Вода вместо нефти 25 страница

— Так вот это ужасное заклинание кто-то из учеников применил сегодня ночью в одном из помещений школы. Об этом сообщил Гном-Хранитель.

— Кто это был?

— Нам пока неизвестно, но виновника найдут и исключат, потому что там, где начинается Темная магия, тем более такой силы, все игры заканчиваются,— профессор Волонский был суров, он почти нависал над своим столом, и не было в нем ничего от привычного сонного благодушия.— Это сделал кто-то из старших учеников, седьмого года обучения, скорее всего, из класса «волшебников» или «драконов», потому что именно в их учебной программе стоит теоретический обзор данного заклятья, и только они имеют доступ к закрытым отделам библиотеки, где можно прочесть о практическом применении Адского Пламени.

— Но зачем кому-то было это делать?— все тем же шепотом спросил бледный Жером, который выглядывал из-за своего котла.

— Мы не знаем, но одно из помещений нижнего уровня было полностью уничтожено. Слава Святовиту, огонь не двинулся дальше и никто не пострадал.

— А возможно… что это сделал кто-то… из студентов-гостей? Они все взрослые и сильные маги,— предположила Адела, подавшись вперед, и многие в классе изумленно посмотрели на девочку, в том числе и преподаватель Зельеварения.

— Ни в одной из других школ такое заклятие не входит в школьную программу. Никто из студентов других школ не спускался так глубоко в подземелья Дурмстранга! И мы не имеем права подозревать наших гостей, мы обязаны обеспечить их безопасность!— пожилой профессор сел, сурово посмотрел на своих учеников.— Если вы что-то знаете или слышали, вы просто обязаны сообщить об этом кому-то из преподавателей… А пока… Пока наказаны старосты школы, потому что именно они обязаны следить за тем, чтобы студенты не покидали в ночное время гостиные и спальни. Также все феи предупреждены и перешли в усиленный режим надзора…

— Усиленный?— фыркнула Эйидль, переглянувшись с Хельгой. Та дернула уголком губ, едва заметно, чтобы не привлечь внимания одноклассников, которые были все еще под впечатлением от услышанного.— А они приняли во внимание, что у некоторых феи и так в гиперусиленном режиме трудятся?

— … чтобы все-таки почувствовать дух Рождества и немного расслабиться после таких неприятных известий,— кажется, они пропустили начало разговора о предмете урока.— Итак, давайте сварим Ложку Радости, только будьте осторожны, ведь неправильно приготовленное зелье способно повергнуть в депрессию на несколько дней,— профессор Волонский начертал палочкой на доске рецепт и привычно откинулся на стуле, возвращаясь в свое обычное полусонное состояние.

— Уверена, что это опять Драконы в войнушку играли,— прошептала на ухо Хельге Эйидль, доставая из мешочка сушеные листы папоротника, который, судя по описанию на этикетке, был срезан серебряным ножом за две минуты до полуночи первого августа. Мысли ее хаотично блуждали между темой урока и происшествием в подземелье. Ведь если в этом были замешаны Драконы… То там мог быть и Феликс.

— Может быть,— так же тихо ответила подруга, словно отвечая на мысли Эйидль. Хельга разожгла огонь под котлом, мельком оглядываясь, но никто их не слушал, потому что все ученики обсуждали друг с другом услышанное.— Мне брат рассказал… Вчера они возвращались с отработки, ну, ты знаешь, что он «гном»… Так вот они видели, как дрались Мария и Гай…

— Ссорились?— уточнила Эйидль, заглянув в свой котел, где медленно растворялись папоротник, листья мяты и глаза оранжевой змеи-перевертыша.

— Нет, именно дрались,— покачала головой Хельга.— Мария ударила Ларсена… Она плакала.

— Может, их дела тут вообще ни при чем? Может, это… личное?— Эйидль внимательно посмотрела на подругу, надеясь, что та поймет, о чем она говорила.

