Лекции по исторической этнологии 7 страница
Отказ от нее связан с отходом от экономического детерминизма, с развитием объяснительных коммуникативных моделей. Для системного описания этноментального пространства России недостаточно простых процессуальных процедур, так как это конфигурация из ментальностей. Нужно вводить коммуникативные и герменевтические средства. Не ел тайно, что, по мнению такого теоретика либерализма, как Уильям Ури (Гарвардский университет), демократия в США сейчас уже не сводится к правам на выборы и обращению в суд. Ее движущей силой становится устранение разногласии в ходе переговоров. Конституционные и законодательные системы выступают здесь гарантами переговорных процессов, в которые бывают вовлечены представители заинтересованных групп. Здесь герменевтика становится политикой.
Устойчивость конфигуративных (самоорганизующихся) систем ставит вопрос о континуальности (непрерывности) трансляции не только культуры, но и самой витальной субстанции — народонаселения. Из того, что этносу, по определению, заданы
==75
ЛЕКЦИЯ 3
витально-биологические рамки, необходимо вытекает существование внутренней этнической напряженности. Она психологически выражается в этнической тревоге, которая достигает максимума не в эпохи общественных перемен, а в эпохи застоя. Известная Уваровская формула «самодержавие, православие, народность» эксплуатировала именно это чувство этнической тревоги. История России показывает, что это чувство теряло интенсивность как раз в периоды либеральных реформ иди по крайней мере либеральных веяний. В эти периоды слабел монологизм культуры, повышалась ее диалогическая способность находиться в коммуникативном горизонтальном пространстве. В истории России наблюдается попеременное усиление и ослабление монологизма и диалогизма.
В многочисленных публикациях последнего времени, посвященных цивилизационной схеме истории России, придается преувеличенное значение монологизму и соответственно снижаются уровни коммуникативных (в том числе и рыночных) связей. Люди из деятелей превращаются в носителей косно понимаемой традиции, отношения они строят не по поводу перераспределения прав, а по поводу перераспределения земли, объединяют их не гражданские институты, а соборность и т.д. Во всем этом мы видим явную натурализацию человеческих отношений и преувеличение континуальных связей. Дело в том, что не бывает чистого монологического или диалогического процесса, но есть эпоха преобладания одного из них.
Однако реальное бытие открыто будущему. В нем есть мыслительное рациональное ядро. Рациональность — это интенция на будущее, которую политически лучше всего улавливает либерализм. В сущности либерализм — не какие-то частные и реальные новшества, откуда-то взятые, а ориентация на будущее. В этом будущем расположены все предельные ценности человеческого бытия. Там находятся этические нормы. Они — это как бы буквы находящейся в будущем Книги. Мы пытаемся их прочитать и тем самым построить мир на справедливой этической основе. Эта этическая рамка разумна. Будущее необходимым образом воспринимается как лучшее. Даже в эсхатологических учениях о Страшном суде, об Апокалипсисе будущее выглядит как торжество праведников и только уже потом, во вторую очередь, как наказание грешникам.
==76
Региональный процесс в исторической этнологии
В ориентации на будущее витальность предстает уже не рамкой существования, а его содержанием, ограниченным рамкой этики. С точки зрения информативного процесса горизонтально-диалогическая коммуникация также разоформляет нашу самость, выделяя этическое целевое начало. Витальность оказывается внутри этики, подчиненной этике. Но этой этической рамкой мы отрицаем всякий монизм, всякую односторонность и линейность. И Россия становится не достоянием одной только «русской идеи», а многих других национальных идей. Как полисистемное образование, этически обращенное в будущее, Россия выступает не в качестве территории, а в виде этноментального пространства. Это пространство не объединенных сиюминутных интересов населяющих страну народов, а их обращенность к будущему и в силу этого способ обустройства разумной жизни. Тогда все национальные идеи — не цели, а средства достижения будущего через ценности открытого общества.
