Вода вместо нефти 38 страница

Альбус не выдержал, схватил Кристин за руку и потащил прочь, зажимая себе рот рукой. Когда они оказались достаточно далеко от места любовных разбирательств, Поттер засмеялся, держась за живот.

— Не очень-то красиво,— назидательно заметила девушка, хотя она тоже улыбалась.— Зачем ты вообще подслушивал?

— Как зачем?— Альбус с трудом заставил себя не смеяться.— Они такие интересные! Говорят, что они живут в глубоких шахтах под Дурмстрангом. Наверное, многое видели и знают…

— Опять ты со своими секретами,— вздохнула Кристин, оборачиваясь, когда несколько пар выпорхнули из приоткрытых дверей Трапезной, откуда доносилась приглушенная музыка.— Как думаешь, стоит идти спасать Роберта?

— Скорее, это его поклонниц придется спасать, Робин сегодня не в духе, уж точно не на розово-влюбленной волне,— фыркнул Поттер, взял подругу за руку и потянул к дверям.— Странная школа, я бы остался тут подольше…

— Не знаю, единственная их странность — вот такое проведение Дня Святого Валентина.

— Ну, и что тут странного?— Альбус улыбнулся, когда они подсели за столик к мрачному Роберту Конде, который в одиночестве потягивал через трубочку морс. В приглушенном свете под музыку качались несколько пар, кое-кто сидел в тени, склонившись друг к другу, но в основном в зале чувствовалась легкая напряженность, заметная особенно по тому, как за столами сидели пары.

— Когда семикласснице приходится проводить День всех влюбленных с третьеклассником, лишь бы не слушать лекцию по литературе магглов — это странно,— хмыкнула Кристин, погладив по руке напряженного Конде.— Все в порядке?

— Да. Наблюдаю.

— За кем?— Альбус тут же проследил за взглядом друга и дернул уголком губ.— Все-таки Судьба — большая шутница.

— Не стоит примешивать сюда судьбу, скорее, это случай,— пожал плечами Роберт, отставляя бокал.— Мне все интересно, чем это закончится?

Кристин с интересом посмотрела на Эйидль, которая сидела рядом с Гаем Ларсеном и теребила салфетку, иногда кидая какие-то короткие фразы или взгляды на своего «суженого на вечер». Обоим явно было неуютно.

— Случай — младший брат судьбы,— фыркнул Поттер и поднялся.— Пойду поздороваюсь, может, им просто нужна посторонняя помощь, чтобы начать получать удовольствие от вечера?

— Ты уверен, что это возможно?— презрительно фыркнул Роберт, резко отмахиваясь от летящего мимо купидона. Наколдованное существо влепилось в стену и разлетелось на мелкие осколки и каменную крошку. Кристин лишь укоризненно покачала головой.

 

* * *

Эйидль казалось, что медленная пытка напряжения сведет ее с ума. Не раз появлялась мысль просто извиниться и выйти из зала, но говорили, что сбегающих с праздника тут же отправляют на лекцию Волонского. Правда, исландка уже была готова променять вечеринку на скучный урок, потому что свидание у нее явно не ладилось. Да и не могло ладиться, ведь это же не какой-нибудь незнакомый старшеклассник, тут можно было бы еще попытаться спасти вечер.

Гай Ларсен был собран и учтив. Иногда, отрываясь от танцев, к ним присоединялись Элен и ее спутник, как его представили, Джованни. Подруга Гая пыталась, кажется, растопить лед за столом и даже завязать разговор, но он как-то быстро потухал, не поддержанный Эйидль.

Девочка вздохнула, переводя взгляд с одной пары на другую: Тереза и Алекс танцевали весь вечер, и исландка им завидовала. Друзья несколько раз махали ей, но что поделать, если по правилам игры ей достался Ларсен? С другой стороны, бывает и хуже: Жорж сидел за столом с семиклассницей-«волшебником», весь красный от смущения, а его спутница не обращала на него никакого внимания, болтая с подругами.

Будь неладны те, кто придумал эту глупую игру!

