Тематический план 35 страница

Верховные права сеньора проявлялись в самых разных отноше­ниях. Так, он имел право возражать против замужества (недостой­ного, с его точки зрения) дочери-наследницы его вассала. Феодаль­ная традиция определила строгое соблюдение принципа май­ората (старшинства) в наследовании дворянских имений. Вообще возможность наследования имений иначе как по традиции была очень ограничена. Право завещания признавалось только в отношении небольшой доли того, чему наследодатель был владель­цем при жизни (не более 1/3). Охрана интересов феодального родз проявлялась и в отношении судьбы подаренной или унаследованной посторонним части имуществ: на нее сохранялось право родового выкупа и даже возврата.

Феодальные традиции оказали своеобразное воздействие и на семейно-имущественные отношения. Кутюмное право не признавало общности имущества супругов (в 1229 г. это было даже подтверждено законодательно). Каждый сохранял в своем владении свои фамильные и даже приобретенные земли (но управлял имуществами глава семьи). Это до некоторой степени способствовало менее под­чиненному положению женщины в семье, нежели по традиции рим­ского права. Однако раздельность имуществ была правилом только для дворянских фамилий, между разночинцами действовали другие нормы.

 

Королевская юстиция. Парламенты

До середины XIII в. юстиция оставалась во Франции почти полностью в пределах местных кутюмов. И суд вер­шили главным образом на уровне вассалов. (Бомануар в своем сбор­нике «Кутюмы Бовези» даже особо оговорил, что «сеньор не судит в своем суде, судят только его люди»). Высшей инстанцией был коро­левский двор, однако для того, чтобы получить право защищать там свое дело, надо было или принадлежать к высшим вассалам короны, или получить особую привилегию на это. Формирование единой об­щегосударственной юстиции началось с реформ Людовика IX в сере­дине XIII в. (см. § 28.1). Самым важным средством укрепления цен­трализованной юстиции, подчиненной единой государственной воле короны, стал парламент.

Обособление судебных функций королевского двора (курии) стало заметным с усилением централизаторских тенденций в поли­тике королей в 1250-е годы. С 1254 г. в королевской курии стали ве­сти регулярную запись состоявшихся решений королевского суда, оформилось собственное делопроизводство. Наконец, с 1260 г. засе­дания королевской курии, посвященные судебным делам, стали про­ходить отдельно от тех, где рассматривались финансовые вопросы; со временем среди членов курии и королевских советников сложи­лась специализация. Так произошло образование особого королев­ского суда — парламента (от франц. parler — говорить). Его офи­циальным местопребыванием стал Париж. Первоначально значение парламента было неотделимо от значения королевского двора (во второй половине XIII в. он и назывался Cour de parlement). Как часть курии, парламент сохранял свой феодальный характер: в его составе доминировали светские и духовные вассалы короля, глав­ным образом постоянно пребывавшие при дворе. На протяжении XIV в. феодальный элемент в составе и делах парламента значи­тельно сократился, членами его стали особые советники, ко­торых избирал король. В 1319 г. было запрещено участвовать в ра­боте парламента прелатам. По королевскому ордонансу (указу) 1345 г. установилась стабильная организация парламента: его стали составлять только советники из духовных или светских лиц, назна­чавшиеся королем. Появилась особая должность выборного прези­дента парламента (1366). По ордонансам 1389 и 1401 гг. выборный Порядок был распространен на всех советников. Право окончательного одобрения кандидатур оставалось за канцлером. В начале v в. на место выборности в организацию парламента пришел порядок кооптации (самопополнения). Члены парламента сами определяли 2 — 3 кандидатов на вакантную должность, а оконча­тельное утверждение принадлежало королю.

Такой принцип организации парламентского суда до известной степени обособил его от королевской власти, а парламентские совет­ники превратились чуть ли не в особое сословие. Король перестал лично присутствовать на заседаниях парламента. Его интересы при рассмотрении правовых вопросов или судебных дел представляли королевские прокурор и адвокат. Но возможность личного присутствия короля по-прежнему признавалась, а в случае обвинений против пэров Франции оно считалось парламентом необ­ходимым.

