Вадим Дубнов

¹ акие звезды бывают только в го­рах. "Скоро полнолуние, - ска­зал партизан-проводник. - Пора возвращаться на передовую. Турки всегда начинают войну s пол­нолуние, они не могут воевать в тем­ноте". У турок с некоторых пор появи­лись установки с инфракрасным на­ведением, для которых не существует темноты. Причем тут полнолуние? "Все равно, - упрямо повторяет про­водник. - Это такая война".

Тень на камне

Курдистан - это даже не Атлантида. Го­сударства с таким названием не суще­ствовало никогда, и даже те, кто утвер­ждает, что курдское государство в IV веке до нашей эры и существовало, по­чему-то называют его Мидией. Страна, которой нет 550 тысяч квадратных ки­лометров. Чуть меньше Турции и чуть больше Ирака. Намного больше Ирака и Турции, если те останутся без своих курдских территорий. Еще немного Ирана и Сирии. Как утверждают сами курды, их 40 миллионов человек. Из них 20 миллионов - в Турции. Впрочем, турки считают иначе. С тех пор как в конституции страны в 24-м году было записано, что "все граждане Турции независимо от религиозной и расовой принадлежности являются турками", курдов в Турции официально нет. Есть только горные турки.

...Партизаны почему-то называют себя "герилла" и говорят друг другу "хаваль" - "товарищ". Но свобода - это вовсе не независимость. То есть, ко­нечно, независимость, но: "Мы вовсе не претендуем на то, чтобы стать от­дельным государством. Просто пусть турки признают нас курдами".

Война идет четырнадцать лет...

Я задавал вопросы две недели ■ вместе с герилла оставляя за спиной перевал за перевалом, хребет за хреб­том, деля с ними походные сковородки с жареной колючкой, ночуя на земле, укрываясь от снега и дождя куском целлофана, - я две недели жил так, как они живут почти всю жизнь. "Сколько времени вы здесь стоите своим лаге­рем?" - спрашивал я проводника, зады­хаясь от километрового подъема в по­исках укромного места, время от вре­мени необходимого даже для герилла. "Полгода". "Так отчего бы не построить в лагере обычный туалет?" - "Товарищи в туалетах не нуждаются" - и это не бы­ло гордой декларацией, и ответ даже

сопровождался чуть смущенной улыб­кой. И, видимо, заподозрив, что я могу неправильно этот ответ понять, про­водник пояснил: "Зачем? Ну что нам стоит сбегать за соседнюю гору?"

Туалет - атрибут пусть самого неза­тейливого, но комфорта. Комфорт не­допустим. Герилла не знает комфорта. У герилла нет ничего - у него нет денег, нет дома, нет семьи, нет прошлого, и с того момента, как он становится герил­ла и членом Курдской рабочей партии (КРП), у него больше нет прежнего имени. Он - хаваль. И у него отныне новое и красивое имя. Хаваль Кахра-ман - "герой", хаваль Сибер - "тень на камне", хаваль Плинк - "тигр". Я две не­дели задавал вопросы, ответы на кото­рые доносились словно из какого-то давно минувшего времени. А потом я просто увидел то, чем становится борьба за свободу через четырнадцать лет после того, как она началась.

..."У нас теперь есть все: есть пар­тия, есть армия, есть парламент", - го­ворят руководители КРП. Парламент - в изгнании и время от времени заседает в Брюсселе. Партия овеяна легендами, она - высшая тайна и почти орден. Из тех трехсот человек, которые все начи­нали, в живых остались несколько де­сятков. И порой даже кажется, что их тоже не существует, и ощущение вели­кого мифа росло с каждым днем, ибо, отправивши Jb в путешествие, чтобы увидеть своими глазами товарища Ка-расу - одного из "бессмертных", я про­шел, кажется, пол-Курдистана, и това­рищ Карасу таинственным образом от­далялся от меня по. горным тропам ровно настолько, насколько я к нему приближался. Товарищ Карасу так и остался для меня непостижимым сим­волом партии.

