Новаторство Пушкина-прозаика. «Повести Белкина» образ автора в цикле

«ПВ» (1830) – первые законченные прозаические произведения П, состоящие из пяти повестей: «Выстрел», «Метель», «Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка».

Новаторство: В предисловии «От издателя» П. взял на себя роль публикатора и издателя «Повестей Белкина». Авторство же повестей приписал провинциальному помещику Ивану Петровичу Белкину. И.П. Белкин, в свою очередь, переложил на бумагу истории, которые ему рассказали другие лица («Смотритель» рассказан был ему титулярным советником, «выстрел» - подполковником, «гробовщик» - приказчиком, «метель» и «барышня» - девицею). Тем самым П. создал иллюзию фактического существования рукописи Белкина, приписывает ему авторство, документально подтверждает, что повести – не плод выдумки самого Белкина, а на самом деле произошедшие истории. П. устранил себя из повествования, передав авторские функции людям из провинции. Белкин же объединяет всех рассказчиков и перелагает их истории.

П. было важно, чтобы рассказ велся не автором, не с позиции высокого критического сознания, а с т.з. обыкновенного человека, происшествиями изумленного, но не отдающего себе ясного отчета в их смысле.

В "Повестях Белкина" композиционная функция Белкина проявляется в "самоустранении" автора из повестей (образ автора включен только в предисловие).

Белкин говорит за всю провинцию. Его голос-голос всей провинции. В речи Белкина типизирована, точнее, обобщена речь провинции. «Повести Белкина» построены на совмещении двух разных воззрений. Одно принадлежит человеку невысокого духовного развития ,другое -национальному поэту. Повести должны были убеждать в правдивости изображения русской жизни документальностью, ссылками на свидетелей и очевидцев ,а главное –самим повествованием. Жизненный материал, легший в основу повестей, – истории, случаи, происшествия провинциального быта. События, которые происходили в провинции, привлекали Пушкина и раньше. Но обычно их повествовал сам автор. Самостоятельных "голосов" мелких помещиков, офицеров, простого люда не было слышно. Теперь же Пушкин дает слово Белкину, выходцу из поместных глубин России. В "Повестях Белкина" нет народа как собирательного образа, но повсюду присутствуют персонажи из разных социальных слоев. Степень постижения действительности у каждого персонажа ограничена его кругозором: Самсон Вырин воспринимает жизнь иначе, чем Сильвио, а Муромский или Берестов – на иной лад, нежели Минский.

Естественно выглядит то, что все повести рассказаны Белкиным, который долго жил в провинции, завел знакомства с соседями – помещиками, близко соприкасался с простым людом, изредка выезжал в город по каким-либо делам, вел тихое размеренное существование. Именно провинциальный помещик на досуге или от скуки пробующий перо, мог слышать о происшествиях и записать их. Ведь в условиях провинции такие случаи особенно ценятся, пересказываются из уст в уста и становятся легендами. Тип Белкина как бы выдвинут самой поместной жизнью.

Ивана Петровича привлекают острые сюжеты, истории и случаи. Они словно яркие, быстро промелькнувшие огоньки в тусклой, однообразной череде дней провинциальной жизни. В судьбе рассказчиков, поделившихся с Белкиным известными им событиями, не было ничего примечательного, кроме этих историй.

Есть еще одна важная особенность этих рассказов. Все они принадлежат людям одного миропонимания. У них разные профессии, но относятся они к одной провинциальной среде – деревенской или городской. Различия в их взглядах незначительны и могут не приниматься во внимание. А вот общность их интересов, духовного развития существенна. Она как раз и позволяет Пушкину объединить повести одним рассказчиком – Иваном Петровичем Белкиным, который им духовно близок.

В «повестях»- многоступенчатая стилевая структура. На всём пространстве повестей не исчезает «игра» различными стилями. Это придает особую художественную полифонию произведению. Например, в «Выстреле» о герое Сильвио узнаем со слов самого героя, со слов его антагониста, наблюдателя-повествователя.

