Большой Китай: главное событие XXI века

На протяжении последней четверти века, то есть жизни целого поколения Китай служит беспрецедентным примером рекордно высокого и при этом устойчивого роста огромной по масштабам и исключительной по внутренней неоднородности экономики. За 15 лет, предшествующих глобализации, он увеличил свой ВВП почти в 3,2 раза, развиваясь более чем вдвое быстрее человечества в целом (за то же время нарастившего ВВП менее чем на две трети).
Китай стал единственной крупной экономикой мира, существенно (еще более!) ускорившей развитие в первые шесть лет глобализации - между распадом СССР и первым кризисом глобальной экономики. Это время, когда складывались ее механизмы и формировались новые правила, а мир с трудом приноравливался к относительно свободной, не стесненной биполярным противостоянием жизни, стало для Китая моментом фантастического рывка: почти в полтора раза ускорив рост экономики, он за шесть лет почти удвоил ее масштабы. В очередной раз заговорить о «китайском чуде» позволило то, что ускорение это происходило на фоне двукратного замедления роста мировой экономики. В результате в первые шесть лет глобализации Китай развивался уже не вдвое, как в предыдущие 15 лет, а более чем вшестеро быстрее человечества в целом!
И, хотя затем этот рост существенно замедлился - вследствие как увеличения масштабов китайской экономики, так и последующих кризисов, Китай продолжал развиваться опережающими темпами. В конечном итоге глобализация принесла ему почти двукратное увеличение разрыва в темпах роста по сравнению с остальным миром: если в 1976-1990 годах он опережал его более чем вдвое, то в 1991-2002 годах - более чем вчетверо!
Если за 15 лет перед глобализацией Китай увеличил свою долю в мировой экономике с … до …%, то за 12 лет глобализации - уже до …%, опередив таких членов «большой семерки», как ….. . Уже в 2000 году он вышел на шестое место в мире по объему ВВП (????).
Этот рывок был вызван в первую очередь не освоением «наследия» СССР в Юго-Восточной Азии, да и самой территории бывшего СССР (хотя эти факторы и сыграли свою роль), но в первую очередь успешным использованием возможностей, предоставленных глобализацией Китаю. При этом имевшиеся у него объективные предпосылки были с блеском дополнены эффективной, хотя и весьма консервативной системой государственного управления.
О позитивных отличиях китайской модели развития от восторжествовавшей в остальных странах Юго-Восточной Азии японской модели (см. предыдущий параграф) наглядно свидетельствует таблица … . Фактически единственным естественным преимуществом Китая, не являющимся результатом сознательного и четко реализованного выбора управляющей системы, следует признать наличие в его сельском хозяйстве огромных резервов рабочей силы.
Все остальные преимущества рукотворны. Достаточно указать на пресловутую управляемость китайской экономики, вызванную в первую очередь разумной последовательностью допуска частного капитала, при которой государство передавало в его руки реальный сектор, сохраняя за собой финансовую систему. Контроль за национальными финансами не допустил разрушительных спекуляций и направить всю энергию частного бизнеса на созидание, причем в наиболее значимых для национального развития отраслях и регионах. (Правоту этого пути подчеркивает пример СССР, пошедшего прямо противоположным путем и разрешившего создание частных банков на первых же этапах либерализации экономики, а не в качестве одного из последних ее шагов. Результатом стали быстрая и полная утрата управляемости всей хозяйственной жизни и разрушение национальной экономики, а затем и самого государства).
Таблица ….

Недостатки «азиатской» модели развития
Недостаток Юго-Восточная Азия Япония Китай

1. Экстенсивные методы развития без структурных и организационных изменений В полной мере В полной мере Изменения постоянны; рассматриваются альтернативы (часто экспериментально), лучшие тиражируются
1-а. Ориентация на приток новых рабочих рук создает проблемы после исчерпания возможностей деревни В полной мере Проблема решена экспортом капитала Неисчерпаемый резерв дешевой рабочей силы в сельской местности
2. Отсутствие собственной технологической базы, полная зависимость от развитых стран В полной мере Нет базы для разработки новых технологических принципов Проблема осознается и последовательно изживается
3. Незначительность внутреннего рынка, за-висимость от экспорта, мировой конъюнктуры В полной мере В полной мере Рост емкости внутреннего рынка постепенно снижает зависимость от экспорта
4. Зависимость от импорта капитала В полной мере После кризиса начала 90-х - в полной мере ???? Критически значимый импорт капитала идет на этнической, а не рыночной основе
5. Потеря эффективности господдержки В полной мере В полной мере Незначительно
6. Большая доля безнадежных кредитов 60% Официально 28%, по оценкам - 40%

11.4.1. Иностранные инвестиции в Китае:
не только экономический, но и этнический феномен