Армия начиналась с разрозненных отрядов, досаждавших туркам рядовы­ми диверсиями: там обстреляют кара­ул, здесь подожгут склад, еще где-ни­будь взорвут какую-нибудь сельскую управу. Словом, продолжалось то, чем занимались бесчисленные курдские отряды и движения и что не прекраща­лось по большому счету все годы суще­ствования независимой Турции, полу­чившей курдскую проблему в наследст­во от Османской империи.

Но настоящей войной это стало-то­гда, когда Анкара принялась решать такой знакомый вопрос о восстанов­лении конституционного порядка столь же известным образом. Числен­ность военных группировок, направля­емых на курдский восток страны, каж­дые несколько лет удваивалась, и в

Спецкор "НВ" за время подготовки репор­тажа era л чем-то похожим на его героев

 

последних операциях турки решают курдскую проблему армадами в во­семьдесят тысяч человек.

 

Наши стратеги в конце 94-го к ту­рецкому опыту не обратились, но тем, кто ищет ныне аналогичные продолже­ния, не поздно сделать это и сегодня, чтобы посмотреть, какой становится война, к которой провыкли все.

Война размеренна и сезонна. Зи­мой у герилла - пауза, маневры и неус­танная политучеба. По мере таяния снегов все будет как обычно: армия войдет на территорию турецкого Кур­дистана, а потом, в соответствии с дав­ними договоренностями между Анка,-рой и Багдадом, попытается перейти иракскую границу, и авиация примется бомбить районы, где, по ее мнению, располагаются партизанские базы КРП. Курды в ответ по-партизански^, группами в несколько десятков челА} век, начнут донимать турецкую армию непрерывным террором, те будут, как обычно, отыгрываться на мирных де­ревнях. Потом турецкие информацион­ные агентства сообщат: убиты, скажем, 23 курдских партизана. А курды ответят заявлением о том, что сбит еще один турецкий вертолет. А потом через пару месяцев армия уйдет, чтобы вскоре снова вернуться и все повторить. И так три - четыре раза в год.

О том, сколько после очередной операции погибнет мирных жителей, естественно, никто не сообщит. За че­тырнадцать лет погибли по разным данным от 25 до 30 тысяч курдов. И только каждый десятый - герилла. Две­надцатилетний мальчишка, обвешан­ный гранатами, уже готов к интервью.

 

26

НОВОЕ БРЕМЯ М 22/98

Война размеренна и сезонна. В перерывах - маневры, политучеба и неазартные игры

Он все знает про лидера Оджалана, про зверства турок и про текущий по­литический моцент.

- А родители знают, где ты?

- Да. Им дядя потом сказал. Их
наша борьба за свободу не интересу­
ет, А дядя у меня - член партии.

"Как закалялась сталь". Перевод на турецкий

...Турки назыеают их ведьмами. В пе­рерывах между тренировками ведьмы поют песни про своего лидера Абдуллу Оджалана и свободный Курдистан, во­дят партизанские танцы-хороводы, прыгают через веревочку и читают на турецком "Как закалялась сталь".

В честь приезда гостя весь полуто-расотенный личный состав женского батальона выстраивается на плацу. Го­стю следует пройти через все три ряда и каждой пожать руку Галантные по­ползновения изчезают через три - че­тыре пожатия Потом, когда я буду ка­рабкаться по скалам, задыхаясь и уны­ло провожая взглядом непринужденно взлетающих девушек-герилла, остатки моего мужского шовинизма сведутся лишь к стоическому отказу от помощи железных рук. А пока, чтобы от- от хруста собственных костей в пожимаемых валькириями ладонях, смотрю в глаза.

return false">ссылка скрыта

Говорят, женщин-герилла турки бо­ятся больше, чем мужчин. Мужчины иногда могут и пощадить. Ничего напо­минающего о нерастраченной страсти в глазах нет. Только готовность к пос­леднему бою за Курдистан. И ничто земное не должно от этого отвлечь.

