армия была сначала прикована к району Сарапула и вскоре разгромлена ижевцами. Дезорганизованные остатки ее бежали в бассейн р. Вятки. Отсюда некоторая часть этих беглецов была направлена на усиление красных войск, обложивших Казань, и действовала на Арском (восточном) участке.

Восстание оказало также большое влияние на действия 3-й красной армии. Необходимость защищать линию сообщения с центром — железную дорогу Пермь — Вятка — заставила 3-ю армию выделить из своего состава значительные силы для охраны дороги. Это ослабило армию противника, и наступление на Екатеринбург, согласно плану Вацетиса, не только не могло состояться, но армия едва держалась против сибиряков. Позднее, в декабре, она была выбита из Перми.

Продержавшись несколько больше месяца, Казань была захвачена красными. Они не предприняли энергичного преследования отступавшего казанского гарнизона, и он довольно спокойно переправился через р. Каму у деревни Епанчино близ Лаишева. Свои освободившиеся у Казани войска красные направляли против ижевцев и воткинцев, торопясь покончить с восстанием. В первую очередь перебрасывались отряд Азиня, сформировавший 2-ю Сводную дивизию (потом 28-ю), и латышские полки. 4-й латышский полк, как отмечалось [184] раньше, был разбит воткинцами, а 5-й латышский полк, сильно пострадавший при захвате Казани полковником Каппелем, видимо, действовал со стороны города Глазова, и один из эпизодов встречи с ним ижевцев был описан в главе 10-й.

Таким образом, восстание отвлекло силы и отразилось на действиях трех красных армий Восточного фронта. Значительные подкрепления шли также из внутренних округов и с затихшего Западного фронта, при этом против ижевцев и воткинцев посылались особенно преданные и испытанные части, в их числе роты чрезвычаек.

Если план Вацетиса был нарушен захватом Казани отрядом Каппеля и чехов, то его полное крушение было обусловлено восстанием ижевско-воткинских рабочих.

После обратного захвата Казани красные войска смогли одержать на линии Волги некоторые успехи и продвинуться вперед. Севернее восставшие еще два месяца приковывали большие силы красных, и на левом участке своего фронта все их усилия перейти в наступление были парализованы на долгое время.

* * *

Большевистская власть с большими жертвами и жестокостью подавила восстание. Если бы надо было пролить крови в десять, в сто раз больше — большевики не задумались бы над этим. Человеческая жизнь в их расчетах стоит на последнем месте. Более существенной для них была политическая сторона событий. Присвоив себе право исключительного руководства рабочими массами, они не могли допустить, чтобы рабочие могли идти не вместе с ними или тем более против них. Они пробуют немедленно подавить восстание ижевцев, боясь, что их пример может увлечь других. Им это не удалось. Ижевцев поддержали воткинцы, и в разное время поднялись некоторые другие приуральские заводы. Замолчать эти выступления было невозможно — они стали достоянием истории гражданской войны. Но с историей большевики не стесняются и дают всему свое собственное объяснение и толкование.

«История Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков)» М., 1938, трактует события так: «Мятеж корпуса (чехословаков) послужил сигналом к мятежу кулачества [185] на Волге и в Сибири и эсеровски настроенных рабочих на Воткинском и Ижевском заводах»...

Сходное объяснение дает Какурин («Как сражалась революция», том 1, стр. 96): «Ижевское восстание было организовано Союзом фронтовиков, насчитывавшим в себе до 4000 членов, в котором в течение долгого времени велась эсеровская пропаганда».

Большевики имеют все основания высоко расценивать силу пропаганды, которой сами они умело и нагло всегда пользовались. Но их обвинения эсеров, что они своей пропагандой вызвали восстание в Ижевске, не имеют никаких оснований. Союз фронтовиков, который поднял восстание, далеко не насчитывал численности в 4000 человек, указанной Какуриным, и не имел никакой политической программы, а был организован исключительно для защиты прав вернувшихся с фронта солдат, бывших рабочих.

После успеха восстания вынырнули из подполья эсеры, члены Учредительного Собрания, воспользовались отсутствием власти после уничтожения большевистского Совета и, как убежденные народоправцы, никого не спрашивая, объявили себя высшей гражданской властью под названием Прикамского Комитета Учредительного Собрания.

Как обычно у них практиковалось, они поспешили захватить казначейство и стали распоряжаться денежными средствами. Их появление и начавшаяся теперь, после восстания, эсеровская пропаганда была встречена большинством рабочих равнодушно.