— Может, потому что Феликс тоже там был,— почти извиняясь, проговорила Хельга, подтверждая догадки Эйидль.

— Я не удивлена,— пожала плечами исландка, пытаясь сделать вид, что ей все равно.— Он всегда там, где Мария. И это к лучшему.

— Конечно,— Хельга пожала локоть подруги, подбадривая,— говорят, что он сегодня до занятий сдавал экзамен по Темным Искусствам и Защите, и сдал. Думаю, это староста ему так помогла…

Эйидль кивнула, зная, что без Марии Феликс бы даже не пришел на экзамен, он бы, скорее всего, о нем вообще не узнал. То, что брат начал ходить на занятия, появляться на людях, было полностью заслугой кареглазой старосты. Только как ей это удалось, исландка понять не могла, потому что часто наблюдала за их отношениями и видела, как Цюрри до сих пор держит девушку на расстоянии. Было ли это тем странным гипнотическим влиянием, которое Эйидль наблюдала тогда в библиотеке, тем, что успокоило ярость Феликса, или же она просто чего-то не понимала…

— У тебя сейчас котел оплавится, убавь огонь!— Хельга толкнула подругу, привлекая ее внимание.

Эйидль чертыхнулась, обжигая руку и поспешно дуя на ярко-оранжевое зелье, которое издавало приятный сладкий аромат. Этот аромат медленно окутывал класс, где кипело одновременно с десяток котлов с этим напитком радости. В классе почти воцарилась тишина, видимо, тема о применении Огня сошла на нет.

— Ты какой костюм выбрала?— спустя некоторое время заговорила Хельга, решившая сменить тему, или же это благотворно сказывался дымок от котлов.

— Я еще не выбрала,— смущенно заметила Эйидль, радостно замечая, что ее зелье стало терять яркость, как должно быть по рецепту профессора, сопевшего у своего стола.

— Ты с ума сошла? Послезавтра бал!— изумилась норвежка, делая большие глаза.

— Я знаю, просто Кляйн не выпускала меня из комнаты, пока я не была готова к контрольной по Темным Искусствам, ты же знаешь эту упавшую в детстве на голову фею! И, по правде говоря, иначе я бы не получила проходной балл и меня бы выселили к «гномам»…

— Вот-вот, кстати о «гномах». Тебе надо поспешить с костюмом, а то Айзек найдет себе другую спутницу,— улыбнулась Хельга, выключая огонь под своим котлом и начиная убирать столик.

Эйидль пожала плечами:

— Не знаю, мне кажется, что Айзеку сейчас не до меня и не до бала,— девочка помешала зелье и оставила его стынуть.

— Ну да, «гномы» трудятся перед Рождеством так, как не трудятся весь год после,— согласилась Хельга, видимо, зная это от старшего брата.

Эйидль не стала ничего говорить, потому что не имела права раскрывать тайну о том, что «гном» Айзек вовсе не тот, кем пытается казаться.

— Так, ребятки,— профессор Волонский за годы работы явно научился дремать ровно столько времени, сколько требовалось его ученикам на приготовление того или иного зелья,— теперь выливаем приготовленное во фляжки и ставим мне на стол. Если то, что вы приготовили, можно употреблять, то завтра за обедом я отдам вам по пробирке зелья, чтобы вы могли выпить или угостить им соседа. Ну, а если не получилось… Что ж, значит, кому-то не повезло,— и Волонский тихо засмеялся себе под нос.

— Сходи к Омару и выбери костюм, Эйка,— почти приказала Хельга, когда они вышли из класса.— Помни о бале.

— Да, бал,— кивнула, вздохнув, Эйидль.

31.05.2011

 

 

 

* * *

— Ты чувствуешь?

— Что?

— Дух Рождества!

— Хм, я чувствую только то, что ты нагло меня лапаешь, за что я могу оторвать твои руки и сбросить их в самую глубокую шахту!

— Я не лапаю, свет очей моих, звезда подземелий, я тебя обнимаю.

— Это одно и то же.

