Тематический план 17 страница

Личностью, субъектом прав в древнейшем праве считался далеко не всякий человек и далеко не всякий житель Рима. Основой обще­ственно-юридического быта древнейшего периода был институт осо­бой большой семьи-фамилии и ее главы —pater familias; «отец се­мейства» был носителем юридических полномочий внутри фамилии и единственно правомочным лицом из всех ее членов перед общи­ной. Древнюю римскую фамилию составляли не только родственни­ки по крови или вследствие брачных связей; связанные родством по мужской линии носили название агнатов. Законы указывали, что и вольноотпущенники входили в состав семьи; в тесных отноше­ниях с семьей в целом находились рабы и клиенты. Глава семейства единственно должен был отвечать за правонарушения, совершенные членами его фамилии: от него уже зависело, выдать ли виновных головой обиженному или, взяв вину на себя, возмещать ущерб. Власть главы семейства в отношении своих домочадцев была значи­тельной: он мог лишить жизни младенца, «отличавшегося исключи­тельным уродством», мог троекратно продавать сына в кабалу (т. е. в течение трех лет), мог изгнать из дома жену (предположительно, за какие-то проступки). Считалось, что распоряжения главы семей­ства относительно своего «домашнего имущества» ненарушимы. В случае смерти без таких распоряжений все наследство доставалось ближайшему из агнатов. Наследовал глава семейства (в качестве патрона — покровителя) и имущество своих вольноотпущенни­ков. Власть главы семейства имела разное юридическое содержание в отношении членов фамилии: одни считались как бы находящими­ся «под рукой», другие — под его опекой, третьи — в обладании сродни имущественным правам; наибольшими полномочиями право наделило главу семейства в отношении рабов и детей. Права эти бы­ли настолько значительными и своеобразными, что позднейший римский юрист Гай отметил: «Ни один другой народ не имеет столь­ко власти над детьми, как римский».

Семья не была исключительной ячейкой общины древнего поли­са. Право сохранило немало предписаний, в которых требовалось важных предметов правового регулирования с позиций своего вре­мени. Законами устанавливались не только чисто судопроизводст­венные правила, но и общие требования жизни в городской общине, в том числе касавшиеся соблюдения принятого порядка, предписа­ний морали. В этом отношении XII Таблиц многое позаимствовали из священных законов предыдущего времени.

По содержанию Таблицы распределяются следующим образом: О вызове в суд (Табл. I), О завершении судебных дел (Табл. II), Об ответственности должника (Табл. III), О семейных и наследствен­ных делах (Табл. IV-V), О приобретении вещей (Табл. VI), О поль­зовании земельным участком (Табл. VII), О наказаниях за ущерб (Табл. VIII), Об общественных делах (Табл. IX), О порядке при по­хоронах (табл. X). XI-XII таблицы условно объединяют те правила, которые трудно отнести к определенному разделу; касаются они в основном общегородских дел и отношений между сословными груп­пами населения древней общины.

В законах были очевидны заимствования из греческого права, о которых говорила и историческая традиция. К числу таких можно отнести предписания об ущербе, нанесенном животными, о праве убить ночного вора, о свободе объединения в публичные ассоциа­ции. Сходство с законами Солона обнаруживают и запреты на из­лишне пышные похороны, на обряды причитаний и др.

Законы XII Таблиц были построены, с одной стороны, по древне­му казуистическому принципу, с другой — по приемам ре­лигиозной заповеди: большинство норм начиналось с повелительно­го запрета или, напротив, разрешения («Да будет свободен...», «Пусть не уплативший...» и т. п.). Там, где полагалось наказание или конкретное решение правовой ситуации, законы были строго определенны и формальны: заинтересованным лицам или суду не предлагалось никаких вариантов правовой оценки, никаких возмож­ностей учесть какие-то случайные, но существенные для дела обсто­ятельства.