Превозмогая смущение, перехожу к деликатным темам. Смущение, кажет­ся, напрасно, - батальон только с виду женский, и говорить можно обо всем. Девушки хихикают

- Как мы без мужчин? А почему вас
так интересует этот вопрос?

Хаваль Дижла, командир всех жен­щин фронта, смотрит строго, но ей, ка­жется, интересно самой У Дижлы ни­чего общего с тем, что я высмотрел в Лицах на плацу. Тихий голос, утончен­ные манеры, и эти руки с удивительно длинными пальцами исключают любые

*

1сли о ручном пулемете или "калаш-кове" Девушка из богатой курдской семьи в турецком Курдистане бросила университет в Анкаре и в 22 года ушла В партию Родители? Она о них ничего больше не знает. Незаконченный уни­верситет ей заменила политическая академия для руководящего состава партии в Сирии, партия - вместо се­мьи, вместо родителей - новое имя.

- Так почему вас это интересует? Семья отвлекает от борьбы - вы же должны это знать, русские революцио­неры тоже отказывались от семьи. Мы не можем и не должны об атом думать, Пока не добьемся победы...

Все, больше нет сил - отбрасываю последний налет деликатности и пе­рехожу к вопросам в самой прямой форме: "Но с природой-то как бороть­ся? Природа-то - вот она, за горой

мужской лагерь.." Нет, на такой воп­рос Дижла отвечать не готова Впро­чем, я уже давно жду, когда заговорит Майя. Так ее когда-то звали в Тбили­си, где тридцатилетняя Майя была врачом и где за три дня до собствен­ной свадьбы все бросила, отправив­шись воевать в Курдистан. Теперь она - хаваль Сездар - "принявшая клятву" Специализация - ручной пулемет, в русском воинском просторечии име­нуемый "красавчиком".

У Майи в Тбилиси было все, что принято в Грузии называть красивой жизнью Семья с еще советскими свя­зями на приличном партийном уровне, успех у многонационального мужского населения Тбилиси и , как уже сказано, жених Тоже курд. Уже отсюда Майя на­писала ему письмо - извинилась.

Насчет природы бывший врач Майя формулирует четко и исчерпы­вающе. "Тяжело тем, кто знал мужчи­ну. Но посмотри на этих девочек - они же здесь с четырнадцати - пятнадца­ти лет. А до этого в своих иракских, турецких, сирийских деревнях они не то что с кем-нибудь за ручку - им да­же в окно не позволялось смотреть Какая физиология?"

"Майя, это нормально''" - "Не знаю... Но я это приняла"

Гамбургский крем тля курдских гор

- Майя, почему ты здесь?

Майя больше всего боится впасть в патетику. Это действительно очень трудно - ответить без использования слов "долг", "родина" и "свобода". Не получается. Я не запомнил, что отве­тила Майя

Но они другие, курды из постсове-тья. У них е отличие от остальных ино­гда загораются глаза У Майи - когда она читает полугодовой давности мо­сковскую газету, у Рашида, которого в

том же Тбилиси звали Аликом, - когда мы вспоминаем тбилисское "Динамо" образца 81-го года и обсуждаем пос­ледние минуты игры "Интер" - "Спар­так". У Рашида в Москве друг-афга­нец. В Афганистане Рашид зачищал кишлаки. Потом примерно тем же за­нимался в Абхазии. Потом в Южной Осетии. Потом в Чечне. А потом ему, профессионалу, предложили работать в охране Шеварднадзе "Сразу давали майора Но попросили поменять фа­милию". И он уехал

- Как тебе объяснить... Я всю жизнь воюю Афганистан, "Белый легион" в Абхазии - ты бы знал, что там твори­лось. Я больше ничего не умею, я - пес войны, мне даже предлагали в Иност­ранный легион И я думал' может, на самом деле?.. А здесь я воюю по-дру­гому - мне в первый раз для этого не надо колоться или напиваться

У каждого - своя долгая история Дядя Рашида - тоже профессионал войны, только его в охрану президен­та не звали - у него другие пробле­мы, все его коллеги из "Мхедриони" уже сидят. Куда ему было деваться'' Семья Чахтора из Нахичевани частью успехов своего бизнеса регулярно делится с КРП, и Чахтор, в общем, не скрывает, что его присутствие здесь - в некотором роде тоже часть этих инвестиций.

