История Древнего мира, том 2. 17 страница

Следующей формой помощи свободной бедноте, опять же сочетаемой с культурно-политическими задачами, были общегосударственные и общенародные празднества, число которых возросло в правление Перикла. Участие в них сплачивало афпнян, повышало их политическое сознание, укрепляло привязанность к полису, а сопровождавшие празднества раздачи и угощения приобщали всю массу граждан к доходам государства и богатой верхушки. «Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприпошениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов...» — говорит Перикл у Фукидида.

Периклу приписывается введение феорикона — зрелищных денег, которые выдавались государством беднейшим гражданам для оплаты театральных билетов. Театральные представления были составной частью общегосударственных праздников, театр играл большую роль в культурной и политической жизни Афин, был источником распространения морально-политических идей.

При Перикле были восстановлены учрежденные еще Писистратом суды по демам, что ускоряло разбирательство локальных конфликтов и освобождало сельских жителей от лишних поездок в Афины. Расширено было применение жребия при замещении должностей. Но проводя никаких радикальных реформ в области быта, Перикл личным примером должен был сильно поколебать консервативные устои афинской семейной жизни. Женатый вторым браком на Аспасии, милетянке по происхождению, женщине, по всеобщему признанию современников, выдающегося ума, знаний и способностей, Перикл не только сделал свою жену другом и советеиком в своей деятельности, но и привлек её к участию в теоретических собеседованиях на разнообразные темы науки, культуры, философии, политики, центром которых стал их дом. Аспасия принимала гостей, среди которых были выдающиеся умы и таланты Афин и Греции — Анаксагор, Софокл, Сократ, Фидий, Гипподам и др., и блистала среди них своим красноречием, глубиной незнаний, трезвостью суждений, вызывая глубокое уважение и восхищение. Пример Перикла и Аспасии оказался заразительным. Широко распространившееся в это время просвещение, публичные лекции софистов, постановка морально-этических проб-тем на сцене театра, идеи об относительности существующих представлений о добре и зле, справедливом и несправедливом, сомнения в божественном характере, а следовательно, и в незыблемости институтов, созданных людьми, — все это не могло не поколебать и консервативные семенные устои. Некоторые мужья сами приводят своих жен в дом Аспасии, чтобы они послушали ее рассуждения; бесправие и униженное положение афинской женщины становятся темой дискуссий в обществе и театре. Политическая оппозиция против Перикла, опираясь на живучесть консервативных традиций в демосе, пыталась использовать необычную для Афин атмосферу в его доме для грязных нападок на Аспасию. Ее обвинили в неблаговидном поведении, в сводничестве, и только личное заступничество Перикла, не постыдившегося умолять афинских судей, спасло Аспасию от сурового приговора. Опасность была тем более велика, что Аспасия не была афинянкой, брак ее с Периклом не признавался вполне действительным по юридическим последствиям[64], а афинский суд присяжных был вообще менее снисходителен к чужеземцам, чем к своим согражданам.

Авторитет Перикла был столь непререкаем, что оппозиция действовала окольными путями, стремясь опорочить близких ему людей. Друг и соратник Перикла по перестройке Акрополя — прославленный скульптор Фидий дважды привлекался к ответственности — один раз якобы за присвоение золота или слоновой кости, выделенных на создание статуи Афины, второй — за кощунственное изображение на щите Афины себя и Перикла среди героев, сражавшихся с амазонками. Обвинение в хищении не подтвердилось, но за кощунство Фидий был брошен в тюрьму и там умер. Гонениям подвергся и наставник Перикла Анаксагор, который вынужден был покинуть Афины.

Аристократическая оппозиция критиковала Перикла за слишком суровое обращение с союзниками, за расходование их взносов на внутренние нужды Афин. При Перикле действительно расширилась сфера влияния Афин, к союзу присоединился ряд новых городов, укрепилось афинское влияние во внутренней: жизни союзников (покровительство демократическим слоям населения, разбирательство важнейших дел союзников в афинском суде, контроль над чеканкой монеты), неукоснительно взыскивался форос, в своих внешнеторговых связях союзные государства должны были считаться прежде всего с интересами Афин; клерухии ущемляли союзников и материально (изъятие части земель) и морально.

