Значение элегий Жуковского для становления русской романтической поэзии

Для становления русской романтической поэзии, ее гуманистического содержания элегии В.А.Жуковского имели важнейшее значение.

В историю русской литературы имя Василия Андреевича Жуковского (1783—1852) вошло как одно из самых славных и значительных. В.Г.Белинский говорил о «необъятно великом» значении его для русской поэзии и литературы. Замечательный поэт, создавший множест­во проникновенных лирических стихотво­рений, баллад, поэм, сказок, он, по словам Белинского, «ввел в русскую поэзию романтизм», обогатил ее элементами на­ционального колорита, великолепными переводами, которые познакомили рус­ских читателей с сокровищами западно­европейской поэзии, литератур Востока, с творениями Грея, Томсона, Голдсмита, Скотта, Саути, Байрона, Т. Мура, Бюргера, Гете, Шиллера, Гебеля, Фуке, Уланда, Лафонтена, Парни, Гомера, Фирдоуси, Вергилия и других.

«Творения Жуковского, — писал Белин­ский, — это целый период нашей литера­туры, целый период нравственного раз­вития нашего общества. ...Жуковский весь отдался своему направлению, своему при­званию. Он — романтик во всем, что есть лучшего в его поэзии». Это была поэзия «души и сердца», вносившая в литературу неведомое ей ранее, в пору господства классицизма, глубочайшее раскрытие внутреннего мира человека, то внимание к тончайшим затаенным переживаниям, изображение которых с таким блеском будут развивать и совершенствовать по­следующие поколения русских поэтов. Как говорил Белинский, в ориги­нальных произведениях Жуковского «еще в первый раз, русские стихи явились не только благозвучными и по­этическими по отделке, но и с содержанием. Они шли из сердца к сердцу; они говорили не о ярком блеске иллюмина­ций, не о громе побед, а о таинствах сердца, о таинствах внутреннего мира ду­ши... Они исполнены были тихой грусти, кроткой меланхолии — а это элементы, без которых нет поэзии» [Белинский 1965, 221].

По словам Белинского, «...без Жуков­ского мы не имели бы Пушкина», и сам Пушкин не раз подчеркивал большие за­слуги своего учителя перед русской ли­тературой. Пушкин нашел поистине классическую стихотворную формулу, определяющую значение Жуковского, чье творчество имеет непреходящую цен­ность:

 

Его стихов пленительная сладость

 

Пройдет веков завистливую даль,

 

И, внемля им, вздохнет о славе младость.

 

Как уже было отмечено во введении к нашей работе, в творчестве В.А.Жуковского исследователи [Янушкевич 2006, 13] выделяют пять периодов, которые можно условно обозначить следующим образом:

1) 1797-1807 - период самообразования и поэтического становления;

2) 1808-1814 - время эстетичес­кого самоопределения и поиска новых форм поэзии;

3) 1815-1825 - период ро­мантических манифестов;

4) 1826-1839 - этап общественно-философских поис­ков и путь к поэтическим системам;

5) 1840-1852 гг. - время эпических форм и по­вествовательной поэзии.

Жанр элегии, как правило, связывают с первым этапом творчества Жуковского, классические примеры – переводная элегия «Сельское кладбище» и оригинальная элегия «Вечер». Но элегические мотивы и образы присутствуют и в произведениях более поздних периодов.

«Исследователи постоянно и не без оснований говорят об ус­тойчивости "жанрового мышления" Жуковского. Жанровый принцип стал доминирующим в современных изданиях сочинений поэта, хотя уже сам Жуковский, подводя итоги своего творчества, в последнем прижизненном собрании сочинений сознательно вы­брал хронологический принцип. Поэзия Жуковского многожанрова. В ней есть периоды монополии отдельных жанров: балладные годы, время песен, элегий, эпических замыслов, сказок, стихотвор­ных повестей и т.д. У него есть любимые жанры, ведущие формы. Но и в жанровом отношении его творчество динамично: двумя пе­реводами "Сельского кладбища" (1802 и 1839 гг.), двумя "Ленорами" (1808 и 1831 гг.) он сознательно подчеркивал это. Его ранние элегии и элегии 1815-1824 гг., баллады 1808-1814 и 1831-1833 гг., сказки 1831 и 1845-1846 гг., переводы из греческих эпиков 1820-х гг. и перевод "Одиссеи" - произведения одного жанра, но различной поэтики, различного миросозерцания. Конечно, можно и нужно говорить о типологии того или иного жанра у Жуковско­го, но важно видеть жанровое развитие поэта, его движение от одних жанров к другим, к разрушению жанровой системы.

Об этом уже свидетельствуют романтические манифесты - стихотворения 1815-1824 гг. "Славянка" и "Невыразимое", "К мимопролетевшему знакомому гению", "Я музу юную, бывало..." и "Таинственный посетитель" не укладываются в привычные жан­ровые определения и отражают общую тенденцию поэзии Жуковского к синтезу настроений и различных жанровых признаков. Тенденция философско-психологической лирики, путь к стихотворению как целостной форме выражения бытия и мысли, к типу "внежанрового лирического стихотворения" во всей своей полноте проявится в лиро-эпических опытах Жуковского, переводах "Орлеанской девы" и "Шильонского узника". Наконец, в творчестве 1830-1840-х гг. приведет к созданию "эпических сти­хотворений", к переводу "Одиссеи".

Жанровая эволюция Жуковского - органическая часть его об­щей эволюции и отражение общих тенденций развития русской литературы» [Янушкевич 2006, 14].