Возрастание роли парламента как центрального органа королев­ской юстиции усложнило его внутреннюю организацию. С XV в. парламент стабильно подразделялся на несколько палат: 1) Вели­кая, где разбирались только жалобы на решения местных и ни­зших судов (ее составляли до 40 советников во главе с президен­том) ; 2) Следственная, где расследовались и решались особо крупные или по тем или иным соображениям важные дела королев­ской юрисдикции (в ней было до 30 членов); следственных палат могло быть и несколько — до5;3) Кассационная, где пере­сматривались решения низших королевских судов; их также позд­нее могло быть несколько, и в каждой было по 10 — 15 советников. В 1453 г. окончательно оформилась еще одна, особая 4) Палата башенки (Tournelle) — в ней расследовались и решались особые уголовные и уголовно-политические дела. Исключительного значе­ния дела или политико-юридические вопросы рассматривались в общем собрании парламента.

Парижский парламент рассматривался как основной суд королев­ства. Наряду с ним уже в XIII в. было признано сходное значение и за аналогичными учреждениями, традиционно существовавшими б провинциях. Каждое из таких носило свое традиционное наименова­ние (в Нормандии — Палата Шахматной доски, в Лангедоке — пар­ламент, и др.). На протяжении XV в. провинциальные учреждения преобразовались в местные парламенты. Второй (после Парижского) сложился в Тулузе (1443), затем в Гренобле (1451), Бордо (1462), Руане (1515) и т. д. — всего до 20-ти. По своей организации они по­ходили на Парижский. Но только первый располагал Великой пала той с особыми полномочиями высшего королевского суда и даже Д некоторой степени судебно-политическими полномочиями.

Компетенция парламента была неопределенной и, по сути, всеобщей, распространявшейся на все королевство. Создан провинциальных парламентов ограничило территориально компетенцию Парижского, однако исключительные права последнего остались несомненными. В качестве суда первой инстанции парламент судил королевских вассалов, а затем знать, обладавшую судебными привилегиями. Он был апелляционной, инстанцией на решения су­дов бальи и сенешальств. Парламент располагал и собственным правом возбудить дело. В период сословной монархии это полномочие никак не ограничивалось, в период абсолютной — королевский двор (правительство) мог отозвать любое дело на «собственный суд» ко­роля (как правило, это происходило в случае нежелательных для короны процессов). Со временем парламент стал играть и поли­тическую роль. Реализуя особое право издания приказов во испол­нение королевских повелений о возбуждении дел, парламент столк­нулся с необходимостью контролировать ход издания королевских ордонансов (указов общего значения). Из этой стороны деятельно­сти парламента к XV в. сложилось его право-обязанность регистри­ровать новоиздающиеся королевские ордонансы, а в случае выяв­ленных несоответствий предыдущим и ранним — представлять ко­ролю возражения — ремонстрации на ордонансы. Со време­нем эта сторона деятельности парламента приобрела активно поли­тическое значение, сделав парламент орудием оппозиции короне, а не только собственно правового контроля.

Парламенты, помимо прочего, осуществляли постоянный судеб­ный контроль за низовыми судами — прево, байлями, вигье, и за окружными — бальи и сенешалами. Сеньориальная юстиция до XVI в. оставалась вне такого контроля. Однако наиболее важные де­ла, т. н. королевские случаи (касавшиеся личности коро­ля, прав короны, преступлений на больших дорогах, специально от­меченные ордонансами тяжкие преступления), перешедшие в свое время в компетенцию бальи, объективно попали под юрисдикцию парламентов.

В XVI в. парламенты расследовали основную массу преступле­ний по стране. Они далеко не были чистым орудием централизован­ной репрессии: обвинительные приговоры составляли всего до 22% выдвинутых обвинений. Правда, значительное число обвиненных отпускалось «оставленными в подозрении». Самыми массовыми ви­дами преступлений в парламентской практике были кражи (до 28% приговоров) и убийства (до 32%). В Париже уровень убийств был выше других городов Франции. Самыми типичными наказаниями были смертная казнь (до 30% приговоров) и битье кнутом (47%). К середине XVI в. жестокость репрессии несколько сократилась, и на более видное место вышли осуждение на каторжные работы (галеры), штрафы. Наказания древнего права (протыкание богохульни­кам языка раскаленным шилом или казнь проституток путем заши­вания в мешок, который затем бросали в воду) почти вышли из применения, хотя единичные примеры в практике остались.

