Секс во имя Аллаха.

В сравнении с Европой, отношение к сексу в исламской цивилизации было принципиально иным. В христианском мире физическое удовольствие от любви даже с законной супругой всегда воспринималось как некое маргинальное состояние, которое незаметно заводит в трясину смертных грехов. Ведь в Эдеме секса не было. Он появился после грехопадения и то лишь с одной определенной задачей — воспроизводством рода. В исламе же секс представлялся естественным продолжением любви духовной: «Если ты не любил и не знал страсти, то ты — один из камней пустыни» (аль-Ансари, XI век). С аль-Ансари был согласен и аль-Газали (Abū Ḥāmid Muḥammad ibn Muḥammad al-Ghazālī, 1058–1111), известный толкователь священных текстов из Хорасана. В своем труде «Счастливый мусульманский брак» он писал, что без соития любовь ущербна. Отказываясь от нее, мусульманин отказывается от дара, ниспосланного ему Всевышним, что означает его оскорбление. Именно поэтому в исламской культуре, в отличие от европейской, не было культа платонической любви, равно как и узаконенной практики монашеского аскетизма — ведь сам Мухаммед (Muhammad ibn ‘Abdullāh, 571–632) запретил своему сподвижнику Усману ибн Мазуну идти по пути полового воздержания с целью полностью посвятить себя служению Аллаху.

И если по европейским средневековым представлениям при соитии рядом с любовным ложем всегда должны были крутиться бесы, дабы распалить воображение партнеров и тем самым ввести их в грех мысленного блуда, то в исламе любящие находились под благословением Всевышнего. Если на Руси перед тем, как познать женщину, снимали нательный крест, то на Востоке произносили басмалу: «Бисмиллахир-рахманир-рахим» («Во имя Аллаха Милостивого ко всем на этом свете и лишь для верующих в День Суда»). Тем, кто придерживался этого обычая, Мухаммед обещал, что ангелы, записывающие наши деяния, беспрерывно будут записывать им благие деяния до тех пор, пока они не совершат обязательное купание (посткоитальное омовение). И если вследствие этого сближения произойдет зачатие и родится ребенок, то им запишется столько же добрых дел, сколько раз будет дышать этот ребенок и последний из числа его потомков.

Именно это полноправие секса европейцы интерпретировали как разрешение интимной распущенности. На самом деле это было не так. Напротив, в гаремах никогда не было и не могло быть тех оргий, в которые погрузилась европейская аристократическая богема в XVIII веке, уверенная, что в этом она подражает султанам Турции. Последние же никогда не сомневались в том, что хуже, чем отказаться от дара Аллаха, может быть только одно — осквернить этот дар. Поэтому в стамбульском гареме соблюдались все ограничения, налагаемые Кораном на сексуальную сферу. Это касалось анальной, групповой или однополой любви вместе с остальными формами сексуальных извращений. Не разрешалось даже смотреть на половые органы партнера во время соития (в остальное время это было можно), и султаны аккуратно укрывали свое достоинство парчовым покрывалом (иначе, по поверию, зачатый ребенок мог родиться слепым). Именно из-за запрета на разглядывание гениталий в гаремах не изучалась Камасутра, вернее тот её раздел, который посвящен сексуальным позам (техническими приемами любви одалиски владели в совершенстве).

Была и другая причина: турки считали, что ребенок, зачатый в неестественной позе, родится косым или горбатым. Но надо сказать, что султаны не страдали сексуальным пресыщением — их вполне устраивали две-три традиционные позиции. Некоторые даже отказывались от позы, когда мужчина находится сзади: их смущало все, что могло ассоциироваться с анальным сексом. Правда, существует теория, что в гаремах процветала гомосексуальная педофилия. Но это отдельный вопрос (отсылаем читателя к статье Акмаля Саидова «Гарем: При свете голубой Луны» в «Историческом журнале», 2005, №12).

Сложнее обстояло дело с оральным сексом. Среди придворных философов и теологов в разные времена не было единства — считать ли мужскую жидкость грязной, как кровь и моча, или чистой, как слюна или молоко матери. Те султаны, которые придерживались первой точки зрения, были вынуждены не доводить оральные ласки до семяизвержения. Некоторые даже боялись смотреть на свое семя, полагая, что от этого может помутиться рассудок.