В то же время даже враждебные афинской демократии авторы признавали, что в союзных с Афинами государствах большинство населения заинтересовано было в сохранении союза. Афины, как ужо было сказано, поддерживали и насаждали демократические порядки, ограничивали произвол олигархических групп. Безопасность плавания в Эгейском море, обеспеченная господством афинского флота, способствовала развитию экономических и культурных связей.

Фактическое прекращение войн между членами союза позволяло жителям пользоваться всеми благами мирного существования. Небольшие греческие государства, как правило, не могли себя защищать сами и сохранять абсолютную независимость.

Смелый и решительный в области внутриполитической, Перикл был сдержан и осторожен в отношениях с другими государствами. Так же как и Фемистокл, он понимал, что после отражения персидской угрозы основным противником Афин становится Спарта. При Перикле завершено было строительство так называемых Длинных степ, соединявших город с гаванью Пирей. Отныне Афины могли не опасаться нападения с суши и, отсиживаясь под укрытием степ, получать все необходимое и общаться с внешним миром с помощью своего флота. Так как угроза сухопутного нападения в это время могла исходить прежде всего от Спарты, а на море бесспорно господствовали Афины, сооружение стен было явно антиспартанским мероприятием и обеспечивало Афинам большую свободу действий в Балканской Греции. При Перикле были предприняты попытки расширить влияние Афин в Средней Греции, во Фракии, в Сицилии и Южной Италии, и даже в части Пелопоннеса (Могары, Аргос). Однако он избегал рискованных операций, предпочитая дипломатические средства, а иногда и экономическое давление. Не все его внешнеполитические начинания удались.

Предложение его созвать общеэллинский конгресс (443 г. до н.э.) для принятия совместных мер по восстановлению разрушенных персами храмов и обеспечению безопасного морского плавания было отклонено усилиями Спарты. Созданная по инициативе Перикла колония Фурии в Южной Италии, к участию в которой были приглашены все желающие, не превратилась, как было задумано, в символ единения греков под эгидой Афин, а заполнилась выходцами из Пелопоннеса и занимала впоследствии проспартанскую позицию.

Противодействие Спарты и ее союзников распространению афинского влияния, подрывная деятельность внутри Афинского союза, опиравшаяся на поддержку там (и в самих Афинах) антидемократических сил, все более обостряли отношения двух ведущих государств в Греции, и здесь и там усиливались воинственные тенденции, руководители обеих сторон вынуждены были пойти на крайние меры, которые привели к прямому столкновению — Пелопоннесской войне.

Если аристократическая оппозиция критиковала Перикла за угнетение союзников (что в целом было с ее стороны демагогией) и призывала к тесному союзу со Спартой, порядки которой она превозносила, то усилившаяся в последний период правления Перикла радикальная оппозиция призывала к более жесткому обращению с союзниками и к активной внешней завоевательной политике. В её программе отчетливо проявлялись отрицательные стороны рабовладельческой демократии, которая не только не отменила эксплуатацию и угнетение других народов, но не могла существовать без них. Перикл, опиравшийся на свой непререкаемый авторитет и безусловную поддержку большинства афинского демоса, проводил собственную политическую линию, отражая многочисленные нападки оппозиции. Но его политика не выдержала испытаний Пелопоннесской войны. Вскоре после ее начала Перикл ушел с политической сцены, а потом и из жизни. К счастью для себя, он не дожил до сокрушения мощи Афин и краха морской державы. Деятельность и личность Перикла оставили неизгладимый след в истории Афин н всей Греции.

Литература:

Глускина Л.М. Расцвет афинской рабовладельческой демократии./История Древнего мира. Расцвет Древних обществ. - М. .-Знание, 1983 - с. 180-194

 

Лекция 10: Предэллинизм на Востоке.

 

 

Западные сатрапии Ахеменидской державы.

Путешествуя в середине V в. до н.э. но западным окраинам Ахеменидской державы, «отец истории» Геродот обратил внимание на многоликость этой территории, на разнообразие географических условий и этнического состава населения. Какой резкий контраст между Вавилонией, которая «из всех стран на свете... производит безусловно самые лучшие плоды Деметры (т.е. земли)», и выжженной солнцем Аравийской пустыней, между западным побережьем Малой: Азии с «самым благодатным климатом на свете» и гористыми центральными районами, где люди «едят... не столько, сколько пожелают, а сколько у них есть пищи, так как обитают в земле суровой».