Итак, этнический менталитет — это полисистемная по принципу организации, коллективная по трансляции и индивидуальная до реализации установка этноса на однородную (гомогенную, «этническую») реакцию на разнородные (гетерогенные) вызовы внешнего мира. В этой реакции этнический менталитет использует следующие средства.
Симвомл-мопивацгш — это, как правило, ландшафтные знаки этнической целостности, воспринятой в виде судьбы этноса. Таковы для русских река Волга, Куликово поле, Бородино, сыра мать-земля, по которой ходили Богоматерь и Андрей Первозванный. В других этнических менталитетах более выражены симвош-мотивации в виде «могил предков» или «пролитой крови» (особенно у народов Кавказа). Некоторые политические деятели переносят символы-мотивации на уровень этноментального пространства, что ведет к возникновению конфликтов. Изучение символов-мотиваций требует усилий квалифицированных специалистов-этнологов.
Этнические образы (себя — автообраз, других — интраобраз) — способ самоопределения, состоящий в типизации черт введения под углом зрения этнического менталитета. Последний порождает не образы — самовосхваления или глумления над другими, а критические характеристики, отрицательно оцениваемые.
Как гибкая система этнический менталитет перестраивает этнические
==77
ЛЕКЦИЯ 3
образы: англичане после эпохи «Битлз» никак не воспринимаются замкнутыми, углубленными в себя людьми.
Этническая региональность в своем становлении — это регионализация этноментального пространства в результате избирательной деятельности этнического менталитета. Под этим углом зрения этнические признаки уже не являются случайно приобретенными в ходе истории характеристиками, а выступают в виде этнической составляющей регионального пространства.
Этническую региональность надо соотносить с этнизацией — способом коммуникации с внешним гетерогенным миром, состоящим в наделении полученным или своим собственным новым качеством этнической целостности. Это понятие вводится для того, чтобы раскрыть динамику этнического процесса как широкого коммуникативного пространства, направленного на качественные смыслы ментального пространства России.
Этнический менталитет в силу своею мотивационно-деятельностного начала отличается от этнического сознания, этнической психологии и подобных научных конструкций, которые текучи и трудно уловимы на практике. Этнический менталитет также не относится к области этнической специфики и «этнографизмам» — он обладает материальными сущностными чертами, конкретно определяя принятие решения. Сфера его ограничена лишь ситуативно: этнический менталитет срабатывает преимущественно в кризисных ситуациях, когда он объединяет людей в их коллективной однородной реакции и в соответствующем поведении. В новой социокультурной ситуации, когда гетерогенность перерастает в конфликтность, этнический менталитет выступает как гомогенная реакция (реакция однородности) этноса на разнородные вызовы внешнего мира. Гомогенная реакция выражается стереотипами целостности этноса (вроде поисков единства происхождения, тенденцией к закрытости брачных связей и т.п.). Но этнический менталитет не просто носитель символов-мотиваций (родина, мать-земля, враги и друзья, «великое прошлое», этнические авто- и интраобразы). Будучи полисистемным образованием, этнический менталитет способен через ментальностъ соподчинять символы-мотивации с региональной и мировой средой. Поэтому носитель этнического менталитета не ограничен этнической (этнографической) спецификой, он способен быть гражданином более широкого, чем этнос, общества. Через правильно
==78
Региональный процесс в исторической этнологии
воспитанный этнический менталитет представитель любого народа России сможет перейти с позиций исключительности на позиции универсализма.