Художественно-повествовательная концепция цикла заключается в пародийной противопоставленности Повестей Белкина укоренившимся нормам и формам литературного воспроизведения. Белкин как пытается подвести своих героев под определенные амплуа, известные ему книжные стереотипы, но при этом постоянно «поправляется» Пушкиным. Через пародирование и ироническую трактовку сентиментально-романтических сюжетов Пушкин двигался в сторону реалистического искусства.

Исследователи склоняются к тому, что цикл «Повестей Белкина» по жанру близок роману и считают его художественным целым «романизированного типа», хотя некоторые идут дальше, объявляя его «эскизом романа» или даже «романом».

Если цикл есть единое целое, то в его основе должна лежать одна художественная идея, а размещение повестей внутри цикла должно сообщать каждой повести и всему циклу дополнительные содержательные смыслы по сравнению с тем, какой смысл несут отдельные, изолированно взятые повести.

Пушкин накладывает определенную нивелировку на пестроту повествований Белкина, отводит себе скромную роль "издателя. Читателю приходится в этих повестях иметь дело сразу со всеми ликами рассказчиков. Ни одного из них он не может выкинуть из своего сознания. Пушкин стремился к максимальной объективности, реалистической глубине изображения, чем и объясняется сложная стилевая система "Повестей Белкина".

Повести покойного Ивана Петровича Белкина" - 2й цикл Пушкина. Первый прозаический законченный им цикл. Он обратился к прозе потому что, во-первых, терял популярность, как поэт, а после декабристов писать прозу стало некому. Во-вторых, издание книг стало массовым, возникла беллетристика. Лёгкое чтение для отдыха. Пушкин не может найти нишу в этом чтиве. Пушкин пытается вернуть читателя. В то время гремели Булгарин и Марлинский (Бестужев) - беллетристы. Поэзия Пушкина перестаёт быть востребованной. Пушкин пишет "ПБ". Белинский пишет на это: "Сказки и побасенки". Он нихрена не понял! Пушкин написал прозу, как поэзию, которая не может быть исчерпана сюжетом, тем пытался задать норму, как надо писать прозу, если уж писать. Первый образец такой прозы - Карамзин. А потом сразу - Пушкин. Но Пушкин от Карамзина отличен по плану идеологии. Во-первых, эти повести написал не Пушкин, а Белкин, который отставной военный, сидел один у себя в имении, делать нечего ему было, он стал писать. Сосед его по имению после смерти Белкина их отправил издателю АП. Белкин - не профессиональный литератор, он собирает рассказы и записывает их. У каждой истории есть информант, и получается автор - даже не Белкин, а те, кто ему рассказали. Галерея авторов, которые всё время друг на друга ссылаются. И выходит что от факта до читателя - огромное кол-во инстанций. И мотивировку фактам дают рассказчики, а вовсе не автор. Нет ни правды факта, ни псиологич. мотивировки. Что произошло с Дуней в СС? Про что кино? Факт мерцающий и смысл мерцающий. Возникают смысловые лакуны, заполнить которые - дело читателя. Пушкин издал "ПБ" под именем Белкина и написал Плетнёву: "Ты всё-таки в Петербурге слух пусти, что это я написал...".

Герои ПБ не ставят великие цели. Они хотят счастья, но это счастье или не даётся, или дается ценой горя. Дуня и Минский счастливы, но Вырин спился и умер. Счастливы герои "Метели", а Владимир погиб и забыт. Пушкин выводит закон жизни: счастье даётся лишь ценой страшных потерь и тем обесценивается. В мире ПБ правит соц. судьба.

"Метель" - антиновелла. Похожа на Вашингтона Ирвинга "Жених-Призрак", где на персонажа работает случай. Тут случай работает против героя Владимира, не говоря уже о том, что Бурмин вообще бредово поступил. Судьба, выходит, на стороне Бурмина, у которого и так всё есть. В этом есть правда жизни. Самсон Вырин, конечно, первый МЧ в русской литературе, но как потом скажет Девушкин в "Бедных людях" - "Такое и с графом могло бы случиться".

"СС" - всё происходит на фоне картинок Блудного Сына. Это история о блудной дочери. Но если к Богу-отцу всегда можно успеть вернуться, то Дуня не успела к отцу. Она не прощена. Но Бог видит её возвращение и прощает. Пушкин всё приближается к законной реальности. Пушкин играет в безусловность литературной действительности.