 

Основы общественно- юридического быта

Личностью, субъектом прав в древнейшем праве считался далеко не всякий человек и далеко не всякий житель Рима. Основой обще­ственно-юридического быта древнейшего периода был институт осо­бой большой семьи-фамилии и ее главы —pater familias; «отец се­мейства» был носителем юридических полномочий внутри фамилии и единственно правомочным лицом из всех ее членов перед общи­ной. Древнюю римскую фамилию составляли не только родственни­ки по крови или вследствие брачных связей; связанные родством по мужской линии носили название агнатов. Законы указывали, что и вольноотпущенники входили в состав семьи; в тесных отноше­ниях с семьей в целом находились рабы и клиенты. Глава семейства единственно должен был отвечать за правонарушения, совершенные членами его фамилии: от него уже зависело, выдать ли виновных головой обиженному или, взяв вину на себя, возмещать ущерб. Власть главы семейства в отношении своих домочадцев была значи­тельной: он мог лишить жизни младенца, «отличавшегося исключи­тельным уродством», мог троекратно продавать сына в кабалу (т. е. в течение трех лет), мог изгнать из дома жену (предположительно, за какие-то проступки). Считалось, что распоряжения главы семей­ства относительно своего «домашнего имущества» ненарушимы. В случае смерти без таких распоряжений все наследство доставалось ближайшему из агнатов. Наследовал глава семейства (в качестве патрона — покровителя) и имущество своих вольноотпущенни­ков. Власть главы семейства имела разное юридическое содержание в отношении членов фамилии: одни считались как бы находящими­ся «под рукой», другие — под его опекой, третьи — в обладании сродни имущественным правам; наибольшими полномочиями право наделило главу семейства в отношении рабов и детей. Права эти бы­ли настолько значительными и своеобразными, что позднейший римский юрист Гай отметил: «Ни один другой народ не имеет столь­ко власти над детьми, как римский».

Семья не была исключительной ячейкой общины древнего поли­са. Право сохранило немало предписаний, в которых требовалось принимать во внимание и более широкие, чем семейные, родо­вые интересы. Так, сородичи считались наследниками имущества, если не было (в правах или в живых) агнатов. Сородичи брали власть и управление над семейным имуществом и даже над главой семьи, если тот впадал в безумие или был расточителен. От преж­них родовых традиций в римском праве вел свою историю такой ин­ститут как опека. Родовые интересы и требования морали обязы­вали главу семейства как патрона добросовестно относиться к своим клиентам: за причиненный им вред могло быть наложено про­клятие — «предание богам подземным».

В значительной степени общинно-родовые основы древнейшего римского права определили своеобразие ранних отношений граждан по поводу вещей.

 

Имущественные (вещные) права

В древних законах индивидуальное обладание вещами было подчинено общественным интересам настолько сильно, что большинство конкретных предписаний посвящалось не тому, что можно делать с вещами, а многочисленным запре­там. Это была весьма своеобразная черта древнейшего права, и только в исключительных случаях оно положительно регулировало права обладателя.

Значительна была категория вещей, которые ни в коем случае не могли быть ни в родовом, ни в семейном, ни тем более в индивиду­альном обладании. Это были вещи божественного права, подразделявшиеся на несколько категорий: священные (храмы, особые рощи и деревья), религиозные (души умер­ших, места погребения) и нерушимые (стены и ворота города). Всякое посягательство на них рассматривалось как святотатство и вызов народу Рима. Все эти вещи были вещами вне коммер­ческого оборота, т. е. всякое прикладное использование их, тем более сделки с ними изначально исключались.

Основное богатство полиса — земля считалась общественным достоянием (ager publicus). Следуя традиции, земля делилась меж­ду куриями и затем между семьями; каждый полноправный граж­данин имел право на получение установленной законами нормы в семейное владение (первоначально норма составляла около пол­угектара). Землю можно было приобрести в семейное обладание и через своеобразную аренду, которую под поручительство полно­правных граждан разрешали цензоры. Никаких сделок с обще­ственной землей совершать было нельзя, ничего в Законах не гово­рилось и о возможности наследственных распоряжений ею: она пе­реходила безусловно в дальнейшее пользование семьи как особо «огороженное место».

Соседское право (требования учитывать интересы соседей) вме­шивалось и в пользование участком земли. Необходимо было остав­лять нетронутыми определенные участки между владениями — межи, запрещалось претендовать на приобретение этих меж в силу то­го, что граница давно нарушена (т.е. по давности). Следовало соблюдать границы общественных дорог, подрезать ветви деревьев, чтобы они не затеняли соседского участка. Предписывались конк­ретные ограничения по рытью канав, постановке заборов и т. д., по­добно тем, какие были в свое время установлены Солоном в Афи­нах.

