Контрреволюционная агитация или общественное мнение?

Использование в качестве основного источника настоящей работы архивно-следственных дел периода массовых репрессий неизбежно ставит перед исследо­вателем вопрос о том, насколько можно им доверять, где заканчиваются крупицы истины и начинает разма­тываться «клубок лжи, клеветы и насилия»31. Согла­шаясь с тем, что наполнение этих дел представляет собой, «в основном, фальсифицированный материал» и в них «отсутствуют сведения, хоть как-то противо­речащие обвинительной тенденции следователя»32, мы не должны на этом ставить точку. При всей фантасма­гории самооговоров, прежде всего шпионских и тер­рористических, в них присутствует определенный «су­хой остаток», отражающий реалии тех лет. Так, вме­няемые в вину арестованным взрывы и аварии дейст­вительно имели место, хотя и не являлись следствием сознательного «вредительства». Группы заговорщиков нередко состояли из реальных приверженцев того или иного начальника, проигравшего в карьерной или внутрипартийной борьбе, уволенного с работы, ис­ключенного из ВКП(б).

Вряд ли стоит отмахиваться и от «антисоветских высказываний», содержащихся в делах о контррево­люционной агитации, считая их плодом фантазии

31 См.: Головкова Л.А. Особенности прочтения следст­
венных дел в свете канонизации новомучеников и исповед­
ников российских // Альфа и омега. 2000. № 4. С. 214.

32 Литвин А.Л. Следственные дела советских политиче­
ских процессов как исторический источник // Проблемы
публикации документов по истории России XX века. М.,
2001. С. 334.


ежовских палачей. Многое из того, что дошло до нас в протоколах допросов свидетелей, они просто не могли (и не успели бы) выдумать — вспомним хотя бы сти­хи, частушки, анекдоты. Это часть антитоталитарного общественного мнения, образа мысли, который уже на этапе следствия трансформировался в образ дейст­вий, т.е. «агитацию». Скорее всего авторство произве­дений подобного жанра не принадлежит ни следовате­лям, ни обвиняемым. И те, и другие воспроизводили то, о чем говорили в колхозных пивных и на вокзалах, в очередях и на перекурах.

Чаще всего антисоветские высказывания были подслушаны свидетелями в очереди, где обсуждались новости большой политики и местные сплетни. Вто­рое место занимают разговоры на производстве, в со­держании которых преобладало социальное недоволь­ство. Нередко в делах отмечается, что подследствен­ные были в подпитии, их забирали в отделение мили­ции за дебош, и только там всплывал вопрос о «контрреволюционных высказываниях»33. Более де­сятка несдержанных на язык жителей Кунцево и близлежащих поселков были задержаны на перроне Белорусского вокзала, где они в ожидании пригород­ного поезда давали волю своим эмоциям. Следствие по их делам, завершившимся не одним смертным приговором, вело 54-е отделение милиции г. Моск­вы34. Сплошь и рядом в свидетельских показаниях чи­таем: «разговор подслушан в железнодорожном буфе­те», «находился рядом в тамбуре поезда», хотя в по-

33 ГАРФ. 10035/2/18543.

34 См., например: дело А.В. Луковникова и В.А. Шушу­
нова, дело П.Е. Дормова (ГАРФ. 10035/1/п-72809; 10035/2/-
24149).


следнем случае даже собеседники едва ли слышали друг друга.

Среди высказываний жителей Кунцевского рай­она, зафиксированных в ходе следствия, есть просто перлы городского фольклора, например заявление о том, что «членские билеты служат коммунистам хлеб­ной карточкой»35, или тост «за погибшие корабли, по­топленные фашистскими пиратами в Испании»36. Не менее ярки и сценки деревенской жизни, превратив­шиеся в состав преступления. Елизавета Селина вы­шла во двор и крикнула мужу, чинившему забор: «Иди кушать, чего стараешься, все равно советские бандиты отберут». Зачастую составом преступления становилось простое сетование на произвол местных властей: «Вся советская власть существует только на взятках, а прямым путем ничего не добьешься»37.

