Тематический план 43 страница

Многочисленность канун-наме и подобных кодексов была связа­на с тем, что султанские законы, считалось, действовали только до смерти данного правителя. Новому приходилось их как бы возоб­новлять. И османские канун-наме составили в итоге как бы преем­ственную линию законодательства.

В период расцвета империи канун-наме считались важнейшим источником права. В сер. XVI в. было даже специально постановле­но, что «во всех случаях, имея на руках священный закон, при воз­никновении спора обращаться к канун-наме и действовать в соот­ветствии с ним». Однако такой приоритет светского, султанского за­конодательства был недолог. В XVII в. значимость в практике норм шариата возросла. В конце XVII в. правительство, по инициативе духовных властей, предприняло даже попытку отменить все не сле­дующие из шариата сборы и налоги. В начале XVIII в. судьям прямо было предписано султаном назначать только те наказания, которые вытекали из шариата, а канун-наме не равнять со священным пра­вом. В судебных книгах массовыми стали ссылки на расхождения законов с шариатом в укоризну первым.

Организация юстиции

Судебная система империи была построена исключительно по территориальному принципу и на основе мусульманской традиции. Основной фигурой судопроизводства был профессиональный судья — кади (хаким).

Судебная система в целом соответствовала административно-тер­риториальному делению. Но были крупные города, особенно связан­ные с морской торговлей, где число судебных округов было больше. В период расцвета империи имелось 24 главных суда и 126 второсте­пенных судов (махкемеси) . Высшую апелляционную инстан­цию составлял верховный шариатский суд — Арз-о даст под председательством шейх-уль-ислама. Он условно лодразделялся на две областные палаты: Румелийскую и Анатолийскую во главе с кадиаскерами. Обособление внутри империи в XVII-XVIII вв. некото­рых наместничеств (особенно Египта, Сирии и т.д.) сделало их пра­вителей и судебные власти при них также вышестоящими инстанциями.

Помимо кади-хакимов, которых назначали из людей «опытных и в праве искусных» на 3 года, юридическими вопросами занимались муфтии. Муфтии, как знатоки богословия, были консультанта­ми, выступая подчас и в качестве общественных или религиозных обвинителей. Их ставили пожизненно. В городах основную массу уголовных дел (особенно мелких и связанных с рынками, торговлей) рассматривали полицейские чиновники — субаши.

Судьи были независимы в своих постановлениях, в том числе и в выборе вида и степени уголовного наказания. Решение судьи счита­лось обязательным только для него самого. Гражданские и уголов­ные дела рассматривались практически одинаковым порядком. Ос­новными доказательствами в процессе были (1) улики, или призна­ки преступления; (2) свидетельские показания, (3) присяга. К даче свидетельских показаний допускались только правоверные. Полно­весным свидетельством считалось показание двух мужчин или одно­го мужчины и двух женщин. В ряде случаев, например при обвинениях в сексуальных домогательствах, изнасиловании, показание женщины вообще не имело значения (согласно канун-наме).

Специальному регулированию законами подлежал порядок розы­ска преступников. Судьям и начальникам розыска запрещалось аре­стовывать кого-либо без двух показаний. За причиненный неправильными розыскными действиями ущерб, главным образом вещественный, нарушители подлежали взысканиям; кроме того, обязатель­но требовалось возмещать потерпевшему убытки.

В XVIII в. в торговых городах, особенно там, где много было куп­цов-иностранцев и иноверцев (положение которых в шариатских су­дах было неполноправным), стали возникать разного рода арбитражные суды, смешанные комиссии, где на паритетных началах купеческие судьи решали дела, касающиеся морской торговли, купе­ческих обязательств и некоторых правонарушений торгового быта.

 

Гражданские и имущественные отношения

Одной из важнейших особенностей социально-правового строя Османской империи было отсутствие выраженного сословного де­ления людей. Личный статус предопределялся, во-первых, фактом подданства (или его отсутствием), во-вторых, принадлежно­стью к правоверной мусульманской общине. Во всем прочем му­сульмане считались равными друг другу (исключая священно-рели­гиозные привилегии духовенства); практически одинаковыми были их права в сфере имущественных отношений.