В Законах содержались правила, согласно которым можно было безвозмездно пользоваться чужим участком в конкретных полезных целях, не спрашивая согласия обладателя: он был как бы обязан услужить тебе своим участком — это было начало с е р в и -тутного права (servitus — услуга). Древние сервитута были всецело связаны только с сельским земельным участком: разреша­лось проводить воду через землю соседа, провозить повозки, прого­нять скот. Попытки запретить пользоваться сервитутом можно было обжаловать в суде.

Земля, рабочий скот, рабы, строения считались достоянием фа­милии, которым распоряжался (управлял) глава семейства. Наряду с этим древнейшее право знает уже и единоличное — домашнее имущество (pecunia), куда прежде всего входили домашние живо­тные (стадо), а потом так же стали означаться и деньги, прочие ценности в доме. Различие было существенным. Первыми можно было распорядиться (со всеми прочими ограничениями) только в особой правовой процедуре — манципации; поэтому и сами фамильные вещи составляли особую категорию требующих манципации (res mancipi). Отчуждение других не требовало манципации (res пес mancipi). По описанию Гая, «манципация со­стоит в воображаемой продаже... Пригласив не менее пяти совер­шеннолетних граждан в качестве свидетелей и еще одного, кто де­ржал бы весы... покупатель, еще держа медь, говорил: «Утверждаю, что этот раб по праву квиритов мой и что он считается купленным мною за этот металл и посредством этих медных весов». В условной и жесткой форме манципации как бы сохранялся контроль фамилии (а возможно, и рода) за отчуждением наиболее важных для древней общины вещей.

В условиях таких ограничений древнейшее главное имущест­венное право еще нельзя назвать завершенной собственностью. Это было особое обладание (mancipium), оно не носило вполне вещного характера и было неразрывно с положением обладателя как главы семейства. Приобрести такое обладание в древнее время можно было строго ограниченными путями: или по наследству в семье, или через обряд манципации (либо заменявший его судебный обряд отказа от прав на вещь), или посредством соединения чьей-то менее важной вещи с твоей главной (например, при использовании чужого бревна на постройку своего дома).

 

Обязательственное право

Традиционно для древнего права, обязательства (т. е. чья-либо обязанность, в силу предписания закона, что-то сделать, исполнить или возместить) возникали прежде всего из-за причинения ущерба. Особо важный или опасный для многих ущерб расценивался как уголовное преступление (см. § 20). Простой ущерб, нанесенный имуществу гражданина, требовалось возместить: либо в размере прямой стоимости поврежденного имущества, либо по особой таксе, установленной законами (так, за злостную порубку чужих деревьев полагалось уплатить по 25 медных ассов за дерево). Важнейшим из таких видов ущерба имуществу считалась кража. В зависимости от обстоятельств ее совершения, ущерб, причиненный кражей, полагалось возмещать в двойном или тройном размере. Некоторым изви­няющим обстоятельством совершения таких правонарушений (де­ликтов) признавалась неосторожность: в этом случае просто воз­мещался ущерб. Ранние деликтные обязательства были основным видом охраны прав на вещь (манципиум), никаких других правомочий за обладателем еще не признавалось, не было у него и специ­альных форм судебной защиты.

Другим основным источником обязательств являлись сделки, заключенные по договору двух лиц. Древнейшее право знало крайне немногие виды сделок: главнейшей был заем, вероятно, была и отдельная купля-продажа. Сделки совершались только устно, причем в строго торжественной и определенной форме об­мена двумя (или четырьмя и т. д.) клятвенными обещаниями в жестко предписанных законами словах: «Обязуешься ли дать...» — «Обязуюсь»; «Обещаешь?» — «Обещаю». Этот вид за­ключения сделки назывался спонсией (sponsio). Естественно, что в древнее время, когда обман считался делом более закон­ным и разумным, чем исполнение обещанного, такое обязательство требовало подкрепления. Во-первых, обмен спонсиями сопро­вождался религиозной клятвой. Во-вторых, заем не давали просто так: предполагалась либо чье-то поручительство, либо залог; обе­щание возвратить залог также обретало форму спонсии. Для предотвращения излишнего разорения небогатых Законы XII Таб­лиц запретили брать при займе более 1 % в месяц (т. е. 10 % годовых)[31]; раньше брали и до 100 %годовых.