Для понимания причин успешного развития Китая и его стратегических перспектив надо отрешиться от традиционного «географического» подхода к экономическому и политическому развитию и перестать ограничивать их рассмотрение искусственными административными границами соответствующих государств.
Такой подход правомерен лишь по отношению к народам, экономическая деятельность которых ограничена указанными границами; применение же его к анализу обществ, обладающих значительной и влиятельной диаспорой, ведет к недооценке их возможностей. Классический пример такой недооценки - Израиль; следует избежать подобных грубых и исключительно дорого обходящихся ошибок хотя бы по отношению к Китаю.
Величайшей заслугой китайских руководителей, преимущественно последней четверти ХХ века, явилось создание прочных механизмов экономического взаимодействия континентального Китая со всем китайским миром и складывание (еще далеко не завершенное) на основе этого взаимодействия принципиально новой общности, условно называемой в рамках данной книги Большим Китаем.
Видимые экономические успехи КНР - лишь внешнее и далеко не полное выражение кардинального расширения сферы его экономического (а следовательно, и политического) влияния, равносильного мирному, безболезненному и незаметному хозяйственному присоединению огромных территорий с сотнями миллионов жителей и разнообразными (и потому в целом устойчивыми в самых различных ситуациях) экономическими организмами.
Разрабатывая программу модернизации в середине 80-х годов, руководство Китая столкнулось с вечной проблемой всех модернизаций: отсутствием источника стратегически приемлемых и достаточных по объему инвестиций. Средства ТНК и более мелких международных инвесторов были очевидной «отравленной пилюлей», так как объективно обусловленная общность интересов с развитыми странами Запада, прежде всего США (а часто и прямой контроль с их стороны) не позволяла этим инвесторам использовать свои ресурсы для создания стратегического конкурента развитым странам.
Более того: предлагаемые международными финансовыми организациями инструменты и условия финансирования (в том числе политические и организационные) объективно вели не к модернизации экономики и укреплению ее конкурентоспособности, но, напротив, к ее переходу под финансовый контроль ТНК и развитых стран, дезорганизации и долговременной социально-политической дестабилизации всего общества. Собственно, это и наблюдается в большинстве относительно значимых и внутренне неоднородных экономик Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, реализующих рецепты международных финансовых организаций.
Преимуществом Китая, позволившим ему найти независимый источник финансирования модернизации и избежать утраты экономической независимости, стало наличие нескольких относительно небольших рыночных некоммунистических китайских государств с высокоэффективными экономиками, а также диаспоры, пронизавшей к тому времени хозяйственные структуры целого ряда стран.
Китайское руководство сделало ставку на инвестиции диаспоры, представители которой - «хуацяо» - стали ключевым источником разгона китайской экономики по крайней мере на первом этапе модернизации. При сохранении государственного контроля за финансовой системой, транспортной инфраструктурой и крупными промышленными предприятиями эффективно стимулировалось создание совместных и полностью иностранных предприятий. Только за 1989-1993 годы в Китае было создано 24 тысячи иностранных предприятий, на которых было занято 23 млн. работников. Инвестиции в эти предприятия за указанный промежуток времени составили почти 40 млрд.долл., три четверти которых поступили из «внешних китайских экономик» - Тайваня, Сингапура, Гонконга и Аомыня (Макао). Доля китайских инвестиций в иностранных была еще выше, так как значительная часть остальной четверти инвестиций поступила от бизнеса этнических ханьцев в иных государствах.
Высокоэффективные китайские экономики (и бизнес хуацяо) за пределами Китая, зарабатывая деньги на экспорте и обслуживании внешней торговли, инвестировали их в известную и дружественную им континентальную экономику, играя роль «воронок», через которые в Китай вливались финансовые ресурсы всего мира.
Категорическое неприятие дипломатического признания Тайваня вызвано не только историко-политическими причинами, но и тем, что отсутствие такого признания затрудняло тайваньские инвестиции в третьих странах, повышая сравнительную привлекательность инвестиций по сохранившимся родственным и дружеским каналам в Китай (сама тайваньская экономика давно уже переинвестирована). С конца 80-х годов эти инвестиции составляли десятки миллиардов долларов, осуществлялись на основе «серых схем» и шли преимущественно через третьи страны.
В 2001 году власти Тайваня, столкнувшись с ухудшением экономической конъюнктуры, были вынуждены снять последние ограничения на инвестиции в Китай, упразднив лимит в 50 млн.долл. и ограничения на движение капитала между тайваньскими банками и их филиалами в Китае. Следует отметить, что за 2000-2001 годы только официально разрешенные частные тайваньские инвестиции в Китай выросли почти вдвое, достигнув 76 млрд.долл..
И сегодня, по оценкам, не менее трех четвертей иностранных инвестиций в Китай осуществляет китайская диаспора, в том числе бизнесмены Тайваня и Сингапура, а также Гонконга и Аомыня, сохранивших определенную хозяйственную обособленность и после их воссоединения с КНР. Развитие высокотехнологичных и особенно информационных производств в этих экономиках сопровождается переносом индустриальных производств, не требующих высококвалифицированной рабочей силы, «на материк», где она исключительно дешева и где ее ресурсы не ограничены.
Существенно, что со второй половины 90-х годов «роль инвесторов некитайского происхождения в финансировании китайской экономики последовательно снижается». (ЗАЙЦЕВ).
Разумеется, имеет место и обратная связь: китайские бизнесмены за пределами Китая, в полной мере осознавая себя китайцами, при эффективной организации сотрудничества с ними со стороны китайского государства, являются мощным инструментом воздействия не только на Юго-Восточную Азию, но и на весь мир.

Пример 33.

