Глава III. В нартах под парусом

7 июня

Ясно. Температура воздуха - минус 13 градусов. Ветер западный. Пятого числа наконец-то получил продовольствие. Вот уже несколько дней, как собаки накормлены как следует. Задержка в доставке груза объяснялась тем, что гренландский летчик неожиданно запросил замены у канадской авиационной компании, так как срочно должен был вернуться во фьорд Сёндре-Стрём.

Во второй половине дня 5 июня его заменил пилот канадской авиационной компании "Брадрэй" Пат Дорир. Этот высокий, с густой бородой летчик лет тридцати пяти выглядел внушительно и вселял доверие.

Выбранное место посадки имело довольно неровную поверхность, но Пат преодолел это препятствие с легкостью и посадил свой самолет без малейших осложнений.

Выгрузив вещи, Пат сказал на прощание:

- Случится что, зови меня. Прилечу, куда потребуется.

Я был от всей души благодарен этому полярному летчику-великану, настоящему профессионалу.

Самолет доставил новые нарты, паруса и продовольствие для меня и собак. Чтобы быстрее продвигаться по ледниковому щиту Гренландии, мне нужны были новые нарты, на которые можно было бы установить парус. Прежние были слишком тяжелы, да и порядком износились, ведь они верой и правдой служили мне в течение почти всего пути к полюсу.

Привезли два вида парусов - трех- и четырехугольные. Они алого, радующего глаз цвета.

Собаки с жадностью набросились на еду. Умяли зараз половину тюленя и двухдневную норму специального собачьего корма. Целую неделю не двигался вперед из-за собак, которым надо было восстановить силы. Среди привезенных вещей я нашел крепкую веревку и с ее помощью стянул сеть, наброшенную на собак, чтобы не убежали.

Прошло добрых полдня. Уже три часа пополудни. В остальные полдня делать было нечего. Я влез в спальный мешок, взял приемник и нашел на коротких волнах зарубежную программу "Нихон хоео кайся" (Японская радиовещательная корпорация). Слушая ее, я незаметно для себя заснул. Было 6 часов вечера, когда я открыл глаза, разбуженный собаками. - У-у-У- Гав-гав... У-у-у... Гав-гав...- слышалось снаружи.

Высунул голову из палатки и увидел на некотором расстоянии от моей стоянки, не более чем в 100 метрах, движущийся предмет. Он-то и привлек внимание моих собак, которые на разные голоса реагировали на увиденное. Одновременно они выражали свой протест против неволи, в которую я их заточил. Две из них грызли сетку, а несколько других, скатавшись в клубок, пытались вырваться наружу и все более запутывались.

А вокруг простиралась сонная ледяная пустыня, на всем протяжении которой не было ничего, что бы нарушало гармонию однообразия. Ни одного лишнего предмета.

И только это!

"Лисица? Не может быть. Для волка странно, что окраска сливается со снегом",- подумал я.

Но в следующую секунду я узнал уже не раз виденную мной грузную фигуру белого медведя. И тут же меня стала бить нервная дрожь.

Неужели белый медведь мог забраться сюда из фьорда, подняться на высоту в 1700 метров? Я продолжал сомневаться. Но не сон же это, не галлюцинация!

Я выскочил из спальника, схватил ружье. Целиться можно было только из палатки. Я понимал, что между мной и медведем нет и не будет никакого заслона. Обнадеживало лишь то, что я находился по отношению к медведю с подветренной стороны.

80 метров, 70... Расстояние между нами сократи лось уже вдвое. Зверь подошел совсем близко.

Пытаясь сдерживать срывавшиеся с губ проклятия, лихорадочно заряжаю ружье. Не забываю проверить, нет ли в стволе грязи.

А медведь уже не далее чем в 50 метрах от меня. Куда лучше стрелять - в сердце или в голову? Голова - стишком маленькая цель.

Ну, решился! Я чувствую прилив смелости. В сердце, только в сердце. Где оно у него?

