Г-НУ С.-К. ГОДЕБСКОМУ
14 марта 1909 г.
4. Авеню Карно
Дружище,
Да будет благословенна Ваша свинка, которая уберегла Вас от слушания концерта в Национальном обществе! Ах, жалкие писаки! Оркеструют ни к черту и затыкают все дыры какой-то турецкой трескотней. Пустое фугообразное нагромождение звуков вместо мастерства. Взятые из «Пеллеаса» темы восполняют недостающее вдохновение. От всего этого в ушах гремит! Тут и бубен, и тамтам, и военный барабан, и глокеншпиль, и тарелки —
все вперемешку. X.., побил рекорд, дополнив все это ксилофоном и «китайской шапкой» 1. Прибавить бы немножко музыки, и было бы совсем хорошо.
Шмитт среди них показался человеком другого мира: богатое вдохновение, ясность рисунка, насыщенная и вместе с тем тонкая оркестровка — все то, чего не было у остальных.
Ни скверное исполнение, ни безголосая певица не могли скрыть этих достоинств.
Был один забавный номер: «Эгинея». Автор ее м-ль Z., покинутая предусмотрительной певицей, сама исполняла свое произведение. Вот чего бы я не стал делать! Голос у м-ль Z.— вроде моего, только погромче. Вначале публика думала, что это изображает тяжелые роды (Гезинея), но, разобравшись, приняла эту шутку как нельзя более весело! В заключение концерта исполнили «маленькое» скерцетто минут на 35. Удрал незаметно, чтобы избежать встречи с авторами, и прямиком в бистро, выпил лимонад и 3 стакана воды. Ничего возбуждающего...
Дайте знать, как только поправитесь. Врач моего отца запрещает мне пока навещать Вас. Кажется, эта болезнь очень прилипчива. Заканчиваю «Час». Завтра Дюран получит конец партитуры.
Напишите мне поскорее (на швейцарской бумаге химическим карандашом).
Сердечный привет всем Вашим от нас троих.
Морис Равель
Следующее письмо, помеченное только словами «Воскресенье вечером», судя по содержанию, относится к 1909 году.