Радость поделиться миской риса
Мои глаза очень узкие. Мне рассказывали, что когда я родился, моя мама удивилась: «Где же глазки у моего малыша? Или их нет вовсе?» — и попыталась пальцами раздвинуть мне веки. И когда я заморгал, она радостно воскликнула: «Ой, ну слава Богу! Все-таки у него есть глаза!» Из-за того, что у меня такие маленькие глаза, люди дали мне прозвище «маленькие глазки, живущие в доме Осан», поскольку моя мама была родом из деревни Осан.
Тем не менее, я еще ни разу не слышал, чтобы мои маленькие глазки делали меня хоть чуточку менее привлекательным. На самом деле люди, которые разбираются в физиогномике, то есть в искусстве определять черты характера и судьбу по лицу человека, говорили мне, что мои маленькие глаза свидетельствуют о моих способностях к тому, чтобы стать религиозным лидером. Думаю, здесь срабатывает тот же принцип, что и в фотокамере: чем уже диафрагма, тем лучше она фокусируется на отдаленных предметах. Религиозный лидер должен заглядывать в будущее дальше, чем остальные люди, и, возможно, маленькие глаза как раз и отражают такую его способность. Мой нос тоже весьма необычен. Вы только взгляните на него, и сразу поймете, что перед вами упрямый и решительный человек. Наверное, в физиогномике все же что-то есть, потому что я, оглядываясь назад, вижу очевидные параллели между чертами моего лица и тем, как я прожил свою жизнь.
Я родился в деревне Сангсари, в округе Докъон, Чонджу, в провинции Пхёнан, и был вторым сыном Мун Кён Ю из рода Мун в Нампхён и Ким Кён Ге из рода Ким в Ёнан. Я родился в шестой день первого лунного месяца в 1920 году, через год после начала освободительного движения 1919 года. Мне сказали, что наша семья поселилась в деревне Сангсари еще при моем прадедушке. Мой прадед по линии отца сам построил ферму и работал на ней, вырастив тысячи бушелей риса и нажив благосостояние для всей семьи своими собственными руками. Он никогда не пил и не курил, предпочитая вместо этого тратить деньги на еду для тех, кто был беден и нуждался. Когда он умирал, его последние слова были такие: «Если вы накормите людей со всех районов Кореи, вы получите благословения со всех этих районов». Поэтому комната для гостей в нашем доме всегда была полна народу. Даже жители соседних деревень знали, что если они придут к нам в гости, они всегда могут рассчитывать на хороший ужин. И моя мама без тени жалобы приняла на себя роль хозяйки, готовящей угощение для всех этих людей.
Мой прадед был очень активным человеком, не знавшим ни минуты покоя. Если у него выдавалась свободная минутка, он плел соломенные сандалии, которые затем продавал на рынке. Когда он состарился, он из сострадания купил нескольких гусей, отпустил их на волю и помолился о том, чтобы у его потомков все было благополучно. Он нанял учителя каллиграфии, чтобы тот проводил уроки у них дома в комнате для гостей и бесплатно учил грамоте деревенскую молодежь и ребятишек. Жители деревни дали ему почетное прозвище «Сон-ок» (Драгоценный камень добра) и почитали его дом как «дом, который будет благословлен».
К тому времени, как я родился и начал подрастать, большая часть благосостояния, нажитого прадедом, уже иссякла, и в моей семье денег хватало только на самое необходимое. Однако семейная традиция угощать людей все еще была жива, и мы кормили других людей, даже если при этом не хватало еды для членов семьи. Первое, чему я научился, впервые встав на ноги, — разносить еду и угощать людей.
Во времена японской оккупации у многих корейцев были конфискованы дома и земельные участки. И люди, спешно бежавшие из страны в Маньчжурию, где они надеялись начать новую жизнь, держали свой путь мимо нашего дома, расположенного на главной дороге, ведущей в Сончхон, в провинции Северная Пхёнан. Моя мама всегда готовила пищу, чтобы накормить путников со всех уголков Кореи. Если к нам домой стучался нищий и просил что-нибудь поесть, а мама реагировала недостаточно быстро, дедушка брал свою порцию и отдавал нищему. Наверное, благодаря тому, что я родился в такой семье, я тоже большую часть своей жизни старался накормить людей. Мне кажется, что кормить людей — это самый почетный труд. Если я ем и вижу рядом с собой кого-то, кому нечего есть, мое сердце начинает болеть и кусок просто не лезет мне в горло.
Я расскажу вам об одном случае, который приключился, когда мне было около 11 лет. Это произошло в последний день уходящего года, когда вся деревня готовилась праздновать Новый Год и стряпала рисовые пирожки. Однако рядом с нами жила настолько бедная семья, что им вообще нечего было есть. Их лица стояли у меня перед глазами, и это не давало мне покоя; я ходил взад-вперед по дому и не знал, что делать. В конце концов я схватил мешок риса весом в восемь килограммов и выбежал из дома. Я так спешил поскорее вытащить этот мешок из дому, что даже не подумал завязать его. Я взвалил мешок на плечи, крепко ухватился за него и пробежал целых восемь километров в гору, чтобы добраться до соседского дома. Меня так вдохновляла мысль о том, как это будет здорово — дать этим людям достаточно пищи, чтобы они смогли наесться досыта!
Рядом с нашим домом находилась деревенская мельница. Все четыре стены этой мельницы были очень плотно сколочены, чтобы сквозь щели не просыпалась мука. Это означало, что зимой мельница была самым лучшим местом, где можно было спрятаться от ветра и согреться. Если кто-нибудь брал у нас немного огня и разводил на мельнице небольшой костерок, там становилось теплее, чем в комнате с теплым полом. Некоторые странники, путешествовавшие по стране, останавливались в мельнице на зимовку. Меня буквально завораживали их рассказы об окружающем мире, и я каждую свободную минутку старался прибегать к ним на мельницу. Мама приносила мне туда еду, не забывая хорошо покормить и странников, которые там жили. Мы ели с ними из одной тарелки и спали под одним одеялом. Так я и проводил все зимы. С приходом весны наши гости отправлялись в путь, и я каждый раз не мог дождаться, когда же наступит следующая зима, чтобы снова увидеть их в нашем доме. То, что они были одеты в лохмотья, вовсе не означало, что и их сердца были в лохмотьях. Они дарили нам свою глубокую и горячую любовь. Я давал им поесть, а они дарили мне любовь, и вся та сердечная дружба и горячая любовь, которой они делились со мной в ответ, до сих пор придает мне сил.
Когда я езжу по миру и вижу, как дети страдают от голода, я всегда вспоминаю о том, как мой дедушка при любой возможности делился едой с другими.