Накануне включения Ближнего Востока в состав Ахеменидской державы в 546—525 гг. до н.э. там существовали общества с различными уровнями и типами экономики. Имелись общества на разных ступенях разложения первобытнообщинного строя, например арабы к югу от Палестины или таохи, кардухп и другие племена северо-восточной и центральной Малой Азии и Армянского нагорья. В Сирии и в западной Малой Азии преобладали общества без крупномасштабной ирригации и с превосходством общинно-частного сектора над государственным, в Нижней Месопотамии господствовало общество с речной ирригацией, развитыми товарными хозяйствами и сильным государственным сектором, а на побережьях находились финикийские и греческие полисы с высокоразвитым частным товарным хозяйством на собственно рабской основе.

Включение столь разных по уровню развития и типу экономики обществ в состав мировой державы Ахеменидов оказывало на них значительное воздействие. Основным рычагом его в десяти западных сатрапиях был государственный аппарат Ахеменидов.

Некоторые из больших сатрапий, например Заречье, т.е. Сирия и Верхняя Месопотамия, делились на более мелкие провинции, возглавляемые областеначальником — пеха. Такими провинциями в сатрапии Заречье были, например, Аммон в Заиорданье, где в V в. до н.э. должность пеха находилась в руках, местного рода Тобнадов, и Самария в Западной Палестине, где должность пеха наследовалась в семье Сапваллата (точнее, Синубаллита). Передача должности пеха местной знати усиливала стремление провинций к автономии, которую многие самоуправляющиеся территории и общности в составе западных сатрапий имели с самого начала. Формы самоуправления автономных образовании были определены их историческими традициями.

Важную группу самоуправляющихся территорий составляли греческие полисы малоазиатского побережья. Они не только сохраняли свои специфические полисные институты (народное собрание, совет, пританы и т.д.), но также древние формы взаимосвязи в виде религиозно-культовых союзов. При персидском владычестве продолжал существовать образованный около 700 г. до н.э. союз 12 ионийских городов (Милет, Эфес и др.). Подобные союзы способствовали сохранению эллинской общности в Малой Азии и ротиводействовали разобщающему воздействию того, что греческие города в политическом отношении подчинялись сатрапам каждый по отдельности. Сатрапы контролировали подвластные им города через тиранов, которые пользовались поддержкой персидских властей, о чем заявил тиран Милета Гистией: «Каждый из них в настоящее время является тираном в городе милостью Дарня. Если же могущество

Дария будет сокрушено, то ни сам он — Гистией — и никто другой уже не сможет сохранить своей власти над городом» (Геродот). В отношении персидских властей к малоазиатским полисам покровительство сочеталось с подозрительностью, стремление полисов к полной независимости беспощадно подавлялось. Но автономия полисов не была отменена.

Аналогичным было положение финикийских городов, которые управлялись собственными царями, и многочисленных династов в Карий, Пафлагонии и других областях Малой Азии. Некоторые племена были фактически независимыми, например арабы, который «никогда но были под игом персов», или колхи, которые «налагают на себя подати в виде добровольных даров» (Геродот). Наиболее важную группу автономных образований составляли гражданско-храмовые общины (см. ниже), число которых и VI — IV вв. до н.э. заметно возросло, что свидетельствует об их существенной роли в мировой державе Ахеменидов.

Взимание Ахеменидами основного налога в серебре способствовало развитию товарно-донежных отношений и разорению земледельческого населения. Лишь некоторые сатрапии (Лидия, Киликия и др.) обладали собственными серебряными рудниками, остальные должны были приобретать серебро путем продажи продуктов земледелия и ремесленных изделий. Жители провинций Йехуд в Палестине (часть сатраиии Заречье) вносили натуральные налоги — «хлеб пеха», вино, масло и зерно (в сосудах с надписями «Йехуд», «город» или «пеха»). Вполне возможно, что нормой взимания этих налогов была широко распространенная на Востоке десятина. «Хлеб пеха», по-видимому, частично расходовался на содержание двора, администрации и войска пеха, но другая часть скапливалась в огромных хранилищах и, превращенная пеха или купцами в серебро, шла на уплату денежного налога в центральную казну.