— Если бы это было одно и то же, то тогда ты бы уже сбросила меня в шахту, согласись?

— Не заговаривай мне зубы!

— У тебя очень красивые зубки.

— Тьфу, тупее комплимента мне не делали за все мои двести девяносто девять лет жизни…

— Ты молодеешь на глазах, золотая моя.

— Хам!

Хелфер так и остался сидеть на карнизе, не понимая, что опять не так сказал, но разговор с Кляйн всегда напоминал магическую дуэль с завязанными глазами: никогда не знаешь, в какой момент промахнешься, а когда попадешь.

Фей вздохнул почти расстроенно (почти, потому что он уже привык к такому окончанию бесед с Кляйн) и поправил маленький галстук, что надел сегодня по случаю Сочельника и Святочного бала.

В последний день перед Рождеством в школе было очень много работы, но феи никогда не боялись этого, скорее, это делало их счастливее. То тут, то там мелькали их крылышки, и нигде не обошлось без их помощи: нужно было украсить Зал и накрыть столы, помочь ученикам подогнать и погладить костюмы, упаковать подарки для родных и друзей. Поэтому Хелфер пользовался любым удобным моментом, чтобы поговорить с Кляйн и пригласить ее на бал, но это оказалось нелегко.

— Хел, ты чего такой грустный?— рядом села Даяна, в праздничном переднике и красиво убранными кудряшками.

— Кляйн,— вздохнул фей, одним именем объясняя все свои проблемы. Хотя, конечно, не все.— И Мария.

— Да, я слышала, что ее отстранили от обязанностей старосты и наказали на все каникулы.

— Ее и Гая, этого…— Хелфер не смог найти подходящего ругательства в адрес мальчика, из-за которого теперь столько проблем.— Если бы они не были спутниками Чемпионов, их бы и без Бала оставили… А так они отделались огромным докладом о правилах безопасного поведения в школе и дежурством в зверинце…

— Да уж, не самое приятное времяпрепровождение во время каникул,— вздохнула Даяна.

— Ну, ты-то должна радоваться, ведь Феликс сдал экзамены…

— … только Святовит знает, как ему это удалось…

— … значит, он остается в школе. Возможно, он даже выиграет Турнир?— в голосе Хелфера была масса сомнений, но фею хотелось поддержать Даяну, которой приходилось нелегко в последнее время. Все они знали, как это сложно — переживать неудачи своих подопечных.— Как он вообще?

— Знаешь, мне кажется, лучше,— пожала плечиками фейка.— Конечно, он не тот Феликс, с которым мне было так хорошо… Но, по крайней мере, он ходил на занятия в последнее время и появлялся в Трапезной. Теперь он еще и Дракон, а ведь…— голос Даяны привычно дрогнул от страха и благоговения, как это происходило всегда с феями, которые не имели отношения к Ордену. Фея Феликса явно еще не привыкла к тому, что и она теперь часть огромной системы Войны.— А ведь вы своих не бросаете, так?— Даяна робко посмотрела на Хелфера, который, как знали все в большой общине фей Дурмстранга, был сам как самый главный Дракон, только среди своих.

— Мы и остальных не бросаем,— подбодрил ее Хелфер. Потом он посмотрел на не очень веселую подругу и улыбнулся:— Составишь мне компанию на балу? Ну, если, конечно, тебя еще никто не пригласил…

— Правда?— глаза Даяны удивленно распахнулись.— А как же Кляйн?

— А что Кляйн?— пожал плечами «мужичок в одежках».— Мы же с тобой друзья? Так согласна?

— Да, с радостью,— наконец, улыбнулась фея, и Хелфер уже с легким сердцем полетел искать Марию, зная, что, по крайней мере, одно живое существо он сегодня сделал более счастливым.

 

* * *

Все происходило, как в самом страшном и непреодолимом кошмаре, от которого хотелось отмахнуться, убежать, но не удавалось.