Россия в орбите модернизации Большого Китая

Сегодня сфера экономического влияния Китая включает в себя и Россию - причем в целом, а не только прилегающие к границе территории Забайкалья и Дальнего Востока. Россия используется не только как емкий рынок потребительских товаров произвольного качества, территория для вывода избыточного населения, поставщик сырья и технологий (хотя последнее исключительно важно для китайской экономики). Ее главная, ключевая роль в развитии современного Китая - восполнение исторической паузы, связанной с модернизацией его промышленности.
Направленность этой модернизации оригинальна для современного мира и связана с тем, что китайцы реализуют качественно иную модель развития, чем европейцы и американцы, во многом заимствованную у СССР.
Утвердившись в качестве индустриально развитой страны в сформировавшемся мировом хозяйстве и устойчивой технологической пирамиде, Китай не стал связывать свое будущее с существующим разделением труда (что привело бы его к необходимости искажать структуру своей экономики в угоду меняющейся конъюнктуре мирового рынка), а начал создавать - разумеется, с полным использованием своих преимуществ - относительно самодостаточное и во многом замкнутое на себя хозяйство «полного цикла», выходящее на мировые рынки наиболее развитыми сегментами и получающее с них недостающие ресурсы. В результате минимально возможная в условиях вынужденной экспортной ориентации зависимость Большого Китая от внешней конъюнктуры сочеталась с максимальным влиянием на мировые рынки и мировую политику.
Конечно, сегодня, при экспортной ориентации и недостатке интеллектуальных ресурсов, несмотря на успехи Тайваня и Сингапура, Китай не может рассчитывать на построение собственной «технологической пирамиды», как это сделал СССР. Но он и не ставит такой задачи, так как две технологические пирамиды не могут выжить на одном мировом рынке - как два медведя не могут ужиться в одной берлоге. Скорее, Китай инстинктивно избрал более соответствующую его национальному духу стратегию «просачивания» (см.ниже - параграф ….), при которой верхние этажи мировой технологической пирамиды все более насыщаются китайцами и тем самым становятся все более «китайскими». Это ведет к ползучей «китаизации» процесса создания новых технологий и даже технологических принципов, прелести которой уже прочувствовали США.
Процесс формирования относительно замкнутой «экономики самообеспечения» еще далек от завершения: модернизация в самом разгаре и, соответственно, отношения с не являющимися стратегическими конкурентами странами, обеспечивающими ее (и в первую очередь с Россией), напоминают «медовый месяц».
После завершения определенных этапов модернизации китайской экономики российские производители будут лишаться соответствующих рынков сбыта. Характерно положение с энергетическим машиностроением (сегодня Китай на 90% обеспечивает себя сам, а на остальные 10% могут претендовать только компании, имеющие в нем совместные предприятия) и некоторыми химическими продуктами, в частности, капролактамом (помимо ограничения импорта, китайское производство в целях импортозамещения переводится на использование жидкого капролактама, производящегося только в Китае).
Парадоксальность ситуации заключается в том, что гибель части предприятий российской индустрии предрешена по иной причине - из-за принявшего уже необратимый характер недоинвестирования, из-за которого крайне инерционный процесс выбытия оборудование вследствие физического износа стал уже почти необратимым.
Российские предприятия, как правило, работают без необходимых инвестиций, обеспечивая себя лишь оборотными средствами, - и поражающий прирост инвестиций в первой половине 2000 года на 36,7% (больше, чем в годы первых пятилеток!), равно как и общий прирост инвестиций в …% за 2000-2002 годы (при этом стремительно затухающий: с 17,4% в 2000 до …% в 2001 и 2,6% - в 2002 году) все равно совершенно недостаточен после десятилетия, за которое инвестиции рухнули вчетверо.
В результате российские предприятия лишатся китайских заказов примерно тогда же, когда из-за своих собственных, внутренних причин - недостаточности масштабов технического перевооружения - лишатся физической возможности продолжать производство.
Совпадение этих процессов будет не абсолютным, что усилит болезненность отмирания недоинвестированной части российской индустрии. Если предприятия этой части в целом еще сохранят свою дееспособность к тому времени, когда у Китая исчезнет потребность в их продукции, их гибель будет внезапно ускорена исчезновением китайского спроса. Соответственно, при необходимости нужная китайской экономике часть российской индустрии может какое-то время поддерживаться «на плаву» за счет китайских кредитов и банковских гарантий.
Схожая ситуация наблюдается и с ВПК России, сегодня работающим на Китай (и в меньшей степени на Индию). При этом китайцы последовательно добиваются включения в соглашения лицензии на производство передовой закупаемой техники и изделий, после чего организуют переток российских специалистов (или их знаний) для обслуживания создаваемых производств. Так, сегодня уже не вызывает сомнений исчезновение по этой причине возможности экспорта российских боевых самолетов в Китай после 2008 года (ЭКСПЕРТ).
Это - проявление общей логики китайцев, их рачительного подхода к наследству СССР. В отличие от американцев, стремящихся к уничтожению конкурирующей с их корпорациями (то есть лучшей) части этого наследства, китайцы, нуждающиеся для модернизации своей экономики во всех видах ресурсов и технологий, стремятся наиболее полно использовать потенциал России и тем самым отчасти даже продляют срок его существования.
Конечно, они не прилагают усилий к тому, чтобы преодолеть надвигающийся крах российской индустрии. Ведь по мере завершения китайской модернизации сохранение российской индустрии (кроме добычи сырья) будет во все большей степени означать для новой экономики Китая сохранение в целом нежелательного конкурента.
Поэтому российская промышленность объективно оказывается в роли костылей, которые отбрасывают после выздоровления. При всей незавидности этой роли отечественные товаропроизводители должны быть благодарны и за нее, так как без Китая во многом уже погибли бы.
Помимо доиспользования таким образом части российского промышленного потенциала, китайцы фактически контролируют сельское хозяйство Дальнего Востока. Они просто приезжают и работают, заселяя целые поселки и осваивая значительные территории брошенной в разные времена земли. С экономической точки зрения в этом нет ничего плохого, - кроме того, что «Китай там, где живут китайцы», - но уже сейчас китайцы доминируют на большинстве сколь-нибудь значительных мелкооптовых и сельскохозяйственных рынков от Иркутска до Владивостока.
Таким образом, рыночные отношения в Забайкалье и Приморье во многом формируются за счет колоссального притока китайцев и связанного с этим, по-видимому, необратимого изменения демографического баланса.
Пример пока еще российских территорий четко показывает, что «видимая миру» политическая и финансово-экономическая экспансия Китая лишь следует (и притом далеко не всегда) за его невидимой, но наиболее важной для практической политики этнической экспансией. Пока экспансия эта направлена в основном на юг; экспансия на российский территории, которой так трепещут наши геополитики, является следствием стихийного демографического давления, освоения заброшенных и богатых природными ресурсами территорий и локальной инициативы губернаторов северных провинций Китая.