Помимо уже упомянутых запретов, в османском гареме было запрещено подходить к женщине в период месячных, во время хаджа и в светлое время месяца Рамадан. Нежелательным считалось и сближение в три ночи месяца по лунному календарю: первую, пятнадцатую и последнюю, иначе ребенок мог родиться слабоумным. Это же могло произойти в случае, если после «первого акта соития не совершить омовения и не испустить мочу» (аль-Газали).

Жан-Леон Жером (Jean-Léon Gérôme, 1824–1904). «Бассейн в гареме» (1876). Лесбийская любовь в гареме была довольно обычным делом, хотя, случалось, за нее и казнили

 

Наконец, нельзя не сказать и о галантности гаремного секса. Считалось недостойным султана оставить женщину неудовлетворенной или начать соитие без ласк. В течение всего процесса женщина должна была чувствовать, что она любима и защищена. Не даром исламские философы говорили, что «секс — это милосердие». Большую часть ночей султан должен был проводить со своими женами, а не с икбал, причем каждой из кадин-эфенди он должен был оказать одинаковую долю внимания, никого не обижая. А если у властителя половины мира в силу возраста или плохого самочувствия не было сил на любовные утехи, он должен был воспользоваться имитатором своего мужского достоинства.

 

Интимный механизм политики

 

Одалисок обычно заставляли предохраняться от беременности, используя гомеопатические мази и отвары. Но, конечно, такая защита была недостаточно эффективной. Поэтому в задней половине дворца Топкапы всегда раздавался щебет детских голосов. С дочками было все просто. Они получали хорошее образование и выдавались замуж за высших чиновников. А вот мальчики — шах-заде — были не только источником материнской радости. Дело в том, что каждому шах-заде, не важно, был ли он рожден от жены или наложницы, принадлежало право претендовать на престол. Формально царствующему султану наследовал старший мужчина в семье. Но на деле были возможны разные варианты. Поэтому в гареме всегда шла скрытая, но беспощадная борьба между матерями (и их союзницами), грезящими, что они когда-нибудь смогут получить титул валиде-султан.

Вообще, участь шах-заде была незавидна. С восьми лет каждого из них помещали в отдельную комнату, называемую кафес — «клеткой». С этого момента они могли общаться только со слугами и учителями. Родителей им доводилось видеть лишь в самых исключительных случаях — на больших торжествах. Они получали хорошее образование в так называемой «Школе принцев», где их учили письму, чтению и толкованию Корана, математике, истории, географии, а в XIX веке ещё французскому языку, танцам и музыке. После завершения курса наук и наступления совершеннолетия шах-заде меняли прислугу: теперь рабы, обслуживающие и охраняющие их, заменялись на глухонемых. Такими же были и одалиски, скрашивающие их ночи. Но они не только не могли слышать и говорить, у них были удалены яичники и матка, дабы не допускать появления в гареме незаконнорожденных детей.

Таким образом, шах-заде были звеном, соединявшим гаремную жизнь со сферой большой политики, превращая мать, жен и наложниц султана в самостоятельную силу, оказывающую прямое влияние на государственные дела. Борьба партий временами приобретала исключительный по своей отчаянности характер. Дело в том, что, по распоряжению Мехмеда II (İkinci Mehmet, 1432–1481), новый султан должен был убить всех своих братьев. Так предполагалось избежать закулисной политической борьбы. Но на деле эта мера привела к обратному: обреченность шах-заде заставляла их ещё активнее бороться за власть — ведь, кроме своей головы, терять им было уже нечего. Клетка и глухонемая стража здесь не помогала, гарем был наполнен тайными связными и информаторами. Указ Мехмеда II был отменен только в 1666 году. Однако к этому времени гарем стал уже неотъемлемой частью внутриполитической жизни Оттоманской империи.