Он брел по длинному коридору, погруженному в темноту. Ничего не было видно, но он знал, что коридор бесконечный, уходящий ниже, ниже, ниже, до самого центра земли, где все сгорает в пламени. И он шел туда, шел и не мог остановиться, не мог развернуться, не мог ничего сделать — ноги сами несли его вперед.

Это был он — не видящий в темноте, с гладкой и легко ранимой кожей, без способностей к исцелению собственной слюной. Это был он сам, заключенный в туннель невозвращения, и он шел по нему, увлекаемый неконтролируемым огнем, жар от которого ощущался уже здесь, в коридоре. И он шел, облаченный в костюм, с маской в руке, с перчатками и в нелепых сапогах, шел навстречу пламени, который его уничтожит.

Но не из-за этого ему было так страшно, не из-за этого ужас охватывал все его существо. Он шел туда не один, за его руку доверчиво и сладко держалась девушка в красивом длинном платье, красно-черными волнами спускавшемся до каменного неровного пола, шурша и скользя складками по кое-где насыпанному песку. Она была прекрасна, эта девушка, которую он вел на смерть…

Разжать пальцы, отпустить, позволить хотя бы ей убежать, спастись — но рука не слушалась, как тиски все сильнее сжимая хрупкие пальцы беззащитной жертвы ненасытного огня, что опалял лицо.

— Беги,— пытались прошептать его губы, но рот тут же наполнялся обжигающим жаром приближающегося пламени. Он закашлялся, глотая слезы, что пробивались от дыма, все еще пытаясь остановиться, снова вдыхая дым…

— Феликс, дым!

Будто бы он не знал, он даже знал, откуда этот дым, но ничего не мог сделать.

— Феликс, Святовит тебя!

Он резко сел, пытаясь осознать, что это действительно был кошмар, что он проснулся, только вот сон не закончился, потому что комната, полная мглы, через которую он легко видел, сейчас была завешена серой дымкой. Он закашлялся, чувствуя пот на теле и недостаток воздуха.

— Феликс!

Он узнал этот голос и нашел взглядом фигуру в дыму. Мария как раз направляла палочку на тлеющую в углу стопку книг в толстых кожаных переплетах, пропитанных пылью. Дым стал гуще, повалив вверх от струи воды, а потом медленно стал сжиматься, рассеиваясь, подчиняясь палочке Марии, что почти гневно посмотрела на сидевшего на кровати Феликса.

— Ты с ума сошел?! Кто оставляет свечу возле книг?!

Она стояла перед ним, в обычных джинсах и свитере, полная негодования и, наверное, испуга, — девушка из его худших кошмаров.

— А если бы я не пришла?!

— Тебе бы не пришлось идти и говорить в библиотеке, что я угробил взятые там тобой книги,— равнодушно ответил парень, спуская ноги на каменный пол. Он уже не удивлялся, что Мария появляется в его тайном убежище, — староста твердо держала его в руках одним упоминанием о Яше, и постепенно Феликс даже привык к ее навязчивому, неприятному ему присутствию. Она разбередила все внутри него за какие-то недели, разбудила внутри боль, разочарование, разбитые мечты, а вместе с ними — страхи, воспоминания, ощущения реальности и времени. И это было тяжело, это было сложно. Бороться было сложно, и он не хотел этого, он давно сдался, но Мария заставила его снова это делать.

— Не смешно,— жестко ответила девушка, находя другую свечу и зажигая ее, чтобы осветить угрюмую комнату.— Я просила тебя ночевать в твоей спальне, чтобы ни у тебя, ни у нас не было проблем.

— Меня достали твои прихвостни, от них нет покоя,— огрызнулся Феликс, щурясь от света и потирая нос, в котором еще щипало от едва уловимого запаха дыма. И откуда староста опять взялась? Небось, этот идиотский Кубок Огня активизировался и решил, что выбранная им жертва снова в опасности.

— Они не прихвостни, они мои друзья и твои, кстати, тоже,— напомнила ему Мария, устало садясь рядом с Феликсом.— Ты не устал от этого?