Этнический менталитет маркирует нахождение человека внутри данной культуры. Но человек всегда имеет позицию по отношению к своей культуре. И тогда он находится одновременно вне своей культуры. Дистанцирование от этнической культуры, конечно, относительно. Оно задается ситуацией, которая бывает внешней и внутренней. Слияние ситуативной позиции с мыслительной установкой на культуру мы выделяем через понятие ментальности. Этническая ментальность отличается от жесткого, закрепленного в стереотипах менталитета своей идеальностью, которая выступает как внешняя позиция по отношению к данной культуре. Эта позиция всегда личностная, ответственная и «атомарная» в отличие от гомогенной реакции этнического менталитета. Этническая ментальность не реактивно-адаптационна, как этнический менталитет, но социально-инновационна. Это не воспроизводство стереотипов, а их отрицание. Этническая ментальность, основанная на чтении будущего, обращена к возможным мирам. Но тогда и этот мир, в котором мы живем, при всей его реальности становится виртуальным и должен восприниматься как «произведение культуры» (Владимир Библер).
Мир как произведение культуры подразумевает осуществление рационального проекта, в котором заложены этические и эстетические основания. Чтение книги-проекта, находящейся в будущем, выглядит в реальности как внесение в эту реальность программы. Особенность этноментальной программы состоит в том, что в реальном мире обнаруживаются смыслы. Они соотносятся друг с другом, порождая новые смыслы и расширяя тем самым общий смысл. Такую этноментальную установку России на расширение смыслов сформулировал еще Петр Чаадаев, сказав: «Судьба России — решить вопросы социального порядка, завершить идеи, возникшие в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Чаадаевская мысль — это ментальное напряженное самоопределение России в 1820—1830-х гг. В столь же кризисных ситуациях и столь же обостренно ставился вопрос о соотношении национального и общечеловеческого и в других странах. В подобных ситуациях
==79
ЛЕКЦИЯ 3
отвергается мономенталитет, одномерная, уплощенная стереотипизация, все силы отдаются построению ментальных полисистем.
Нестабильная российская история тем и специфична, что искание Града Грядущего, Нового Иерусалима стало чертой русского характера (Николай Бердяев). Отмеченный множеством авторов прошлого и настоящего времени русский нигилизм, отказ от «буржуазных предрассудков» — установка ментальное™, а не менталитета. И потому эти черты не исключительно русские, они черты российской ментальности, предъявленные в России национальной интеллигенцией с самого начала ее формирования в XIX в. Современные шовинистические лозунги выглядят отказом от ментальности в пользу неоправданного раздувания роли этнического менталитета. Такая отсылка к менталитету лишь уловка для подмены коллективных символов-мотиваций реальными групповыми интересами.
Примечательно, что еще Гегель обозначил деятельностный фактор как наднациональный уровень. В таком понимании деятельность обретает черты программы, т.е. рационального развертывания картины мира. Для локально-этнических картин мира с их особыми менталитетами проблема состоит в их соорганизации с этноментальными программами. Этноментальная программа не является каким-либо планом мероприятий. Она также не строится в виде перенесения в будущее неких параметров настоящего. Отличие этноментальной программы состоит в факторе наибольшей вероятности будущей деятельности, которая может быть оценена только через прогнозируемые социокультурные ситуации будущего.
Если отмеченный виртуальный фактор характеризует реалистичность программы, то ее реализуемость соотнесена с деятелями, т.е. представителями этноса. Здесь возникает проблема соотнесения этнической программы с системой лидерства и выбором задач. Управленческая задача состоит в учете степени адекватности управленческой деятельности вероятностному развертыванию этноментальной программы деятельности. Если включить в этноментальную программу гомогенную установку (установка на целостность, на самость), мы вправе ожидать возникновения в будущем конфликтогенных ситуаций при столкновении с другой этноментальной программой. Тогда в конфликтогенной ситуации этноментальная программа становится «планом мероприятий».
К оглавлению
==80
Региональный процесс в исторической этнологии
Такая ситуация выглядит уже не случайной, а предсказуемой и предупреждаемой.