Поскольку обычно взаймы брали те, у кого не было чем платить, займовые сделки нередко сопровождались оформлением долговой кабалы, или самозаклада. Такая гарантия оформлялась процедурой nexum, родственной манципации (торжественные слова или обряд «меди и весов»). Кабала-нексум была практически главным условием получения земли от более богатого обладателя в арендное поль­зование. В случае невозврата вещи или долга nexi поступали в каба­лу к кредитору.

Ответственность за неисполнение должного по обязательству во­обще носила в древнейшем праве личный характер. После того как суд (или сами стороны сделки) признавал обязательство действительным и что наступил срок уплаты, должнику давалась отсрочка в месяц. После этого, если должник добровольно не выпол­нял решения, кредитор мог увести его к себе, посадить на хлеб и во­ду и даже наложить оковы. (Правда, по закону 494 г. до н. э. запре­щалось держать граждан в тюрьме в цепях и совершать в их отно­шении особые насилия.) Так могло продолжаться до двух месяцев, пока кредитор и должник не помирятся либо кто-то не поручится за должника. После этого кредитору дозволялось или предать должни­ка смерти, или продать в рабство вне римской общины — за Тибр. Такая личная ответственность была неизменным дополнением, ве­роятно, всех обязательств древнейшего права, хотя типичным был расчет скотом (по закону Атерния 454 г. до н. э., максимальный штраф был в 1 баран), а со времени Законов XII Таблиц — и мед­ными деньгами.

Несмотря на содержавшиеся в них требования об уравнении прав («Привилегий пусть не испрашивают»), Законы XII Таблиц распро­страняли их только на отношения между римскими гражданами. Всеми имущественными правами и обрядами: манципиум, манципация, нексум, спонсия — могли пользоваться в свою пользу толь­ко полноправные граждане Рима; если приезжий или перегрин заключал сделку через манципацию, никаких прав он за­тем требовать не мог и защиты в суде не получал бы. Это было н е его право. Законы XII Таблиц заключали в себе право-приви­легию, квирите кое право древних римлян, которое в итоге стало важнейшим источником формирования гражданского права (jus civile) Древнего Рима.

 

 

§ 18. Развитие гражданского судопроизводства и юстиции Древнего Рима

Судопроизводство в Древнем Риме, в особенности по рассмотре­нию частных споров граждан, связанных с их положением, семей­ными, имущественными и коммерческими делами, никогда не пред­ставляло единой системы однотипных институтов. В главном оно опиралось на полномочия римских магистратов, которые в той или другой форме привлекали к участию в суде высшие сословия граж­дан. Древнеримский суд по частным спорам не носил поэтому впол­не государственного характера, и римская юстиция почти с самого начала пошла по пути третейских, строго ограничивающих свою роль в предмете разбирательства судов. За римскими гражданами признавалась привилегия судиться только перед своими сограждана­ми и в самом Риме. Однако с расширением полиса в империю под­судность стала избирательной («Местный житель обязан подчинять­ся и тем магистратам, где живет, и тем, где он гражданин»[32]). Эти общие принципы сохранялись неизменными, даже когда одни уч­реждения и формы разбора дел сменялись другими.

 

Ранние институты. Легисакционное судопроизводство

В первые века государственности римская юстиция была основана на институтах, унаследованных от догосударственных судов. Судопроизводство все­цело находилось в руках жрецов-понтификов, и только в очень редких случаях заинтересованный римлянин мог обратиться к суду консулов (если решение могло быть связано с неким помилованием, освобождением от гражданской обязанности). По де­лам, связанным с нарушениями городского порядка и торговым, суд осуществляли эдилы. Судебная власть магистратами осуществля­лась в силу высших полномочий, предоставленных им народом — imperium, и только те магистраты, кто имел эту власть, могли «про­возглашать право».