Существуют ли критерии проверки истинности подобных цитат? Они появятся тогда, когда будет на­коплен и обработан значительный объем примеров «контрреволюционной пропаганды». Пока же можно ограничиться очевидным: чем дальше то или иное ут­верждение от усредненного стандарта (типа «высказы­вал ругательства в адрес Сталина»), тем больше шан­сов, что оно действительно имело место и было лишь отредактировано работниками госбезопасности. По­следним приходилось применять особые меры предос­торожности в обращении с подобными материалами. В ряде дел рассказанные подследственными анекдоты записывались на клочках бумаги и заключались в осо­бый конверт, имя Сталина заменялось многоточием, ругательства в адрес коммунистов заменялись наводя-

35 ГАРФ. 10035/1/П-46575.

36 ГАрф. 10035/1/П-34643.

37 ГАРФ. 10035/1/П-26301.


щими словами (например «антисемитизм», «похабщи­на» и т.п.).

Просмотренные дела содержат примеры только устной «агитации», дошедшей до нас в показаниях свидетелей или донесениях «сексотов». Единственным исключением является письмо жителя д. Раменское Николая Ремизова, отправленное весной 1937 г. сво­ему дяде Василию Михайловичу. В нем он сообщал о гибели своего отца в лагере для спецпереселенцев. Эти несколько строк не нуждаются в комментариях. Просто удивительно, как мог обычный крестьянский парень так точно и образно выразить чувства, обуре­вавшие многих.

«Прощай отец! Ты умер вдали от родного дома, заброшенный роковым ударом судьбы в глухие дебри Сибири. Ужасная доля, ужасная судьба миллионов, подобных тебе, загнанных людей, уже исчезнувших в страшной пасти голода, лишений и непосильного тру­да. Кто вас обрек на эту медленную мучительную смерть? О, сколько вашими силами вырыто каналов, вырублено непроходимых лесов и проведено железных дорог! Вашими черепами замощены русла, вырытых вами каналов, и вместо шпал под рельсами белеются ваши кости, и телами вашими забутили непроходимые болота, чтобы пройти к задуманной цели, неосущест­вимой в наше время, на ваших костях строим мы во­ображаемый социализм. И все это скрывается за плотной стеной лжи и неправды. Подтягиваются уже давно затянутые гайки, но всему есть предел, и болты могут лопнуть, если не ослабить гайки. Правда по­всюду безжалостно душится, но придет время, найдет­ся великий смелый человек, который выставит на по­каз эту истину, и ужасна она будет в своей наготе, и


удивятся, отворачиваясь, те, по чьей вине произошли эти ужасы».

По воспоминаниям односельчан, двадцатидвух­летний юноша считался в деревне выдающейся лич­ностью — он был очень начитан, совмещал работу с учебой на факультете журналистики, являлся селько­ром районной газеты «Большевик». Письмо было пе­рехвачено в оперативном отделе лагеря, где находился В.М. Ремизов, прислано в Кунцево и запустило про­цедуру проверки. В деле самого молодого из пяти Ре­мизовых, арестованных в районе летом 1937 г., поми­мо письма сохранились стихи и карикатура на предсе­дателя Раменского колхоза, проспавшего прополку. Каждый из листков бумаги превратился в особый пункт обвинительного заключения.

Мысли, созвучные письму Николая, опублико­ванному в 1991 г.38, высказывались постоянно, хотя и дошли до нас только в пересказе следователей Кун­цевского райотдела НКВД. «Советская власть не дает развиваться сельскому хозяйству, она хвалится, что многое сделала, а это все делается кулаками или ссыльными деревенскими мужиками», — утверждал раскулаченный житель' деревни Троице-Голенищево В.В. Пыльнов39.

Единственный, кто в ходе дополнительного рас­следования 1939 г. не отрицал того, что высказывал недовольства существующими порядками, был самый старый из арестованных в Кунцево — сторож Очаков­ского совхоза немец Карл Коцин. Он продолжал ут­верждать, что «у помещиков были лучше порядки при ведении хозяйства, чем в совхозах», а «сейчас на каж-

38 Независимая газета. 1991. 4 декабря.

39 ГАРФ. 10035/2/19766.


дого рабочего приходится по одному администратору». После года, проведенного в тюрьме, Коцин был вы­пущен на свободу — Особое совещание при НКВД признало достаточным ограничиться сроком предва­рительного заключения. Причиной столь мягкого при­говора (единственного среди кунцевских репрессий) явился не учет чистосердечного признания, а более прагматичные мотивы — в лагерях не нужны были иждивенцы. ОСО согласилось с мнением прокурора, предложившего «при рассмотрении дела учесть, что Коцин в возрасте 74 лет согласно медзаключению к труду не годен»40.