Управленческое воздействие на отдельную этноментальную программу состоит в ее перестраивании, в достраивании до уровня универсального этноментального пространства России. Это пространство не только смысловая среда существования этносов России. Это также источник для формирования структур этнического менталитета конкретного народа. В сущности Россия является символом-мотивацией наибольшей смысловой нагрузки. Это общее достояние всех народов России. При растущей региональности этнокультурных единиц общее этноментальное пространство России превращается как бы в табло, на котором высвечиваются зрелые и незрелые контуры конкретных этнических менталитетов.
Поскольку этноментальное пространство не подчиняется законам развития естественных систем (оно является культурно-смысловым), постольку не может быть естественно-научной теории этноса с его этническим менталитетом. Поэтому встает важная проблема искусственно-технического характера всего поля этнического менталитета. Это поле может быть обозначено пространством, в котором какие-то места содержательно заполнены, другие — нет. В принципе этноментальное пространство может быть задано изначально как система пустых мест — топов. Программа развития этноментального пространства России нацелена на заполнение таких мест. Это ее понимание соответствует современному проектно-программному подходу.
Будущее России зависит от хода этнорегиональных процессов. Ради этого будущего мы должны научиться встраивать в этноментальное пространство России метод экспертизы, ориентированный не только на технику оценок не зависящих от нес результатов. В первую очередь экспертиза должна быть включена в программу самой этнической деятельности, а не только того, что в ней используется или производится. Экспертиза должна быть предсказанием этноментальных программ, предоставив научную реконструкцию этнического менталитета этнологии. Такое понимание экспертизы является управленческим. Нас интересует ненечто свершившееся (например, этнический конфликт), а вычленение скрытой в реальности этнической тревоги, свидетельствующей об утрате перспективы этнической ментальностью.
==81
00.htm - glava05
ЛЕКЦИЯ 4
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
1. Постановка вопроса
В доиндустриальных обществах живой труд преобладает над овеществленным, над природной составляющей конечного продукта. В тех обществах, которые можно назвать традиционными, труд, вложенный в орудие, гораздо меньше труда, который тратится для достижения цели. Скажем, создание сохи или бороны менее трудоемко, чем пахота или боронование. Поэтому в традиционных обществах производство нестабильно, сильно зависит от капризов природы. Зато сам труд становится главным способом выживания коллектива, доминантой его ценностей. Таким образом, в традиционных обществах опыт хозяйствования служит стержнем всех культурных ценностей. Собственно эта зависимость и была подчеркнута теорией хозяйственно-культурных типов (ХКТ).
При дифференциации хозяйственно-культурных типов, находящихся в определенном соотношении с разнообразием культур народов, возникает вопрос о месте этнической специфики, о ее историческом отношении к тому или иному хозяйственно-культурному типу. В самом понятии хозяйственно-культурных типов, впервые четко сформулированном Максимом Левиным и Николаем Чебоксаровым, был сделан акцент на конвергентно возникающее сходство у народов, живущих в близких естественно-географических условиях при определенном уровне их социально- экономического развития. Это принципиально правильное положение было ответом на теоретический вопрос о причинах сходства и различия в культуре разных народов, на вопрос, который ставила и решала со своих методологически неверных позиций
==82
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
школа «культурных кругов» и сходные диффузионистские течения, особенно модные в 30—40-е годы.
Проблема соотношения хозяйственно-культурных типов с этническими общностями была сформулирована Геннадием Марковым. Он подчеркнул, что есть опасность придавать основное значение в комплексах хозяйственно-культурных типов культуре как компоненту. В таком случае хозяйственно-культурные типы дробятся, теряют четкость границ и вместе с тем имеют тенденцию сливаться с этническими традициями.
На конкретном сибирском материале соотношение хозяйственно-культурных типов с этническими параметрами было рассмотрено Алексеем Окладниковым. Он писал: «В действительности те общие для населения определенных ландшафтных областей элементы культуры, которые так или иначе можно назвать производными от природных условий и обусловленного ими образа жизни и хозяйства (например, войлочная юрта для степей; чум, крытый берестой, в тайге; полуземлянка с каркасом из костей кита и моржа в Арктике), вовсе не безразличны для этнографической «диагностики». Без переносных жилищ — чумов, крытых берестой или шкурами, без распашной одежды с передником или нагрудником, ноговицами и обувью типа мокасин, без особого вида детской колыбели характеристика эвенкийской культуры, по мысли Окладникова, была бы обедненной, неконкретной.