Только понтифики проводили разбор споров по существу. Маги­страты лишь придавали законную силу решениям подчиненных су­дей, которые, собственно, и проводили рассмотрение дел. Магистра­ты принимали дела к рассмотрению либо отвергали их. Если фор­мальные обстоятельства были соблюдены, утверждали судей, кото­рых выбирали стороны, и передавали им дело. Подчиненными суда­ми были: 1) коллегия децемвиров «для судоговорения», учрежденная примерно в 461 г. до н. э. и составлявшая своего рода совет при магистрате (создание ее приписывают также еще Сервию Туллию); 2) частные судьи, которых стороны выбирали из особого, на год составленного списка лиц, по своим критериям отве­чавшим судейскому званию. Судьями могли быть только члены се­наторского сословия. Были и дополнительные требования в отноше­нии личной чести и необремененности долгами.

Для подачи судебных жалоб и для судоговорения были установ­лены особые дни. В начале каждого месяца понтифики оглашали, какие дни неблагоприятны для дел юстиции (таких бывало не ме­нее 50 за год), какие подходящи. Были и «полублагоприятные» дни, когда дозволялась только подача исков либо дела велись до полудня. Такая практика делала даже простой прием иска во мно­гом зависящим от произвола жрецов и патрицианства. Свое требо­вание следовало объявить в общественном центре города — на форуме, где сидели при исполнении должности магистраты или понтифики и где было даже особое место, называвшееся «под правом» (возможно, там, где были выставлены XII Таблиц, где обнародовались законы). Обоснование своего требования, доставка от­ветчика, поиск свидетелей — все это было личным делом заявите­ля-истца. Магистрат выслушивал требование и либо принимал жа­лобу к рассмотрению, либо отклонял ее в принципе. Повторное об­ращение по тому же делу было невозможно. Это стадия процесса называлась провозглашение права (in jure). После этого магистрат назначал судью для выслушивания доказательств, вы­яснения фактической стороны дела. Эта стадия называлась судоговорением (in judicio) и обязательно заканчивалась тем или иным решением, которое утверждал магистрат. Обжалование решений не допускалось.

Первая стадия была особо ответственной. Иск следовало заявлять в строго предписанных законами и правовой практикой формах и даже в определенных, иногда мало относившихся к сути дела сло­вах. Все это сопровождалось особыми обрядами: наложением руки на предмет спора непосредственно или символически, использовани­ем палочки — виндикты при отстаивании права на вещь и т. п. Малейшее нарушение процедуры, обмолвка в словах влекли при­знание спора не имеющим юридического характера и не допускае­мым к рассмотрению. Для каждого вида требований были установ­лены свои обязательные формы таких заявлений (и одновременно опровержений их): для иска о невозврате вещи из залога или займа, для иска о нарушении владения, для иска о праве на раба или жи­вотное и т. д. Действия сторон могли быть строго подзаконны-м и (legis actiones), поэтому и весь процесс, присущий римской юс­тиции на ранней стадии развития судебного дела, получил название легисакционного.

Древнейшими видами легисакционного процесса, известными еще Законам XII Таблиц, были: (1) процесс путем внесе­ния залога и (2) процесс наложением руки. Пер­вый состоял в том, что стороны представляли суду определенные за­конами залоги, о которых и спорили, имея в виду отстоять право на вещь или на исполнение обязательства. Второй — в том, что истец буквально накладывал на ответчика руку перед судом и, если тот немедленно не платил по обязательству, уводил его к себе в залож­ники (см. § 17). Позднее XII Таблиц появился (3) процесс пу­тем взятия заклада, когда, желая добиться от должника исполнения, истец произносил особые и торжественные слова и брал какую-то его вещь в залог. Дела о разделах наследства, иногда иму­щества, о спорах по поводу посредничества шли в виде (4) на­значения судьи, когда стороны в особой форме просили ма­гистрата назначить судью с условной, видимо, формулировкой пред­мета спора; суд в этом случае становился своего рода утверждением мировой сделки. В конце III в. до н. э. сложился еще один вид — (5) процесс под условием, когда первая и вторая стадии были отдалены по времени месяцем и когда ответчику давался срок для возражений; в этой форме отсуживали свое имущество, украденные вещи и убытки.