Попытаемся на кунцевских материалах система­тизировать основные темы «контрреволюционной аги­тации», отдавая себе отчет в том, что они отражают не только общественные настроения, но и установки оперативных работников НКВД. В подавляющем большинстве случаев речь шла о вполне актуальных проблемах — «липовой» Конституции и формальных выборах, безоглядном вранье газет, нехватке товаров в магазинах и некомпетентности начальства. Вина за все неурядицы возлагалась на коммунистов, узурпиро­вавших власть в стране и неспособных наладить нор­мальную жизнь. Из этого нехитрого набора формиро­вался остов обвинения, на который затем нанизыва­лись специфические моменты.

Особо недовольными оказывались те, кто имел возможность сравнивать свою нынешнюю ситуацию либо с дореволюционной жизнью, либо с положением в других странах. Вот выдержка из протокола допроса поляка В.М. Штыбора, который родился в Германии, провел молодость в США и в 1932 г. прибыл в СССР,

40 ГАРФ. 10035/1/П-47738.


с характерным противопоставлением «мы и они»: «Разве это всенародные выборы. Из всего видно, что навязывают людей, которые им нужны, а не рабочим, они все это делают с целью, если у власти будут пред­ставители рабочих, то вся промышленность будет ра­ботать на их пользу, а сейчас она работает в военных целях»41.

Для высказываний лиц, отнесенных у кулакам, характерна не только понятная озлобленность («У ме­ня эта власть всю жизнь испортила. На старости лет выгнали из дому, мало этого, за мое же добро, кото­рое ограбили, осудили и посадили»42), но и ожидание близкой войны, которая завершится крахом сущест­вующего режима. Это поистине самый упорный из слухов 1930-х гг., присутствие которого в обществен­ном сознании крестьян подтверждается и другими ис­точниками43. Вторжение иностранных армий в Рос­сию (как правило, назывались немцы, поляки или японцы) должно было привести к разгону колхозов и к тому, что «всех коммунистов повесят на первом столбе».

Обилие воинственных заявлений подобного рода, зафиксированных в протоколах допросов 1937 г., вы­давало установку на выявление и ликвидацию «пятой колонны», которую местные работники НКВД полу­чали на Лубянке. Угрозы, порожденные чувством соб­ственного бессилия, превращались в «программы тер­рористов». Например, высылавшийся ранее житель деревни Троице-Голенищево В.Е. Летучев говорил о

41 ГАРФ. 10035/2/24746.

42 Из свидетельских показаний о высказываниях
П.Н. Фатеева, высылавшегося из своей деревни в ходе кол­
лективизации (ГАРФ. 10035/1/П-52089).

43 Фицпатрик Ш. Указ. соч. С. 13.


большевиках: «подождем еще немного, а потом уж бу­дем с ними разделываться, двадцать раз они меня ссылать не будут, а за то, что два раза ссылали, я им отомщу и с ними разделаюсь». Здесь присутствует ин­тересный момент: многие из репрессированных ранее «кулаков» были уверены в том, что хуже уже не будет, не понимая, что власть может отнять у них послед­нее — саму жизнь.

Массовый террор 1937—1938 гг. не имел аналогов в прошлом, которые заставили бы недовольных скры­вать свои эмоции. Отсюда открытость и резкость вы­сказываний еще не пуганых граждан, кажущаяся не­вероятной в условиях сталинского режима. Многие обращались к историческим параллелям, пытаясь най­ти ответы на жгучие вопросы. Нередко утверждалось, что «в деле свержения Романовых большое значение сыграла война. Так вот нам нужно быть готовым к предстоящей войне и так тряхнуть этих (оскорбление) коммунистов, чтобы от них не осталось военноплен­ных»44.

Еще более популярным было противопоставление двух периодов советской истории: «Советская власть и организация колхозов крестьянство сделали лодыря­ми, хороших тружеников разогнали по всему Союзу, кого сослали, а кто сам убежал. Когда был жив Ленин, он вел другую политику, сделал НЭП, и если бы он жил до этого времени, так бы и было, а Сталину дове­рили, так он разогнал все крестьянство»45.

Представители высших слоев дореволюционного общества высказывали откровенное злорадство по по­воду неудач советской власти, считая, что рано или

44 ГАРФ. 10035/1/П-28856.

45 Из обвинительного заключения по делу В.Т. Давыдова
(ГАРФ. 10035/1/П-31802).