Наибольшим влиянием китайцы обладают, конечно, в Юго-Восточной Азии, хотя численность их в этом регионе незначительна. За исключением территорий с абсолютным доминированием китайского населения, исторически принадлежавших Китаю (Тайваня и Сингапура, а также Гонконга и Аомыня), в странах Юго-Восточной Азии проживает немногим более 30 млн. (???) китайцев, что составляет от нескольких процентов до трети населения соответствующих стран (в среднем …%). Однако эта незначительная группа занимает «командные высоты» в ряде достаточно крупных экономик; так, она контролирует не менее половины национального богатства Филиппин, до 70% - Малайзии и Индонезии, до 80% - Таиланда и почти всю экономику Сингапура. Страны региона формально независимы, но их ключевые экономические структуры либо зависят от Китая, либо и вовсе регулируются им.
Чтобы понять, насколько значим этот контроль для современного Китая, достаточно указать, что с учетом перечисленных примеров (а также Тайваня, Гонконга и Аомыня) экономика Большого Китая в 2002 году превышала по своим масштабам экономику континентального Китая в … раза, составляет …% мировой и занимает в ней не …, а … место!
Конечно, это сопоставление приблизительно, а материковый Китай имеет на остальные части китайского мира хотя и преобладающее, но все же опосредованное текущими интересами экономическое влияние, но ведь и влияние национальных правительств на национальные корпорации тоже является не абсолютным и опосредуется текущими интересами последних.
Кроме того, возможные преувеличения при проведенном сопоставлении, скорее всего, с лихвой покрываются исключением из него «китайских экономик» других стран региона и Австралии, не говоря уже о развитых странах и государствах бывшего СССР, включая Россию. Осознание это даст нам наиболее приближенное к реальности понимание масштабов китайской экономики.
Зайцев или СЛАВА???
СЛАВА - размеры имущества еще.
Принципиально важное следствием наличия столь мощной в экономическом плане и безусловно лояльной диаспоры - исключительность положения Китая в Юго-Восточной Азии. Даже легкий доступ к колоссальным инвестиционным ресурсам, предоставление которых не сопровождается политическими и стратегическими условиями, при всей исключительности этого для современного мира, играет второстепенную роль.
Главное же заключается в том, что всякое ухудшение мировой экономической конъюнктуры вообще и положения стран Юго-Восточной Азии в частности буквально заталкивает китайский бизнес региона в материковый Китай, служащий ему «инвестиционной гаванью». В результате неблагоприятная в целом мировая и региональная конъюнктура последних лет накачивает Китай с его емким внутренним рынком инвестициями за счет других стран Юго-Восточной Азии. Их ослабление в результате этого процесса в сочетании с ростом управляемости китайских капиталов в них (так как непокорные инвесторы в принципе могут ведь и не быть допущены в Китай) закрепляет уже не только хозяйственное, но и политическое доминирование в регионе континентального Китая.
Недаром соотношение масштабов экономики китайской диаспоры в Юго-Восточной Азии и континентального Китая менялось в пользу последнего: если в 1990 году, по имеющимся оценкам, экономика диаспоры была больше почти на четверть, то уже к 1996 году их масштабы сравнялись, а к рубежу третьего тысячелетия Китай обогнал свою диаспору. (ЗАЙЦЕВ)
Вместе с тем наличие у китайского бизнеса объекта для инвестиций с гарантированно благоприятным климатом дает ему конкурентные преимущества, которые особенно четко проявились при ухудшении конъюнктуры во второй половине 90-х годов и хорошо видны при оценке территориального распределения инвестиций, приходящих в Юго-Восточную Азию. Так, в 70-е и 80-е годы преобладающая их часть шла в Японию и Южную Корею, а в 2000 году из 8 тысяч корпораций, открывшие свои представительства в Юго-Восточной Азии, 35% пришли в Гонконг, 30% - в Сингапур и лишь 9% в Японию. Во многом эти инвестиции носили этнический характер, то есть китайский бизнес, действующий в одних странах Большого Китая, вкладывал средства в его другие страны.

