Влияние Октябрьской революции на государственно-правовое развитие России

Октябрьская революция открыла новую эру в истории человечества. Ее значение состоит в том, что она впервые в истории человечества отстранила от власти прежние господствующие классы и, формально утвердив в этой роли класс угнетенных и эксплуатируемых, наделе установила диктатуру коммунистической партии.

Революция отобрала средства производства у помещиков и капиталистов и превратила их в общественную собственность, в обезличенное достояние трудящегося народа, противопоставив, таким образом, буржуазной собственности собственность государствен­ную, социалистическую. Она положила начало ликвидации эксплуатации человека человеком, но созданием «государственного капитализма» породила эксплуатацию человека государством.

Победа Октябрьской революции коренным образом изменила международное и внутреннее положения России.

Одним из важнейших результатов победы Октябрьской революции явилось изменение положения большевистской партии в стране. Коммунистическая партия стала правящей, превратилась в руководящую и организующую силу государства и фактически установила свою диктатуру. Это означало, что программа РКП(б) теперь стала руководящим началом внутренней и внешней политики правительства. Программные требования коммунистов превращались в практические мероприятия госу­дарственной политики. Авторитет партии неизмеримо вырос, теперь партийные решения подлежали обязательному, неукоснительному и беспрекословному выполнению. Малейшая кри­тика партии, ее решений и деятельности ее функционеров незамедлительно пресекалась и каралась.

Октябрьская социалистическая революция утвердила за советским пролетариатом роль признанного авангарда угнетенных и эксплуатируемых масс всего мира в борьбе за свержение капитализма, за социалистическое преобразование общества. Международное значение Октябрьской революции состоит, прежде всего, в том, что она, прорвав фронт мирового империализма, низложила буржуазию в одной из самых больших капиталистических стран и установила в ней господство пролетариата, она открыла во всемирной истории эпоху пролетарских революций, расколов мир на два лагеря, создала в лице страны пролетарской диктатуры базу мирового революционного движения, на руководство которым претендовала Коммунистическая партия (РКП(б), ВКП(б), КПСС).

Но если исходить из конечного результата, постигшего все, что было создано в ходе Октябрьской революции, то, думается, небесполезно было бы обратиться к анализу этого вопроса Троцким и его предвидению бесславного конца идеи социализма и пролетарской диктатуры. Может быть, именно в этом предвидении-пророчестве и была причина той ненависти, которую питал к нему Сталин. На склоне дней Троцкий допрашивал себя о смысле и цели своей жизни и борьбы и, больше того, борьбы не­скольких поколений борцов, коммунистов и социалистов. Не рассыпалось ли целое столетие революционных усилий в пыль? Снова и снова он возвращается к тому факту, что рабочие не свергли капитализм где-либо за пределами России. Снова и сно­ва он обозревает длинную и унылую цепь поражений революции между двумя мировыми войнами. И он вынужден прийти к выводу: если к этому списку добавятся новые крупные поражения, тогда вся историческая перспектива, нарисованная марксистами, действительно окажется под вопросом. В этой связи он сделал одно из чрезвычайно сильных и гиперболических заявлений, которые время от времени исходят от любого большого полемиста и человека действия, но которые буквально ведут к бесконечному смятению. Он заявил, что окончательная проверка рабочего класса, социализма и марксизма близка. Она придет со Второй мировой войной. Если война не приведет к пролетарской революции на Западе, тогда на место умирающего капитализма действительно придет не социализм, а новая бюрократическая и тоталитарная система эксплуатации. Если рабочий класс Запада сможет захватить власть, но затем окажется неспособным удер­жать ее и сдаст ее привилегированной бюрократии, как сделали русские рабочие, тогда будет действительно необходимо при­знать, что надежды, возлагаемые марксизмом на пролетариат, тщетны. Тогда подъем сталинизма в России тоже предстанет в новом свете: «Мы будем вынуждены признать, что [сталинизм] коренится не в отсталости страны и не в капиталистическом окружении, а в неспособности пролетариата по своей природе стать правящим классом. Тогда придется констатировать; бросив ретроспективный взгляд, что нынешний СССР был предтечей новой и всеобщей системы эксплуатации... Как ни тяжела эта перспектива, если международный пролетариат действитель­но окажется неспособным выполнить свою миссию... ничего не останется, как открыто признать, что социалистическая про­грамма, основывающаяся на внутренних противоречиях капита­листического общества, превратилась в утопию»[40].