— Привет всем. Альбус Поттер, если кто-то еще не знает, но это, наверное, вряд ли.

Эйидль впервые за вечер искренне улыбнулась. Гай отвлекся от созерцания содержимого своего бокала и кивнул.

— Можно вашу даму на танец? Если вы заскучаете, то вполне можете пригласить мою девушку, она прекрасно танцует. Но если решитесь, скажите моего другу, что я позволил, а то Конде может и кусаться начать,— криво улыбнулся Альбус, глядя на Гая и приглашая того поддержать легкий разговор. Напряжение за столом, кажется, можно было пощупать рукой.

— Придется прятать горло?— серьезно спросил Ларсен, покосившись на Роберта, потом дружелюбно улыбнулся.— Я учту ваше замечание, но лучше я посижу и посмотрю на вас. Танцуйте.

— Ну, вы не скучайте, следующий танец, думаю, Эйидль обязательно подарит вам,— с этими словами Поттер легко поставил девочку на ноги и потянул к другим топчущимся под музыку парам.

— Привет, давно не виделись,— выдохнула исландка, когда достаточно отдалилась от столика, за которым, казалось, ее пытали.

— Не клеится свидание?— с улыбкой спросил Ал, даже не пытаясь танцевать: так, создавал видимость их обоюдного движения.

— Я, конечно, умею прощать, только вот никак не забудется та ночь, когда они меня похитили, да две недели в госпитале после свидания с мороками,— буркнула Эйидль, покосившись на Гая: тот разговаривал с подошедшими к нему друзьями.

— К тому же ты теперь в другом лагере,— подсказал Поттер.

— Откуда…?— изумилась девочка.

— Тут не нужно быть легилиментом, достаточно хорошо слышать. По школе ходят слухи, что ты, как и твой брат, стала восточным Драконом. Видимо, не все чешуйчатые не заслуживают прощения,— улыбнулся гриффиндорец.

Эйидль пожала плечами: что она могла на это сказать?

— Вот и первое доказательство того, что слухи верны: ты стала отмалчиваться и хранить тайну,— мягко заметил Поттер к изумлению исландки.— Но это ничего, главное, чтобы ты верила в то, что делаешь.

— Все очень сложно.

— Я верю. Те, кому легко, учатся в классе «гномов»,— рассмеялся Ал, уворачиваясь от Айзека, который, кажется, пытался выжать из своей спутницы-француженки хотя бы тень веселой улыбки, демонстрируя все свои умения в сфере танцев.— Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты уже не рвешься уехать отсюда?

Эйидль снова пожала плечами, потом посмотрела на Альбуса, глаза ее загорелись:

— Ал, а ты знаешь, что уничтожили Гарри Поттер и его друзья три десятка лет назад?

— О, проще сказать, что они оставили в целости и сохранности,— рассмеялся Альбус, но Эйидль заметила, как посерьезнели его зеленые глаза и едва-едва напряглись плечи.

— Ты же знаешь, о чем я спрашиваю, не так ли?— насторожилась девочка.— Кто-то тебе рассказывал? Или уже пытался выспросить?

— Мой отец и его друзья несколько лет только что и делали — уничтожали что-то и где-то, Эйидль,— мягко заметил Поттер,— но, конечно, думаю, что тебя не склянки профессора Дамблдора интересуют…

— Дамблдор — это…?

— Плохо же ты учишь Историю магии,— укоризненно заметил Ал.— Дамблдор — величайший волшебник, величайший директор Хогвартса…

— Понятно. А что еще уничтожили твой папа и его друзья, кроме склянок?

— Они убили василиска… Ммм… Обрушили своды Тайной комнаты…

— Своды чего?

— Подземелья в школе,— пояснил Альбус, пытаясь вспомнить, что еще сломал или разбил его отец, но исландка была уверена, что ответ на ее вопрос хогвартчанин и так знает.— Ну, самое масштабное их деяние — это уничтожение почти всего Отдела Тайн в Министерстве Магии: зала пророчеств, зала исследования мозга, зала времени, зала с Аркой… До сих пор не уверен, что в Министерстве им это простили. Годы исследований, горы данных…

— И много там было пророчеств?— насторожилась девочка.