Все лица, не подвластные прямо имаму и султану, подразделя­лись на три внутренние группы: 1) изгои, хотя бы ранее и при­надлежавшие мусульманской вере, стояли вне закона; 2) ино­странцы, включая приезжих мусульман, к которым относились временно пребывающие в империи; 3) иноверцы-вассалы. Последние считались равными мусульманам в области личных и имущественных прав, но они обязаны были соблюдать установлен­ный в империи религиозно-общественный порядок, не демонстриро­вать пренебрежения исламскими и турецкими обычаями (не хоро­нить открыто своих покойников, не пить вина и т. п.).

Правовой статус немусульманского населения отличался от по­ложения правоверных. Основы правовых различий были заложены особой Заповедью халифа Омара (VII в.). Немусульманам, прежде всего христианам и иудеям, запрещалось основывать новые мона­стыри, церкви в мусульманских владениях, а имеющиеся — обнов­лять. Даже собственные жилища можно было улучшать, только что­бы не портить впечатления мусульман-соседей. Им запрещалось учить детей Корану, производить свой внутренний суд, даже изу­чать письменный арабский язык. На немусульман налагались раз­личные бытовые запреты, связанные только с соблюдением запове­дей Корана: не пить вина, не отпускать длинные волосы, не выре­зать имен на печатях, не носить мусульманского платья и т. п. Только при соблюдении этих запретов мусульманам предписывалось уважительно относиться к гробницам и святыням немусульман. Немусульманам запрещалось иметь рабов в домашнем обиходе. Тогда как рабство в мусульманской среде оставалось распространенным до XVIII в. Такими считались рожденные от рабынь или захваченные на войне (т. е. прежде всего немусульмане).

Вещное право также отличалось значительным своеобразием. В нем отразились как общие начала мусульманского права со слабым развитием собственнических отношений, так и своеобразные условия военно-ленных отношений империи.

В полном смысле собственностью могли быть только движимые вещи. Недвижимость считалась собственностью Аллаха, переданной правоверным с соблюдением тех или других условий. Не признавалось ни самостоятельных прав владения, ни заклада (подобного сложившейся в западной традиции ипотеке), ни прав на чужие вещи. Признавалось право личного захвата запущенного или брошенного участка земли, но сроки давности считались условными: во всякое время можно было потребовать ее возврата. Наибольшей неприкосновенностью располагали имущества религиозных учреждений и организаций — вакф. Однако купля-продажа вакфов не допускалась (можно было обменивать, сдавать в аренду). Ограниченным в правах было и индивидуальное безусловное владение землей (т. е. не на правах ленной службы) — мильк. Сделки с землей вооб­ще подвергались существенным ограничениям. Так, основное население страны — райяа — не имело права распорядиться своими наделами без разрешения ленников-сипахи (от которых держали землю); шариатское право требовало лишь согласования с ними.

Обязательственное право характеризовалось отсутствием жестких формальных условий для действительности договоров. Признавались и обязательства, вытекающие из одностороннего действия (обет, обещание и т. п.). Для договоров самым важным критерием было, считался он отменимым или неотменимым (например, куплю - продажу можно было расторгнуть, даже по выполнению всех действий и оплаты, если продавец и покупатель все еще находились в виду друг друга). Большинство сделок (товарищество, заказ работы, поклажа, ссуда) относилось к числу отменяемых, т. е. возможно было одностороннее расторжение ее. Законодательство султанов устанавливало жесткие регламентирующие условия на большинство видов ремесленной и торговой деятельности: цены на отпускаемую продукцию, даже внешний вид и порядок упаковки. За нарушение требований предписывалось исключать из членов ремесленных или торговых цехов, что было равносильно вообще запрету на занятия тем или иным промыслом.

Брачно-семейное право

Семейные и брачные отношения в наибольшей степени регулировались пра­вом шариата. Брак и семья входили в число необходимых доброде­телей правоверных. Однако сам по себе брачный союз рас­сматривался как подобие договора, заключаемого в ограниченных целях и при неравном положении сторон. Первона­чально брачный договор (по Корану) был вариантом обычного дого­вора купли-продажи. Древнейшему праву были известны даже вре­менные браки, запрещенные халифом Омаром.