Заявить легисакционные требования могли только полноправные римские граждане — это была неотъемлемая часть квиритского пра­ва. Малейшее отступление от требований к правовому статусу истца или ответчика так же влекло аннулирование жалобы и самого судеб­ного дела, как и нарушение установленных обрядов. Такая очевидная узость судопроизводственных форм, всецело связанных с полисной организацией и священными законами, определила переход к иному качеству судебных институтов с перерастанием полиса в империю.

 

Преторская юстиция. Формулярное судопроизводство

С сер. IV в. до н. э. основная роль в организации судопроизводства по частным искам в Риме переходит к претору (должность учреждена в 366 г. в ка­честве помощника консула для решения внутригородских дел). Зна­чение преторской юстиции" возрастало параллельно умалению юсти­ции понтификов: в 304 г. до н. э. жреческий писец Гней Флавий са­мовольно («для пользы народа Рима») опубликовал принятый ка­лендарь судебных дней, несколько позднее таким же образом был выкраден и опубликован Флавием перечень главных судебных ис­ков. Судопроизводство с этой поры приобрело преимущественно ма­гистратский характер, за понтификами сохранялось некоторое вре­мя только значение традиционно лучших знатоков права.

В 242 г. до н. э. для рассмотрения споров, возникавших между римскими гражданами и перегринами, а также между лицами, имевшими иной правовой статус, была создана магистратура второ­го, перегринского претора. Его деятельность в сфере юстиции стала не только со временем доминирующей по охвату споров, но и нова­торской по внутреннему содержанию. Перегринский претор был ли­шен возможности использовать строгие правила квиритского права: они либо не предусматривали случая спора между лицами разного статуса, либо вообще игнорировали огромное большинство новых правовых ситуаций. Для того чтобы согласовать правовые интересы римлян и других жителей Италии и империи, претору пришлось изобретать новые формы судебных исков, признавать имеющими силу совершенно новые правовые реалии. В большой степени эти изобретения и признания были основаны на общих принципах права народов (jus gentium), которое указывало предпочи­тать юридическому формализму требования разума, обычаи других народов, практику правоприменения в средиземноморских судах, прежде всего греческих. Основанное на идее внепривилегированной справедливости и равенства участников гражданских правоотноше­ний при соблюдении их подлинной воли, право народов с этого времени стало еще одной составляющей римского гражданско­го права наряду с квиритским.

Основным юридическим инструментом в обновлении права и су­допроизводства стал преторский эдикт, или указ. С III в. до н. э. сложилась практика, по которой вступавший в свою должность на новый годичный срок претор издавал эдикт[33], где формулировал ос­новные правила своей будущей правоприменительной деятельности. Эти эдикты приобретали разный вид: а) подтверждающие, когда претор высказывал полное доверие к деятельности предшест­венника; б) новационные,в которых претор заявлял стремле­ние вести суд и давать защиту, не считаясь со старыми порядками; в) городские, адресованные только Италии, и др. В преторском эдикте стали находить отражение и новые процессуальные средства защиты прав, к которым прибегал претор, когда был не в состоянии воспользоваться жесткими формами легисакционного процесса. В принципе, запрещалось что-либо менять эдиктом в цивильном пра­ве, в законах государства, в запрещающих законах. Однако можно было создавать новые формулы исков, не предусмотренных квиритским правом, или, чтобы избежать явно несправедливого по сути юридического спора, прибегнуть к реституции, т. е. вос­становить стороны в их первоначальном положении, как если бы сделки и не было, или включить в правила судоговорения особое возражение ответчика — эксцепцию, которые также были строго конкретны и связаны со своими обстоятельствами (возраже­ние, что был обманут или что заблуждался). Так, наряду с правом, содержащимся в законах Рима, сформировалось особое преторское право, или магистратское (jus honorarium), которое стало вторым по важности источником гражданского права Рима, внеся в него мно­гие идеи и новации, почерпнутые из jus gentium.