— Тысячи, десятки тысяч, но никто так и не узнал, о чем же они были, но оно и к лучшему. Не зная их, никто не кинется предотвращать их последствия, тем самым претворяя их в жизнь,— запутанно проговорил Поттер, почесав затылок. Они уже не танцевали, стоя посреди двигающейся массы студентов.— Они помогли уничтожить половину замка Хогвартс, когда на него напал Волан-де-Морт, включая книги, растения, статуи… Много от них было разрушений, от моего отца и его друзей… Ах, да, они уничтожили половину Банка Гринготтс, где хранились несметные ценности и опаснейшие артефакты. Еще они собственноручно уничтожили медальон Слизерина, Чашу Хаффлпафф, Диадему Рейвенкло…

— Альбус, мне кажется, что ты заговариваешь мне зубы,— наконец, не выдержала Эйидль.— Ведь они уничтожили что-то очень сильное и очень важное, что-то, за что люди были готовы отдать свои жизни, и не только люди…

— Когда настанет время, ты узнаешь все,— спокойно ответил Альбус.— Думаю, что ты сердишься на Гая Ларсена не потому, что он делал раньше. Думаю, дело в том, что он не на той стороне, не так ли? Что он втянул тебя в это, сам не ведая, что своим поведением толкает тебя исполнить пророчество гномов. Ведь вряд ли они верили, что ты именно та, кого они ждут веками, собираясь в снегу возле памятника… Если бы они не втолкнули тебя в свои тайны, ты бы вряд ли о них узнала…

— Я этого не хотела.

— Я знаю. Поверь: никто из тех, кто становился исполнителем пророчеств и предсказаний, никогда не хотел оказаться на этом месте. Дело в том, что даже не судьба предначертала им исполнение миссий и заданий. Дело в том, что люди верят в написанное и сказанное, и сами создают себе исполнителей…

— То есть ты с самого начала знал, что это я? Я тот новичок с острова?

— Нет,— покачал головой Поттер,— конечно, не знал, я бы даже мог допустить, что это обо мне. Но посмотри на себя — ты за какие-то несколько месяцев из чужого человека в Дурмстранге превратилась в ярого деятеля внутренней организации, и ты не просто оказалась среди Драконов, ты ищешь то, о чем говорили тебе Драконы, ты Ищешь… И ты вполне можешь стать тем, на ком пророчество утратит актуальность… Но только будь осторожна: не все Тайны, найденные и раскрытые, должны быть вытащены из каменных недр…

— Альбус, мне кажется, что ты…

— Я буду рядом, если понадобится помощь,— подмигнул ей Поттер, чуть отступая,— но это не мое дело и не мой путь.

— Сколько тебе лет?— фыркнула девочка, следуя за другом к столу, за которым по-прежнему сидел сосредоточенный Гай.

— Я бы мог пофилософствовать по поводу возраста тела и возраста духа, но не думаю, что стоит на это тратить такой замечательный вечер,— улыбнулся Альбус,— я бы мог это делать в компании Кристин, но она уже знает эту мою лекция наизусть. Увидимся!

— Все странно, не находишь?

Эйидль удивленно посмотрела на Гая, он был обсыпан розовой мишурой и конфетти, но почему-то не выглядел ни комично, ни весело, скорее угрюмо. Девочка вообще не рассматривала его пристально — чего ради? Но теперь заметила темные круги под глазами старосты Дурмстранга, заметные даже в полумраке вечеринки.

— О какой именно странности речь? Ну, не считая этой глупой вечеринки.

— Странно, что ты дружишь с хогвартчанами и дурмстранговцами, которые, как я помню, тебе чужие, а вот с теми, кто приехал из твоего родного и любимого Шармбатона, даже словом не обмолвилась. В чем подвох?— Гай подался вперед, пристально глядя на девочку.— Помнится, ты была готова вплавь возвращаться во Францию.