Развитию товарно-денежных отношений содействовало также широкое дорожное строительство Ахеменидов. Через западные сатрапии проходили знаменитая «царская дорога» из Сард в Вавилон и многие другие важные пути, по которым спешили гонцы «почтовой службы», шло войско, путешествовали купцы, а иногда и жаждущие знании мудрецы. Эти дороги способствовали миграционным процессам, весьма интенсивным в ахсменидское время. Новоассирийские и нововавилонские цари постоянно прибегали к массовым переселениям жителей покоренных стран. Ахемениды также нередко применяли принудительные переселения, но лишь как крайнюю меру наказания: Кир II продал в рабство жителей малоазиатских городов Приены и Магнесии, Дарий I выселил восставших милетян, а его полководцы угрожали мятежным ионийцам, что «в случае поражения они сами будут проданы в рабство... а их родную землю отдадим другим» (Геродот). Большая часть принудительно переселенных стала рабами в хозяйствах Ахеменидов и персидских вельмож. Подсчеты М.А. Дандамаева доказывают, что между 509 и 494 гг. до н.э. в 108 населенных пунктах Персиды и Элама находилось более 21 тыс. рабов — мужчин, женщин и детей из представителей самых различных народностей —египтян, вавилонян, лидийдев, эллинов и др.

Основная масса принудительно переселенных лиц пополняла состав работников государственного сектора экономики, в который входила также часть лиц, добровольно переселившихся, в первую очередь воины-наемники различной этнической принадлежности. Они часто образовывали гарнизоны отдаленных пограничных крепостей; например, гарнизон в Элефантине (на юге Египта) состоял главным образом из иудеев, которые жили семьями, получали за службу вознаграждение хлебом, мясом и другими продуктами, а также небольшие наделы земли. В Вавилонии были поселения воинов малоагшатов, иранцев и др.

Большое место в миграционном процессе VI—IV вв. до н.э. занимала индивидуальная или коллективная добровольная форма переселения. К этой весьма значительной группе переселенцев относились купцы н ремесленники, обосновавшиеся в наиболее оживленных торгово-ремесленных центрах державы. Так, в Вавилонии проживали добровольно переселявшиеся саки и индийцы, иудеи и арабы, египтяне и карийцы; вездесущие финикийские купцы осели в Эционгебсре на берегу Акабского залива Красного моря. Пересолонцы чаще всего жили бок о бок с местными жителями, заключали с ними сделки и вступали в браки, почитали своих и местных богов, принимали местные имена; примеры известны из Египта и Вавилонии.

Наплыв переселенных и переселившихся был настолько значительным, что в некоторых странах, например в Вавилонии, это было одной из причин повышения в полтора раза цен на предметы потребления. В миграционном процессе VI—IV вв. до н.э. наиболее интенсивными были внутриближневосточные перемещения, а именно миграции представителей различных этнических групп Передней Азии. Эллины из материковой Греции и городов Малой Азии пока еще в меньшей степени участвовали и этом миграционном процессе, хотя греческая колонизация продолжалась в юго-восточных районах Причерноморья, Интенсивная миграция совместно с другими факторами — вхождением стран в сравнительно устойчивую державу и относительным миром в ней, дорожным строительством и развитием товарно-денежных отношения — способствовала заметным сдвигам во всех сферах хозяйственной жизни. Решающую роль в этом сыграла металлургия железа и стали, ставшая в середине I тысячелетия до н.э. основой всего производства.

Существенные сдвиги заметны и в основной отрасли производства — в сельском хозяйстве, но наиболее отчетливо они проявились в ремесле. Пет надобности говорить о дальнейшем развитии ремесленного производства в таких старых его центрах, как Нижняя

Месопотамия, Финикия или греческие полисы Малой Азии. Более показателен подъем ремесленного производства в ранее отсталых областях, например в Колхиде или Иудее. Исследования доказывают широкое развитие металлургии железа в причерноморской Грузии, где найдено большое количество железоплавильных мастерских, выплавлявших десятки тонн металла. Значительная часть местного населения была вовлечена в это производство и в другие отрасли ремесла, например в изготовление полотна.