Законный брачный возраст праву был неизвестен. По примеру Мухаммада, не возбранялись браки, начиная с 9 лет. Однако жела­тельным считалось примерное соответствие супругов по возрасту, по положению. Мужчина мог иметь не более 4-х жен, т. е. допускалось многоженство. Однако законом устанавливались вполне детальные правила обращения в таком семейном союзе (так, проведя с женой ночь, муж обязан был провести у нее и день, запрещалось выказы­вать ласки одной жене в присутствии другой и т.д.). Запрещались браки с близкими родственниками (до 3-й степени родства), с рабы­нями, с рожденными от прелюбодейства и т. п.

Заключение брака теоретически предусматривало свободное со­гласие обоих супругов. Однако за женщину заключить брак мог ее представитель (отец, старший родственник). Поэтому свобода брака была очень условной. При заключении брачного договора муж вно­сил плату за жену (мэгр). Заключался брак путем простой, но спе­циальной процедуры в присутствии трех (двух) свидетелей.

Канон устанавливал взаимные права супругов в браке и весьма жесткую ответственность за пренебрежение своими обязанностями. Муж обязан был содержать жену, оказывать ей внимание (после долгого отсутствия или воздержания — проводить с женой неделю). Жена обязана была повиноваться мужу, следовать за ним безуслов­но повсюду. За неповиновение муж имел законное право бить жену. Однако и за женой признавалось право обращаться в суд с жалобой на неисполнение мужем его супружеских обязанностей.

Исламский брак не имел никаких имуществен­ных последствий для супругов; общности имущества не признавалось. Каждый оставался собственником или владельцем то­го, что у него было до брака или приобреталось в течение его.

Брак не имел священного характера (подобно христианскому). Поэтому его довольно легко было прекратить. Ус­ловиями прекращения брака при жизни были вероотступничество одного из супругов или развод. Развод был очень легок и допускался как по инициативе мужа, так и жены. Можно было развестись и в одностороннем порядке, даже женщине. В этих случаях существова­ли такие формы, как получение женою развода за выкуп (авад), расторжение брака судьей по просьбе жены. Мог быть и развод по обоюдному согласию в виде «взаимного проклятия».

Власть над детьми признавалась за обоими родителями. Но от­цовская была важнее. Возраста законного совершеннолетия для де­тей не было. Оно начиналось с момента признания этого качества родителями (но, во всяком случае, не позднее 15 лет от роду).

Семейные ценности доминировали и в наследственном праве. За супругом, ближайшими родственниками признавалось право на обя­зательную долю. Нельзя было лишать детей наследства. Распоря­диться имуществом путем завещания можно было с большими огра­ничениями: нельзя было распоряжаться более чем 1/3_: своего имущества, нельзя было завещать все имущество одному, даже закон­ному наследнику. Если наследника не было, то наследство распреде­лялось в пользу бедных. Реально оно переходило в распоряжение религиозных учреждений либо еще при жизни оформлялось как «божественное пользование» — вакф, отменить которое, кроме уч­редителя-наследодателя, никто не был вправе.

 

Уголовное право

Расхождения между шариатским правом и османским законодательством были наиболее значительны в области уголовного права. Общая оценка преступного и виды преступлений были тождественны, одна­ко установления канун-наме были значительно мягче шариата в на­значении наказаний.

Преступлением считалось то, что прямо запрещено, или неис­полнение приказа (закона). В целом они условно подразделялись на 3 вида, которые далеко не охватывали возможных наказуемых дея­ний, особенно связанных с торговлей, городской жизнью; здесь сама оценка содеянного как преступления зачастую зависела от судьи или субаши. К первому виду относились насильственные преступ­ления (от убийства до разного рода личных посягательств). Ко вто­рому виду — прямо осужденные в Коране и, как правило, связан­ные с нарушением тех или иных заповедей ислама. К третьему ви­ду — не обозначенные прямо в законах, но наказуемые в целях об­щественного порядка. В выборе наказания усмотрение суда было довольно широким. Только по второму виду предписывалось назна­чить строго те наказания, что указывались в Коране. Но и в этом случае канун-наме предоставляли некоторые варианты.