Он продолжает: «Самоочевидно, что [если марксистская программа окажется неосуществимой] потребуется новая про­грамма-минимум — защита интересов рабов тоталитарной бю­рократической системы». Такое заявление типично для Троц­кого: если будущее готовит человечеству всего-навсего бюро­кратическое рабство, тогда он с учениками будет на стороне рабов, а не новых эксплуататоров, независимо от того, в какой мере «исторически необходимой» может оказаться новая экс­плуатация. Прожив всю свою жизнь с верой в то, что приход социализма - научно установленная неизбежность, что исто­рия на стороне сражающихся за освобождение эксплуатируе­мых и угнетенных, Троцкий и теперь призывает своих учеников и оставаться на стороне эксплуатируемых и угнетенных, даже ес­ли против них история и все научные предсказания[41].

Говоря о значении Октябрьской революции, невозможно обойти молчанием вопрос о ее влиянии на формирование пра­восознания и правопонимания.

Одним из наиболее важных изменений, произведенных Ок­тябрьской революцией, было возвращение к более традицион­ным для России отношениям между государством и обществом. В отличие от Временного правительства, в политике которого обозначился поворот от всепроникающей и доминирующей ро­ли государства в социальных взаимоотношениях, Ленин высту­пал «без условно за твердую власть и за централизм» по мень­шей мере до тех пор, пока полностью не перестроится старый режим[42]. В вопросе о государственной власти революционное чутье Ленина, по-видимому, возобладало над логикой марксиз­ма. И если летом 1917 г. он обращался к концепции Маркса о «вооруженном народе» как революционной силе, способной встать на место разрушенного буржуазного государства, то в начале октября он уже говорил о необходимости создания про­летарского государственного аппарата, более сильного и цен­трализованного, чем до революции[43].

Кардинальные изменения произошли и в области права. Хо­тя марксистская теория права находилась в то время в зачаточ­ном состоянии, она помогла большевикам выработать последо­вательный подход к роли права в обществе[44]. Этот подход имел мало общего с той либеральной концепцией права, которая на­чала реализовываться в России после Судебной реформы 1864 года. Проще говоря, марксисты считали, что, как только экономические отношения достигают определенного уровня развития, в любом обществе для регуляции экономической дея­тельности возникает надстройка законов и правовых институ­тов. А так как считается, что изменения в экономике приводят к соответствующим изменениям в правовой системе, то те, кто контролирует экономику — правящий класс, — должны кон­тролировать и право. В капиталистическом обществе правящий класс состоит из относительно небольшой группы владельцев собственности, которые изменяют право и правовые институты в своих собственных узких интересах. Но с началом социали­стической революции собственность правящего класса экспро­приируется, и рычаги управления экономикой переходят к но­вому, пролетарскому государству. Таким образом, после рево­люции право и правовые институты становятся инструментами, которые пролетариат использует так, как он считает нужным, до тех тор, пока экономические отношения не будут настолько упорядоченными, что право и даже само государство становят­ся более ненужными и потому отмирают. В России в 1917 г. право стало инструментом управления в руках самозваного авангарда рабочего класса, т. е. большевистской партии, кото­рая использовала этот инструмент во имя утверждения господ­ства пролетариата.

Важным последствием применения марксистской теории явилась потеря правом его этической ауры. В Средние века считалось, что в праве отражается не материальный мир, а хотя бы в некоторой степени божественная справедливость. Когда право как воплощение системы правил, предписанных Богом, начало утрачивать доверие, правом были провозглашены нор­мы, основанные на чувстве справедливости и утвержденные так называемым общественным договором. Низведя право до инст­румента классового правления, марксистская теория порвала с вековой традицией, согласно которой на правовую систему на­лагались этические ограничения независимо от того, были ли они кажущимися или реальными. Приняв такую точку зрения, большевики истолковали право как продолжение политической власти. Формула «революционная целесообразность равняется революционной законности» выражала признание новым ре­жимом только тех законов, которые служат интересам револю­ции.

Правовые институты, в свою очередь, расценивались боль­шевиками как сугубо политические, находящиеся в распоряже­нии государства. Ленин писал: «Суд есть орган власти. Это за­бывают иногда либералы. Марксисту грех забывать это»[45]. Ле­нин считал, что для создания системы правовых институтов с правильной политической ориентацией социалистическая ре­волюция должна полностью уничтожить старую государствен­ную машину. Он, однако, не давал разъяснений по поводу того, какие институты должны заменить уничтоженные. Из его ста­тей неясно также, считал ли он адвокатуру таким государствен­ным институтом, который обязательно должен быть уничтожен в ходе социалистической революции[46].

Смена политической, власти должна была привести к изме­нению направления развития таких институтов, каким являлась адвокатура, но конкретные последствия, которые взятие власти большевиками могло иметь для адвокатской корпорации, не сразу были очевидны даже для самих новых правителей, при­шедших к власти без определенной программы правовых ре­форм[47].

Теоретическое наследие и революционный опыт большеви­ков, однако, убеждали в том, что будущая политика в отноше­нии адвокатуры и правовой системы и целом должна резко от­личаться от политики, проводимой Временным правительством.