Как трудно быть твердым!

"Сделаю пять выстрелов подряд... Промахнуться нельзя..." - рассуждаю я сам с собой и не свожу взгляда со своего врага. А он продолжает идти вперед. Вдруг он замечает меня, останавливается и задирает морду вверх. Как будто что-то сообразив, он повертывает резко в сторону, подставив мне таким образом свой бок. Я вскидываю ружье, целюсь и стреляю в этот движущийся бок.

Зверь взревел и упал. Готово! Дело сделано. Жду несколько секунд. Медведь поднимает морду и смотрит на меня. Как завороженный, не смея, шелохнуться, стою я в дверях палатки.

- Второй выстрел. Третий. Больше голова не шевелится.

"Прости, миша!"

Это был крупный зверь весом 250 килограммов и длиной 2,2 метра. На шести собаках я приволок его к палатке и стал разделывать тушу, пока она не замерзла. Шкуру зашил. Когда вскрыл желудок, в нем не оказалось ничего, кроме коричневой жидкости. Бедняга давно ничего не ел. Очевидно, он испустил дух сразу после моего первого выстрела, когда мне показалось, что он поднял голову. Мне его стало жалко.

В задней части тоже не было жира, очевидно, медведь был болен.

На туше я не нашел ни металлической бирки, ни кольца, ни клейма, которые ставят в целях научного исследования фауны.

В Гренландии охота на всех животных запрещена, в том числе и эскимосам.

Мне было об этом известно, и я немедленно передал сообщение в полицию о том, что мной убит медведь в чрезвычайных обстоятельствах. Из полиции пришло предписание следующего содержания: "поскольку на Вас со стороны медведя последовало нападение, признаем, что у Вас не было другого выхода. Шкуру не снимайте, труп медведя оставьте на месте".

Так как Канада была далеко, от меня не потребовали вернуться назад, для того чтобы дать показания.

Этот медведь зашел от побережья вглубь острова на сотню километров. Возможно, он брел по моему следу.

10 июня

Переменная облачность. Температура воздуха - минус 8-16 градусов.

Закончился десятидневный период бездействия. Двигаюсь с севера на юг по ледяному щиту Гренландии. Сегодня выехал в 20 часов 30 минут. Мой прямой, как стрела, путь пролегает по слегка повышающейся, но идеально ровной поверхности.

Собаки, отъевшиеся на тюленине и медвежатине и пребывающие в отличной форме, прошли тем не менее с 5 июня всего 53,8 километра. Сейчас я нахожусь в точке с координатами 80°36'12" северной широты и 36°08' западной долготы. Сегодня дважды произвел астрономические измерения: первый раз - сразу, как только остановился и разбил лагерь, а второй - спустя три часа. Сверка с данными, которые давала моя установка по приему и обработке информации, показала, что ошибка была не более одного километра.

В перерыве между астрономическими измерениями я занимался приготовлением медвежатины. Чувствовалось, что она жесткая. Тушил примерно с час, и все-таки она осталась жесткой и специфически пахла. Но ничего, несколько напоминает баранину и даже вкусна.

12 июня

Переменная облачность. Снег. Температура - минус 14 градусов.

И вчера и сегодня ехал по однообразной ледяной пустыне. За два дня отмахал 100 километров. Все еще иду вверх, поднялся еще на 700 метров.

Сегодня отправился в путь в 21 час. Через два часа попал в зону перистых облаков, а еще через час - под снежную тучу.

Как и раньше, еду молча. Каждый раз утром перед самым отправлением в путь все собаки разом, как по команде, начинают мочиться. Я даю им время, а потом "яя", и мои собаки, как одна, пускаются бежать. Чувствуется, что им нравится бежать, и до самого конца перехода скорость упряжки не снижается.