— Далеко возвращаться, да и плыть холодно,— усмехнулась исландка,— а купальный костюм я с собой не взяла. К тому же не всем выпадает шанс научиться темной магии, чтобы потом обороняться от наглецов, которым может прийти в голову похитить тебя посреди ночи и, не дай Святовит, затащить в снега.

Гай некоторое время молчал, потом хмыкнул:

— А ведь ты действительно стала одной из нас.

— С чего бы это? — тут же напряглась девочка.

— Поминаешь Святовита слишком часто,— Гай, кажется, расслабился, по крайней мере, Эйидль уже не ощущала скованной напряженности за столом, даже дышать стало легче.— Но все равно странно.

— Ты повторяешься.

— Ты же ненавидела Драконов, школу, вообще все вокруг. А теперь ты одна из нас.

— Из вас? Ну, уж нет!

— Вот-вот, одна из них, из восточных, только вот почему, не пойму. Ты же перевелась из Шармбатона, а не из Сибири…

— А в школе есть те, кто учился в Сибири?— не сдержала любопытства Эйидль, подаваясь вперед.

— Не знаю, обычно это не афишируют,— пожал плечами Ларсен.— К тому же тебе должно быть виднее, ты же на стороне тех, кто стремится увезти из Дурмстранга Реликвии в российские снега.

— Ты сам-то себе веришь?— огрызнулась девочка.— Меня иногда поражает, до чего вы наивные…

— Мы?

— Да, вы, западные, верящие в какие-то странные сказки о враге, сокрытом в снегах на диком востоке. До чего нужно быть глупым и недалеким.

Гай резко подался вперед, заставив девочку отпрянуть на стуле:

— Ты в школе без году неделя, а уже считаешь, что все и про всех знаешь?— спросил он, жестко глядя на испугавшуюся Эйидль. Казалось, что Гай за мгновение не на шутку разозлился.— Пару раз побывала на лекции по Темным искусствам, и думаешь, что на этом все? Нет, ты понятия не имеешь, что тут творится, понятия не имеешь о том, что такое черная магия и до каких пределов она пустила корни в этой школе, во всех нас. И лучше бы тебе не знать!

Эйидль с изумлением смотрела на Гая, который встал и поспешно направился к дверям в сторону зала Святовита. Она тоже вскочила и настигла его у края катка, по которому скользили несколько ребят.

— Что ты хотел этим сказать?— настойчиво спросила исландка, дергая парня за руку, чтобы он обратил на нее внимание.— Про черную магию.

— Забудь.

— Ага, сейчас, еще Забвение сама на себя наложу,— фыркнула Эйидль.— Что значит «пустила корни во всех нас»? Ты же не думаешь, что…?

— Забудь,— резче проговорил Ларсен, оглядываясь, словно боялся, что кто-то их услышит. Но рядом никого не было, даже на катке остались лишь двое пятиклассников, да Гном-Хранитель прохаживался у входа в «голову» школы.

— Гай, ты только что сказал, что…

— Да замолчи ты!— уже прорычал парень, хватая ее за плечи и встряхивая.— Я ничего не говорил, ты ничего не слышала.

— Но…

— Ты забыла, как сама же устроила поминки Димитрия?— прошипел староста школы, и девочка замерла, глядя на него испуганно.— Твои поминки вряд ли кто-то устроит.

— Никто тебя за язык не тянул!— исландка стряхнула с себя руки Ларсена и воинственно прищурилась.— Если ты что-то знаешь, расскажи!

— Я ничего не знаю, и вообще мы по разную сторону баррикад, чтобы вести с тобой задушевные беседы.

— Святовит тебя…! Да причем тут баррикады?!— не выдержала девочка, привлекая к ним взгляды пятиклассников. Кажется, Гай хотел еще что-то сказать, но Эйидль не позволила ему открыть рта.— Вы тут все с ума посходили, что ли?! Тайна Тайной, что б там ни было! Но Черная магия…

— Да не ори ты!— шикнул Гай.

Девочка глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Хорошо. Но ты мне скажешь, что ты имел ввиду…

— Ничего я не имел ввиду. Тебе уж точно не о чем волноваться,— в голосе Гая слышалась горечь.