 

 

Королевское законодательство

Создание централизованной Королевской юстиции исторически было неразделимо с ростом правового значения королевского законодательства — ордонансов.

В период ленной монархии за французскими королями не при­знавалось право законодательствовать для всей страны. В этом бы­ла важная особенность всего правового строя Франции той поры. Короли имели полномочие издавать распорядительные указы — эдикты, которые по сути мало разнились от общеадминистра­тивных распоряжений. Только с усилением централизаторской политики французских королей, к концу XIII в. королевские уста­новления обретают общее значение, за ними закрепляется наиме­нование ордонансов . (от ordonner — приказывать). Парла­ментская практика и королевская юстиция стали реальными про­водниками, по которым королевское законодательство постепенно преобразовывало правовую систему королевства. С течением вре­мени менялось и внутреннее содержание ордонансов в отношении традиционных правовых институтов. В XIII в. ордонансы по пре­имуществу санкционировали правила феодального права в качестве общезначимых обычаев для королевства. С XIV в. королевское за­конодательство, опираясь на учение и практику королевских легистов, активно стало внедрять опыт римского права, а затем и фор­мировать совершенно самостоятельные предписания.

Одной из важнейших политических линий королевского законо­дательства, особенно в период сословной монархии, стало утвер­ждение приоритета королевской юстиции и не­разрывная с этим борьба с феодальным сепаратизмом. Рядом ордо­нансов 1303 — 1306 гг. был введен запрет на практику судебных по­единков при разборе уголовных дел (хотя реально искоренены они были только в XVI в.). Запрещались частные войны в порядке установления «кулачного права». В 1413 г. за попытку развязать мест­ную войну установлено наказание тюрьмой. В XIV — XV вв. ордо­нансы особенно направлялись на отмену привилегий разным катего­риям феодалов в судебной и процессуальной области, на ограниче­ние места и роли церковной юстиции.

Организация новой юстиции и новых по­рядков судопроизводства стала другим важным мотивом королевского законодательства начиная с XVI в. Принципиальное значение здесь имели ордонансы 1498 и 1539 гг. В соответствии с ними в практику вошли единообразные правила розыскного (экстра­ординарного, по терминологии, взятой из римского права) процесса. Отменялась духовная юстиция в гражданских и общеуголовных де­лах. Приходских священников обязывали вести регистрацию в хра­мах совершаемых там актов гражданского состояния (рождений, свадеб, смерти и т. п.). В уголовных делах суд получил право сам определять, какой процедуры придерживаться в ходе дознания и выяснения юридической стороны дела. Если обвиняемый сознавался добровольно, процесс шел так называемым ординарным порядком, который заканчивался публичным заседанием суда, с выступлением истца и ответчика, заключением прокурора. Если обвиняемый не выражал желания «сотрудничать с правосудием», процесс получал экстраординарную форму. При ней главное место в дознании занимал допрос под пыткой. Ордонансы 1536 и 1539 гг. специально рас­писали порядок дознания и роли участников в них (судья спрашивает палач пытает, greffier записывает показанное, судья-хирург дает заключение о возможности продолжать пытку). Специальные пра­вила касались порядка самой пытки. При отсутствии и в случае пытки доказательств обвиняемого следовало освобождать. Однако в общем приговор выносился судьей единолично, без выслушивания возражений обвиняемого и заключений прокурора. Мотивировать и делать отсылки к нормам права (большей частью кутюмного) не считалось обязательным. Зато детально следовало расписать проце­дуру и вид наказания обвиненному, не забыв указать, в какой одежде вести на казнь и какого веса свечу при том ему держать.