За большинство насильственных преступлений против личности (убийство, членовредительство, ранение, избиение) османский закон предусматривал возможность кровной мести. Мстить можно бы­ло, если преступлением причинена личная обида. Отказ старшего из родственников от этого права был обязателен для всех членов рода-семьи. Причиненную обиду можно было выкупить — размер устанавливался в зависимости от достатка преступника (богатый платил больше, бедный — меньше). Это было своеобразное правило османских законов.

За большинство других, не самых значительных преступлений полагались телесные наказания — битье палками. Количество уда­ров назначал судья. Дополнительно за каждый удар полагался еще и штраф (по 2 монеты за «палку»); иногда штраф играл роль выку­па «битья». Если преступление было насильственным, то наказание должно быть публичным. Вообще стремление заставить преступника соблюдать установленный порядок было едва ли не главным мотивом в османском подходе к наказанию. Это определяло наиболее распространенные его виды. В этом состояла и его своего рода фило­софия: «Как только исчезает страх казни в сердцах людей, начина­ются и возрастают бесчинства низших».

Смертная казнь полагалась безусловно за ослушание повелений султана. В других случаях ее применяли редко, разве что речь шла о злостных и общественно опасных преступлениях (за поджог, за кражу людей, рабов; за вторжение в дом для кражи полагалось по­весить).

Особыми объектами внимания законодателя были сексуальные преступления и кража. В отличие от требований шариата (где пре­любодеяние предписывалось карать посредством побития камнями, правда, требовались 4 свидетеля, очевидцы, явные признаки и т. п.), османское право ограничивалось штрафами (богатый и здесь платил больше). Смягчающим обстоятельством считался некоторый мотив «вынужденности»: холостой прелюбодей платил меньше же­натого. Однако если сексуальные преступления были связаны с на­силием («затащат женщину» в дом и т. п.), то применялись членовредительные наказания (отрезали член); кроме того, преступника выставляли на позор: отрезали бороду. Даже простое приставание к женщине, к мальчику (хотя бы и рабам) наказывалось палками. Запрету подвергалось и скотоложство.

В отношении кражи османский закон, напротив, был жестче. Да­же если кто-либо обнаруживал «склонности вора», предписывалось ему отрезать руку либо, воткнув в руку нож, водить по улицам.

Членовредительные наказания (отсечение руки) применялись и за преступления против власти — категория, также неизвестная шариату. Прежде всего сюда относилась подделка указов, докумен­тов, а также доказательств в суде. За лжесвидетельство, помимо те­лесного наказания (которое определял судья), преступника следова­ло заклеймить. Мотив опозорения также играл важную роль в уго­ловном наказании.

В праве сохранялись традиции общинных ценностей. За некото­рые особые преступления (например, если кто единолично объявлял священную войну-джихад) полагалось изгнание и объявление вне закона (никаких более реальных наказаний в этих случаях не сле­довало).

В единичных случаях (за оскорбление женщин) применялось тю­ремное заключение. Однако законы ничего не говорили ни о сроках его, ни о характере отбывания.

Еще одну особенность османского уголовного права составляло то, что оно не исчерпывалось предписаниями ни шариата, ни сул­танских законов. Практика создавала собственное уголовное право — со своими наказаниями и со своими критериями ответственности.