— Поясни!

— Слушай, тебя твоя фея случайно не укусила?— огрызнулся Ларсен, но Эйидль это не задело, она ждала ответа. Парень молчал, словно испытывая ее терпение. Молчание затянулось.— Иди спать, Эйидль, лекция уже закончилась.

— Нет, мне нравится наше свидание,— сладко улыбнулась упрямая девочка, сложив на груди руки.— Если я правильно поняла,— она все же приглушила голос,— ты сказал, что ученики находятся под заклятием черной магии…

— Да не говорил я ничего подобного,— шепотом возмутился Гай, обретая ледяное спокойствие и вид «у тебя слуховые галлюцинации».

— Говорил,— с ангельским личиком спорила Эйидль.— И если не хочешь, чтобы кто-то еще узнал об этом, рассказывай.

— Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.

— Вот я и пытаюсь узнать.

Ларсен выглядел злым:

— Димитрий тоже лез туда, куда не стоило, и ты знаешь, чем все закончилось,— предостерег девочку Гай.

— То есть ты пытаешься мне сказать, что, кроме двух лагерей Драконов, которые сами по себе уже угроза друг другу…

— Глупости.

— … есть еще какая-то сила, которая и таит большую опасность. Эта сила владеет черной магией и применяет ее к ученикам, и именно эта сила, скорее всего, повинна в смерти Димитрия.

— У тебя просто больная фантазия и всякое отсутствие логики,— отрезал холодно Гай.— Я ничего такого не говорил и не пытался сказать!

— И еще ты пытаешься сказать, что то, о чем мы говорим, опасно, потому что эта третья сила, узнав о том, что известно мне, может отправить меня туда же, куда и Димитрия.

Гай поджал губы, он был практически в ярости, но Эйидль догадывалась, что какая-то часть этих эмоций направлены против него самого.

— И если подумать еще немного, то складывается ощущение, что ты, осознав, что на тебя действуют магией, начал с ней сражаться, отсюда все эти признаки истощения организма.

— Хватит.

— И если действуют на тебя, значит, вполне могли действовать и на твоих товарищей, и вот откуда идет ваша глупая вера в сказки и наивность по поводу того, чем же вы на самом деле занимаетесь в Дурмстранге.

— Хватит!— уже рявкнул Гай, благо, что в зале уже никого действительно не было.

— Не назревает ли революция в вашем лагере?— вопросительная улыбка мелькнула на лице Эйидль, хотя она понимала, что перегнула палку.

— Хватит!— Гай снова схватил девочку за плечи, причем так больно, что она вскрикнула. И тут произошло сразу несколько событий: кто-то позвал ее по имени, пролетел луч заклинания, руки Гая ее отпустили, и парень вообще исчез из поля зрения, оказавшись на льду катка.

— Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал?— на нее заботливо смотрел Алекс, позади него испуганно притихла Тереза. Айзек в это время уже подходил к Гаю. Последний сел, приложив к лицу ладонь.

— Нет, все хорошо, оставьте его,— попросила Эйидль, боясь, как бы все это не вылилось в драку.— Мы просто разговаривали.

— Что, Ларсен, нравится быть битым за наших девчонок?— ехидно спросил Алекс, поворачиваясь к старосте школы.

— Заткнись,— попросил Айзек, сердито взглянув на товарища. Потом он навис над сидящим Гаем, выглядел он внушительно и грозно, словно вставший на задние лапы разозленный медведь-гризли:— Еще раз увижу тебя рядом с ней, и тебя не спасет даже стадо драконов.

— Ай…— Эйидль держала за руку Алекса, чтобы тот не кинулся на лед, уж ей-то не знать эмоциональность друга.— Айзек, оставь его.

«Гном» кивнул.

— Идемте, вечеринка закончилась, пора по спальням.

Вчетвером они пошли к распахнутым дверям Трапезной. Эйидль оглянулась на Гая: тот сидел, приложив руку к разбитой губе, и смотрел им вслед.