11.4.2. Гармоничное сочетание экспортной ориентации и емкого внутреннего рынка

Значимым преимуществом Китая, несмотря на безусловно экспортную ориентацию его экономики, является отсутствие критической зависимости от экспорта, достигаемое значительной емкостью внутреннего рынка и его последовательным расширением.
В Китае в целом (понятно, что в основном за счет наиболее развитых прибрежных регионов) сформировался значительный платежеспособный спрос, преимущественно на предметы первой необходимости. По оценкам, он превзошел США по потреблению ряда продовольственных товаров на душу населения - и это при недоедании, столь широко распространенном в не развитых странах мира (см. параграф…), и при том, что обеспечение гражданам Китая ежедневного одноразового питания в 50-е годы было реальной выдающейся победой в деле повышения уровня жизни!
Норма внутренних сбережений в современном Китае составляет около 40%, что позволяет осуществлять колоссальные инвестиции за счет национальных ресурсов и кардинально снижает зависимость Китая от импорта капитала.
Как ни парадоксально, на руку Китаю играет и примитивная структура его экспорта. Производители развитых стран сосредотачивают усилия на высокотехнологичных товарах с высокой добавленной стоимостью, уходя при этом с рынков технологически простых товаров и способствуя снижению как конкуренции на этих рынках, так и, что самое главное, защитных мер против их импорта товаров. В результате рынки части примитивных товаров относительно доступны, и Китай прорывается на них за счет дешевизны рабочей силы и организованности внешней экспансии.
Дешевизна рабочей силы (даже на фоне стран Юго-Восточной Азии) - долговременный фактор конкурентоспособности из-за исключительного количества сельского населения, которое легко высвобождается для реализации индустриальных программ. Только число полностью или частично безработных, то есть «резерва рабочей силы первой очереди», превышает 140 млн.чел. (по ряду оценок - 260 млн.чел.). Благодаря дешевой рабочей силе производительность труда в Китае в середине 90-х почти вдвое превышала уровень Малайзии и Тайваня и более чем в 3,5 раза - Южной Кореи.
Важным фактором успешности китайского экспорта является то, что добавленная при производстве примитивных товаров стоимость, какой бы небольшой она ни была, остается в стране. При производстве же технологически сложных товаров в странах Юго-Восточной Азии, осуществляемой ТНК, львиная доля добавленной стоимости вывозится из стран-«производителей» в качестве оплаты за комплектующие, технологии и особенно интеллектуальную собственность, монопольное завышение цены которой служит ТНК инструментом присвоения стоимости, добавленной их контрагентами.
Это своего рода «парадокс низких технологий»: в эпоху контроля за высокими технологиями и присвоения монопольной интеллектуальной ренты производство примитивных товаров может оказываться не менее, а в долгосрочном плане - и более выгодным, чем производство сложных товаров, не дополненное контролем за используемыми при этом технологиями.
Благодаря этому китайский экспорт более устойчив, чем экспорт других стран региона. Характерно, что Китай сохраняет устойчивое положительное сальдо внешней торговли со всеми значимыми для себя странами, кроме поставляющих ему энергоносители.
В … началось сокращение китайского экспорта, принявшее значительные масштабы: …. . Вместе с тем, так как китайский экспорт включает значительную (хотя и меньшую, чем в странах Юго-Восточной Азии) долю зарубежных полуфабрикатов, влияние сокращения экспорта на внешнеторговый баланс во многом компенсируется пропорциональным сокращением импорта. В результате положительное сальдо внешней торговли, составлявшее в 2000 году 20 млрд.долл., в 2001 сократилось вдвое, а в 2002 достигло … млрд.долл..
Сокращение общего объема экспорта сопровождалось значиростом экспорта высокотехнологичной продукции, достигшим примерно седьмой части его объема. «Только в 2000г. доля вывоза изделий электронной промышленности выросла более чем на 40% по отношению к общему объему экспорта страны» (ЗАЙЦЕВ). Оздоровление структуры экспорта происходит не на традиционных для неразвитых стран кабальных условиях, но с сохранением значительной части добавленной стоимости на территории Китая. В последние годы был сокращен экспорт товаров, требующих специальных лицензионных квот или предполагающих совместное распоряжение произведенным продуктом.
Оздоровление структуры внешней торговли распространилось и на импорт, в котором наблюдается значительное увеличение доли технологического оборудования и сырьевых товаров, собственное производство которых в Китае недостаточно.
Принципиально важным стало восстановление в 2001 году роста прямых зарубежных инвестиций, превысившего 20%. Компенсирование ухудшения ситуации во внешней торговле за счет импорта неспекулятивного капитала - улучшенный вариант «американской модели» развития, позволяющей ускоренно развивать технологические сектора экономики и служащей единственным известным путем к мировому лидерству.
Наблюдаемая замена экспорта товаров импортом неспекулятивного капитала подтверждает то, что при сохранении экспортной ориентации китайской экономики ее зависимость от экспорта снижается и уже не является абсолютной. Так, в 2001 году развитием внешней торговли обусловлено лишь 2% прироста ВВП из …%, а основным механизмом увеличения масштабов экономики является переток рабочей силы из деревни на промышленные объекты.
Этот процесс сопровождается ощутимым ростом доходов населения и стимулирует увеличение емкости потребительского рынка. Динамика розничного товарооборота Китая последние годы превышает 10% и сопровождается не только количественным увеличением потребления, но и оздоровлением его структуры, в первую очередь за счет жилья, автомобилей и туризма. Увеличение потребления населения обуславливает примерно четверть экономического роста современного Китая.