 

§ 47. Развитие феодального государства в Японии

 

Японская цивилизация начала свое формирование в I тыс. до н. э. Первые поселения людей в этой части Восточной Азии появи­лись намного раньше — около 40 тыс. лет до н. э., еще до отделения Японских островов от азиатского материка. Долгие столетия Япония была почти замкнутым — в культурном и политическом отноше­нии — миром. О самом существовании народа и государства знали только в соседних Китае и Корее, с которыми издавна сложились непростые отношения. Влияние китайской цивилизации на раннее становление Японии было значительным, даже иероглифическая письменность пришла из Китая. Однако в последующем японская цивилизация сформировала собственную и своеобразную традицию государственного и правового уклада, в котором выразились и свое­образие культурно-религиозного мира нации, и особенности военно-феодального строя, подчинившего с раннего времени социальную организацию Японии. Влияние древних традиций на последующее развитие государственной организации было особенно значитель­ным. Это сделало японскую государственность эпохи Средних веков одной из наиболее устойчивых и самобытных.

 

 

Формирование японской государственности

В I-II вв. население южных Японских островов (где значительны были группы переселенцев из Индонезии, Кореи и др.) находилось на стадии формирования надобщинной админист­рации. Основу социальной организации составляла клановая «семья» в несколько тысяч членов (известны и семьи численностью до 60-70 тыс. чел.). Возглавлял ее старейшина-патриарх, считав­шийся одновременно жрецом клана. В семьях сложилась устойчивая социальная иерархия: низшие (гэко) и «большие люди» (дайдзин). Иногда целые малые кланы находились в зависимом положении от высших. Было известно и рабство, однако рабы были дороги и редки. Семьи-кланы представляли обособленные объедине­ния, и китайские летописи эпохи писали о японцах: «Они распада­ются на более чем сто государств. Они ежегодно приезжают к нам и приносят нам дань».

С рубежа II-III вв. социальная иерархия в кланах стала довольно быстро превращаться в протогосударственные институты. Полномо­чия правителей стали наследственными, их освящал религиозный авторитет. Возрастанию роли правителей способствовало признание вассалитета по отношению к Китаю, а также военные походы. Постепенно сформировалось превосходство одного из таких племенных союзов. По имени такого союза получило название начальное госу­дарственное образование в Японии.

Объединение Ямато (сер. V- нач. VII в.) было типичным протогосударством. Сложилось оно под значительным китайским влиянием. Особенно возросло это влияние с VI в., после распространения в Японии буддизма; роль буддийских монастырей в укреплении очагов государственности была велика.

Власть главы господствующего союза постепенно была признана общегосударственной. Царь (окими) приобрел титул тэнно («небесного государя», императора). Правитель соединял в себе и религиозную, и собственно государственную власть. Постепенно ему были предоставлены и полномочия верховного судьи.

К VI в. местные клановые правители превратились в представите­лей центральной власти. Упрочила эту иерархию, уже вполне госу­дарственную, система социальных рангов — кабанэ (учрежден­ная в cep.V в.). Главы влиятельнейших родов и кланов закрепили за собой ранги, связанные с обособляющими функциями управления: оми — придворные, мурадзи — военные, и т. д.; всего выделилось до 9 таких специализаций. Племенные кланы стали превращаться в провинции со своими управляющими; число провинций достиг­ло 120, они подразделялись на общины. В 569 г. зафиксирована пер­вая перепись земель и повинностей зависимого населения. Налоговая система перешла от периодических подношений к регулярному обло­жению (рисом) и трудовым повинностям. Путем роста хозяйственно­го принуждения основной массы крестьянского населения у родовой власти стали формироваться крупные владения, а прежние сопле­менники — превращаться в полусвободных (томобэ) с закреп­лением профессиональных занятий и функций.

На протяжении VI в. выдвинувшиеся в результате образования протогосударственной администрации знатные роды вели острую борьбу за лидерство. Борьба продолжалась примерно до 587 г., когда возобладал мощный клан Сога, захватив в свои руки императорский трон. Были предприняты централизаторские реформы в китайском духе, направленные на укрепление ранговой иерархии, формирова­ние чиновничества, нового налогового аппарата.