С позавчерашнего дня собаки теряют аппетит. Думаю, у них нечто вроде высокогорной болезни. А впрочем, мы находимся на ледяном куполе уже более десяти дней, и, если они заболели, признаки болезни должны были появиться значительно раньше. Как бы хотелось, чтобы это были напрасные опасения!

По карте абсолютная высота ледника составляет 2400 метров над уровнем моря. Сегодня мне не удалось сделать астрономических измерений, но думаю, что прошел уже почти половину всего своего маршрута.

13 июня

Переменная облачность. Поземка. Температура воздуха - минус 13-19 градусов. Ветер западный.

Ледяной щит постепенно выполаживается. Здесь самолет может приземлиться в любом месте. Удается ли мне держать правильно курс, не знаю.

Начал дуть попутный ветер, и я стал готовиться к "плаванию". Еще когда я строил планы о том, как буду пересекать Гренландию по ее длинной оси, мне пришла в голову мысль установить на нартах парус, когда я выйду на срединную часть ледяного щита.

Сперва я был дилетантом в яхтенном деле, но потом меня научили управлять парусом по-настоящему. Этому я обязан спортсменам с мировыми именами Кобаяси Норико и Тада Юко. Они же помогли мне соорудить мачту для нарт и изготовить паруса. С большой теплотой вспоминаю и Дзаймону Я, который помог мне установить мачту и парус на нарты и испытать всю конструкцию.

Чтобы поставить при сильном ветре шестиметровую мачту, мне понадобилось более часа. Для прочности прикрепил ее к нартам веревкой в восьми местах.

Поднять парус при сильном ветре оказалось тоже делом нелегким: он вздувался и бешено рвался на мачте.

Наконец все готово. Я боком сел на нарты, бодро крикнул: "Яя", и упряжка полетела, как на крыльях. Собаки с места взяли в опор. Парус был повернут к ветру под прямым углом, и мы неслись точно на юг. Шестисоткилограммовые нарты легко летели за собаками; казалось, они даже их подгоняли. Я и не думал, что груженые нарты под парусом могут развить такую скорость. За шесть часов мы преодолели 50-60 километров, тем не менее собаки не выказывали признаков усталости. Чего еще можно желать? Это был успех. Вверх всех ожиданий.

15 июня

Ясно. Температура воздуха - минус 7-19 градусов. Ветер западный. Чистое, безоблачно-голубое небо.

За шесть часов езды я преодолел 50 километров. Мое "плавание" проходит успешно. Расстояние в 50 километров за день становится величиной постоянной.

Вот только ледяная равнина наскучила, да тюленина стала жесткой, как деревяшка, и еще я сломал три кнута. Вчера случилась неприятность - у Нуссоа начался понос. Другие собаки тоже выглядели вялыми и больными. Сегодня кроме собачьего корма я им дал медвежатины. Мясо замерзло, и пришлось его рубить топором.

Здоровые собаки проглатывают мясо быстро, целыми кусками, слабые долго возятся, едят медленно.

Что касается меня, то сегодня я несколько подзамерз, но вполне здоров и полон сил. Стараюсь вести ежедневные записи о том, как идут дела.

Свой курс я определяю по солнцу. Когда мне нужно изменить направление, я использую солнце и часы. Это делается таким образом. Я держу курс на юг. Известно, что в полдень солнце у меня должно находиться строго на юге. Но по гренландскому времени полдень отстает на два с половиной часа, следовательно, точно на юге солнце находится не в 12 часов, а в 14 часов 30 минут. Поскольку за один час положение солнца меняется на 15°, то, глядя на него и на часы, очень легко корректировать курс.

Имеется, конечно, и компас, но я им не пользуюсь, потому что, во-первых, к его показаниям необходимо вводить поправку, а кроме того, каждый раз надо останавливать нарты для того, чтобы с ним оперировать. В качестве ориентира можно использовать и такое явление, как перенос снега с северо-запада на юго-восток под влиянием преобладающих здесь ветров. Приспосабливая бег нарт к рисунку застругов, можно точно направлять их на юг.