— От чего?— тут же ощетинился парень, отодвигаясь.

— От всего вот этого,— она обвела рукой темную комнату, в которой Цюрри так любил от всех прятаться. Только теперь у него и здесь не было покоя.— От одиночества, от собственной глупости, от эгоизма?

— А ты не устала играть мною, как марионеткой?— он, как и раньше, легко вспыхивал, но теперь на уровне подсознания еще и помнил, что легко успокоится, стоит Марии приблизиться. Он не понимал, какой магией она пользовалась, когда смиряла его ярость, но это всегда срабатывало. И тоже было неприятно, словно он был ее ручным зверем. Да он им и был. Даже тот монстр, что сидел глубоко в нем, был ее ручным монстром, успокаивающимся от ее руки.

Феликс сразу заметил слезы в глазах девушки, но она тут же отвернулась, то ли прячась от него, то ли просто, чтобы показать, что он вовсе ее не задел. Где тут причина для слез? Это же правда!

Он смотрел на ее спину и думал только об одном: почему она не оставит его в покое. Неужели она не понимает, что он чувствует? Не понимает даже после того, как узнала, что является самым большим его страхом? Из-за нее у него постоянно теперь были сны, чаще всего кошмары. Из-за нее ему приходилось терпеть директора, который всеми способами показывал, как ему неприятен Цюрри и что держат его в школе только из-за Турнира. Неужели она не понимает, что делает только хуже, пробуждая его к жизни, полной презрения, страха и безнадежности, к жизни, где есть только ярость и беспомощность? И после всего этого он же и эгоист?

Мария поднялась, поправила волосы и сказала, не глядя на него:

— Я буду ждать тебя в нижнем холле в семь, и думаю, не стоит напоминать, почему ты должен прийти,— она притянула к себе то, что осталось от книг, и вышла, прикрыв за собой тяжелую дверь.

Феликс вздохнул, он совершенно ее не понимал, абсолютно. Иногда она вела себя так, словно это он принуждал ее что-то тут делать, говорить с ним, заставлять жить. Он бы с радостью больше никого не видел и не слышал, это ведь она вечно вытаскивала его из подземелий.

Парень поднялся и вышел в коридор, пытаясь отделаться от неприятных воспоминаний о кошмаре и о разговоре со своей… дрессировщицей. Он был зол и растерян, ему нужно было успокоиться и набраться сил на новую пытку в толпе ненавистных ему людей. Он будет на этом балу ровно столько, сколько полагается по протоколу Чемпиону…

Будь проклят этот Турнир! И Драконы! О да, Орден тоже был ему ненавистен, потому что его туда втянули, прочно связали Клятвой, да еще теперь глаз с него не спускают. Феликс так и ждал, что через пару дней они вообще решат дать ему какое-нибудь задание. Неужели никто не понимает, что ему ничего этого не нужно? Что он не хочет говорить, не хочет учиться, не хочет быть с кем-то? Он хотел тишины и темноты, но все вокруг старались сделать наоборот и прикрывались при этом словами о его собственном благе.

И потом он становится эгоистом, конечно!

Феликс бесшумно двигался по коридорам, прислушиваясь, стараясь миновать любой шорох. Любой, кроме этого…

Она плакала. Он замер, слыша, как за несколько поворотов от него плачет девушка, которую он боялся, которую всячески гнал от себя, которую в последнее время считал источником своих бед.

Феликс прислонился к стене, прикрыв глаза и слушая эти бередящие что-то внутри звуки. Почему так стало тоскливо, почему так сжалось сердце? Возможно потому, что он давно не слышал подобных слез — искренних, полных невыраженного горя и обиды. Он буквально чувствовал их на языке. И вина — вязкая, горькая — ощущалась где-то в горле.

— Ты никогда не думал, что ты ей нужен?

Феликс вздрогнул от этого тихого, как шорох шагов, голоса, что раздался позади. Он обернулся и увидел в темноте знакомую фигуру. Что ж, ничего удивительного, не один Цюрри любил бродить в подземельях.