Своя история у каждого курда из Германии, из Франции, даже из Ав­стралии Это удивительная армия -"Нет, по-английски не говорю. Мо­жет быть, по-испански? По-фран­цузски?" - и это бесценный пропа­гандистский капитал партии "Поло­вина армии - из тех, кто бросил сытую насиженную жизнь..." Но по­том, на горных переходах, когда ру­ководство потеряло возможность формировать круг моих собеседни­ков, французский и испанский не­медленно исчезли. И, прощаясь,

 

НОВОЕ ВРЕМЯ М 22/98

курд, недавно вернувшийся из Анг­лии, заметил: "Теперь учи курдский. Таких как я, больше не будет".

- А сколько таких, как ты?

- Да процентов пять - семь.

Еще процентов десять - руководя­щий состав. Что же до остальных, то только обилие вооруженных женщин и мои естественные трудности с курдским напоминали мне, что я не в Чечне и не в Карабахе. Только С по­правкой на четырнадцать лет, кото­рые продолжается война

...Плинк в свои двадцать четыре года выглядит на сорок, но он этого не знает - он не помнит, как выглядят лю­ди в его возрасте Шесть лет, которые он воюет, мир за пределами прифрон­товой полосы обнаруживает себя лишь хрипящими радио новостям и да неожиданными находками в рюкзаках убитых или плененных турок, У Плинка есть крем Nivea из города Гамбурга, но Плинк не знает, для чего он.

Герилла - это практически навсег­да. ДЬма, в деревне, - десять брать­ев и сестер, и их родители, может быть, где-то даже довольны, что хоть одно из чад удалось хоть куда-то при­строить, где гарантирована, по край­ней мере, какая-то одежда, какой-то присмотр и какая-то кормежка. Куда возвращаться Плинку? В беспросвет­ность его турецкой деревни около иранской границы, где война так или иначе его все равно достанет? Куда возвращаться тем, чья деревня уже несколько раз сожжена, к кому воз­вращаться тем, у кого вся родня по­гребена под обломками дома после очередной точечной бомбардировки турецкой авиации?

И весь секрет успеха КРП. Это я для тех, кто по сей день сетует, что не дали в Чечне добить, и кто до сих пор не знает, какими пополнениями в рядах боевиков оборачивалась каж­дая новая победа федеральной авиа­ции над шатойскими деревнями и шалинскими рынками. КРП не приду­мала ничего нового, и сегодня выше­описанную партизанскую жизнь в го­рах предпочитают нормальному чело­веческому быту двадцать тысяч человек. Несколько турецких опера­ций назад их было намного меньше.

Но ничего нового, просто все это продолжается уже четырнадцать лет, и после каждой операции растет и число тех, кто начинает подозревать, что, с одной стороны, конечно, геноцид, но, с другой, - не слишком ли дорогую цену платят они, крестьяне и обыватели, за партизанские и прочие успехи КРП?

Курды-враги

В курдском языке у слова "герилла" имеется синоним: "пещмерге". Си­нонимичность исключительно лек­сическая, потому что разница прин­ципиальна. Герилла воюет всегда и как выглядят деньги не знает Или забыл. Пешмерге, как утверждает­ся, воюет за деньги и только в удоб­ное для них время.

Пешмерге - тоже курды. Но это курды-враги. Когда пешмерге астре-чает герилла, начинается перестрел­ка. Пешмерге - это те, кто воюет за Масуда Барзани. Из тех трех тысяч бойцов, которые потеряла КРП за все годы войны, восемьсот приходятся на прошлый год. Прошлый год - пик про­тивоборства с барзанистами.

Каждый герилла знает наизусть: барзанисты хуже турок. Барзани за­зывает турецких оккупантов на терри­торию Северного Ирака, или, как счи­тается, Южного Курдистана, и вместе с ними убивает своих братьев-кур­дов. С этого начинается политобразо-вание каждого герилла: Барэани пре­дал саой народ во имя своих клано­вых феодальных интересов.