16 июня

Ясно. Температура воздуха - 16-18 градусов. Ветер западный.

Постоянно еду со скоростью 50 километров в день. Со времени последних астрономических измерений прошло два дня. Сегодня провожу их опять. Делаю их тщательно, три раза в день - в 7, 9 и 11 часов.

Оказывается, я не продвинулся южнее 78°05' северной широты. Позавчера был на широте 78°22'. Выходит, что за эти два дня я прошел всего 30 километров. Целые шесть десятков километров куда-то испарились. А я-то думал, что уже нахожусь на широте 77°30'. Спеша все время вперед, я определял направление по солнцу и не делал астрономических наблюдений, поэтому и вышло недоразумение. Я проверил записи данных астрономических наблюдений за 15 июня. Никакой ошибки быть не могло.

Делать астрономические измерения по солнцу по так называемой английской системе Арманак меня научил уважаемый Нисихори Эйдзабуро.

В прошлом году в течение трех месяцев, начиная с февраля, я регулярно наведывался к нему домой в жажде приобретения необходимых знаний. Усваивал я плохо, а он каждый раз старался преподать мне что-нибудь новенькое. Казалось, ему хотелось посильнее ошарашить меня трудностью задачи. Теперь же это для меня просто одно из ежедневных удовольствий.

17 июня

Облачно с прояснением. Температура воздуха - 10-13 градусов. Ветер северо-западный.

Вдруг пришла мысль о том, что можно было бы сплутовать и немного отдохнуть. Но, слыша за стенами палатки, как сильно завывает ветер - мой помощник, я устыдился этих мыслей и решил им не поддаваться. Постепенно они как-то сами собой бесследно исчезли.

Еду под парусом. Дует слабый ветер. Нарты словно летят, подталкиваемые неведомой силой.

После вчерашних вычислений координат мне до самого утра не давала покоя мысль об утрате этих 60 километров.

Потом, пустив упряжку во всю прыть, я приободрился, и мое меланхолическое настроение мало-помалу рассеялось, как туман. Собаки бежали, не останавливаясь ни на минуту, мне даже не приходилось брать кнут. Я ехал, развалившись в нартах. Парус, полный ветра, ни разу не опустился. За шесть с половиной часов, в течение которых я сделал всего две остановки, было пройдено 55 километров.

18 июня

Ясно. Температура воздуха - минус 15-18 градусов. Ветер западный.

Мое однообразное движение продолжается. Сегодня опять сильный ветер, и я вновь иду под парусом. Высота местности над уровнем моря более 2,5 тысячи метров.

Довольно тоскливо.

Снег превращается в твердую корку, но она не выдерживает тяжести нарт, и те проваливаются на глубину 10 сантиметров. Меня это неприятно поразило. Такой снег никуда не годится. Собаки в кровь стали резать об него лапы. Навалились новые заботы.

Во второй половине пути собаки бежали с трудом, и за шесть часов езды я прошел всего 46,3 километра. Когда остановились, я осмотрел по одной все 14 собак. У всех на подошвах лап была стерта шерсть, а у половины были и раны, из которых сочилась кровь. Собаки устали, бегут, открыв рты и тяжело дыша.

Твердая снежная корка напоминает наждачную бумагу. Положение очень серьезное. У шести собак, в том числе у Микисё, Таро, Нуссоа и Кума, лапы кровоточат очень сильно. Замерзающие капли крови, как рубины, падают в снег, обозначая наш путь. Впереди еще 2 тысячи километров. Если дело так пойдет дальше, мне их не пройти.

Надо срочно оказать собакам помощь - надеть им на лапы носки.

Но и в них они смогут работать от силы в течение нескольких дней, ведь носки придется привязывать к щиколоткам и в этих местах дня через два-три шерсть сотрется, облезет и появятся новые ссадины и раны.