Ордонансом 1563 г. в королевстве была создана особая коммерче­ская юстиция, которой прежде всего вменялось в обязанность ре­шать споры по морской торговле и международным торговым делам. Обширнейший ордонанс 1579 г. (в 363 статьях) закрепил организа­цию в королевстве регулярной полиции, которой поручалось не только обеспечивать охрану общественного порядка, но и решать некоторые социальные вопросы, контролировать порядок найма ра­бочей силы, прислуги в городах.

С началом абсолютной монархии значение королевских ордонан­сов стало не просто исключительным. Они сыграли роль первых кодификационных актов, хотя в соответствии с тради­цией французского права направленных более в сферу процедуры и процессуальных порядков, чем в сферу материального права. Одним из первых таких стал Ордонанс 1629 г., прозванный так­же Кодексом Мишо. Более чем в 300 статьях его фиксировались принципы правосудия, даже полномочия короны, основные правила судопроизводства и государственных финансов. Разработан он был с учетом мнения специального собрания нотаблей.

Широкое обновление и систематизация королевского законода­тельства были предприняты в правление Людовика XIV в 1667 — 1695 гг. изданием серии обширных ордонансов. Каждый из них охва­тил особую правовую сферу, многие были принципиально новыми. Подготовка их была поручена специальной комиссии правоведов, со­зданной в 1664 г. под председательством самого короля. К работе ко­миссии (в ее составе были юристы и администраторы канцлер П. Сегье, Ламуаньон, Д. Талон, и др.) привлекли одного из виднейших французских правоведов того времени Ж. Дома, автора система­тических трактатов по теории законов и гражданскому праву. Гражданским ордонансом (1667) был введен единообразней порядок рассмотрения частноправовых споров. К нему непосред­ственно примыкали Ордонанс 1672 г., установивший собственную коммерческую юрисдикцию для лиц купеческого сословия, и Торговый ордонанс (1673), посвященный правилам торговых дел и решению торговых споров. Он был составлен знаменитым экономистом-практиком и знатоком торговых дел Ж. Савари. Ордонансом 1669 г. был урегулирован единый порядок исполь­зования вод и лесов в королевстве, которые признавались находящи­мися под покровительством и в привилегии короля. Несколько специ­альных законов систематизировали порядки взимания одного из ос­новных налогов — габели, ипотечного заклада недвижимых имуществ. Морской ордонанс (1681) устанавливал порядки в королевском флоте, взаимные права и обязанности моряков. Свое­образным было содержание т. н. Черного ордонанса (1685), посвященного порядкам управления в американских колониях. В нем с использованием правил из римского Свода Юстиниана были отре­гулированы правила обращения с рабами-неграми.

Наиболее важное значение имел Уголовный ордонанс 1670 г. Здесь устанавливалась обновленная уголовно-следственная и судеб­ная процедура (в основе сохранившая правила экстраординарного процесса XVI в.). Впервые по-новому дана была вся система норм королевского уголовного права. Все преступления делились на 4 ви­да: (1—2) преступления в высшем оскорблении — божественном, либо человеческом; (3) преступления про­тив вещей и (4) против людей. Наиболее тяжкими бы­ли первые два, направленные к охране прав государства и короля, церковных и государственных порядков. Существенно расширилась система применяемых наказаний: смертная казнь, смертная пытка, вечная каторга на галерах, просто вечная каторга, просто пытка, срочные работы на галерах, кнут, штрафы. Ордонанс описывал все возможные в процессе по уголовным делам доказательства, среди которых важнейшее место отводилось показаниям двух свидетелей или т. н. серьезным уликам. Оценка того, что считалось серьезной уликой, законом оставлялась за судом, что открывало немалый про­стор произволу судей.

Считалось, что по традиции королевские ордонансы не могут вме­шиваться в регулирование частноправовых отношений. Однако в XVII в. законодательное регулирование вторгается и в эту сферу. Ко­рона закрепила за собой безусловное право на десятину от всех раз­рабатываемых рудников, даже в частных землях. В 1704 г. категория мэнмортаблей (согласно кутюмному праву) была объявлена неспо­собной к имению собственности, а их владения стали своего рода кон­цессией от имени короны. Было даже нарушено исключительное пра­во сеньориальной собственности и прав дворянства, с тем чтобы по­высить доходы короны от продажи пустующих имений разорившихся феодалов в пользу богатых разночинцев. Стремление королевского законодательства к вмешательству во все стороны правовых отноше­ний, ломая древние традиции кутюмного права, стало одной из sa*j ных предпосылок роста общего недовольства во Франции правовой политикой короны. Длительное сохранение различной юрисдикции, отсутствие полной систематизации и кодификации права явилось другим изъяном наследия французского права феодальной эпохи.