Надо было вести упорную борьбу с большевиками, а не заниматься политикой и партийной болтовней. Но эсеры, по крайней мере более влиятельные из них, на первое место выставляют свои собственные партийные интересы и под маркой Учредительного Собрания стараются прежде всего укрепить свою власть. Они начинают формировать свои собственные части — на первых порах роту имени Учредительного Собрания.

В эту роту не находилось добровольцев, и не было желающих занять должность командира роты. Тогда из Самарского Комуча были командированы два эсера, Шмелев и Шелумов, привезшие деньги и начавшие агитацию за поступление в эту [186] роту. Рота наконец была организована. Шмелев, когда пришло время выступать на позицию, поспешил в тыл. Шелумов, командуя ротой, долг свой выполнил и погиб в бою под Ижевском.

Если рабочие в большинстве относились безразлично к пропаганде и затеям эсеров, то и последние не доверяли ижевцам, и в особенности, их командному составу. Этим объясняется поспешное бегство Евсеева и членов его Комитета, удравших от вымышленной ими же самими опасности.

Последующие события, которые отстранили эсеров от всякого участия в налаживании государственного порядка и которые кончились передачей власти в руки адмирала Колчака, еще яснее подчеркивают, что ижевцы и воткинцы выбрали дорогу, по которой пошли все честные и действительно любящие свою Родину русские люди.

Они, за малым исключением упорных партийцев, без оговорок признали власть адмирала Колчака. Они не пошли за партией, которая свои партийные интересы ставила всегда выше благополучия России и русского народа.

Бросив большевикам свой вызов на смертный бой, рабочие забыли, к каким партиям они принадлежали, забыли, кто были их политические единомышленники или противники, кто были их друзья или недруги, все они как один поднялись против красного гнета. Для них время слов, программных различий и других разногласий прошло, и, крепко спаянные в своем порыве, они упорно, самоотверженно бились с врагом.

Считавшие себя эсерами не хотели выделяться из рядов других восставших рабочих и не пошли за своими незадачливыми главарями.

Среди восставших против большевистского гнета были также принадлежавшие к партии большевиков. Эти большевики отказались поддерживать зверства и преступления своих однопартийцев. В отличие от большевиков, стоявших во главе кровавой власти, они называли себя «большевиками-мстителями», а своих врагов «комиссародержавцами». Все это, конечно, хорошо известно большевикам и их историкам. Они также отлично знают, что их притеснения и кровавые расправы с непокорными рабочими вызывали возмущение и озлобление и были настоящими причинами восстания. [187]

Долгий путь гражданской войны с честью и славой был пройден ижевцами и воткинцами, дела которых отличались высокой доблестью и самопожертвованием. Никакая пропаганда никакой партии не могла повести ижевцев и воткинцев по пройденному ими пути. Это могла сделать только любовь к страдающей Родине. Это большевики знают, но не смеют об этом говорить.

Необходимо коснуться еще одного вопроса — почему восставшим заводам не была оказана достаточная помощь со стороны других антибольшевистских сил. Незначительную помощь боевыми припасами восставшие получили от эскадры капитана 2 ранга Феодосьева. Пробравшийся в Самару штабс-капитан Куракин получил 10 000 снарядов и другое подкрепление материальных запасов, но не мог довезти их до Ижевска вследствие начавшихся наших неудач на Волге.

Сибирская армия, захватившая 25 июля Екатеринбург и накапливавшая там свои силы, имела большие возможности помочь ижевцам и воткинцам. Собственно, это была бы не помощь, а использование сложившейся обстановки в собственных целях Сибирской армии, нанесения своему противнику — 3-й красной армии — сильного удара, а при удаче — и уничтожения этой армии.

Вместо фронтального наступления на Пермь Сибирской армии давался шанс захватить этот город скорее и с меньшими усилиями глубоким обходом через район восстания. Этим путем Сибирская армия не только захватывала Пермь, но решала более важную задачу — нанесение противнику поражения. 3-я красная армия находилась в очень тяжелом положении, так как восставшие рабочие отрезали ее от соседей и угрожали ее тылу.