Между тем Барзани не только клан - это целая династия, Ахмед Барзани поднимал в Южном Курдистане вос­стания еще в 30-х, когда Ирак нахо­дился под мандатом Англии. После войны, в 46-м, на севере Ирана была провозглашена курдская Мехабадская республика, и еще живы в этих местах старики, неожиданно вставляющие в курдскую речь русские "давай молоко!" и что-то про "мать" - советские солда­ты здесь оставили по себе сложные воспоминания. Одним из лидеров республики был сын Ахмеда Мустафа Барэани. Однако Сталин довольно бы­стро потерял интерес к Северному Ирану, и, едва он перестал быть совет­ской зоной оккупации, Мустафе Барза­ни пришлось срочно эвакуироваться в Ташкент. Именно там и взрослел ны­нешний Барзани - Масуд, - получив­ший по наследству основанную отцом Демократическую партию Курдистана (ДПК]. И, казалось бы, уже наступило его время - после того как за "Бурей в пустыне" для багдадской авиации все, что севернее 34-й параллели, было за­крыто, иракские курды получили фак­тическую автономию, и Масуд Барза­ни, естественно, рассчитывал стать ее полноправным лидером.

Но именно в начале 90-х теснимая турками КРП обращает свои взоры на соседний Ирак. Укрепившись на обез­людевших после ирано-иракских по­боищ территориях, КРП стала расши­рять зону своего присутствия на вос­ток до самого Ирана и на юг, что давно обжившему эти места Барзани понравиться не могло никак. А по­скольку его ДПК к этому времени уста­новила более или менее нормальные отношения и с Багдадом, и с Анкарой, и с Тегераном, жители подконтроль­ных Барзани территорий - а это и есть большая часть иракского Курдистана -в своем большинстве не спешили (и не спешат) вникать в патриотические идеалы программы свалившейся как снег на голову КРП

...Эта тема в идеологии КРП, ка­жется, проработана без традицион­ного тщания, и герилла импровизиру­ют. "Народ нам сам готов отдать все, что нужно для нашей борьбы .," Для борьбы нужны, например, бараны -спешу успокоить читателя, взволно-

Герилла нового поколения: бросившая все в Тбилиси врач Майя и отказавшаяся от всего в Анкаре товарищ Дижла

ванного рассказами о жареной ко­лючке: на передовой мясо иногда бы­вает. "Но я воюю не за баранов", -спохватывается командир взвода ха-валь Рош, перед этим со всей непо­средственностью своих шестнадца­ти лет рассказавшая о том, как ино­гда приходится обращаться с сельскими оппортунистами: с преда­телями - вы же сами понимаете - как с предателями.

Понимаю С точки зрения парти­занской теории жизнеобеспечения опять же ничего нового. И за всю нашу беседу Дижла отказалась отвечать только на один вопрос. "Какой валютой вы рассчитываетесь с крестьянами зл . провизию?" - я был слишком наивеЩ.! рассчитывая обмануть ее, подкован­ную выпускницу академии, кажущейся безобидностью своего интереса.,. Та же схема работает и в деле финанси­рования партии вообще.

- Помогает народ. Сам - каждый
курд, в какой бы стране мира он ни
жил, делает взнос.

- Неужели все так прямо сами и
платят?

- Ну бывает, конечно, что кто-то от­
рывается от проблем родины. С такими
имеются некоторые сложности. Но мы
же знаем, сколько он зарабатывает.

- Откуда? - "Ну, мы отправляем
наших людей на политическую работу
в Европу".

От "политработников" укрыться практически невозможно. Такой сети

 

Z8

Н О В О /£ ВРЕМЯ

М 22/98

в Европе, как у КРП, нет ни у кого, в том числе и у Барзани, и заступиться за тех, кто чего-то не понимает, пра­ктически некому. Впрочем, после ря­да трагических недоразумений тако­вых стало значительно меньше. Но вернемся а Курдистан.