— Зачем вы полезли в драку?— шепотом и с досадой спросила исландка, когда они оказались в Нижнем зале, где еще разговаривали парочки, девчонки смеялись, обсуждая прошедший вечер, профессор Сцилла выговаривала двум мальчикам класса четвертого, Элен Арно что-то объясняла Яновских, а Волонский, окруженный группой школьников, продолжал свою, наверное, увлекательную лекцию.— Он ничего мне не сделал!

— А мог бы,— философски заметил Алекс, все еще державший в руке волшебную палочку.

— Глупости,— фыркнула Эйидль, останавливаясь у дверей в крыло девочек.— Ладно, пора спать.

— Кому как, а я на Айсберг,— Айзек потянулся, словно разминаясь перед ответственным заданием, что, впрочем, наверное, таковым и было.

— Разве сегодня твоя смена?— недоуменно спросил Алекс, оглянувшись на прошедших мимо девочек-старшеклассниц.

— Попросили подменить, так что до трех ночи вы знаете, где меня искать.

— Обещайте больше не драться, ладно?— попросила Эйидль, и Тереза ее поддержала, укоризненно посмотрев на друзей.

— Опрометчивых обещаний не даю,— пожал плечами Айзек, и девочки угрюмо вздохнули.

В гостиной было пустынно, но почти отовсюду слышались голоса, смех или тихий плач.

— Не обошлось без трагедий,— шепнула выскочившая из ванной комнаты Сибиль, закатив глаза.— Не ходите туда, там все затоплено слезами…

Тереза и Эйидль улыбнулись, остановившись у дверей последней.

— Ты не сердишься?— робко спросила Тереза, не осмеливаясь смотреть в глаза подруги.

— Из-за чего?— не поняла исландка.

— Ну, что я весь вечер провела с Алексом, а ты…

— Глупости,— фыркнула девочка, открывая дверь в спальню.— Он весь твой, если тебе этого хочется.

— Ты выбираешь Айзека?

— В смысле?

— Ну, из них двоих тебе больше нравится Айзек?— с надеждой спросила Тереза.

— Они мне нравятся одинаково,— улыбнулась Эйидль,— они классные друзья, так что расслабься, все нормально.

Исландка вошла в спальню и сразу увидела сердитую на весь мир Кляйн, сидевшую на шкафу со скалкой в руке.

— Неудачный вечер?— поинтересовалась девочка, стягивая одежду, чтобы нырнуть в пижаму.

— Я, кажется, беременна,— прошептала убитым голосом фея.

— Что?!— воскликнула Эйидль, запрыгав к шкафу на одной ноге, потому что не успела с обеих снять штанины джинсов.— Давно?

— Уже два часа,— Кляйн, казалось, сейчас расплачется.

— И почему ты не рада? Это было по любви?— с сочувствием спросила девочка, не зная, как реагировать.

— Что «это»?— фея подняла на подопечную глаза, полные ужаса.

— Ну, это… В смысле, раз ты беременна, то… Ну, мужчина, с которым ты занималась… была близка и от которого беременна… Ты его любишь?

— Была близка?! Да что ты обо мне думаешь?!— взбеленилась Кляйн, вспорхнув к потолку и выронив в негодовании скалочку.— Я приличная фея! Была ею, пока этот нахал не обесчестил меня!

— Тебя изнасиловали?— испугалась Эйидль, уже готовая кидаться на поиски этого «негодяя».

— Да!— от крика Кляйн у девочки заложило уши.— Он меня изнасиловал! Прилюдно! Нагло! И я теперь беременна!

— Святовит тебя… И почему никто не вмешался?

— Они не успели, все произошло мгновенно,— пожаловалась Кляйн, снова садясь на шкаф.

— Ммм… Скажи, а как именно… он тебя… изнасиловал?— Эйидль нахмурилась, перестав понимать ситуацию.

— Нагло, по-свински! Схватил за передник, этот ужасный передник! Схватил меня и… и…

— И…?— тихо подтолкнула исландка.

— Прямо в губы! Жестоко! Нагло! Прилюдно!