С правлением принца-регента из дома Сога Умаядо связано по­явление первых законов - 12 Статей (603) и Законов 17 Статей (604-622). Законы были не столько правовыми нор­мами, сколько сводом политико-моральных поучений. Однако они были положены в основу государственной деятельности. Кланы при­зывались объединиться и служить общему благу. Все население де­лилось на три класса: правители — вельможи — народ. Правитель считался уже не просто главой высшего клана, а единоличным вла­стителем с особыми полномочиями власти. Соответственно китай­ским образцам, он выражал «всеобщий закон», считавшийся осно­вой правопорядка. В целях такого правопорядка правитель имел право требовать безусловного подчинения от низших должностных лиц. Вместе с тем правителя не признавали совершенно самовласт­ным: при нем обязаны быть советники. Провозглашалось, что «дела не должны решаться единолично государем».

С конца VI в. объединение Ямато стало стремиться к высвобож­дению из-под сюзеренитета китайской империи Сун (весьма услов­ного) и превращаться в самостоятельное раннее государство.

Окончательное формирование государственной организации было следствием преобразований, получивших название переворота Тай­ка (645—646).

Используя недовольство крестьянской массы, другие кланы свер­гли режим правителей Сога и установили новую императорскую ди­настию. Самым важным социальным поворотом было объявление всей земли только государственной (императорской) собственно­стью. Была установлена государственная система наделения землей, следуя иерархии традиционных и заново установленных рангов. Это положило начало новому сословному строю страны.

Вследствие политических перемен во второй половине VII в. сло­жилась центральная администрация. Верховное управление осуще­ствлялось Государственным советом (дадзекан), куда входили главы правящих кланов и высшие администраторы. Реаль­ную работу по текущему управлению вершил государствен­ный секретариат из 2-х подразделений: правого и левого (по китайской традиции). Секретариат руководил 8 ведомствами: наказаний, сокровищ, военным, двора, центральных дел, чинов, уп­равления, народных дел. Помимо этого, были особые ведомства: по делам культа синто и по расследованию преступлений (дадзедан). В деятельности чиновной администрации практически воплощалась вся государственная организация. Ее правильному течению власть уделяла особое внимание. В конце VII в. был издан специальный ад­министративный кодекс; старые ранги были отменены, на их месте сложилась новая разветвленная чиновная система (из 48 рангов). В конце VII в. в правительстве утвердилась должность первого министра.

Страна обрела новое жесткое деление на провинции, уезды и де­ревни. Деревни (до 50 дворов) стали основой новой налоговой и воен­ной рекрутской системы. В местном управлении также ликвидирова­лись родовые традиции, и управление вверялось назначенным чинов­никам. Основой существования разветвленной государственной орга­низации стала т. н. триада обложения, известная с древне­го Китая: налог с земли, подати с крестьянских промыслов, трудовая повинность (по постройке зданий, дорог, оросительной системы).

По своей внутренней структуре монархическое государство рицуре (закона), установившееся после переворота Тайка, было подобно европейским варварским государствам. И так же, как в Ев­ропе, новое государство стало стимулом для переформирования со­циального строя в направлении феодальных отношений.

 

Феодально-ленная система. Сёгунат

Централизованная власть, сложившаяся в VII-VIII вв., была условной. Собственно централизация ограничивалась единой системой сбора налогов, ведением земельного учета и конт­ролем за наместниками провинций, которые ставились не из родо­вой знати, а из подвластных императору. Вся эта организация держалась на государственно-надельной системе землепользования. Как только эта система стала распадаться, влияние центра сущест­венно ослабло.

С VIII в. наследственные наделы воинов и чиновников средних и высших рангов стали превращаться в вотчины (сеэн). Госу­дарственный контроль над вотчинами ослабевал (хотя налогового иммунитета в Японии не было). К X в. в стране стали распростра­ненными отношения типа западноевропейской коммендации (см. § 23), которые стали охватывать и крестьянство, и слои провинци­ального чиновничества, и воинов многозвенной социально-правовой иерархией. Главной обязанностью патрона в таких отношени­ях становилась охрана от посягательств извне на его сеэн. По­скольку переоформление надела в вотчину-сеэн требовало участия губернаторской власти, губернаторы стали как бы условными цент­рами таких коммендационных отношений. Губернаторские управы делались основными органами управления и суда. Провинциальная власть стала назначать уездную. При губернаторах стали формиро­ваться свои армии — из отрядов на провинциальном, уездном, об­щинном уровнях. Основные вопросы государственной деятельности (распределение земель, налоги, воинская служба) также перешли на провинциальный уровень. Этим была сформирована важная предпосылка формирования феодального по внутренней структуре государства.