То же можно сказать об эскимосах — охотниках на морского зверя. Их полуподземные зимние жилища, глухая меховая одежда в два слоя, техника охоты (знаменитый поворотный гарпун, жировая лампа и т.д.) — все это одновременно черты этнической культуры и хозяйственно-культурного типа. Показательны различия подвижных охотников тайги и приморских зверобоев. Все ленную тунгусских народов олицетворяет космический лось, за которым гонится охотник (первоначально медведь). У эскимосов известен другой образ — морской хозяйки Седны, другая символика, где выражена борьба морских и воздушных стихий. Конечно, хозяйственно-культурные типы, по мысли Окладникова, существуют реально, и при этом они свойственны нередко различным по языку, а также по антропологическому складу группам. Пример тому — сидячие чукчи и коряки, а также эскимосы, с одной стороны, тунгусы и юкагиры — с другой. То же самое можно сказать об оленеводах чукчах и коряках. Этническая
==83
ЛЕКЦИЯ 4
характеристика будет недостаточной, если из нее будут удалены подобные признаки. «Тунгусы уже не будут тунгусами, а юкагиры — юкагирами, если у них отнять берестяной или ровдужный чум, колыбель, приспособленную к езде на оленях верхом, у чукчей — ярангу и жировую лампу, у монголов и казахов — войлочную юрту. Таким образом, нужно принять и включить в понятие этноса все, что входит в понятие хозяйственно-культурного типа. И не просто включить, но положить эти признаки в первичную основу этого понятия, в основу всего комплекса элементов, образующих структуру определенного этнического целого». Считая такие признаки «признаками первого порядка», Окладников выделял далее признаки «второго порядка» в виде специфических черт культуры народов, прямо не выводимых из природы, хозяйства и образа жизни. Очевидно, линия, разделяющая признаки первого и второго порядка, проходит не в одном и том же месте в разных хозяйственно-культурных типах, у разных народов, в разной культурно-исторической обстановке.
Этот вопрос был затронут в одной из работ Севьяна Вайнштейна, который обратил внимание на историческое соотношение этнической специфики с хозяйственно-культурным типом кочевых скотоводов умеренного пояса Евразии. На этом этапе формирования названного типа в I тыс. до н.э. и в первые века н.э. в степях Евразии с колоссальной быстротой распространялись сходные виды упряжи, орудий труда, жилища, одежды и проч. В процесс освоения таких инноваций были вовлечены народы разного происхождения. С середины I тыс. н.э. на этапе формировавшегося типа распространение инноваций замедлилось, да и сами они передвинулись из сферы кардинальных основ кочевого хозяйства в сферу сравнительно второстепенных элементов культуры. На раннем этапе ХКТ кочевников-скотоводов умеренного пояса Евразии был представлен в значительной мере среди ираноязычных племен степной зоны, а на позднем этапе — среди тюрко-монгольских народов этой же зоны. Для монголов поздний этап ХКТ стал характерен лишь в начале II тыс. н.э., причем распространение тюрок-скотоводов, по мнению Вайнштейна, привело к сравнительно быстрой ассимиляции их предшественников — степных ираноязычных и других племен. В основе этой исторической картины лежит плодотворная идея зонального распределения скотоводческих хозяйственно-культурных типов.