поздно их позовут на помощь. «Ворошилов много на­растил полковников, но толку мало, им еще далеко до старых полковников, вот будет война, нашим опреде­ленно наколотят, тогда и нам старым патриотам будет хорошо»46. Частным случаем социального злорадства было восприятие показательных процессов: «скоро мы с вами посчитаемся, ни одного живого не оставим, вот уже ваши своих начали расстреливать и всем вам такая же участь»47. «Начинают постреливать прибли­женных к Сталину. Скоро видно доберутся и до Ста­лина, тогда этой власти будет крышка»48.

Бывший владелец самоварной мастерской в Туле Н.Е. Баташев согласно показаниям свидетелей заяв­лял: «Жду я не дождусь прежних условий жизни, ко­гда я чувствовал себя свободным и жил в почете, а те­перь живешь и трясешься. Все это потому, что у вла­сти сидят (антисемитизм) евреи и (оскорбление) ком­мунисты»49. Антисемитских высказываний в делах о «контрреволюционной агитации» достаточно много, они трактуются как отягчающее обстоятельство, даже если были произнесены в пьяном виде50. Это косвен­ный аргумент против того, чтобы видеть в предшест­вующей фазе репрессий чистку номенклатурных кад­ров от евреев. В то же время многие высказывания содержали уверенность в том, что при Троцком и Зи-

46 Из дела офицера царской армии Ф.Ф. Абросимова
(ГАРФ. 10035/1/П-24913. Л. 20).

47 ГАРФ. 10035/1/П-60092.

4« Высказывание СП. Каретникова (ГАРФ. 10035/1/ п-28856).

4« ГАРФ. 10035/1/П-28856. Л. 10. 50 ГАРФ. 10035/2/18543.


новьеве жилось бы легче («если бы Троцкий был у власти, не было бы нам вечной каторги»51).

Материалы следственных дел показывают, что ни для кого в стране не являлся секретом ни размах, ни направленность репрессий 1937 г. «Советская власть во главе с коммунистами (оскорбление), думая избе­жать войны, начала сажать всех бывших людей, а осо­бенно старое офицерство, но всех не пересажаешь, у нас еще остался кое-кто из них по Советскому Союзу, и будут продолжать свою деятельность. Вот скоро бу­дет война, придет Гитлер в СССР, а мы ему поможем здесь, и тогда коммунистам будет жара, за все свои обиды отомстим»52.

Жертвы сталинских чисток в высшем руководстве страны часто записывались на счет обострения меж­доусобной борьбы, а дальше ситуация описывалась по принципу «паны дерутся, у холопов чубы летят». Один из кунцевских обвиняемых выражал уверенность в том, что «Тухачевский, Гамарник и другие ни в чем невинные, Ворошилову захотелось их уничтожить и он их уничтожил, сейчас свирепствует ужасный тер­рор, много невинного народа сгниет в тюрьмах»53. Будь фраза об ужасном терроре и его массовых жерт­вах фантазией следователя, он мог бы быть обвинен в разглашении служебной тайны.

Общественный протест звучал не только в част­ных разговорах, но и на официальных мероприятиях накануне выборов в Верховный Совет СССР. В этом случае показания свидетелей рисовали похожую кар­тину. Житель д. Татарово М.Г. Бушинов на одном из предвыборных собраний вступил в дискуссию с док-

51 ГАРФ. 10035/1/П-18431.

52 ГАРФ. 10035/1/П-59678.

53 ГАРФ. 10035/2/19265.


ладчиком: «Вы говорите, что наша Конституция самая демократическая в мире, но согласно нашей Консти­туции и слова нельзя сказать, а если скажешь и заде­нешь наших руководителей, то тебя за шкиру и в тюрьму. Вот тебе и демократия, лучше бы ее такой демократии не было». Его подельник К. Галеев отка­зался голосовать за редактора газеты «Правда» Л.З. Мехлиса («неужели хороших людей нет в Кунцев­ском районе»), предложив в кандидаты себя самого54. В ряде показаний свою кандидатуру на предстоявших в декабре 1937 г. выборах предлагали местные свя­щенники. Страх властей перед альтернативным вы­движением кандидатов нарастал, и от такой процеду­ры предпочли вообще отказаться55.