— Никогда не думал, что именно в этом и есть смысл, которого тебе не хватает в жизни, который ты не смог найти?

— Ей никто не нужен, она вполне справляется сама,— так же тихо ответил Феликс, все еще слыша всхлипывания девушки в темноте.

— Ну да, конечно, кто же будет сейчас это отрицать?

Цюрри недовольно мотнул головой и тут же понял, что его собеседник исчез так же бесшумно, как появился. И Мария уже не плакала, только слышно было ее судорожное дыхание. Феликс не двигался, слушая темноту, пока девушка не поднялась и не двинулась прочь по коридору, оставляя Цюрри в гулком одиночестве.

 

* * *

Уже около шести часов атмосфера в школе была на пределе, в коридорах ни одного человека, зато в спальнях и гостиных — бесконечное движение и жужжание возбужденных учеников. То тут, то там слышался чуть нервный смех. Девочки бегали друг к другу за средствами для волос или советами по их укладке. Мальчики иронически комментировали костюмы и выбранных спутниц друг друга, стараясь не показать, что они тоже возбуждены и взволнованы предстоящим событием. Воздух почти дрожал от предвкушения…

— И почему они все сошли с ума сегодня?!

— Просто у нас не было балов со времен Святовита, наверное,— фыркнул Айзек, расслабленно сидя на кровати Луки, только что вернувшегося из гостиной, где пытался угомонить младших ребят, которые на бал не попали и не уплыли домой на Рождество.

— И что я такого плохого сделал, что меня назначили старостой? Я вроде не наступал на мозоль Яновских,— Винич был до предела напряжен и даже рассержен, потому что уже второй день исполнял обязанности главного ученика — а это было достаточно сложно, особенно во время каникул и уж тем более накануне Святочного бала.

— Ты ничего не сделал плохо, разве что не удержал руку Марии, когда та врезала Ларсену,— фыркнул Айзек, на котором уже были разноцветные шаровары и сорочка какого-то восточного султана.— Если бы они не подрались на глазах у говорливых «гномов», вряд ли бы на них свалили вину за пожар.

— Ты думаешь, это был Гай?— Лука отвернулся от зеркала, в которое гляделся, завязывая на шее платок. Хорват выбрал себе костюм средневекового пирата-аристократа, над чем не один день потешался Айзек.

— Я не знаю, друг,— пожал плечами «гном»,— мое дело маленькое.

— Да ладно,— фыркнул Лука, возвращаясь к своему костюму,— не верю, что Мария с тобой об этом не говорила.

— Она ни с кем об этом не говорила,— чуть посуровел Айзек, пристально глядя на Винича.— Ты заметил, что у нее красные от слез глаза?

— Да, но, когда я попытался с ней поговорить, она ушла,— Лука тяжело вздохнул, видимо, осознавая свое бессилие.— Но ведь у нее все будет хорошо? Она сильная, и у нее есть Цюрри.

— О да, последнее ей безумно облегчает жизнь,— скептически фыркнул «гном», поднимаясь с кровати.— Тебе не кажется, что еще чуть-чуть — и она не выдержит?

— Что ты имеешь в виду?— насторожился Лука.

— Этот чертов Поиск уже надломил ее, что будет, если она сломается?— голос Айзека был полон тревоги. Он похлопал друга по плечу, направляясь к двери.— Увидимся на балу, староста.

Вслед «гному» раздалось почти презрительное фырканье, и Айзек тихо рассмеялся, легко переходя от серьезного разговора к легкости восприятия мира, ведь впереди был бал, а в Дурмстранге его не видели, как предполагал парень, со времен Святовита. Чем не повод почувствовать себя польщенным?

По пути к себе Айзек решил зайти к Стюдгару — с этим товарищем по Ордену было легче, чем с Лукой, и это как раз будет кстати, чтобы настроиться на праздничный лад. Надо было директору хорошо подумать и отдать освободившийся пост старосты Брандону — вот праздник начался бы в школе. Праздник каждый день.