==84
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизяция
Тенденция географического сужения хозяйственно-культурных типов вместе с увеличением их числа отчетливо проявилась в более поздних публикациях по теории ХКТ. Иначе говоря, наука все более тонко улавливает распределительный фактор. Теоретическое обоснование вырисовывающейся тенденции заключается в проведении различия между типом хозяйствования и хозяйственно-культурным типом. Как правило, тип хозяйствования — более широкая категория. И так же, как ручные (мотыжные) или пашенные земледельцы представлены несколькими хозяйственно- культурными типами, так и кочевые скотоводы в разных ландшафтных зонах образуют особые хозяйственно-культурные комплексы. Сама по себе такая тенденция не может не способствовать общей постановке проблемы соотношения распределительных характеристик хозяйственно-культурного типа и этнической характеристики.
2. Теория этнизации
Проблема, рассмотренная в плане этноса, в целом позволяет прийти к выводу, что на таком уровне тот или иной хозяйственно-культурный тип в раннюю эпоху своего формирования или же в особых, в том числе в экстремальных, условиях может быть этнически характерен. Такое явление, когда конкретный хозяйственно-культурный тип несет важные этнодифференцирующие и этноинтегрирующие свойства, следует назвать его этнизсацией. Принципиальная возможность этнизации основана на широкой базе культурного единства этнической общности, которое нельзя свести к совокупности отличительных свойств. «Ведь в таком случае, — писал академик Юлиан Бромлей, — из сферы проявления культурного единства того или иного этноса оказываются автоматически исключенными все те компоненты культуры, которые, во-первых, характерны для всего человечества; во-вторых, присущи всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; в-третьих, являются общей принадлежностью соответствующей историко-этнографической области. В конечном счете этнос характеризует все его культурное достояние».
Понятие этнизации необходимо при переходе от общетеоретической постановки вопроса к конкретно-исторической, потому что оно отражает разный удельный вес элементов хозяйственно-
==85
Л1КЦИЯ 4
культурного типа или отдельных культурных черт в совокупности достояния этноса в разные исторические эпохи. Собственно, этнизацию можно назвать парадигматизацией распределительных отношений в культуре. Вряд ли может вызвать сомнение, что, начиная с промышленной революции и до современности, значение элементов хозяйственно-культурных типов непрерывно падало с одновременной этнизацией других, например силовых элементов культуры.
Зато в доклассовые и раннеклассовые эпохи специфика хозяйственно-культурного типа довольно часто, хотя и не во всех случаях, определяла основные черты культуры этноса.
Сошлемся на разные группы охотников, рыболовов и собирателей, живущих, как правило, в жарком тропическом поясе в окружении народов-земледельцев и отличающихся от них своим хозяйственно-культурным типом (аэта и тасадаи Филиппин, мрабри и семанги Индокитая, бушмены Африки и т.д.), а также буйволоводов тода в Нильгирских горах на юге Индии, на уже названные общества северной части Евразии.
В современную эпоху (в историко-этнографическом смысле примерно последние 100 лет) черты этнизации наиболее выражены у народов, еще до недавних пор ведших более отсталое хозяйство по сравнению с соседями и часто находящихся в неблагоприятной среде.
Общности, которые выделяются в первую очередь спецификой своего хозяйственно-культурного типа, было предложено считать переходными в смысле положения между консолидированными этносами и такими исторически возникшими группами, которые объединяются общностью территории, хозяйствования и т.д. Несмотря на такую переходность некоторые из этих общностей обладают большой устойчивостью, поскольку их характеризуют одновременно другие особенности вплоть до расовых, как, например, особые антропологические типы у бушменов и семангов. Что касается негритосов-семангов, то они включали иногда в свой состав обедневших крестьян из окружающего малайского населения. Это обстоятельство подчеркивает то, что хозяйственно-культурный тип охотников и собирателей влажных лесов тропического пояса у семангов этнизирован. Естественно, что явление этнизации хозяйственно-культурного типа само по себе было бы
==86
Хозяйственно-культурная дифференциация и этнизация
невозможно, если бы последний не являлся в своем конкретном виде частью культурного достояния этноса.