— В губы?— сначала Эйидль не поняла, а затем придушенно уточнила:— Он тебя поцеловал?

— Да! Насильно! Без спросу! Я…

Дальнейшие слова Кляйн потонули в хохоте Эйидль, которая не устояла на ногах, запутавшись в штанинах, и упала на пол, держась за живот. Фея, мгновение помедлив, стремглав бросилась вниз, подобрала скалочку и начала ею колотить Эйидль, что еще больше развеселило исландку.

— Кляйн… Хватит… Ну хватит, прости…— сквозь смех пыталась отбиться от феи девочка, катаясь по полу.— Ну, хватит, я, правда, сочувствую… Кляйн!

Эйидль села и отмахнулась от злой феи, пытаясь стереть с лица улыбку.

— Мне нужно кое-что сказать. Может, ты будешь удивлена и расстроена, но… Ты не беременна. Из-за поцелуя дети не рождаются,— и девочка даже смогла не рассмеяться, увидев волну облегчения на личике Кляйн, которая в порыве благодарности бросилась на шею своей подопечной.

02.09.2011

 

 

 

* * *

Все было странным. Странно чужим, тревожащим, ярким. Это когда долго находишься в темноте, потом не можешь привыкнуть к свету, долго и мучительно пытаешься вытереть слезы с ослепших глаз. Конечно, он давно уже не чувствовал подобного, его глаза легко переносили и свет, и тьму, но лучшего сравнения у него не было.

Он пытался осознать то, что случилось накануне в Рондо, вспомнить, как получилось, что все ушло, словно действительно перерезали нити, что привязывали его к трудной жестокой жизни одиночки-полузверя. Он не мог понять, в какой момент все стало иным, в какой момент тепло карих глаз и нежность объятий затмили все остальное: его гнев, отчуждение, скованность, осторожность. Его нежелание чувствовать, нежелание жить.

Давно он уже не думал о смерти. Она так долго и упорно этого добивалась, что все-таки добилась.

Но хорошо ли это? Она пробудила его, вытащила на свет — но боль не изменилась. Не изменились разбитые надежды, не изменился гнев, не изменилось неверие во весь мир. Он был все тот же, с той же ненавистью ко всему миру и к людям, жестоким людям, никогда не знавшим его тьмы… Он был все тот же, только снова уязвимым, уязвимым из-за того, что она пробралась под чешую. А он не хотел быть уязвимым, он ненавидел это, он не хотел снова оказаться на краю пропасти, пережить огромное разочарование. Никогда больше никому он не позволит уничтожать его. Уж если он будет жить — он будет жить по законам хищника, к которому непросто подобраться, которого непросто уязвить…

Феликс чувствовал рассвет, хотя в подземной школе на острове посреди Ледовитого океана «рассвет» было скорее обозначением перемещения стрелки часов. Он встал, побеспокоив Яша, прикорнувшего у него под боком. Ящер сердито завозился, урча, и этот звук потревожил других существ, спящих по соседству. Яш рыкнул погромче, пригрозив разбуженным созданиям, и в зверинце снова воцарилась тишина, только не сонная, а испуганная.

— Мне пора,— прошептал Цюрри, отряхивая джинсы и поглаживая кончиками пальцев чешую на шее ящера.— Нужно возвращаться.

И снова, как и десятки раз до этого, ему пришлось запереть друга, но каждый день приближал их к тому моменту, когда друг будет свободен. Мария обещала, и Феликс ей верил. Как это было ни странно, но мальчик-ящер верил — в этом он ей верил. Она спасет Яша.

На улице было очень холодно, ветер подвывал ночной стуже, гоняя колючий снег по воздуху. Высокие сугробы скрывали парня, бредущего к школе в ночном мраке, от внимательного взгляда дежурного на Айсберге, если тот действительно был внимательным и бдительным, а не спал, прикорнув к печке, укачанный воем метели.

Феликс дошел до почти незаметного из-за наметенного снега входа в боковой коридор, который должен был быть секретным, но о нем знали все, кто хотя бы раз пытался без спросу оказаться снаружи. После случившегося с Димитрием, профессора закрыли выход заклинанием пароля, но поскольку этим входом пользовались «гномы», сменявшие друг друга на Айсберге, то пароль не был таким уж секретом.

