Г. РО'ЗЕНТАЛЬ. РЕКОНСТРУКЦИЯ РАССКАЗОВ О ЖИЗНИ
Рассказ о том, как его судил военно-полевой суд, был первым длинным эпизодом (2 страницы), обвинение, выдвинутое против него, выступает здесь как его общая оценка темы «национал-социализм и принуждение». Помимо этого, он ничего не говорит о том, что ему довелось испытать как солдату во время войны — вместо этого он рассказывает о своих командирах, офицерах-нацистах, т. е. снова возвращается к предмету, непосредственно связанному с национал-социализмом. Это весьма необычно, учитывая то обстоятельство, что он провел на фронте три года, принимая участие в боевых действиях как в Италии, так и на Восточном фронте. Получает подтверждение наше предположение о том, что тематическое поле его рассказа о жизни определено им как «мой опыт национал-социализма» (см. гипотезы 3,19). Почему он не рассказывает нам о том, что ему довелось испытать на войне? На этот счет можно выдвинуть следующую гипотезу (23):
23. Для Лоса здесь нет никакой связи между годами, проведен
ными в армии, и темой национал-социализма. Армия и роль Гер
мании во Второй мировой войне, с его точки зрения, не имеют
ничего общего с нацистским режимом. Отсюда вытекает, что его
собственный опыт военных лет неактуален для рассматриваемой
темы — в том виде, как он ее понимает. Ханс Лос знакомит нас с
важными этапами своей жизни: так, например, он рассказывает
нам о своем обучении ремеслу — отдельно от проблемы нацио
нал-социализма - и таким образом пытается осмыслить свою
жизнь как протекавшую независимо от нацистского режима.
Однако возможна и альтернативная гипотеза (24):
24. Он не хочет говорить о своем солдатском прошлом, по
скольку то, что он пережил, столь болезненно, что он предпочел
бы о нем не упоминать. Есть и другие проблематичные события в
его прошлом, разговора о которых он хотел бы избежать.
Только когда Ханс Лос достигает периода, последовавшего за его демобилизацией, т. е. после падения режима национал-социализма, он снова переходит к развернутому эпическому повествованию. Пока же он рассказывает о войне, то строго придерживается тематического поля: «мой опыт национал-социализма». Лишь когда он выходит за рамки этого этапа своей биографии, он оказывается в состоянии контролировать свои воспоминания и может обращаться к своему личному опыту без всякого ограничения. Только с этого момента он может направить свой рассказ таким образом, что ока-
зывается сам в центре повествования, и избавляется от необходимости перемещаться в том тематическом поле, которого он хотел бы избежать. То обстоятельство, что он не может покинуть заданное тематическое поле до тех пор, пока его повествование не достигнет конца войны, показывает потребность Ханса Лоса в оправдании. Рассказчик настойчиво пытается представить свою жизнь как протекавшую независимо от национал-социализма, но это ему не удается, поскольку он чувствует себя виновным в чем-то, о чем он, возможно, «держал свой язык за зубами».
Здесь мы заканчиваем наш анализ основного повествования. Некоторые из наших гипотез оказались более вероятными, в то время как другие были полностью нами исключены. Значительное число гипотез, однако, так и не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть. Например, вопросы о том, почему Ханс Лос так мало говорит нам о своем опыте членства в юнгфольке или в какой мере он ощущает свою личную причастность к преследованиям евреев или к Холокосту, так пока и остались без ответа. Анализ второй части интервью дает нам материал для многих дальнейших интерпретаций. Например, позднее выясняется, что время, когда он состоял в гитлерюгенде, отмечено неприятным для него опытом (ср. с гипотезой 7): старший его группы покончил с собой, когда обнаружилось, что кто-то из его предков был евреем. Более того, микроанализ отдельных отрывков текста позволяет снова проверить наши гипотезы. Так, в связи с темой Холокоста микроанализ упоминаний о заключенных концлагеря показывает, насколько рассказчик стремится к отрицанию своей личной причастности к этой главе немецкой истории. Как солдат, Ханс Лос должен был охранять заключенных концлагеря: он был свидетелем того, как жестоко с ними обращались охранники-эсэсовцы, и он сам отказался нести охрану. Его командир принял этот отказ. Лос снова на собственном опыте обнаружил, что человека не заставляли заниматься такими вещами. Но очевидно, что этот отказ не облегчил его совесть: вплоть до сегодняшнего дня он задает себе вопрос о том, что он мог тогда сделать против жестокого обращения с заключенными.
Подведем итог: как представляется, данный анализ показал, что Ханс Лос не хочет видеть свою жизнь при нацистах каким бы то ни было образом связанной с нацистским режимом как политическим феноменом. Он воспринимает себя как человека, который шел своим путем, более или менее независимо от социальных условий. Однако под давлением потребности оправдаться он не может избежать тематического поля «мой опыт национал-социализма» и рассказы-
ПР/КТИКА РАБОТЫ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ
вать вместо этого о тех :событиях своей жизни, которые с нацизмом не связаны. 2 его точки зрения, такие рассказы не относятся к теме интервью.
Эта интерпретация находит дальнейшее подтверждение в анализе второй части интервью, которая заняла еще 3 часа. Можно показать, что Ханс Лос не только не признает какую бы то ни было личную ответственность за нацистское прошлое Германии, но также и отрицает то, что он ;действительно «пострадал» в условиях того времени. Он не испытывает потребности оправдываться, используя такие распространенные коллективные объяснения, как «нас так воспитывали» или «мы 5ыли слишком молоды». Он также не приводит типичных коллективных интерпретаций своих собственных страданий в духе «они лишали нас молодости» или «нацисты использовали нас как пушечное мясо».