Эгнизация проявилась в силу причин неодинакового характера. У аэта, тасадаев, мрабри и семангов, живущих в Юго-Восточной Азии, в сильной мере сказывается адаптация к особым условиям влажного тропическое леса. Приспособление к южноафриканской пустыне, вызванное переселением туда под давлением более сильных соседей, характеризует бушменов. Специализация тогда на буйволоводстве находилась под явным воздействием индийского кастового строя. Военизированный быт монголов древности и периода империи носил несомненный отпечаток их кочевого хозяйственно-культурного типа и в свою очередь способствовал его стабилизации. В этнизации рассмотренных хозяйственно-культурных типов проявляется их особое состояние, вызванное, с одной стороны, внешними причинами, а с другой — специализацией (часто в силу внешнего давления) в особой экологической среде. Близко к этим причинам стоит также адаптация к экстремальным условиям у народов севера Евразии и Америки. Характерная черта этнизированных хозяйственно-культурных типов — их всеобщая распространенность в границах этноса.
Эта сторона вопроса заслуживает особого рассмотрения. Здесь же следует отметить особую роль хозяйственно-культурного типа как средства идентификации членов этноса, их групповой солидарности. Как средство идентификации хозяйственно-культурный тип может равно выступать в отсталом и развитом обществах, причем в последнем эта его роль, очевидно, выражена сильнее.
Имеет смысл проанализировать намеченные стороны проблемы этнизации хозяйственно-культурных типов не на уровне этноса в целом, а на более низком, т.е. рассмотреть вопрос в эмпирических ситуациях, где на первый план выдвигаются социально-бытовые коллективы, прежде всего семья и община.
3. Передача этнокультурной информации
Обращение к микроуровням подводит нас вплотную к исследованию этнических стереотипов, особенностей передачи этнокультурной информации, включая передачу установок через обучение и воспитание в семье и общине, формирование этнического сознания, которое, естественно, предполагает общение между
==87
ЛЕКЦИЯ 4
народами, также удобнее всего рассматривать на микроуровне. 0бращение к микроуровню направлено на изучение обыденного сознания, имеет тенденцию абсолютизировать культуру в качестве комплекса этнических символов.
Удовлетворение человеком жизненных потребностей, обеспечение биологических условий его жизнедеятельности теснейшим образом связывает его с окружающей средой. Социальное развитие общества накладывает отпечаток на характер этих потребностей. В эпохи доклассового и раннеклассового строя это воздействие осуществлялось через социально-бытовые коллективы, из которых наиболее важны род, племя, община и семья. Семья и община наиболее универсальные социально бытовые ячейки общества, проходящие сквозь всю историю традиционных обществ. В эпоху первобытнообщинного строя социально бытовые организмы были в сущности единственной формой социального организма, включавшей все сферы деятельности, в первую очередь производство и воспроизводство. В дальнейшем, по мере усложнения социальной структуры и укрупнения социальных организмов, происходила дифференциация, в результате чего семейно-бытовые структуры оказались включенными в укрупненные социальные организмы. Последние в классовом обществе монополизируют экономические и политические функции. Но и тогда семья как социально бытовой организм, не утрачивая производственного аспекта своей природы, играет важную роль в обеспечении людей жизненными средствами. Различные способы удовлетворения потребностей в жизненных средствах можно рассматривать в качестве особых систем жизнеобеспечения. В понятие жизненных средств (средств существования, средств потребления) включаются предметы ежедневного потребления, т.е. пища, одежда, жилище, утварь и т.д. Такие предметы, входящие в конкретно исторические системы жизнеобеспечения, — традиционный объект этнологического изучения. Однако этнология сделав немало в изучении материальной культуры и быта, редко обращалась к анализу способов обеспечения жизненными средствами Иными словами, не изучались системы жизнеобеспечения в целом. Требование такой целостности сводится, на наш взгляд, прежде всего к рассмотрению способов удовлетворения потребностей в жизненных средствах в рамках различных социально бытовых организмов