Еще в прошлом своем путешествии по арктическим районам Канады и Аляски мне приходилось использовать для собак носки, но их хватало ненадолго. Поэтому, даже если удастся дотянуть до следующего пункта моего снабжения, что будет потом - неизвестно. Смогу ли я обойтись без значительной замены многих собак? Если же придется собирать новую упряжку, я окажусь в ужасном положении. Об этом и думать страшно. Попытаться собрать за короткий срок стоящих собак - дело, никому не посильное. Ни один эскимос не отдаст хорошую собаку даже сейчас, когда зима заканчивается и начинается лето. Все это я хорошо знал из опыта своего прошлого путешествия.

Связавшись с базой Аврора, я попросил выслать новую партию снаряжения.

Создавшееся положение меня беспокоило, и я нервничал.

А собаки спали, мирно развалясь и ничего не ведая. Они храпели во сне, как люди, Очевидно, исполняя свою трудную работу, они предельно устали. Так, как сегодня, они уже не смогут тащить нарты. Замучились, еле волочат ноги, головы трясутся. Пусть отдохнут. Завтра не буду их погонять, как бы они ни бежали. Так продолжаться больше не может. Хорошо еще, что я обнаружил их болячки достаточно рано.

Но что же предпринять? Оттого, что я не могу ничего придумать, сердце у меня разрывалось на части.

19 июня

Идет снег. Температура воздуха - минус 8 градусов. Ветра нет, из-за сильного снега видимость почти нулевая. Остаюсь на месте. С 10 по 18 июня я прошел около 450 километров - с 81 до 77-й параллели, и это без единого дня отдыха. Поэтому, даже если бы не шел снег, я все равно должен был бы отдохнуть.

Надеюсь, что за сегодняшний день лапы у собак подживут. Горячо молю об этом всевышнего.

Зажег в палатке печку, проверяю снаряжение.

На нартах лежит брезентовый мешок, где хранятся всякие мелочи и кое-что из бакалейных продуктов. В нем антенна, ружейные патроны, треножник, дымовые шашки, два радиоприемника, применяемые в экстренных случаях, термометр, рашпиль, ремни для собак, шпагат, рыболовная сеть, альпинистская веревка,, карабины, термос, рубанок, кусачки, пила, компас, иглы, наждачная бумага, кнут, плащ-дождевик, нейлоновая куртка и нейлоновые брюки, меховое кашне, рукавицы из нерпы, восьмимиллиметровая камера, дрель. В другом мешке были еще два фотоаппарата, кино- и фотопленка, фотоэкспонометр, бисквиты, шоколад.

Был еще один мешок с мелкими вещами. В нем лежали маленькие щипцы, ножницы, другие портновские принадлежности, инструменты для починки керосиновой печки и запасные детали к ней, два мотка тесьмы, пинцет, принадлежности для определения местоположения (транспортир, календарь солнца, географическая карта), спички, часы, авторучка, чернила для нее, карандаш, мыло, зубная щетка, зубная паста, расческа, бритвенный прибор.

Когда читаешь такой список, то кажется, что человек собирал это барахло безо всякой системы и запихивал его как попало, а между тем каждая вещь была тщательно отобрана и взята мной после долгих раздумий. Думая о том, какие могут возникнуть в путешествии ситуации, я самым аккуратным образом и, с моей точки зрения, рационально раскладывал все эти вещи по разным емкостям: то туда, а это сюда.

...В течение всего этого долгожданного отдыха собаки, за исключением времени кормежек, большей частью спали и не издавали ни звука. Накануне в урочное время кормежки мне показалось, что у собак не было аппетита. Я забеспокоился, уж не горная ли это болезнь? Однако сегодня они благополучно съели полуторадневную норму - по 900 граммов собачьего корма - и, похоже, еще недовольны. Да они и не едят даже, а просто глотают. Но к счастью, кажется, собачьи желудки это выдерживают.