Друг народа Саддам Хусейн

Баран в Иране - 60 долларов. В Ира­ке - 80. В Турции цена доходит до 120. Границы прозрачны. Из Ирана в блокированный Ирак идут сигареты и ширпотреб. В обратную сторону, в безалкогольный Иран, - дешевый ту­рецкий виски. Иракский Курдистан --транзитная территория. Борьба за свободу была обречена включить в себя борьбу за таможни. Что, кажет­ся, ничуть не менее важно.

Самые оживленные пути пролега­ют через территории Барзани. Через земли, контролируемые КРП, путь ко­роче, но беспокойнее - здесь война. Есть третий путь и третья партия: Па­триотический союз Курдистана Дже-мала Талабани. Талабани соперничал с Барзани еще в те времена, когда po КРП никто не знал. Появление ге-илла на этих землях явилось для Та­лабани даром свыше. Но и для КРП союз с Талабани - это не только воз­можность располагать в "столице" та-лабанистов Сулеймании легальные партийные офисы. Талабани, контро­лирующий территории, прилегающие к "пограничной" с Ираком 34-й парал­лели и к иранской границе, чрезвы­чайно интересен Ирану и, как утвер­ждается, держится на плаву so мно­гом благодаря Тегерану. С другой стороны, Талабани поддерживает ре­гулярные контакты с Багдадом.

А это, как выясняется, для КРП чрезвычайно важно. Это вообще очень выразительная вещь - курдская геополитика, которая начинается со списка союзников,

Одним из своих исторических со­юзников курды считают Армению. "А как быть с 1915 годом - армяне ведь помнят, чьими руками совершался ге­ноцид? Да и вообще, большую часть |мэецкого Курдистана с горой Арарат ]Щозером Ван там называют Западной Арменией... "

- Да, 15-й год был, и мы сегодня
осуждаем те кланы, которые поддер­
жали резню. Это турки нас обманули,
А что до Западной Армении, то мы го­
товы отдать Армении и Арарат, и
Каре, и Эрзрум.

- А столица турецкого Курдистана
Диярбакыр, который армяне называ­
ют Т и фа на ке ртом?

- Ну это ухе, согласитесь, бред!
Курдистан, напомню, независимым

быть не собирается, и пределом мечта­ний являются автономии в составе Тур­ции и Ирака (и весь вопрос в первом прецеденте, который, как предполага­ется, позволит сдвинуть лавину). Как же Курдистан отдаст Арарат и Эрзрум? Со­беседники меняют тему и переходят к

главному союзнику. Главный союзник -Россия. Правда, Россия никогда не бы­ла замечена среди горячих сторонников-создания государства Курдистан, на­против, в прошлом веке она делила его вместе с Англией, она не возражала против очередного его передела после Первой мировой войны, а Советский Союз легко махнул рукой на Мехабад-скую республику после Второй. Нет, мы, конечно, подкармливали и Барзани, и КРП - чего не сделаешь, на южном фланге НАТО, но не настолько, чтобы курды всерьез победили. Другое дело -непрекращающаяся вялая война, как в Карабахе или в Абхазии.

- Да, - соглашаются мои собесед­
ники, - Россия часто ошибалась. И
сейчас она совершает трагическую
ошибку, сдавая свои позиции в араб­
ском мире. Но она непременно вер­
нется - ей просто некуда будет деться.
Ведь Россия всегда воевала с Турци­
ей. А посмотрите, что Турция делает
сегодня: открывает медресе в СНГ! -
она же завтра вытеснит вас оттуда.

Принцип один: союзник - тот, кто враг Турции, кто враг Израиля, кото­рый поддерживает Турцию, и кто враг Америки, которая, как сообщается на ежедневных политинформациях, хо­чет подчинить свбе Кавказ. Ближний и Средний Восток, для чегопомогает Турции и Израилю.