— Ты выглядишь, как медведь в шелках,— расхохотался Стю, стоило Айзеку перешагнуть порог спальни. Но, когда гость взглянул на хозяина комнаты, настала его очередь смеяться.

— Стюдгар…— сквозь хохот попытался заговорить Айзек, почти сгибаясь,— ты будешь… кроликом?— и «гном» повалился на кровать, оглашая, наверное, все крыло раскатами смеха. Он не мог успокоиться долго, потому что перед глазами его стоял высокий красавец-блондин в костюме белого кролика, с большим животом и пятой точкой, на которой игриво торчал пушистый белый хвостик. На голову Стюдгар в это время натягивал капюшон с огромными ушами, окрашенными в розовый цвет.

У Айзека на глаза навернулись слезы и свело судорогой живот.

— Знаешь, Барнс,— обратился к хохочущему другу Брандон, вполне довольный собой,— боюсь тебя огорчить, но мой костюм, который, кстати, вызвал у тебя такой прилив положительных эмоций, что ты даже через год с этим воспоминанием сможешь создать Патронуса, так вот мой костюм идет мне намного больше, чем тебе твой, потому что гризли не носят шаровары, им их неудобно снимать, когда они ходят в туалет, а уж при испытанном страхе, который называется «медвежьей болезнью», тут уж вообще труба полная, проще вообще не надевать шаровар…

Если бы в комнате были окна, то стекла в них дрогнули бы от общего смеха двух друзей.

— И чего такое веселье? Вы знаете, что такой смех не к добру?— в комнате появился Яков в строгом костюме и красном плаще, со смертельно бледным лицом и красными дужками зрачков, явно измененными заклинанием. Он медленно смерил взглядом сначала гигантского кролика, потом Айзека-султана и лишь покачал головой, дернув уголком белых губ:— Жаль, что вампиры не питаются ни зайцами, ни медведями в штанах…

— Я кролик!— возмутился Стюдгар, чем вызвал новый приступ хохота у Айзека.

— Да хоть леопард. Идемте, пора.

Трое друзей вышли в коридор и в гостиной, через которую уже тянулась вереница мальчиков в пестрых костюмах, наткнулись на Алекса.

— Ребята, я нюхлер, прячьте ваше золото!— радостно возопил парень, и тут Яков тоже не выдержал, упав в кресло рядом с бьющимся в истерике Айзеком.

 

* * *

Франсуаз казалось, что она находится в зоне каких-то невидимых боевых действий, по крайней мере, воздух был напряжен и только током не било. Девушка стояла рядом с Гаем Ларсеном в небольшой уютной комнате, специально отведенной для Чемпионов и их спутников, и ожидала начала бала. И с каждым новым человеком, входившим в широкие двери, обстановка накалялась.

Сначала было просто неуютно, потому что Ларсен пришел смурным и не особо настроенным на общение, но Франсуаз вполне его понимала и приняла это спокойно. Он сделал ей комплимент по поводу ее золотистого платья северной феи с изящной маской и шляпкой, она ответила ему тем же, по достоинству оценив костюм славянского волхва с расшитой накидкой и амулетами-оберегами, которые красиво ложились в незатянутый шнуром вырез льняной рубашки. Они перекинулись парой фраз по поводу последних событий в школе. Франсуаз не стала заводить разговор об его отстранении с поста старосты, и Гай, кажется, даже немного расслабился.

Но тут в комнату вошел Чемпион Дурмстранга, которому, по сути, и костюма не надо было, но он тщательно прикрыл свои недостатки («уродство» было бы, конечно, честнее, но все-таки как-то жестоко) маской и костюмом охотника на мустангов, о чем говорили его лассо, перчатки и широкополая шляпа. Его сопровождала бывшая староста, и именно ее появление заставило Гая напрячься, Франсуаз физически это ощутила. Но и тут парня было сложно винить, если верить слухам о том, что двое лучших студентов школы подрались, да еще проморгали пожар на нижних уровнях подземелий.