Отсутствие какого-либо теоретического обоснования поли­тики по отношению к адвокатуре компенсировалось революци­онным опытом большевиков, определявшим в значительной степени отношение к адвокатской корпорации. В течение ряда лет, предшествовавших Октябрьской революции, большевики активно контактировали с адвокатами как с защитниками на политических процессах, как с политическими оппонентами, представлявшими другие партии, преимущественно кадетскую, а также и как с коллегами по адвокатуре. Эти связи убеждали революционеров в том, что адвокатура является по природе консервативным образованием и члены ее за редким исключе­нием профессионально, социально и политически связаны с правящими классами[48].

Многие выдающиеся большевики досконально знали тонко­сти адвокатской профессии, так как практиковали в качестве адвокатов при старом режиме. Красиков, Крестинский, Стучка, Курский да и сам Ленин были до революции членами адвокату­ры. После получения диплома юриста в Санкт-Петербурге в 1891 г. в возрасте 21 года Ленин без особого, можно сказать, энтузиазма проработал в течение полутора лет помощником ад­воката в провинциальном городе Самаре. Будучи под началом реформистски настроенного присяжного поверенного Хардина, он провел всего десять дел о незначительных преступлениях, и во всех случаях его клиенты были осуждены. По предположе­нию Троцкого, это короткое неудачное знакомство с адвокат­ской профессией убедило Ленина в безрезультатности решения проблем отсталости России таким медленным способом. Тре­бовались более серьезные меры. Занятие адвокатской практи­кой, кроме того, по-видимому, способствовало усилению в Ле­нине «пароксизма оппозиции и ярости» по отношению к либе­ральной интеллигенции вообще и присяжным поверенным в частности[49].

Резкая враждебность Ленина к представителям адвокатской профессии сохранялась у него в течение всей его жизни, хотя это его отношение, может быть, никогда не получало более сильного выражения, чем в 1907 г. в письме к революционерке, его соратнице, находящейся в заключении в ожидании суда. Давая ей рекомендации относительно тактики защиты, Ленин следующим образом комментировал взаимоотношения между адвокатом и клиентом: «Адвокатов надо брать в ежовые рукави­цы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, су­кин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие или политический оппортунизм... то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой защиты»[50].

По словам Стучки, который при новом режиме занимал пост наркома юстиции, Ленин «не особенно миловал юриспру­денцию и юристов»[51]. Наконец говоря о значении Октябрьской революции необ­ходимо иметь в виду и ее международно-правовое воздействие: «Кто не видит, что европейское равновесие нарушено исчезно­вением России, выделившейся из состава других держав? По­литически и экономически Европе не хватает России. С поте­рей России рухнула для нее одна из опорных колонн. Будьте уверены, что экономическое возрождение последует вскоре за освобождением. Моральным же язвам, увы, потребуется боль­ше времени, чтобы затянуться, так как лица, временно находя­щиеся у власти, проявили дьявольское искусство в разложении молодежи; но они не окажутся неизлечимыми для того, кто знает запас энергии и душевную доброту нашего народа.

Еще одно обстоятельство необходимо иметь в виду: если в России коммунизм вырождается, он, несомненно, развивается между другими нациями благодаря пропаганде, очагом которой является III Интернационал. Возрождение России положит ко­нец этой преступной пропаганде, угрожающей цивилизации»[52].

Октябрь внес коренные изменения в положение нерусских национальностей, положил начало решению национального во­проса в нашей стране. Национальное движение было одним из революционных потоков. РСДРП еще до революции включила в свою программу важнейшие требования по национальному вопросу. Придя к власти, она немедленно стала проводить их в жизнь. Уже обращение «К рабочим, солдатам и крестьянам!», принятое II Всероссийским съездом Советов, заверяло народы России, что советская власть обеспечит всем нациям, населяю­щим Россию, подлинное право на самоопределение. Это обеща­ние было проведено в жизнь в первые же дни советской власти. Документом громадной политической важности явилась Декла­рация прав народов России, изданная 2 ноября 1917 г.

Отмечая, что освобождение народов России должно быть проведено решительно и бесповоротно, Декларация закрепляла основные принципы национальной политики, которые Совет народных комиссаров решил положить в основу своей деятель­ности: равенство и суверенность народов России, право на их самоопределение вплоть до отделения, отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных ограничений и привилегий, свободное развитие национальных меньшинств.

Важным средством решения национального вопроса должно было стать национально-государственное строительство. Совет­ское государство родилось как унитарное. Однако вскоре после Октября возникла тенденция к усложнению формы его государ­ственного единства, вытекающая из многонационального харак­тера Советской России и политики Коммунистической партии, направленной на разрешение национального вопроса путем предоставления народам широкого права на самоопределение. (Это право было реализовано в 1991 г. с распадом Союза.)