Точно так же перерыв в его рабочей биографии и его солдатский опыт не имеют никакого касательства к национал-социализму. Когда его прямо спрашивают о годах, проведенных на фронте, он действительно подробно рассказывает об ужасных событиях, которые ему пришлось пережить и которые до сих пор являются ему в кошмарных снах. Но он так и не соотносит эти события с «предметом» обсуждения. Даже испытав этот экстремальный опыт, он так и не смог увидеть связь между тем, что с ним произошло, и общими социальными условиями.
Подобное отношение, которое столь ярко проявилось в интервью с Хансом Лосом, объясняет, почему в такого рода интервью исходный вопрос интервьюера, которым начинается интервью, не вызывает свободного потока рассказа. Такую «неспособность» рассказать нельзя объяснить ссылками на «неумение провести интервью» или на отсутствие способностей рассказчика у биографа. Скорее это проявление всей биографической конструкции и структур смысла, которые лежат в основе понимания биографом социальной реальности и истории своей жизни. Если люди не воспринимают свою жизнь как связанную с социальными условиями, они просто не в состоянии рассказывать о ней в такой рубрике.
return false">ссылка скрытаТо, что Лос представляет свою жизнь в отрыве от политического контекста периода нацизма, нельзя считать случайной интерпретацией или - хуже того - когнитивной некомпетентностью с его стороны. Эта характерная черта его рассказа имеет определенную функцию в его попытках совладать с нацистским прошлым. В после-
Г розенталь. реконструкция рассказов о жизни
дующих наших исследованиях39, где путем сравнения различных
поколений были реконструированы различные стратегии норма-
лизации нацистского прошлого, мы показали, что деполитизация
нацистского периода является распространенной стратегией, кото-
рой особенно часто пользуются немцы, принадлежащие к более
старшему поколению, нежели наше поколение, состоявшее в гитлер-
югенде, - для того чтобы избежать разговора о всей проблеме
национал-социализма. В этом исследовании мы избрали другой
открывающий интервью вопрос («Пожалуйста, расскажите нам о
своей жизни, сосредоточившись на Ваших воспоминаниях о войне»),
избегая, такимобразом, упоминания о национал-социализме как
таковом. Мы обнаружили что в особенности люди старшего поко-
ления (те, кто в молодости уже пережили Первую мировую
войну) очень часто рассказывали о своей жизни, совершенно не упо-
миная о Третьем Рейхе. В то время как эти очень пожилые люди
склонны таким способом подспудно деполитизировать нацистское
прошлое. Ханс Лос проделыает то же самое явным образом, неод-
нократно подчеркивая, что он сам не имел почти никаких дел
с нацистами.
заключение
В целом мы можем предполагать, что то, каким образом биографы
реагируют на открыавющий интервью вопрос, каким образом они
понимают предложенную им тему, какое тематическое поле они
выбирают в качестве тех рамок, в которые будет вписан их рассказ,
зависит от всех их биографической конструкции. Это вполне оче-
видно в рассмотренном здесь случае, но этот вывод можно обоб-
щить и применительно ко всем биографическим интервью. Напри-
мер, в интервью сосредоточенных на трудовом пути рассказчиков,
возникает вопрос и о том, какие другие аспекты их повседневной
жизни также связаны с данным тематическим полем. Можно также
задаться вопросом о том, говорит ли рассказчик о влиянии его рабо-
ты на другие стороны своей биографии и какие связи он видит – или
не видит – между различными сферами своей жизни. В таком иссле-довании возможно также восстановить все эти сферы. В целом же
воссоздание истории жизни требует в первую очередь анализа дан-
ных, на которых эта история основывается. Прежде чем реконструи-
ровать биографический смысл какого-то одного события и связан-
39 Rosenthal G. “Als der Krieg kam, hatte ich mit Hitler nichts mehr zu tun”.
практика работы исследователя
Г. розенталь, реконструкция рассказов о жизни
ного с ним опыта, необходимо понять, каким образом рассказчик или биограф понимают предложенную тему, как они на нее ориентируются и в какое тематическое поле они помещают отдельные события своего прошлого. Мы должны знать, исходит ли информант из своих собственных представлений о значимости отдельных событий — или же ориентируется на то, что, как он полагает, значимо для интервьюера. Только в этом случае исследователь может делать какие-то выводы о субъективном смысле описанных событий и человеческого опыта. Иными словами, нельзя интерпретировать текст, исходя из наивного представления о том, что все, о чем говорит рассказчик, имеет для него личное биографическое значение.
Субъективный смысл отдельных рассказов респондентов не может быть реконструирован путем их подгонки под категории, заданные интервьюерами, или посредством интерпретации отдельных фрагментов текста в отрыве от контекста повествования. Герменевтический анализ требует, чтобы контекстуальная интерпретация принимала в расчет интервью целиком. Применительно к анализу биографий это означает, что каждое описанное событие и связанный с ним опыт должны быть определены и локализованы в рамках всей биографической конструкции — как она определена посредством биографических линий и тематического поля, представленных в интервью. На первый взгляд, однако, невозможно установить, к какому тематическому полю относится конкретный рассказ — это можно определить, только проделав подробный поэтапный анализ.
приложение