Покончив с едой, собаки валятся на бок, смешно вытянув лапы. Некоторое время спустя снег покрывает их с головой. Так под снегом они и лежат, не двигаясь. И мне в такой день делать нечего. Я занимаюсь тем, что не спеша делаю замеры снега и наблюдаю за атмосферой.

20 июня

Облачно. Потом ясно. Температура воздуха - минус 15-16 градусов. Высота над уровнем моря- 2800 метров. Количество выпавшего снега -10 сантиметров.

Небо хмурится, но я спешу вперед. Отправляюсь в путь в 10 часов вечера. Сегодня день летнего солнцестояния, когда солнце поднимается на небосклоне на самую большую высоту. С этого дня оно в Арктике будет мало-помалу снижаться и вскоре совсем скроется из виду за линией горизонта. И наступит непроглядная тьма: Солнце уже больше не покажется вновь до будущего года. Поэтому надо торопиться. Останавливаться нельзя. Да к тому же я видел, что и собакам надоел этот отдых, в мягком снегу. Правда, у Микисё, Панды и Нуссоа из лап еще сочится кровь. "Ладно, там посмотрим",- махнул я рукой.

Однако, по-видимому, в беге с каждым шагом раны на подошвах у собак углубляются. Они страдают от забивающегося в них снега и бегут, открыв пасти. Выше подошв шерсть стирается тесемками от носков и тоже кровоточит. Когда я даю собакам отдохнуть, они все разом начинают старательно зализывать раны. Их израненные кусочками ледяной корки, окровавленные лапы как будто утыканы шипами. Что бы они сказали, если бы могли говорить? Если бы они были людьми, между нами, наверное, выросла бы стена отчуждения и недоброжелательства. Но они собаки, и ни одна из них ни в чем меня не подозревает. Им кажется, что все так и должно быть, все идет как положено и их беды вызваны неблагоприятными обстоятельствами. Но я чувствую свою ответственность перед ними.

21 июня

Ясно, потом облачно. Температура воздуха - минус 13-22 градуса.

Отправляюсь в путь в 10 часов вечера. Температура постепенно понижается. К полуночи она достигает уже 22 градусов ниже нуля. В одних шерстяных перчатках я не мог держать в руках кнут, пришлось сверху надеть еще рукавицы из меха нерпы. Мерзли ноги, и, сидя на нартах, я попробовал раз 100 сжать и разжать кончики пальцев. Наконец они стали отходить, и я ими мог двигать.

Тем временем мне вспомнился один случай, которые произошел в 1970 году под Новый год. Я совершал восхождение на северный склон гор Большая Юра в Швейцарии. Был страшный холод, мороз доходил до минус 40 градусов. Руки и ноги мои начинали терять чувствительность. Тогда я стал двигать ими, сжимая и разжимая пальцы по нескольку сот раз, и мне удалось избежать обморожения. А вот у товарищей моих были страшные обморожения. Они произвели на меня ужасное впечатление.

...Мой высотомер показывает 2600 метров над уровнем моря.

Продолжая размышлять, я вспомнил, что три месяца назад, когда я отправлялся к полюсу с мыса Колумбия, температура была минус 51 градус. Да и в последующие дни она все время держалась ниже 40 градусов. И в таких условиях мне еще приходилось орудовать ломом. Так что можно ли сокрушаться по поводу такого холода, как сегодня? Беспредельна избалованность человека!

Снег опять стал твердым, и по его ровной поверхности собаки спокойно проходят около 55 километров. В благодарность я их кормлю до отвала. Сам ем бисквиты и медвежатину, которую приходится долго варить, чтобы она стала съедобной. Во время очередного сеанса радиосвязи прошу прислать побольше свежего мяса.

22 июня

Переменная облачность. Температура воздуха - минус 26 градусов. Сегодня стало еще холоднее, чем вчера. К четырем часам утра температура понизилась до 24 градусов. После дня летнего солнцестояния положение солнца на небосклоне уже заметно изменилось. Время от времени оно скрывается за облаками, и тогда становится еще холоднее. У меня даже замерзает нос.