Парень вошел в коридор, отряхиваясь: снег набился за шиворот и в капюшон. Внутри было ненамного теплее, правда, Феликс не чувствовал мороза настолько, чтобы стучать зубами. Он тихо пошел в темноте коридора, спеша оказаться в своей норе до того, как профессора снова начнут патрулировать коридоры с двойной бдительностью.

Но он не успел выйти в Нижнем зале — его привлек странный звук. Острый слух заставил парня насторожиться, он замер, прижавшись к стене и прислушиваясь. Рядом кто-то был: этот кто-то тяжело дышал, а привлек внимание Феликса стон. Да, вот он повторился. Парень осторожно и беззвучно пошел на звуки, и почти сразу почувствовал острый запах крови, пролившейся на камни и на них застывшей.

Святовит тебя! Феликс заглянул за поворот и тут же бросился вперед, легко выхватив в темноте полулежащую фигуру. Человек снова застонал, тихо и коротко. Ящер кинулся на колени рядом и заглянул в лицо, боясь тронуть раненого, от которого так остро пахло кровью. Сколько он тут лежал?

Лицо узнать было сложно, оно было покрыто кровью, опухшее, заплывшее, короткие волосы слиплись застывшей коркой, но Феликс узнал Айзека. Левая рука нащупала пульс на шее раненого, парень с облегчением вздохнул, поднялся, снял с себя куртку и набросил ее на «гнома».

— Я еще жив,— хрипло проговорил Айзек, но не пошевелился, лишь открыл правый глаз, левый у него заплыл.— Правда, не знаю, к счастью ли…

— Идти можешь?— коротко осведомился Феликс.

— Не проверял, голова будто не своя, да и сидя как-то безопаснее,— попытался пошутить Барнс.— Помоги, а то вдруг решу упасть, грохот поднимет на ноги всю школу, а я бы этого не хотел, недосып плохо сказывается на неокрепших детских организмах…

Цюрри осторожно подставил Айзеку плечо, перекинув его руку, и начал медленно поднимать «гнома», держа за пояс.

— Кажется, вторая рука сломана,— зашипел раненый, всеми силами стараясь помогать Феликсу в нелегком деле водружения себя на ноги.

— Дойдешь?— Феликс продолжал держать Айзека, когда они оказались оба в вертикальном положении. Темнота была кромешной, но Цюрри видел, что лицо «гнома» превратилось в отекшую кровавую массу. Страшно даже представить, кто и за что мог такое сотворить.— Давно тут?

— Не знаю, постоянно терял сознание,— выдавил Айзек, ощущалось, что ему тяжело находиться стоя.— Давай уже двигаться к спальням, пока я не стал непосильной обузой.

Феликс не стал ничего говорить или как-то комментировать ситуацию: предположений могла быть масса, и одно малоприятнее другого. А главное — у Марии снова появится головная боль и повод попереживать. Казалось, что вчерашний вечер, полный свободы невесомости, когда у них получилось забыть о том, кто они и что оставили за плечами, был века назад, а не несколько часов назад.

Они шли медленно, у Айзека время от времени начинала клониться к плечу голова, он бережно прижимал к себе больную руку. Цюрри понимал, что им лучше бы идти прямо в госпиталь, пока профессора не поймали их и не устроили скандал, но поскольку «гном» не изъявил желания направиться в руки Павлова, Феликс решил не проявлять инициативу — скорее всего, тут случилось что-то, о чем большой общественности знать было нельзя. Поиск и тайны Дурмстранга делали людей ненормальными.

Им очень повезло: на долгом пути к крылу мальчиков ребята не встретили никого из ночных патрульных. В общей гостиной было пусто и прохладно, камины погасли, феи прибрали вещи своих подопечных. Все спали крепким рассветным сном. Барнс был в полусознательном состоянии, наверное, чтобы избежать боли, которую могли причинять ему поврежденные части тела.