Еще одним популярным сюжетом антисоветских высказываний было одобрение убийства Кирова, при­нимавшее официальную версию, что это был контрре­волюционный акт. Отсюда кунцевские следователи перекидывали мостик к «террористическим намерени­ям», ценившимся в иерархии политических преступ­лений более высоко. В уста старушки-помещицы Т.П. Ивановской было вложено следующее кровожад­ное предложение: «У нас в районе хорошо бы сделать то же, что и в Ленинграде. Действовать нужно реши­тельно, достать оружие, выйти на Можайское шоссе и, подождав правительственную машину, кинуться под нее, а другие уничтожат сидящих в ней»56.

Огромный поток следственных дел о попытках уничтожить Сталина вызывал насмешку даже у самих

54 Цитаты из показаний свидетелей, которые отказались
подтверждать их в 1958 г. (ГАРФ. 10035/1/П-51292).

55 Getty J. Arch. State and Society under Stalin: Constitution
and Elections in the 1930s // Slavic Review. 1991. № 1.

56 ГАРФ. 10035/1/П-60184.


работников госбезопасности. Исполнявший обязанно­сти начальника третьего отдела УНКВД МО А.О. Пос­тель признавался впоследствии на одном из допросов: «...Если проанализировать протоколы и альбомы осу­жденных "террористов" по датам и местам, где они намечали осуществление терактов, то получается такая совершенно дикая и невероятная картина, что в дни празднеств 1 мая и 7 ноября в колоннах демонстран­тов на Красной площади шагали чуть ли не целые де­сятки и сотни "террористов", которые проходя мимо мавзолея должны были якобы стрелять, но по различ­ным причинам им якобы помешали, или же на Мо­жайском шоссе, где проезжали правительственные машины, о чем террористы даже и не знали, в опреде­ленные дни летом "дежурили" целые группы разных "террористов", поджидавших якобы эти машины для стрельбы по ним, чему опять таки якобы помешали какие-то причины, которые и придумывались для правдоподобности показаний»57.

Недоумение кадрового сотрудника органов гос­безопасности можно сформулировать и по-иному: по­чему в толпу мифических террористов не затесался хотя бы один реальный? Несмотря на богатые тради­ции политического террора в российской истории, ка­ких-нибудь реальных действий на этом пути ни в Кунцево, ни где-либо еще не предпринималось. Мы далеки от того, чтобы высказывать по этому факту сожаление, но за ним стоит более широкая проблема. Зарубежные историки указывают на то, что в годы массовых репрессий общество смотрело на власть, как кролик на удава, так и не воспользовавшись своим правом на сопротивление диктатуре. Не вдаваясь в де-

57 Бутовский полигон. Вып. 3. С. 345—346.


тали научных споров, отметим ряд моментов, выхо­дящих за рамки районного масштаба.

Даже в деревнях Кунцевского района, в хозяйст­венном плане ориентированных на потребности сто­личного региона, сохранялась ментальная автаркия традиционного общества. К большевистской партии можно было относиться с восторгом или ненавистью, но только она выступала в роли скреп, связующих разрозненные социально-географические ячейки в единое государство. Идеи альтернативной власти в ма­териалах следственных дел не простирались дальше внешней агрессии или внутреннего реванша Троцкого и Зиновьева. Потенциал же народного бунта был ис­черпан в ходе двух гражданских войн (1917—1921 и 1930—1932 гг.), каждая из которых раскалывала и ло­мала крестьянский мир. Даже самые активные из се­лян, сумевшие в те годы устоять и сохранить свое хо­зяйство, годились только на роли распространителей антисоветских анекдотов.

Не случайно Рукоданов записывал в руководители «повстанческих групп» той или иной деревни людей пришлых — председателей колхозов, учителей, вете­ринаров. Если бы не поголовные аресты предшест­вующих лет, на эту роль вполне подошли бы местные священники. В кунцевских делах содержится инфор­мация о том, что они в 1930-е гг. сохраняли свое влияние. Так, при проведении переписи населения раздавались призывы, чтобы «все писались верующи­ми, а то если нас будет мало, советская власть всех нас верующих сошлет и будет издеваться, а когда за­пишемся всей деревней, то она, т.е. власть, побоится нас тронуть»58. К активным протестам и неповинове-

58 ГАРФ. 10035/1/П-23962. 156


нию призывали только жены арестованных, сами на­ходившиеся в состоянии аффекта. Председатель Ва­ковского сельсовета Узунов жаловался в райотдел НКВД, что жена Б.И. Селина Елизавета «терроризи­рует население против советской власти», угрожая и ему, и участковому Щаденко кровавой расправой59.