БЮЛЛЕТЕНЬ №6 (2002)

В ноябре 1999 года раздался звонок. Трубку снял Варов. «Але. Ет Леха Широков с Уралмаша звонит. Как можно к вам в Фонд попасть?» – «А чего это ты вдруг решился?» – спрашивает Варов. «Устал, – говорит Леха, – от нелегкой наркоманской жизни». Варов говорит: «Нет у нас мест». – «А че ж делать-то мне?» – «Не знаю, – говорит Варов, – звони губернатору, чтоб нам помещение дали». И кидает трубку. Через 5 минут звонок. «Але, ет Леха опять звонит. Все, губернатору дозвонился, правда, с ним самим не разговаривал, но все передал. Может, еще кому позвонить?» Озадаченный Варов говорит: «Звони Чернецкому». Через 5 минут звонок. «Але, ет опять Леха с Уралмаша. Чернецкий не стал со мной разговаривать, но я там им все сказал». Варов говорит: «Ну, приезжай. Посмотрим на тебя, Леха Широков».

Забрали мы Леху на Изоплит. Это был первый человек, который пришел к нам сам. Перед тем как прийти, Леха, естественно, упоролся. Пристегнули его к кровати. На следующий день его начало колбасить. Ночью он увидел на оконной решетке проволоку. Приподнявшись, дотянулся до нее зубами, перегрыз, зубами же согнул из нее отмычку, отстегнул один наручник, потом без труда отстегнул второй и попытался убежать. Его, конечно, тут же поймали, всекли и пристегнули наручниками к оконной решетке. Но Леха не сдался. Под утро он вышел к охране с решеткой на спине. Охрана растерялась. «Пацаны, где здесь автобус останавливается?» – спросил Леха. Все расхохотались. Леха получил заслуженное прозвище Коперфильд.

Я много разговаривал с Лехой и узнал его нехитрую историю. Жил он на углу Восстания – 40-летия Октября, учился в 81-й школе. Воспитывала его одна мать. Колоться начал в 13 лет ханкой. «Как начал, Леха?» – спросил я его. «Курить начал. Курили все. Потом ханка, потом героин. Все кололись. Сейчас кто умер, кто в тюрьме». – «А как решил к нам прийти?» – «Пошел с утра на Уралмашевский рынок что-нибудь украсть. Из дома уже тащить было нечего. Накануне из пустого холодильника унес последнюю бутылку подсолнечного масла. И украсть-то ничего не успел. Поймали меня опээсовцы и отлупили. Пригорюнился я. Вот, сволочи, за что, думаю, напинали, ведь мы – наркоманы, люди безобидные... Пока думал, ноги снова понесли меня на рынок. Меня опять поймали и напинали. Вот, думаю, мерзавцы. Насколько, думаю, меня так хватит?..»

У нас Леху любили все. Он был веселый и независимый. Видимо, по этой причине он и конфликтовал с Игорем. Через 8 месяцев Леха сбежал. Устроился на работу. Через 4 месяца пришел на Изоплит к себе на выпуск и остался работать у нас. Это был первый человек, который проблемы Фонда воспринимал как свои личные.

Леху и его друга тоже Леху Половникова закрепили за Верх-Исетским райотделом. Работали день и ночь. Леха не давал покоя никому. Надо было видеть как он уговаривал начальника ОБНОН Верх-Исетского РУВД Федора Загнибороду что-нибудь сработать. «Але, Федор Михайлович. Ет Леха Вам звонит. Поехали сработаем? Федор Михайлович, ну поехали приделаем цыган – тебе орден дадут. Что, говоришь, выговор влепят? Да ладно, мы тебя отмажем. Что, жену не видел 2 дня? Да ладно, Федор Михайлович, поехали сработаем, купим мы тебе резиновую бабу. Да есть у нас закупщик, и деньги есть, и рации с нами. Федор Михайлович, да кого ты боишься? Федор Михайлович, ты будешь работать или нет? Федор Михайлович, скажи мне, кто тебя обидел?» И так минут по 40. Потом кладет трубку и устало говорит: «Уф, редкий замудонец. Поехали, Леха, я договорился».

