Полемика вокруг жанра баллады. В.А.Жуковский и П.А.Катенин.
Одним из ранних творческих проявлений новых литературных тенденций явились баллады П. А. Катенина, деятеля раннего этапа декабристского движения, которого А. С. Пушкин назвал «одним из первых апостолов романтизма». Катенин открыто выступил против В. А. Жуковского и возглавляемого им течения романтизма. В 1815 г. Катенин напечатал балладу «Убийца», которая по сюжету напоминает «Ивиковых журавлей» Жуковского (перевод баллады Шиллера), но окрашена народно-русским колоритом. На следующий год появилась баллада Катенина «Ольга», представлявшая собой, подобно «Людмиле» Жуковского, вольный перевод «Леноры» Бюргера, но существенно отличавшаяся от романтической баллады, положившей начало увлечению этим жанром в русской литературе. Катенин поставил своей целью придать балладе национальный колорит, отсутствовавший у Жуковского. Больше всего это удалось Катенину в поэтическом стиле: использование слов и выражений просторечного и фольклорного характера (кличут, не крушися, думаешь ли думу, руки белые, к сырой земле). Особенно резким был контраст между нежной акварелью Жуковского в описании «легкого, светлого хоровода» теней и той же картиной у Катенина:
Казни столп; над ним за тучей
Брезжит трепетно луна;
Чьей-то сволочи летучей
Пляска вкруг его видна
В том же году Катенин пишет оригинальную балладу из крестьянской жизни «Леший» с сюжетом, построенным на народнопоэтической фантастике. Появление подобных «простонародных» баллад (задолго до пушкинских произведений «Жених» и «Утопленник») можно рассматривать как одно из тех явлений, которые были связаны с романтической идеей народности литературы. Сам Пушкин позднее назвал Катенина первым, кто ввел «в круг возвышенной поэзии язык и предметы простонародные».
Но в 10-х годах XIX в. баллады Катенина были восприняты как нарушение признанных поэтических канонов. Начинается шумная полемика. Против «Ольги» Катенина выступил Н. И. Гнедич, нашедший в этой балладе стихи, «оскорбляющие слух, вкус и рассудок».
Однако выпад Гнедича против Катенина не был защитой романтизма Жуковского. Критикуя «Ольгу», Гнедич выступает в то же время и против модного жанра баллад — «чудесных, невероятных, но ужасных», а также против камерных жанров сентиментально-романтического стиля. Гнедичу ответил А. С. Грибоедов, ставший на сторону Катенина. Удивляясь, что в своих придирках к различным выражениям Катенина рецензент не заметил простоты языка баллады, Грибоедов высказывает общую оценку романтической поэзии школы Жуковского: «Бог с ними, с мечтаниями; ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос». Продолжая нападать на Жуковского, Грибоедов усматривает у него много противоречащего «натуре», а в речи мертвеца — «тон аркадского пастушка». По поводу описания пляски теней Грибоедов иронически замечает, что Людмиле, вероятно, было «довольно весело» при встрече с такими «приятными тенями». «Арзамасцы» были на стороне Жуковского и Гнедича. Их точку зрения выразил К.Н. Батюшков, который называл критику Гнедича прекрасной. Но Батюшков понял, что Гнедич далеко не полностью разделяет «арзамасские» взгляды: «Жаль только,— упрекал он своего друга,— что ты напал на род баллад». В выступлении Грибоедова Батюшков почувствовал враждебную элегическому романтизму направленность: «Надобно бы доказать, что Жуковский поэт; надобно, говорю, перед лицом света: тогда все Грибоедовы исчезнут». Значительно позднее (в 1833 г.) свое отношение к этой полемике выразил Пушкин. Признавая «Людмилу» Жуковского «неверным и прелестным подражанием» «Леноре», ослабившим «дух и формы своего образца», Пушкин ^считает правильным стремление Катенина «доказать нам „Ленору" в энергической красоте ее первобытногохоздалия». «Но сия простота и даже грубость выражений, сия сволочь,— продолжает Пушкин. -заменившая воздушную цепь теней, сия виселица вместо сельских картин, озаренных летнею луною, неприятно поразили непривычных читателей, и Гнедич взялся высказать их мнения в статье, коей несправедливость обличена была Грибоедовым».
Полемика о балладе, развернувшаяся в годы существования «Арзамаса», была проявлением иных по сравнению с эстетикой Жуковского и Батюшкова художественных взглядов, разделяемых Катениным и Грибоедовым, к которым позднее присоединился В. К- Кюхельбекер. Их объединило неприятие романтики Жуковского. Сближали их и задачи, поставленные перед литературой прогрессивным романтизмом: и признание высокой общественной роли поэта, и требование гражданского содержания в искусстве, и тяготение к «важным» литературным жанрам, и культ «высокого» стиля, в котором большая роль отводилась славянизмам. Последнее давало повод и современникам, и историкам литературы связывать данную группу литераторов с архаистами группы А. С. Шишкова, но к этому не было ни литературных, ни тем более политических оснований. В отличие от эеакционных «староверов», Грибоедов, Катенин и Кюхельбекер были прогрессивными писателями, а своеобразный «архаизм» был для них не средством сохранения отживших идей и форм, а одним из путей к высокому содержанию и национальным формам в литературе.