— Добрый вечер,— вежливо кивнула пришедшим Франсуаз, понимая, что сейчас ей предстоит некоторое время разряжать обстановку, пока не появятся еще два нейтральных лица — и станет полегче.

— Вы чудесно выглядите,— проговорила Мария, вздернув голову и смело посмотрев на Ларсена. Дё Франко мельком заметила красные глаза девушки, что нельзя было изменить никакими заклинаниями. Да и вообще хоть спутница Цюрри и держалась гордо и прямо, вызывая уважение, но все равно было в ее лице и взгляде что-то тяжелое и вымученное, надрыв, что ли? Франсуаз не могла точно определить, она никогда не считала себя знатоком человеческой натуры, а девичьи переживания были ей вообще незнакомы.

— Вы тоже,— вежливо ответила Чемпион Шармбатона, отмечая легкость красно-черного платья Марии в цыганском стиле, с длинной юбкой и узкими рукавами, с яркой ниткой бус вокруг тонкой шеи, и изящную простоту распущенных волос, в которых ярким пламенем горела живая роза. Сразу было видно, что костюмы Феликса и его спутницы выбирались в комплекте.

Молчание снова затянулось, причем Франсуаз могла поклясться, что напряжение растет и не только между двух старост в конфликте, но и между Марией и ее спутником, который попытался слиться со стеной. Да уж, ну и рождественская атмосфера, ничего не скажешь.

Наконец, к облегчению француженки, в комнату вошла последняя пара. Роберт Конде был ослепительно красив, но какой-то темной красотой, в черном одеянии, с рожками на голове и черными крыльями за спиной. Можно бы было принять его за темного ангела, если б он так ярко не производил впечатления дьявола.

Рядом с ним появилась незнакомая Франсуаз блондинка, и дё Франко дернула уголком губ от какой-то наивной прозаичности костюма. Ангел, просто ангел во плоти, только вот взгляд, которым девушка одарила сначала Феликса, потом Марию, был отнюдь не ангельским. Судя по всем признакам, судьба собрала в одной комнате людей, хорошо друг с другом знакомых и потому почти врагов.

— Весело у вас тут,— заметил Роберт, понимающе посмотрев на Франсуаз. Видимо, Чемпион Хогвартса тоже почувствовал накаленную атмосферу.— Давайте знакомиться? Роберт Конде, кто не знает, седьмой курс Слизерина, Чемпион Хогвартса по воле случая. Мою спутницу зовут Юлиана.

Раздался горький смешок Феликса, и Юлиана вздрогнула, отступила, словно пытаясь спрятаться за спиной Конде.

Если кто-то еще и собирался представиться, то им не дал этого сделать директор Дурмстранга. Вошедший профессор Яновских был изящным и грациозным сатиром, даже копытца не забыл, и они смешно цокали по полу.

— Итак, всем добрый вечер, этот прекрасный праздничный вечер… Как я рад вас всех тут видеть,— широко улыбнулся директор Дурмстранга, разводя руки, словно пытаясь обнять всю разношерстную компанию в комнате. Франсуаз поджала губы: ну и лицемер этот Яновских. Вся школа знала о том, что он бы с радостью не пустил на бал двух опальных старост, а теперь вот тут лучится радостью от созерцания их всех.— Вы открываете наш Бал, поэтому приготовьтесь войти в Зал и танцевать.

— Танцевать?— выдохнул Цюрри, кажется, чуть не подавившись своим языком. Франсуаз с интересом посмотрела на студентов Дурмстранга, которые выглядели в разной степени удивленными. То есть, получается, им никто не сказал, что Святочный бал открывает танец Чемпионов? Мадам Максим поставила в известность всех еще до приезда на Турнир, когда рассказывала о правилах его проведения. Ну, никакой организации. Дё Франко перевела взгляд на Роберта Конде и с облегчением поняла, что хоть один человек здесь в курсе ритуала.