11.4.3. Стимулирование развития высоких технологий

Помимо привлечения иностранных (в основном китайских) инвестиций, повышения емкости внутреннего рынка, наращивания экспорта и оздоровления его структуры ключевыми источниками роста экономики служат государственные программы, направленные не только на оживление внутреннего спроса и улучшение инфраструктуры, но и на более глубокие структурные преобразования.
Усилия государства в этом направлении, активизировавшиеся в 2000 и 2001 годах, стали одной из важнейших причин стабильного развития Китая в условиях начавшегося в 2000 году структурного кризиса мировой экономики. Цель государства - всемерное стимулирование развития высокотехнологичных производств.
Список технологических приоритетов Китая состоит из 141 подотрасли, относящихся к информатике, биотехнологиям, новым материалам, авиации и космонавтике, энергетике, экологии, сельскому хозяйству и транспорту. Эти приоритеты не существуют только на бумаге, к чему привыкли россияне, но энергично и достаточно эффективно реализуются государством. Китайское руководство исходит из того, что с 2000 до 2005 год доля добавленной стоимости продукции высокотехнологичных отраслей Китая должна вырасти с 4 до 6%, а удельный вес этих отраслей в промышленном экспорте - с 15 до 25%.
Благодаря бурному экономическому и технологическому прогрессу Китай «является наиболее быстрорастущим мировым рынком информационных технологий, причем эта тенденция сохранится и в обозримой перспективе». Ожидается, что до 2004 года годовые темпы прироста продаж аппаратных средств будут составлять в среднем 17%, а программного обеспечения - 36%. Если в 1997 году объем продаж последнего в стране составлял около 2 млрд.долл., то уже в 2001 году превысил указанный уровень более чем вчетверо (и это с учетом того, что в основном в Китае продается контрафактная, то есть кардинально более дешевая продукция!)
При сохранении сложившихся тенденций к середине первого десятилетия XXI века Китай выйдет на второе место в мире по продажам информационных технологий, а к его концу сможет даже догнать наиболее информатизированную страну мира, переходящую от индустриальной и информационной экономике, - США.
Значительный вклад в развитие высокотехнологичных отраслей Китая сыграет его присоединение к ВТО, которое состоялось в декабре 2001 года после 15 лет напряженных переговоров. Эти переговоры, по времени совпавшие с реформированием Китая, позволили ему выиграть время для экономического развития и осуществить масштабную программу модернизации, сделавшую его конкурентоспособным. Присоединение к ВТО после создания целых высокотехнологичных и конкурентоспособных отраслей облегчает выход Китая на рынки высокотехнологичной продукции, ограничивая возможности сдерживания его экспорта.
С учетом исключительной дешевизны китайской рабочей силы конкурентные преимущества получат и трудоемкие отрасли, традиционно ориентирующиеся на экспорт, - в первую очередь производство одежды и текстильная промышленность в целом.
Не менее важным результатом присоединения Китая к ВТО представляется укрепление его конкурентных позиций по отношению к странам Юго-Восточной Азии, с которыми он конкурирует примерно за одни и те же рынки. Присоединение к ВТО освободило Китай от значительной части ограничений, которые не действовали в отношении большинства стран Юго-Восточной Азии, уже давно являющихся членами этой организации. (ЗАЙЦЕВ)
В силу специфики национальной экономики перечисленные преимущества с лихвой покроют убытки, связанные в основном с облегчением доступа ТНК на китайский рынок, и с ожидаемым ущербом для сельского хозяйства. В результате, по официальным оценкам китайских специалистов, присоединение Китая к ВТО позволит обеспечить дополнительное ускорение экономического роста на 2,94% и создание около 10 миллионов новых рабочих мест.
Существенно и то, что присоединение к ВТО Тайваня вслед за континентальным Китаем способствует облегчению экономической интеграции Большого Китая.

Пример 34

Присоединение Китая к ВТО: завершающий бросок

На завершающем этапе переговоров о присоединении к ВТО китайское руководство столкнулось с серьезной проблемой: сессия парламента - Всекитайского собрания народных представителей - заканчивалась в августе 2001 года, за четыре месяца до завершения переговоров, когда условия присоединения оставались еще неизвестными и не было полной уверенности даже в том, что присоединение состоится. Между тем парламент должен был ратифицировать заключенные соглашения, как и все остальные международные договоренности.
Ждать очередной сессии парламента - значит терять драгоценное время, которое в глобальной конкуренции является синонимом даже не денег, а конкурентоспособности. Собирать внеочередную сессию - не только хлопотно, но и «политически неправильно», так как она превратилась бы в доказательство чрезвычайного значения, придаваемого китайским государством присоединению к ВТО.
Найденный выход стал потрясающим свидетельством силы стремления Китая в ВТО и дисциплинированности китайской элиты, не допускающей утечки информации даже о самых поразительных событиях.
В августе 2001 года Всекитайское собрание народных представителей на закрытом заседании ратифицировало в виде соглашения о присоединении Китая к ВТО около 900 чистых листов бумаги. В результате достигнутое китайской делегацией соглашение о присоединении de jure вступило в силу немедленно после его заключения, в декабре 2001 года, о чем китайцы и сообщили в Женеве шокированному подобной трактовкой парламентской демократии руководству ВТО.