 

§ 37. Развитие германского права в X — XVI вв.

Становление общеимперского права

Государство германского народа, сложившееся в X - XII вв. (см. § 29.1), обладало относительным политическим и административным единством. Одной из самых важных особенно­стей развития германского права в последующем стало поэтому дли­тельное сохранение правового партикуляризма: в каждой исторической области, в каждом почти из вошедших в им­перию германских государств жили по своему традиционному пра­ву. С ослаблением империи к XVI в. партикуляризм усилился, осо­бенно когда в каждой из германских монархий сложились собствен­ное королевское законодательство и своя юстиция. В период расцве­та империи ее единство в значительной степени определялось еди­ной правовой политикой императоров, стремившихся к централиза­ции. Другой важной особенностью раннего германского права яви­лось поэтому раннее (по сравнению с другими европейскими го­сударствами) появление королевского, император­ского, законодательства.

Общеимперское королевское законодательство в Германии было своеобразным по направленности. Оно не затрагивало области иму­щественных, частно-правовых и т. п. отношений, даже феодально-ленные связи регулировались в нем незначительно. Общеимперское законодательство с самого своего возникновения стало формировать особую правовую область имперского права и, соответственно, им­перской юрисдикции.

Первой сферой имперского законодательства стало своего рода конституционное законодательство, которым закреплялись основы единства империи и власти императора. Большинство этих законов (конституций) объявлялись императорами с предварительно­го согласия имперского райхстага. Такими законами были закрепле­ны полномочия императоров в отношении римской церкви, в том числе порядок инвеституры (1122), установлены общегерманские королевские финансовые и судебные права — регалии (1158). В конституционном порядке были определены принципы общегерманского единства и соотношение государственных прав импе­раторов и германских светских и духовных князей (Золотая булла 1356 г.).

Второй важнейшей сферой имперского права было законодатель­ство о «земском мире». Для того чтобы пресечь местный сепаратизм и феодальные усобицы, императоры провозглашали обязанность подданных во всей империи соблюдать некоторые новые правила, преследование нарушений которых включалось не в местную, a в императорскую юрисдикцию. Наказания за такие нарушения также определялись впредь не местным правом, а волей императора. Под­данным как бы следовало соблюдать «земский мир». Одним из инициаторов этого правового института стала римская католиче­ская церковь, которая более других страдала от феодальных раздо­ров и для которой единство права было чуть ли не единственным путем для укрепления своей власти в Германии.

Первый общий закон о «земском мире» был объявлен в 1103 г. (формально объявление считалось действительным на один год)[46]. Подданные должны были принести присягу в том, что не будут со­вершать посягательств на те институты и сословия, которые взяты под императорское покровительство: против церкви, духовенства, купцов, евреев, женщин, детей. В последующих конституциях (с 1119 по 1235 г. их было не менее 17) содержание «земского мира» постоянно расширялось. В круг охраняемых императором включа­лись другие категории жителей империи (мельники, охотники, жи­тели придорожных селений и др.), а также новые возможные нару­шения их личных и имущественных прав. В правление Фридриха II постановлениями о «земском мире» было предписано охранять так­же имущество земских и церковных правителей и князей (Майнцский статут 1235 г.).

Запреты, вытекавшие из требования «земского мира», были осо­бенно важны потому, что традиция и закон признавали за феодала­ми привилегию «кулачного права» — самому с помощью слуг или военного отряда восстановить нарушенное право или ото­мстить обидчику («Если в дороге встретится твой враг и ты можешь вредить ему, вреди»). Нарушения требований «земского мира» впредь грозили отобранием ленного пожалования, а родовые владе­ния переходили родственникам.