Преторский эдикт первоначально обнародовался устно, затем стал высекаться на мраморе. А сам претор вел два «альбома»: в од­ном фиксировал эдикты, в другом — перечень новационных формул исков и средств преторской защиты. Чтобы каждый новый эдикт не вносил сумятицы в правоприменение, со временем преторам было предписано строже придерживаться практики предшественников. В 67 г. до н. э. закон прямо запретил преторам менять эдикты — они стали постоянными. С этого времени по важности преторский эдикт едва ли не превзошел законы. Во II в. император Адриан ука­зал известному юристу Сальвию Юлиану провести систематизацию преторского эдикта. Юлиан в сотрудничестве с другим правоведом собрал эдикты городских и перегринских преторов, курульных и провинциальных эдилов и составил единый обширный постоянный эдикт (143 г.), который впредь запрещено было менять, а следовало изучать и комментировать. С этим прекратилась и эволю­ция преторского права.

Переход к преимущественно преторской юстиции сопровождался переустройством судебных институтов в целом. Наряду с част­ными судьями, перешедшими из предыдущих веков, основны­ми учреждениями стали: а) центумвиральные суды, или коллегии 100 мужей, и б) суды «восстановителей утра­ченного», или рекуператоров. Суд рекуператоров действовал при перегринском преторе и представлял собой коллегию 3-5 судей, ко­торыми мог быть любой римлянин, где решались дела, требую­щие скорейшего решения, главным образом с участием перегринов или иностранцев в качестве одной из сторон. Этот суд был наиболее прост и даже отчасти демократичен. Наиболее важным судебным институтом стал суд центумвиров. Его составляли 105 судей, из­бранных от 35 римских триб и, по-видимому, принадлежавших к высшим сословиям — сенаторскому и всадническому. Начало дея­тельности судов относится к 240-м гг. до н. э. (однако есть упоминания и о создании их также Сервием Туллием). Круг полномочий этих судов был обширен — в них разбирались дела «о давности, об опеках, о родстве родовом и кровном, о намывных берегах и остро­вах, об обязательствах, о сделках, о стенах, о пользовании светом, о капели, о действительных и недействительных завещаниях и мно­жестве других, тому подобных вопросах»[34], практически все вопросы гражданского права, кроме споров о статусе лиц. Центумвиры дей­ствовали в 4 трибуналах, каждый со своей более суженной компе­тенцией; решения принимали коллегиально, и потому они были окончательными. Заседал суд на форуме, в особо отведенном месте.

В провинциях и муниципиях роль преторов играли (где их не было) наместники и префекты; постоянных списков судей из граж­дан там не было, в судьи избирали на городских собраниях или в се­натах муниципий.

Оформление преторского права изменило и процедуру судебного разбирательства — вначале не существенно, а к I в. до н. э. — принципиально. Разделение на две стадии — in jure и in judicio со­хранилось, однако юридически более важной стала первая. Инициа­тива по-прежнему оставалась за истцом, но вызов ответчика под­креплялся авторитетом магистрата: за неявку полагался штраф. Ис­тец излагал свою претензию в менее строгом виде, за ответчиком признавалось право не только принять или отвергнуть иск, но и сде­лать частичные возражения по разным содержательным вопросам: должен, но не столько, брал, но не должен, потому что... и т. д. Юридическое существо спора формулировали уже не стороны, а претор, который обобщал суть дела в формуле — специальном предписании судье. В этом предписании обязательно было три эле­мента: назначение судьи, изложение претензии и возражений, рас­поряжение о действиях судьи — оправдай или присуди. «Если окажется, что Авлу Агерию причинил ущерб Нумерий Негидий, то ты, судья, осуди его и сосчитай сумму убытка, если же окажется, что он сделал это невольно, оправдай»[35]. Составляя формулу, претор был более заинтересован не соблюдением требований квиритского права, а выяснением подлинных правоотношений сторон в учете справед­ливости. Конечно, юридический формализм полностью преодолен не был, и перечень новых преторских формул (который включали в эдикт как приложение) поначалу был невелик. Но теперь уже пре­тор не мог отказать в судебной защите, если имелась ранняя соот­ветствующая формула. На стадии судоговорения процесс шел в ос­новном прежним путем. При отсутствии спора (если стороны обра­тились в суд только за признанием перехода прав по обоюдному со­гласию) претор мог и сам решить дело.