11.4.4. Преодоление структурных диспропорций

Быстрое развитие естественным образом порождает значительные внутренние диспропорции, главными из которых является неэффективность крупных промышленных предприятий, остающихся в государственной собственности, и растущий разрыв в уровне развития между прибрежными районами и остальной территорией.
Сохранение крупных неэффективных государственных предприятий было осознанным выбором, сделанным и в начале реформ и неоднократно подтвержденным в 90-е годы. В отличие от «либеральных фундаменталистов» с их бухгалтерским подходом, китайские аналитики и руководители оценивали значение крупных государственных предприятий не только по приносимой ими прибыли, но и в целом по их значению для экономики. В эту интегральную оценку входили не столько выплачиваемые ими зарплаты и налоги, сколько общая величина альтернативных расходов, которые пришлось бы нести государству для решения социально-политических и технологических проблем, возникающих при простой ликвидации указанных предприятий в связи с их неэффективностью.
Аргументом в пользу временного сохранения этих предприятий является также их значение как костяка, структурообразующих элементов не приморской, а внутренней части Китая, относительно слабо затронутой модернизацией.
Кроме того, наличие крупных госпредприятий на этих территориях обеспечивает их высокую управляемость, что исключительно важно на первых этапах реформы. «Для достижения поставленных задач важно наличие инфраструктуры для их реализации, а показатели эффективности начинают приобретать значение уже по достижению неких запланированных рубежей, когда идет накопление ресурсов для нового рывка» (ЗАЙЦЕВ).
Крупные промышленные предприятия необходимы, несмотря на свою неэффективность, и потому, что пока остаются значимым инструментом регулирования двух важнейших процессов в развитии современного Китая: перетока в город сельского населения (доля которого по-прежнему около 80%) и сдерживания увеличивающегося разрыва между приморскими регионами и остальной территорией страны (разрыв в уровне жизни между ними достигает 2,5 раз при том, что во внутренних регионах Китая проживает немногим более половины его населения).
Переток населения в города носит в целом организованный характер и не сопровождается масштабным появлением трущоб и возникновением критической социально-политической ситуации именно благодаря абсорбирующей роли крупной промышленности (и, отчасти, системы высшего образования), обеспечивающей относительную плановость этого стихийного по своей сути процесса.
Решение главной стратегической задачи современного Китая - снижения разрыва в уровне развития приморских и внутренних регионов страны - также не допускает механического закрытия крупных неэффективных предприятий, сконцентрированных именно во внутреннем Китае (в первую очередь в Маньчжурии). Более того: оно требует прямо противоположного - индустриализации внутренних регионов, так как сегодняшний их уровень не дает провести масштабные программы развертывания высокотехнологичных производств и тем более информационных технологий.
Вместе с тем китайское руководство отдает себе отчет в экономической невозможности сохранения крупных госпредприятий «в неприкосновенности» на сколь-нибудь длительный срок.
Их неэффективность проявляется прежде всего в неуклонном росте убытков. Компенсация потерь осуществляется за счет займов у госбанков, которые составляют 80-90% кредитного портфеля последних и способствуют снижению их рентабельности до незначительного уровня, недостаточного для устойчивой работы.
Таким образом, именно «поддержание на плаву» крупных государственных промышленных предприятий является основной причиной ситуации, при которой правительству Китая приходится периодически направлять на поддержание банковской системы суммы, доходящие до десятков миллиардов долларов. По официальным данным, удельный вес «плохих кредитов» составляет 28%; международные аналитики склоняются к 40%, - хотя и этот показатель в полтора раза ниже, чем в странах Юго-Восточной Азии в целом.
Создание стимулов для оздоровления крупных промышленных предприятий идет весьма осторожно, без намеков даже на тень «шоковой терапии», уничтожившей промышленность бывших социалистических стран. Так, реакцией на рост официальных банкротств госпредприятий стало распоряжение Верховного суда, запрещающее провинциальным судам рассматривать дела о банкротстве государственных предприятий с активами более 6 млн.долл. без его специальных указаний.
В то же время Чжу Жунцзи (кто это???) заявил о необходимости прекращения распродажи государственных предприятий по заведомо заниженным ценам. Это показало: китайское руководство смогло своевременно осознать как собственный опыт, так и опыт постсоциалистических стран и понять, что такая продажа стимулирует спекуляции и разрушение предприятий, но не приход эффективных собственников и модернизацию.
Основными инструментами давления на госпредприятия для создания у них мотивации к повышению эффективности являются ограничения условия их льготного кредитования и снижение бюджетного финансирования (которое, собственно, и стимулировало их к получению новых кредитов в госбанках).
Кроме того, руководство Народного банка Китая заявило о своем намерении взять под контроль возврат безнадежных кредитов, выданных госбанками, и добиться их сокращения на 2-3% в год.
Произошло ужесточение правил торговли акциями нерентабельных компаний, из-за чего несколько из них впервые за 12 лет существования в Китае фондового рынка (в нем работают две фондовые биржи) были исключены из листинга. Этого мало даже для начала решения проблемы предоставления компаниями заведомо недостоверных данных о своей деятельности и, в частности, о прибылях, но, по крайней мере, является демонстрацией понимания необходимости решения этой проблемы.
Реальной альтернативой сохранению неэффективных крупных госпредприятий, с помощью которой китайское государство выходит из положения, является активизация привлечения частных инвестиций в районы внутреннего Китая. Задача привлечения инвестиций «любой ценой», приведшая к их концентрации в наиболее удобных, прибрежных районах, к началу XXI века решена и уступила место следующей - привлечению инвестиций в неразвитые континентальные регионы.