К особым посягательствам на «земский мир» стали относиться 1) нарушения привилегий церкви (неповиновение церковным властям, неуважение духовных лиц, еретичество и т. п.), 2) нарушения императорских привилегий (незаконный сбор пошлин, фальшивомонетничество, мятежи), а также использование в год «земского мира» своего кулачного права, грабежи на больших дорогах и вблизи городов. Специальные новые постановления о «земском мире» иногда направлялись против специфических пре­ступлений (например, конституция 1158 г. против поджигате­лей). Согласно статутам, все большее число видов убийств стало подлежать каре, а не выкупу (убийство ночью, по открытой вражде, сопряженные с изнасилованием).

На протяжении XV в. постановления о «земском мире» стали более долгодействующими: на 5 лет (1467), 10 лет (1474). Наконец, в 1495 г. райхстаг и император утвердили постановление о «вечном земском мире» и создании постоянного имперского суда, где должны разбираться нарушения сложившегося имперского права.

Имперское законодательство о «вечном мире» способствовало формированию нового уголовного права. На рубеже XI — XII вв. в германском уголовном праве произошел своего рода переворот на место исторического права с наказаниями преимуще­ственно в виде компенсаций-штрафов пришло уголовное право, ох­раняющее публичный интерес, карающее преступни­ка действительно уголовными наказаниями. Оценка совершенного преступного деяния стала связываться со степенью опасности и зло­стности нарушения «земского мира». Наказание определялось тем, к какому из двух основных классов преступлений — «злодеяние» или «проступок» (Ungerichte — Frevel) — причислялось содеянное, а также сословным положением преступника. Свободных и за тяжкие, «неправые» дела наказывали повешением или отсечением руки; не­свободных — «на коже и волосах» (т. е. поркой или клеймением). От тяжких наказаний свободные, однако, могли откупиться деньга­ми — тогда им по собственному выбору определялось наказание из второй группы.

Одним из самых важных правовых рычагов имперского законо­дательства было полномочие императора объявить того или иного преступника, просто виновного в чем-либо «вне закона». Это озна­чало лишение чести и прав, потерю сословного, феодального поло

жения в рамках империи, а также запрет на какую-либо помощь осужденному. Город, укрывший осужденного, подлежал общей ка­ре — вплоть до разрушения стен.

Круг правовых отношений повседневной жизни регулировался правилами не имперского законодательства, а местными обычаями, феодальным правом, существенно различными в разных землях Германии. К XII — XIII вв. появились памятники права, в которых отразилась новая правовая традиция, пришедшая на смену варвар­ским правдам.

 

«Саксонское Зерцало»

Одним из самых важных и известных сборников немецкого областного права той эпохи стало «Саксонское Зерцало»[47]. Оно было составлено (за­писано) в 1221 — 1235 гг. ученым-судьей рыцарского сословия Эйке фон Репгофом (из Репгофа). Время, когда было записано «Саксон­ское Зерцало», было эпохой культурного и политического подъема Саксонии. Это отразилось в стремлении представить правовые тра­диции «Зерцала» как образцовые. Но в стихотворном введении со­ставитель не забыл отметить традиционный характер предложенных им правил и норм: «И право то, что здесь дано,/ Не выдумано мной оно,/ А с давних пор от предков перешло».

Основную часть «Саксонского Зерцала» составил свод Зем­ского права (в 3 книгах, каждая из которых насчитывает от 70 до 90 ст.). Второй частью стал небольшой (в 3 главах и около 200 статей) свод ленного права, первоначально написанный по-латыни. Разделение это было принципиально и связано с социаль­ной адресованностью записанных правил. Свободные люди разных сословий объединялись тогда в правовом отношении в два больших класса: господ и просто свободных землевладельцев. Земское право адресовалось основной массе свободных, подсудных общин­ному (шеффенскому) суду. Ленное право регулировало отно­шения внутри класса господ в связи с их феодально-служебными связями и иерархией. «Саксонское Зерцало» не было, однако, про­стой записью местных обычаев и традиций феодального права. Мно­гие правила и институты были позаимствованы из римского права, а также (несмотря на в целом отрицательное отношение составителя к верховенству церкви и папы) из канонического права.