Значит, союзники - это Иран. Во имя освобождения забыты химические атаки, и тактическим другом курдского народа становится Саддам Хусейн. Союзники - это сербы и угнетенные арабы, Что-то знакомое. Нет, курдам чрезвычайно неприятен Жириновский. Но то, что он говорит о Турции, очень нравится. И Оджалан регулярно при­нимает московские делегации, кото­рые возглавляет ведущий думский геополитик Алексей Митрофанов и один из вдохновителей "левой плат­формы" в КПРФ Леонид Петровский. И где я это слышу - в Думе, в Курди­стане? - "Есть два блока: один - Тур­ция, Израиль, США. Другой - те, кто самой историей уполномочен бороть­ся с империализмом и сионизмом..." , И, наконец, главное: "Вы понима­ете, что основной фронт сегодня про­ходит именно здесь?"

Но, может быть, на свете что-то изменилось, и все стало немного сложнее, и с блоками, и с Турцией, которая и не только южный фланг НА­ТО, но и настолько выгодный эконо­мический партнер, что едва ли кто-то намерен ссориться с ней всерьез из-за курдского вопроса?

- Просто никто не знает, что такое
Курдистан. Думаете, где Ирак добы­
вал львиную долю своей нефти? В

• Курдистане. Вы знаете, сколько до­бывают нефти, скажем, в Киркуке?

Знаю. В самом успешном 70-м го­ду было добыто около 60 миллионов баррелей нефти. Семь с половиной миллионов тонн. Цифра, на фоне иракской нефтедобычи незаметная абсолютно. Примерно то же говорят специалисты и о золоте, и вообще -

обо всем том, что подобно Ширвани Басаеву, рассуждавшему о чеченских ресурсах, курды называют "всей таб­лицей Менделеева".

- Хорошо, - говорят собеседники,
- а нефтепровод Баку - Джейхан?
Ведь он должен пройти через нашу
территорию. И если наши интересы
не будут учтены, ничего не получится.

"Не получится" - значит, будет как со всем остальным, что курды считают важ­ным для турецкой экономики? Как с крупным химическим заводом, который не так давно был взорван. Как с отелями, которые - так, чтобы не пострадали ту­ристы, тоже время от времени становят­ся объектами "войны, переносящейся на территорию Турции". Нет, насчет нефте­провода все несколько проще: здесь курды на полном решении своего вопро­са не настаивают. Они согласны взять деньгами. Ведь война продолжается.

Перед настоящим социализмом

Война, к которой привыкли, становится объектом любых политических манев­ров за исключением попыток эту войну остановить. Она становится повседнев- " ностью, неотъемлемым атрибутом, фа­ктом существования. Война становится странной - как в Курдистане. Войны как бы и нет, просто несколько раз в год где-то на неведомой земле убивают сотни турок, десятки партизан и никем не считанное количество мирных жите­лей. Где - в Турции? В Ираке?

В стране, которой нет, в которой живет сорокамиллионный народ и ко­торую защищает двадцатитысячная армия. И в которой выросло поколе­ние, которое уже не знает никакой другой жизни.

- А если все закончится? Если вы
даже победите - что вы будете делать
потом?

Вопрос явно не актуален, и нико­му из герилла, кажется, в голову даже не приходит. Отвечают по программе: "Будем строить социализм. Настоя­щий. Не такой, какой строили вы".

"Настоящий" означает следую­щее: землю - крестьянам; фабрики -рабочим; женщине - свободу. Собст­венность общенародная? Нет, пусть будет хозяин. А как же социализм? Этот хозяин должен работать в инте­ресах народа. А если он захочет ра­ботать в своих интересах? Значит, останется без собственности.

Так выходит: любая программа борьбы за свободу неизбежно начи­нается со слов о всеобщем равенст­ве. И уже ничто в мире не способно эту программу изменить.

Впрочем, герилла о социализме говорит редко. Герилла воюет просто потому, что воюет, потому, что когда-то кто-то эту войну начал и ему уже не остается ничего другого. Время остановилось четырнадцать лет на­зад. И примерно на четырнадцать лет ■ старше выглядит двадцатичетырех­летний герилла Плинк.

Фото автора

НОВ.ОЕ БРЕМЯ 22/9!