Но менее показателен подъем ремесленного производства в городах Иудеи VI — IV вв. до н.э. Здесь процветало специализированное ремесло, представители которого были объединены в ассоциации по специальностям; например, известна ассоциация «золотых дел мастеров» в Иерусалиме. В городах работали кузнецы и резчики по камню, гончары и ткачи, красильщики и парфюмеры, а в Эйнгеди (на берегу Мертвого моря) сохранилось или возродилось производство прославленного целебного бальзама. На примере керамики из ахеменидской Палестины наглядно прослеживается плодотворное воздействие иноземного влияния на местное ремесленное производство, ибо наилучшими были те изделия, в которых сказывалось влияние Вавилонии или Греции.

Необходимым спутником подъема сельскохозяйственного и ремесленного производства была интенсификация торговли. Из Малой Азии вывозили железо, медь, серебро, золото, строительный лес и полудрагоценные камни, из Сирии — изделия на стекла, из Египта — зерно, полотно, золото и слоновую кость, из Финикии — кедр и крашеную шерсть, на Аравии — золото и благовония и т. д, Особенно характерно для VI—IV вв. до н. э. вовлечение во внешнеторговые связи районов, ранее мало участвовавших в них. Так, в Иудею теперь ввозили золото и серебро, древесину и драгоценные камни, керамику н ткани, благовония н другие товары, а вывозили бальзам, асфальт, парфюмерию, вино и т.д. Археологические находки греческих, египетских, малоазийских, южноаравийских и других изделий свидетельствуют о разветвленности торговых связей. Внешняя и транзитная торговля сочеталась с оживленной внутренней торговлей. Горожане, как нам известно на примере Иерусалима, пользовались рынками, куда крестьяне «возят снопы н навьючивают ослов вином, виноградом, смоквами и всяким грузом...». Заметную роль играли финикийские купцы, которые «жили в Иудее и привозили рыбу н всякий товар» («Книга Нехемии»). Возникла и ассоциация иерусалимских купцов. Ту же картину можно было наблюдать и в других западных сатрапиях держаны.

В VI—IV вв. до н.э. торговлей могли заниматься не только профессиональные купцы, но любые частные лица, нередко сочетавшие торговую деятельность с ростовщичеством. Развитию ростовщичества содействовали налоговая система Ахеменидов (поскольку у населения не хватало серебра) и оживленная торговля; ростовщичество процветало во всех западных сатрапиях. Наиболее полные сведения о торговой, ростовщической и предпринимательской деятельности содержат архивы вавилонских частных торговых домов Эгибп и Мурашу. Особенно разносторонней была в V в. до н.э. деятельность дома Мурашу, который арендовал земли, пожалованные персидским вельможам, и сдавал их в субаренду, полученные продукты продавал на местных рынках за серебро, ссуживал серебро и зерно, являясь одновременно банком, торговым предприятием и крупным землевладельцем.

В истории древнего мира периоды интенсивной урбанизации сменялись периодами упадка городской жизни. В мировой державе Ахеменидов происходила интенсивная урбанизация, порожденная расцветом ремесел и торговли и административными нуждами державы.

Правильность сказанного можно лучше показать не на примере старых центров городской жизни в Двуречье, Финикии или запада Малой Азии, где в VI—IV вв. до н. э. продолжался заметный рост городов, а на примере урбанизации в тех районах, где города в предшествовавшие времена были разрушены (Иудея) или вообще не существовали (Колхида, Иверия).

Экономическое развитие Колхиды и Иверии в V—III вв. до н.э. обусловливало не столько сознательное строительство городов сколько их стихийное образование (Унлицихе, Михета и др.). Городами становились лишь те поселения, которые имели наилучшие условия: надежную фортификацию, высокий уровень развития ремесленного производства, местоположение у торгового пути и т.д.