К сожалению, во главе Сибирской армии находился неспособный на такие действия генерал Гайда. Профессор генерал Головин пишет («Российская контрреволюция», часть 4, кн. 8, стр. 121): «Разбросавши свои силы на столь широком фронте, Гайда хотя и неуклонно и отжимал действовавшую против него 3-ю красную армию, но продвигался медленно. Французский военный представитель подполковник Пишон так отзывается об этом наступлении Гайды: «Мечется во все стороны и дерется растопыренными пальцами вместо [188] кулака...» Далее генерал Головин приводит характеристику Гайды профессора полковника Зайцева: «Путь из фельдшеров в командующие армией был им пройден всего лишь в три года, и это не могло не отзываться на его оперативной деятельности. Стратегически его успехи были близки к нулю...» Затем генерал Головин пишет (там же, стр. 121–122): «Даже если рассматривать наступление Гайды в ограниченных рамках операции на Пермском направлении, нельзя не заметить одной крупнейшей стратегической ошибки: Гайда не учел того громадного политического и стратегического значения, которое имело восстание ижевских и воткинских рабочих и соседних с ними вятских крестьян. В лице этих повстанцев восточный противобольшевистский фронт мог бы обрести те народные массы, которые так нерешительно шли на присоединение к находящимся уже в контрреволюционном лагере элементам русской интеллигенции. Настоятельно требовалось возможно скорее и сильнее поддержать ижевских и воткинских рабочих, которые в силу своей большой организованности являлись остовом повстанческого клина в юго-восточной части Вятской губернии. Нужно прибавить еще к только что сказанному, что захват большевиками Ижевска передавал в их руки третий и последний по счету русский оружейный завод».

Таковыми оказались печальные последствия, как для Ижевско-Воткинского восстания, так и для общего хода борьбы на Восточном фронте, назначения на важный пост командующего Сибирской армией совершенно неподготовленного для этого генерала Гайды.

8. За Камой

После отступления за р. Каму воткинцы заняли позиции вдоль левого берега, загибая свой северный фланг фронтом на северо-восток против красных, действовавших со стороны г. Оса.

На левом фланге находился 4-й Воткинский полк, растянувшийся от с. Сайгатки до д. Ершовки. У д. Ершовки воткинцы [189] вошли в связь с отрядом уфимцев под командой поручика Воробьева, который действовал в районе железной дороги Сарапул — Красноуфимск.

Ижевцы сосредоточились в с. Сайгатке и ближайших деревнях, где их части переформировывались в бригаду в составе двух полков, егерского батальона, дивизиона артиллерии, конного дивизиона и инженерной роты. Через несколько дней один из полков ижевцев сменил 4-й Воткинский полк, который был отведен в тыл для формирования 2-й бригады Воткинской дивизии.

Потеря родных мест и семейных очагов, боязнь за семьи, часть которых осталась во власти мстительного врага, неизвестность, что предстоит дальше, — все это отражалось на настроении ижевцев и воткинцев. Удары судьбы не проходят даром, вызывают падение духа и выливаются наружу в тех или иных формах. Началось расхождение между ижевцами и воткинцами, до сего времени совместно и дружно боровшимися с красным гнетом.

Раскол появился среди старших чинов и потом распространился вниз. Отсутствие начальников, которые обладали бы неоспоримым авторитетом и могли бы сразу остановить зачатки взаимного недоброжелательства, привело к тому, что недовольство друг другом продолжало углубляться. Начались упреки в несправедливом распределении захваченных у противника орудий и другого имущества, в неправильном расходовании денежных средств, в отказе помочь в бою артиллерийским огнем, и т.д.

Большое недовольство, главным образом у ижевцев, вызвал приказ из штаба армии с перечислением целого ряда обязанностей, нарушение которых будет караться расстрелом. Приказ заканчивался указанием, что те, кто не согласен подчиниться дисциплине в указанных рамках, могут уходить обратно домой. Приказ, имевший целью поднять дисциплину, был явно плохо обдуман и неудачен. По свидетельству одного из старших командиров ижевцев, этот приказ вызвал негодование среди рабочих-бойцов, добровольно поднявшихся против насилия большевиков, самоотверженно отдавших все силы на борьбу и принесших большие и кровавые жертвы. [190]

Разбираться в правильности, справедливости или необоснованности этих взаимных обвинений теперь не приходится и невозможно. Результат же был тот, что командующий ижевцами штабс-капитан Журавлев увел подчиненную ему бригаду в район Уфимского корпуса.