Состояние лап у собак не ухудшается, но внезапно наступивший холод явно их беспокоит. После похолодания пластиковые полозья моих нарт стали скользить лучше, чем при морозе до 20 градусов. И это легко объяснимо: при движении нарт по твердой поверхности создается сильное трение, в результате которого верхний слой снега подтаивает. Образующаяся вода, смачивая полозья, действует вроде смазки.

Несмотря на то, что сегодня собакам, видимо, приходится тяжело, они бегут, не теряя чувства ритма.

Нуссоа, весь израненный, подвергается гонениям со стороны своих собратьев. Пытаясь ускользнуть от их зубов, он несколько раз чуть не попадает под нарты: в Заполярье больные и искалеченные собаки всегда идут сзади. К сожалению, я не могу останавливаться из-за Нуссоа и тем самым на целый день увеличивать срок своего путешествия. Я, как цыган, сегодня провожу ночь на одном месте, а завтра, каким бы милым и насиженным оно ни показалось, переезжаю на другое. Впереди еще две тысячи километров - задерживаться нельзя.

По эскимосским понятиям, ездовых собак следует воспитывать по особым правилам. Баловать их означает делать непригодными к здешней жизни. Эскимосы считают, что хозяин, слишком оберегающий свою собаку от различных невзгод, в условиях сурового Заполярья укорачивает ей жизнь. Если после окончания сезона не заставлять собаку служить хозяину до следующей зимы, то она теряет работоспособность. Когда собака не чувствует постоянной власти хозяина, она теряет рабочую форму и обессиливает.

Среди эскимосов распространено также мнение, что щенки должны воспитываться группой, все вместе. Тогда среди них не бывает любимчиков, и они с самого раннего детства включаются в трудовую жизнь, восполняя недостающую рабочую силу в собачьей упряжке.

И в экспедиции японских университетов, и у меня среди эскимосских собак встречались такие, которые не желали работать, единственное, что они делали,- это линяли. Но нам, к счастью, достались и такие собаки, которые обеспечили успех всему делу. Мы собирались по возвращении снизить цену на собак, оказавшихся негодными. У эскимосов же на уме всегда одно: как бы подороже сплавить пришельцам хотя бы и плохих собак.

Все это мне представлялось естественным и потому было вполне понятным. А чем в сущности воззрения людей цивилизованного общества, людей, зависимых от материального благополучия, лучше понятий эскимосов? Мы, цивилизованные люди, в своем якобы благородном стремлении защитить животных спешим нацепить на них бантики, приютить у себя дома, даже одеть их в платьица. Между тем делаем мы все это из собственного эгоизма. Так нам ли упрекать в эгоизме эскимосов? Они не просто используют собак - вся их жизнь зависит от них.

24 июня

Ясно. Временами облачно. Температура воздуха - минус 21 градус.

С базы Аврора меня предупредили, чтобы я был готов к получению новой партии снаряжения. Но сегодня ни в два, ни в четыре часа сеанс радиосвязи не состоялся из-за сильных помех в эфире. Самолет так и не прилетел.

Еды для собак хватит только на сегодня. В последнюю кормежку я предусмотрительно приберег половину их нормы на потом. Собак надо кормить хорошо, иначе у них быстро истощаются силы.

Канадская авиация всегда регулярно, в намеченные сроки снабжала меня продовольствием. Однако с тех пор, как я начал свое путешествие по Гренландии, местная авиация постоянно испытывает мои нервы. Если бы я попал в такой переплет на пути к Северному полюсу, вполне вероятно, что мне не удалось бы его достигнуть.