Во время завоевания Иудеи вавилонянами (597—586 гг. до н.э.) были разрушены пойти все города, особенно на юге страны. Интенсивность процесса восстановления городов и дальнейшей урбанизации в ахеменидский период наглядно выражена в цифрах, показывающих рост численности членов гражданско-храмовой общины и количества городов до и после 458-57 г. до н.э.:

Ранее 458-57 г. После 458-57 г. Численность членов общины Ок. 42 тыс. Ок. 150 тыс. Количество городов 19 48

Что же представляли собой эти города? Существовало несколько «больших» городов с площадью около 7—8 га и населенней около 6,5 — 7 тыс. человек, но преобладали города средней величины (2,5—4 га) с населением около 2—4 тыс. человек и совсем маленькие города (0,4—1 га), в которых проживало несколько сот человек. Городское население состояло из ремесленников, купцов, лавочников и земледельцев. Последние составляли значительную часть городских жителей: каждый город имел свою сельскохозяйственную округу в радиусе 5—10 км за городскими укреплениями.

С интенсивным процессом урбанизации в западных сатрапиях Ахеменидской державы теснейшим образом связано развитие гражданско-храмовых общин.

Гражданско-храмовые общины в западных сатрапиях.

Своеобразный социально-политический организм, названный в советской научной литературе «гражданско-храмовой общиной» (Г, X. Саркисян), был широко распространен во всех западных сатрапиях Ахеменидской державы. Многочисленные гражданско-храмовые общины существовали в Малой Азии (Комапа, Зела, Ольба и др.), Армении (Тордан, Анн и др.), Вавилонии (Вавилон, Ниппур, Урук и др.), Сирии (Бамшика, Эмеса и др.)) Финикии (Тир, Си дон, Библ, Арвад и др.) и Палестине. Палестинская община наиболее полно отражена в исторических источниках ахеменидского времени, поэтому далее мы остановимся подробнее именно на ней.

Зарождение гражданско-храмовой общипы было обусловлено главным образом эволюцией и взаимосвязью двух секторов экономики — государственного и общинно-частного в державе Ахеменидов в целом и в каждой ее составной части в отдельности.

Как уже говорилось в лекции об ахеменидской Персии, установление господства Ахеменидов в Передней Азии повлекло за собой заметное увеличение и до того (со времени Ассирии) обширного царского земельного фонда за счет захвата земель побежденных правителей и знати. На царских землях работали десятки и сотни рабов пз чужеземцев — курташ или гарда, а часть царской земли сдавалась в аренду. На других землях сидели зависимые земледельцы, объединенные во вторичные сельские общины. Много земель Ахемениды раздавали персидским вельможам, крупным чиновникам и лицам, оказавшим царям услуги. Так, например, бывший великий противник персов Фемпстокл после бегства из Афин подучил от Артаксеркса г. Миунт «на приправу», Магнесию — «на хлеб», а Лампсак — «на вино». Но львиная доля даров или пожалований доставалась персидской знати; так, Ксенофонт в своей книге «Анабасис» рассказывает об обширном поместье перса Асидата в Мисии. Напавшие на это поместье греческие воины захватили «около 250 рабов», что составляло лишь небольшую часть рабов Асидата. Царские хозяйства, поместья знати, поселения зависимых земледельцев и наделы воинов-наемников в своей совокупности образовывали государственный сектор экономики, которому противостоял общинно-частный сектор.

В общинно-частный сектор входили территории полисов, например в Малой Азии, где часть земли находилась в частной собственности граждан, а другая — в совместной собственности всего гражданского коллектива. К этому сектору относились также многочисленные общины свободных земледельцев и обширные храмовые хозяйства, а также племена.

В ахеменидское время в обоих секторах — государственном и общинно-частном — велись практически однотипные хозяйства, что способствовало размыванию различий между ними. Этому содействовало и то, что оба сектора территориально не были обособлены, и в Ниппуре, например, соседствовали царские хозяйства и поместья персидской знати, храмовые латифундии, земли дома Мурашу и др. Многие храмы в первой половине I тысячелетия до н.э. были освобождены от ряда налогов, а в Нововавилонском государстве цари платили налоги храмам, а не храмы— царям! Правда, при Ахеменидах положение здесь изменилось. Некоторые храмовые города уже с давних времен (Вавилон и Ворсина — с XIV в. до н. э.) имели самоуправление, мало или совсем независимое от царской администрации. Естественно, что в таких условиях лучше можно было развивать частные ремесленные и земледельческие хозяйства, успешнее заниматься торговлей, чем на царской земле. К этому стремилась не только верхушка царских людей, но и храмовые люди, вообще все, кто мог рассчитывать на развитие своего хозяйства, особенно товарного. Поэтому вполне естественным было желание многих жителей обособиться от государственного сектора. Такое обособление могло осуществляться путем присоединения к храмам, а срастание городской общины с храмом образовало новую структуру — гражданско-храмовую общину, которая в условиях быстрой урбанизации становилась единой организацией для бывших общинников и бывших царских людей, пользовавшейся также поддержкой персидских царей. Доказательство тому — эдикт Кира II от 539 — 538 г. до н.э.