По мнению ижевца М. К. Данилова, внимательно наблюдавшего за всем происходившим, Журавлев сделал это, чтобы избежать недоразумений и, возможно, столкновений. Ему казалось, что взаимная неприязнь начала заходить очень далеко и можно было опасаться, что горячие головы не остановятся перед пролитием братской крови, что был даже заговор убить капитана Юрьева, но этого не произошло, потому что Юрьев не появлялся в районе ижевцев.

С уходом ижевцев в район Уфимского корпуса их совместный с воткинцами путь борьбы с красными временно разошелся: первые дрались в рядах Западной (позднее 3-й) армии, а вторые — в Сибирской (потом 2-й Сибирской) армии.

Только в Забайкалье поредевшие в тяжелых походах ряды ижевцев и воткинцев, сведенные в полки, в конце 1920 г. вновь встретились и дружно продолжали бороться со своим смертельным врагом.

Уходя в район Уфимского корпуса и бросив боевой участок, штабс-капитан Журавлев не предупредил об этом воткинцев. Самовольный уход с позиции не может иметь оправдания, но указанные выше обстоятельства говорят о том, что это было сделано не без причины. Что же касается того, что Журавлев не предупредил об уходе штаб Воткинской дивизии или ближайшую часть, это нельзя рассматривать иначе как предательство. Это отразилось на устойчивости положения воткинцев и облегчило красным форсирование реки Камы, к этому времени уже покрывшейся льдом. Воткинцы были вынуждены, под нажимом переправившегося через реку противника и под угрозой удара с севера, начать отход со своего выдвинутого вперед участка на восток.

После переправы через реку крупный красный отряд, проделав в два дня большой переход, занял деревню Зипоново и оказался в тылу воткинцев за левым флангом их 2-й бригады. Навстречу был брошен 4-й полк под командой штабс-капитана Болонкина, который задержал дальнейшее продвижение [191] красного отряда. Это дало возможность воткинцам и всем беженцам, двигавшимся с ними, благополучно выйти из задуманного красными окружения. Установив связь с Сибирской армией, Воткинская дивизия заняла участок на ее левом фланге, в 40 верстах к западу от г. Красноуфимска.

Крепость своей спайки, любовь к Родине и ненависть к ее поработителям ижевцы вскоре доказали, когда власть от Директории, не сумевшей справиться с вопросами государственного управления, перешла в руки адмирала Колчака. Командовавший бригадой штабс-капитан Журавлев, ставленник эсеров, на собрании офицеров бригады, решавших, что делать дальше и за кем идти, был на стороне устраненной Директории.

За ним никто, кроме двух его сообщников, не пошел. Эсеровское руководство полностью доказало свою несостоятельность во время защиты заводов, и это все помнили.

Весь состав Ижевской бригады спокойно принял решение. Ижевцы вступили в ряды белых армий, где — хорошо или плохо — политические вопросы стояли на заднем плане, а на первое место выдвигалось уничтожение большевистского ярма.

В лице адмирала Колчака все видели честного русского человека, доблестного солдата и патриота России, для которого благо Родины было выше всего. Через несколько дней штабс-капитан Журавлев со своими приверженцами, захватив 2 миллиона рублей, скрылся из бригады. По сведениям из штаба армии, его последним днем командования бригадой было 13 декабря. Розыски его успехом не увенчались — по некоторым данным, он перешел на сторону большевиков.

В начале января 1919 г. была сформирована Западная армия, в состав которой вошел Уфимский корпус и расположенная в его районе Ижевская бригада.

Жалобы на поведение чинов бригады заставили командующего армией генерала Ханжина назначить инспекцию. Был послан генерал Тиманов. Плохо питавшиеся, мерзнущие и скучающие от безделья ижевцы обрадовались: наконец-то кто-то о них вспомнил! Для встречи инспектора ижевцы тщательно подготовились. Весь состав бригады выстроился на большой площади села стройными рядами. Раздалась команда [192] для встречи, и винтовки четко звякнули «на караул». Генерал Тиманов поздоровался и услышал громкий, отчетливый солдатский ответ. Он обошел ряды, осматривал внимательно одежду и обувь, разговаривал. Странное впечатление производили ряды ижевцев. Стояли как будто хорошо обученные солдаты, но были пестро одеты, в пиджаки, в пальто, некоторые в шинели, в полушубки... На головах картузы, кепки, фетровые шляпы, папахи... На ногах сапоги, штиблеты, валенки или башмаки с обмотками. Большая часть одежды обтрепана, заштопана, в заплатах, давно отслужила все сроки...