Ленное право было основой всех имуществен­ных отношений. Правовое положение человека вообще оп­ределялось по его месту в феодально-служебной иерархии: все сво­бодные разделялись на условные 7 «щитов», начиная с короля. Это разделение не было присуще только «Зерцалу», а имело публично-правовое обоснование во всей системе феодальных связей в Гер­манской империи (см. § 31.1). Только принадлежность к одному из таких классов предоставляла возможность быть полноценным собственником ленных земель. Духовенство, женщины, кре­стьяне, купцы, незаконнорожденные дети, особо лишенные своего статуса не могли быть причислены к ленному праву. Соответствен­но, они считались только пожизненными держателями так или иначе перешедших в их владение земель и не передавали их по наследству. Причисление к ленному праву было взаимосвязано с рыцарским достоинством: никакие другие юридические основания не давали прав на лен. И даже в спорах между двумя претендента­ми на лен прямо рекомендовалось предпочитать интерес того, кто «имеет военный щит».

Ленно-вассальные отношения представляли своего рода договор. Он заключался в определенной процедуре и со взаимными обязан­ностями сеньора и вассала. Получивший от кого-либо лен должен был принести присягу, обязаться оказывать «уважение» и нести службу, участвовать в суде сеньора. Однако право жестко ограничи­вало сроки военной службы и даже ее порядок: королевская служба исполнялась только 6 недель в году за счет самого ленника и только в исконных «тевтонских» землях (т. е. заграничные походы требова­ли согласия самого вассала), о походе следовало извещать ленника не менее чем за 6 недель.

За ленником признавались, по существу, права собственности на его лен. Его наследники без ограничений и без вмешательства сеньора вступали в права наследования, следуя принципу майо­рата. Правила земского права требовали, однако, чтобы другие братья были вознаграждены из общей суммы наследства. Не могли считаться наследниками дети-уроды, калеки, слепые и т. п. (по­скольку на них не могли быть возложены военно-служилые обязан­ности). В течение 1 года и 6 недель новый владелец лена должен был принести присягу сеньору в присутствии других вассалов. Если этого не происходило (по вине сеньора), то ленник становился само­властным собственником. Нельзя было отобрать у наследника лен, не принять его присягу — в этих случаях права собственности так­же охранялись неукоснительно: «Согласно праву, ленник сохраняет то, чем господин вопреки справедливости отказался его наделить». До вступления в права наследства будущий ленник (юность опреде­лялась возрастом от 12 до 24 лет) оставался под опекой сеньора. Но с 13 лет он уже мог быть признан полноценным ленником, с 12 лет имел право получать доходы от лена.

Лен (т. е. феодальное пожалование) мог быть предоставлен не только в виде земельных владений. В качестве лена могло быть дано право на сбор в свою пользу таможенных пошлин, на чеканку моне­ты, виноградники и т. п. Мог быть отдельно судебный лен — право вершить сеньориальный суд и получать в свою пользу штра­фы. Особым качеством обладал городской лен. Такой лен­ник не нес собственно военной службы, но, живя в городе, обязы­вался защищать город в случае нужды; пользовался он и другими привилегиями. Категорически запрещалась передача лена на срок — это не считалось уже ленным владением. Правда, сложился своеобразный институт ожидания лена, когда (видимо, в силу нехватки земель, иных выгод) сеньор назначал наследником другого вассала, который ждал, пока лен «освободится».

Наряду с полноценной собственностью признавалось право вла­дения, в том числе и леном. Ненасильственное, неоспариваемое владение охранялось и не могло быть отторгнуто. При истечении срока давности владения — в 30 лет 1 год и 1 день (институт приобретательной давности очевидно был перенят из римского права с присоединением срока ленной присяги) — владелец становился соб­ственником. Право владения признавалось и за женщинами. Счита­лось, что наутро после брачной ночи супруг должен подарить жене некоторое имущество, слуг и т. п., которыми распоряжалась она са­ма («утренний дар»). Однако наследование по женской линии огра­ничивалось, «так как женщины по своему полу все лишены наслед­ства вследствие греха их предков».