Этот эдикт разрешил желающим из иудеев, переселенных вавилонянами в Нижнюю Месопотамию, возвратиться в Иудею и восстановить Иерусалимский храм. Он послужил началом для многократных репатриаций в конце VI — норной половине V в. до н.э., в результате которых постепенно складывалась община репатриантов, Кир II, однако, не хотел восстановления монархии Давидидов в Иудее, чего не желала и часть репатриантов, считавшая иудейских царей виновниками постигших народ и страну бедствий. В таких условиях естественным центром собирания репатриантов и примкнувшей к ним части местных жителей стал восстанавливаемый по приказу персидских царей и опекаемый ими Иерусалимский храм, а складывавшаяся община постепенно приобретала очертания гражданско-храмовой. В её развитии в VI — IV вв. до н.э. можно выделить два периода: ранее середины V в. до н.э.— возникающая община, после середины V в. до н.э. — оформившаяся община. Как уже говорилось, это, пожалуй, единственная гражданско-храмовая община, хорошо документированная в источниках, что позволяет проследить на ней как на «модели» сложный процесс становления и развития этого своеобразного социально-политического организма.

Ранее середины V в. до н.э. община включала в себя около 20% населения Иудеи. Растущая обеспеченность и устроенность общинников, приток новых людей обусловили рост численности членов общины до 70% населения Иудеи во второй половине V в. до н.э. Во втором периоде число населенных общиннками городов возросло более чем вдвое. Община занимала шесть отдельных районов, которые, однако, и теперь не образовывали компактной территории. Между районами обитания общинников имелись поселения, в которых жили люди, не принадлежавшие к общине, а некоторая часть общинников, в свою очередь, обитала вне основных территорий общины.

Члены гражданско-храмовой общины делились на две четко разграниченные группы — нежрецов и жрецов. Нежреческая часть общинников включала в себя до середины V в. до н.э. 17, а позже— 32 коллектива, названных бет-абот («отцовский дом»). Бет-абот характеризовался большим численным составом (около тысячи мужчин) и сложной внутренней структурой, ибо включал многочисленные семьи, родственные но мужской линии. У каждого бет-абота была своя родословная и свое название, которое входило также в полное наименование каждого члена общины. Принадлежность человека к бет-аботу выражалась словом «сын», а слово «брат» обозначало всех членов данного коллектива, связанных обязанностью взаимопомощи, коллективной ответственностью и т.д. У руководства бет-абота стоял «глава», имевший права контроля над семьями в коллективе, могущий распоряжаться их трудом и, возможно, частью доходов. Аналогичные коллективы встречаются в других гражданско-храмовых общинах, например в Уруке и других автономных городах Вавилонии, где родословия восходили вплоть до II тысячелетия до н.э.

Жречество, состоявшее в палестинской гражданско-храмовой общине из священников, левнтии, храмовых, певцов и привратников, по своей численности и удельному весу играло на первых норах второстепенную роль. Но после середины V в. до н.э. положение жречества в общине коренным, образом изменилось: количество бет-аботов священников возросло в три раза, левитов — в четыре, а соотношение между численностью нежрецов и жрецов, бывшее до середины V в. до н.э. 5,4:1, стало позже 1:1,2. В оформившейся палестинской, как и в других гражданско-храмовых общинах, жречество играло ведущую роль. При этом следует учесть, что «жречество» в значительной море было формальным или фиктивным, поскольку в его состав входили также лица, не выполнявшие никаких религиозно-культовых функций. «Жречеством было скорее сословным, чем профессиональным признаком.