Когда я был на подступах к Северному полюсу, мне также не удавалось связаться с базой из-за сильных помех в эфире. Но, к моей радости, самолет был выслан без всякого предварительного извещения с моей стороны. Пилот Гарри, который с огромным трудом сел среди торосов, был мастером своего дела. В нем чувствовался надежный мужчина. Такой к себе в самолет мог взять помощником даже женщину. Гренландская авиация в прошлый раз заставила меня ждать целых четыре дня. Эта неразбериха приводила ко всякого рода недоразумениям и даже к материальным потерям. В тот раз, например, мне прислали вместо шестнадцати двенадцать ящиков собачьего корма. Кроме того, в такой ситуации трудно было рассчитывать на замену раненых собак.

Я не думал о том, что у гренландских летчиков могут быть какие-то обстоятельства, которые не позволяют им выполнять свои обязанности. На уме у меня было одно: если дело так пойдет и дальше, то это путешествие мне не завершить.

"Спокойствие. Терпение. Все образуется",- уговаривал я сам себя...

Ну, уж коли представляется случай, опишу-ка я лучше, как проходит обычный день моего гренландского путешествия.

... 21.00. Подъем. Разжигаю печку, топлю снег. Пока готовится кофе или чай, быстро сворачиваю спальник. 21.30. Завтракаю. Обычно это овсянка, которую готовлю не отдельно, а засыпаю прямо в кофе, и два куска бисквита. Это вкусно. Наливаю кофе в термос.

21.50. Сворачиваю палатку, гружу вещи на нарты. Это занимает у меня минут тридцать.

22.20. Пристегиваю упряжку собак к нартам.

22.30. Отправление.

0.50. Сеанс связи с Авророй (или Дандасом).

2.00-05.00. Нахожусь в пути.

5.00-06.00. Останавливаюсь на отдых.

8.30. Конец пути. В благодарность собакам обязательно их поглажу, потом начинаю разгружать нарты. Разворачиваю их в направлении точно на юг. Ставлю палатку выходом к востоку. Затаскиваю в нее и расстилаю на полу две шкуры карибу. Вношу необходимые вещи.

8.50. Делаю астрономические измерения.

9.30. Отстегиваю упряжку от нарт, привязываю собак к передку, кормлю.

9.50. Залезаю в палатку, зажигаю печку. Кипячу воду и примерно с час варю медвежатину. В это время делаю расчеты по произведенным астрономическим измерениям.

11.00. Обед. Он состоит из 700-800 граммов подсоленной медвежатины. На десерт чай с двумя кусочками сухого бисквита.

12.10. Слушаю коротковолновую японскую программу "Нихон хосо кайся". Узнаю, что в Токио стоит тридцатиградусная жара и что к Японии приближается тайфун.

12.30. Делаю астрономические измерения вторично.

13.00. Пишу дневник. Чиню порвавшиеся ремни и обувь.

14.00. Ложусь спать.

27 июня

Обещанный на 24 июня самолет до сих пор еще не прилетел. В тот день связи не было. 25 июня было воскресенье и аэродром не работал. 26 июня он тоже бездействовал. Как мне сообщили, из-за плохих погодных условий самолет не прилетит и сегодня. Мне стало казаться, что в Гренландии всегда найдется причина, чтобы можно было отложить полет.

Вчера доел остатки медвежатины. Больше продуктов не было. Хочется сладкого чая, маринованных овощей, мечтаю о рисе, политом сладким чаем. Собаки ничего не ели с 25 июня. Отощали и не могут идти.

Погода все ухудшается. Мне сообщили, что завтра прилетит самолет. А если завтра опять будет плохая погода, что тогда?

Пью соленый чай. Сладкого нет. Собаки тоже страдают от голода.

За две недели пройдено 600 километров, хотелось бы хорошенько отдохнуть, но передышка получилась очень тяжелой.

В ожидании погоды провожу время в бездействии, стараясь стойко переносить голод. Если такое положение будет продолжаться, у меня, пожалуй, пропадет пыл идти дальше. Впрочем, без регулярного снабжения путешествие и без того прекратится. Что я тогда скажу людям? Ведь сытый голодного не разумеет. Что будет, если я не выкручусь из этого положения? Я исступленно жду сеанса связи.