Новой социальной опорой формирующейся власти феодальных магнатов стало сословие воинов — самураев. За счет богатею­щего крестьянства, путем наделения землей младшего чиновничест­ва, сыновей аристократии низших рангов с X в. сложилось довольно многочисленное сословие феодально обязанных воинов, несущих службу за рисовый «паек» и поместье. Самураи объединялись в от­ряды и в более крупные группы, нередко по родственному признаку. Такая традиционность формирования сословия в соединении с осо­бенностями синтоистской религии, национальной культуры, а также с жизненной бесперспективностью при потере сюзеренитета воспи­тала в самурайском сословии особую привязанность к феодальным морально-правовым ценностям -- кодекс бусидо («путь вои­на»). Культивируемая бусидо жертвенность вассалов стала важней­шим инструментом в развернувшейся политической борьбе магна­тов.

В Х1-ХП вв. возникло большинство средневековых японских го­родов. Их население стало еще одним фактором в развернувшейся борьбе за сословные привилегии. С XI в. известны первые ремесленные и торговые объединения — цехи (дза). Тогда же определи­лось в сословном отношении духовенство. Буддийские монастыри стали крупными феодалами, содержателями значительных вассаль­ных дружин, отрядов самураев.

Формирование феодально-сословного строя сопровождалось рез­ким падением политической значимости императорской власти. С конца VII в. императорский престол находился под контролем од­ного из крупнейших аристократических кланов — Фудзивара. С VIII в. клан обязал императора брать жен только из их дома. В IX в. захватил в свои руки посты принца-регента и первого министра (с общим титулом секкэна) , поставив под контроль государст­венную администрацию. Государственное управление приобрело вид неофициальной диктатуры секкэнов. Положение император­ской власти свелось до религиозно-придворного главенства. С кон­ца X в. под нажимом регентов императоры стали регулярно отка­зываться от престола в пользу малолетних детей, с тем чтобы ре­альные полномочия власти удерживались секкэнами. Сложился своеобразный институт экс-императоров (или «монашествующих императоров», поскольку правители удалялись в монастырь). Слу­чалось, некоторые императоры правили сами, без Фудзивара. Од­нако к XI в. нити государственного управления прочно были захва­чены новой системой регентского правления.

Окончательное утверждение нового своеобразного двоевластия произошло к концу XII в. После длительного соперничества не­скольких знатных феодальных домов (и семейных кланов), среди которых выделялись дома Тайра и Минамото, победу одержали Минамото (1185). Глава рода был пожалован императором в ранг «ве­ликого полководца, покоряющего варваров» (сейи-тайсегун), се­гуна. Реально в руки полевой ставки полководца-сегуна баку-ф у перешли основные рычаги управления государством. Прежняя раннефеодальная центральная администрация практически распа­лась, сохранились только ведомства и советы, связанные с придвор­ными делами и священно-религиозными правами императора. Такая новая государственно-политическая организация получила название сёгуната. Опорой режима сегуната стала военно-служилая феодаль­ная иерархия, прежде всего сословие самураев, превратившихся в прямых (гокенины) или опосредованных вассалов сегуна.

В период Камакурского сегуната (1192-1333) императорский престол был поставлен под прямой контроль сегунов. Даже престо­лонаследие императорского дома требовало согласия и своеобразного утверждения в бакуфу. Вводилась особая должность советника сегу­на при дворе (1221), которому подчинялась особая дружина и в обя­занности которого вошло «политическое покровительство» импера­тора. В XIII в. правители нового клана Ходзе инициировали раздел дома Фудзивара на 5 ветвей, которым по очереди давались звания секкэнов. Тогда же и сам императорский дом был поделен на юж­ную и северную ветви, с правом поочередного наследования престо­ла. Гарантом этой разветвленной системы монархии выступали се­гуны. Таким образом установилась реальная военно-политическая диктатура новой власти.