Леха и Мазя

Все помнят, как они работали по Верх-Исетскому. Барыги сворачивались, наркоманы бросали колоться, да и Федор Загниборода показал себя во всей красе. Вместе с Федором они провели порядка 100 операций. После того как наши парни перешли в Орджоникидзевский, Верх-Исетский уже никогда так не работал.

Уралмаш Леха чистил с особым рвением. Работали каждый день. Леха со всеми устанавливал дружеские отношения и его тоже все любили. Я должен сказать, что он был первый, кто действительно создавал имя Фонду. Из всех, с кем он работал, никто и никогда не мог заподозрить его в непорядочности и неискренности. Леху любили все и уважительно звали Алексеем. Все наркоторговцы боялись его.

Когда Леха еще учился в 82-м училище, у него была подруга Наташа – видная красивая девица. Но Леха кололся, и ему было не до нее. Через 5 лет, когда он бросил наркотики, у Наташи давно уже была своя жизнь. Леха сумел отвоевать Наташу, они стали жить вместе и очень любили друг друга. На них приятно было смотреть – молодые, красивые, 20-летние...

Однажды Леха подошел ко мне и говорит: «Женя, я не останавливаясь работаю уже год. У нас с Лехой за год 150 приемок. Столько не работает никто. Я и дальше готов работать бесплатно, но я не один. Пока я кололся, я вынес из квартиры все, что можно было. Я разорил свою бабушку, я сделал старухой свою мать. Мне стыдно. Я хочу поработать на них. Я им должен».

«Нет проблем, Леха, я все понимаю». Мы купили перспективное предприятие, договорились с Лехой, что они сами поднимут его, половину прибыли будут отдавать на борьбу с наркотиками и трудоустраивать бывших наркоманов. Оба Лехи – и Широков и Половников – стали заниматься мирным трудом. Но время от времени возвращались и принимали участие в особо сложных операциях.

Бизнес потихонечку налаживался. Денег еще не было, но работы было вдоволь. Леха поехал в Сочи. Там он в первый раз увидел море. Подписал договор на поставку стройматериалов и, как обычно, со всеми подружился. Вернулся в Екатеринбург веселый и сразу же начал работать. Он торопился жить.

Я улетел в Грузию на форум. В понедельник 10 июня в перерыве между заседаниями я позвонил в Фонд. «Леху ранили», – сказал мне Дюша. Я испугался и спрашиваю: «Выживет?» Дюша говорит: «Он сейчас в больнице в Алапаевске. Ему сейчас будут делать операцию. Мы договорились со Спектором, договорились с МЧС – пошлем за ним вертолет. Делаем все. Некогда. Я перезвоню». Я положил трубку. Мне показалось, что выключили свет. Я подумал: «Только бы выжил. Никуда от себя больше не отпущу». Через час я попытался набрать Дюшу. Он позвонил мне сам. «Умер Леха...» Я заплакал.

Леха

Я прилетел в среду ночью и успел на похороны. Наших парней собралось человек 300. Я уж многих и в лицо забыл. Отпевали в церкви Рождества Христова на Уралмаше. Некуда было встать. Приехало много оперов, которые работали с Лехой: из УБНОН, из ОРБ СУВДТ, из райотделов. Я уже говорил – его все любили.

Наташка была белого цвета. Мать не переставая кричала: «Алексейка, Алексейка». В стороне плакала старенькая бабушка. Да все плакали. У могилы пытались что-то сказать – ни у кого не получилось. Да и что там говорить: был человек – и нет человека.

Лехина мама подошла к нам с Дюшей. Говорит: «Спасибо вам. Почти три года он прожил человеком». Я подумал, действительно, Леха торопился жить, и за то время, как он бросил колоться, сделал очень много добрых дел.

Леха был лучшим из наших людей. Он просто был моим другом.