Но в серале имелась и третья сила, принимавшая самое непосредственное участие в государственных делах, — евнухи, гарем-агалары. В их задачу входила охрана гарема и руководство внутренними службами. Старший евнух — кызлар-ага — по государственной значимости стоял вровень, а зачастую и выше великого визиря. Он был единственным, кто мог обращаться к султану в любое время дня и ночи. Также он был начальником корпуса алебардщиков. И это понятно: раб, привезенный мальчиком из далекой Африки, своим положением обязанный только султану, не имеющий родственников вне гарема и лишенный возможности продолжить свой род, разве это не лучшая кандидатура на роль доверенного лица султана? В стамбульском гареме служили в основном гарем-агалары из Абиссинии (Эфиопии) и Судана. Дело в том, что они лучше переносили процедуру кастрации: белые мальчики часто умирали после нее. Евнухи делились на три категории. Сандалы, у которых было отрезано все — и пенис, и яички. Спадоны, у которых были удалены только яички методом выдергивания. И тлибии, у которых яички были отбиты. Спадоны и тлибии ещё долгое время после операции сохраняли способность получать сексуальное удовольствие. Более того, из рассказов рабынь, покинувших сераль, известно, что некоторые гаремные красавицы только им ведомыми способами могли удовлетворить даже сандала. Однако если подобная связь раскрывалась, и евнуха, и одалиску ждало серьезное наказание: гарем-агалару — палки и изгнание, одалиске — мешок с ядром и дно Босфора.

Антон Хикель (Anton Hickel, 1745–1798). «Роксолана и султан» (1780). Музицирование и танцы были главными развлечениями обитательниц гарема

Особую политическую значимость гарем получил во второй половине XVI — середине XVII веков — эпоху, названную «женским султанатом». Её начало связывают с личностью Роксоланы (Анастасии Лисовской, ок. 1506–1558), или Хуррем-султан. Украинка по происхождению, она была любимой женой султана Сулеймана Великолепного (Kanuni Sultan Süleyman, 1494–1566 ). Стараясь обеспечить своему старшему сыну Баязиду трон, Роксолана не только извела свою соперницу черкешенку Гюльбахар и её сына Мустафу, но и не остановилась перед убийством собственного ребенка: её младший сын Джихангир тоже был казнен по обвинению в измене. На совести Роксоланы была и смерть великого визиря Ибрагим-паши (1536). По мнению некоторых историков, если бы Ибрагим-паша остался у власти, Турция, вероятно, изменила бы приоритеты своей внешней политики. Паша был убежден, что для империи пришло время повернуться лицом к Востоку и направить свою экспансию в сторону Кавказа и Ирана, поскольку граница турецких владений в Европе ушла настолько далеко на запад, что это грозило сбоями в работе систем армейского обеспечения. Но судьба рассудила иначе, и все осталось по-прежнему, что было значительным стратегическим просчетом.

Однако в большинстве случаев первую роль в гаремных интригах играли не жены, а матери султанов. Как, например, гречанка Кёсем-султан, мать Мурада IV (Dördüncü Murat, 1612–1640) и Ибрагима I (Birinci İbrahim, 1615–1648), или привезенная из России Турхан-султан, мать Мехмеда IV (Dördüncü Mehmet, 1642–1693). В малолетство последнего между Кёсем-султан и Турхан-султан разыгралась нешуточная борьба за власть в гареме, из которой русская вышла победительницей. В последствии она отменила указ Мехмеда II о необходимости убийства султанских братьев. Но, в целом, женское правление сказалось на Турции не лучшим образом. Интриги, подкупы и тайные убийства заметно ослабили османскую государственную систему: с 1579 по 1656 годы в Османской империи сменилось 66 визирей. И только после того, как пост великого визиря перешел в руки рода Кёпрюлю (Köprülü, середина XVII века), в Блистательной Порте установился порядок.

После этого Турецкая империя просуществовала ещё 252 года. Будут сменяться султаны и визири, валиде-султанши и кадин-эфенди, но строй гаремной жизни почти не изменится. В 1918 году в стране началась революция, была провозглашена республика, а многоженство запрещено. Последний султан Мехмед VI (Altıncı Mehmet, 1861–1926) в 1922 году, бросив гарем, покинул страну на английском корабле. Судьба большинства последних обитателей сераля сложилась драматично: не приспособленные к жизни во внешнем мире, они окончили свои годы в бедности и печали.

 

Павел Котов, 11.08.2009

Ключевые слова: секс, гарем, придворная культура