Их преимущества - дешевая даже по китайским меркам рабочая сила и аренда земельных участков, наличие водных ресурсов и довольно значительных полезных ископаемых (в том числе дефицитных в Китае нефти и газа, а также редкоземельных металлов, по запасам ряда которых он занимает первое место в мире). Главным недостатком является крайняя слабость, а то и полное отсутствие инфраструктуры, в первую очередь транспортной.
Китайское руководство осознает эту проблему. Еще в 1997 году была принята трехлетняя программа развития инфраструктуры внутренних провинций. Когда стало ясно, что кризис 1997-1998 годов не дает реализовать ее (хотя ряд проектов и был успешно завершен; так, уже весной 2000 года было завершено строительство Южно-Синьцзянской железной дороги протяженностью 1451 км), руководство Китая сместило центр своего внимания на привлечение иностранных инвестиций.
В 2000 году на Международном инвестиционном форуме в Пекине и на форуме «Запад Китая - 2000» были сформулированы четыре направления развития внутренних регионов:
расширение госфинансирования проектов развития инфраструктуры континентальных провинций (в 2000 году на их нужды направлялось 70% льготных кредитов, предоставляемых правительству Китая международными организациями; только на создание современной транспортной инфраструктуры в Урумчи было выделено 170 млн.долл.) и экологических мероприятий;
развитие сферы обслуживания бизнеса (банковской и страховой систем, современной связи и т.д.);
создание максимально благоприятных условий, в том числе предоставление значительных налоговых льгот, для иностранного капитала в приоритетных отраслях (электроэнергетика, транспорт, сбережение воды, новые технологии);
подготовка квалифицированного персонала, в первую очередь за счет усилий государства.
Государственная политика в области развития инфраструктуры континентальных районов, финансируемая в основном внутренними займами, исключительно масштабна и продуманна.
Ключевое направление - строительство транспортных коридоров, соединяющих приморские регионы Китая с Европой через территорию Средней Азии. Первым этапом, «пробным камнем» стало введение в действие в сентябре 2000 года крупнейшей в Азии стратегической автомобильной магистрали Ташкент - Ош (Киргизия) - Кашгар (Китай) - Пекин - восточное побережье Китая.
После создания автомобильной магистрали пришел черед более дорогих, но и сориентированных на более протяженные перевозки железнодорожных проектов (в среднем грузовые автоперевозки эффективны на расстояние до 800 км.). Практически речь идет о создании трансъевразийской железнодорожной магистрали, обеспечивающей контейнерные перевозки на главном транспортном пути современного мира - между Европой и побережьем Юго-Восточной Азии. Такие перевозки значительно быстрее морских. Кроме того, они позволяют не только отказаться от строительства новых портовых мощностей в Европе (что исключительно дорого), но и переориентировать их часть на более короткие и более эффективные маршруты (так, ряд французских портов уже начал готовиться к переориентации с перевозок в Юго-Восточную Азию на перевозки в Африку).
Первый этап создания трансъевразийской железнодорожной магистрали, обеспечивающий сквозное движение из Китая в Среднюю Азию без кардинального увеличения пропускной способности, обойдется его участникам в 2 млрд.долл. и завершится к 2005 году.
Вторым по важности направлением развития инфраструктуры континентального Китая является строительство нефте- и газопроводов, причем нефтепроводы из Казахстана и Иркутской области России обеспечат поставки дефицитных энергоносителей, а газопровод «Запад-Восток» - поставки собственно китайского газа с месторождений Синцзян-Уйгурского автономного района в регионы основного его потребления и наибольшего платежеспособного спроса.
Руководство Китая считает одной из основных проблем китайской экономики удаленность энергоресурсов от основных потребителей, сконцентрированных в приморских регионах. Переброска туда газа и нефти будет ограничена несколькими стратегическими трубопроводами; магистральным направлением развития представляется постепенное замещение транспортировки энергоресурсов более дешевой и экономичной передачей электроэнергии.
Для решения этой задачи в Китае создается единая энергетическая система по образцу существовавшей в СССР (после его распада Россия так и не соединила Европейско-Уральскую и Сибирскую энергосистемы). Ее формирование завершит грандиозная ГЭС «Три ущелья». (Зайцев)
Значимое направление ускоренного развития Китая - государственное управление урбанизацией. Сама по себе она, как и индустриализация, диктуется прежде всего демографическими процессами и является для Китая категорической необходимостью. «Если города не будут расти быстрее, чем деревня, причем не будут расти за счет деревни, то на селе быстро наступит демографический перегрев и малоземелье преодолеет допустимую технологическим уровнем сельскохозяйственного производства грань. Деревня станет носителем поистине огромной скрытой и явной безработицы». Во избежание социальных потрясений Китай «обречен» на ускоренный индустриальный рост - и на столь же ускоренную урбанизацию.
Индустриальный рост направляется государством через привлечение бизнеса в континентальные провинции за счет создания инфраструктуры и благоприятного правового режима, а урбанизация - при помощи специальной программы, предусматривающей строительство 10 тысяч городов. В рамках реализации этой программы за три года только в районах, примыкающих к казахской границе, «на пустом месте» было построено три полумиллионных города.
Помимо «впитывания» сельского населения как такового, новые города выполняют еще как минимум две важные функции:
сдерживают стихийную миграцию сельских жителей континентального Китая в большие города приморских провинций, противодействуя тем самым усугублению перекоса в развитии между «двумя Китаями» (многие города целенаправленно размещаются в районах, откуда идет наиболее интенсивная миграция в перенаселенные приморские районы);
так как создание новых городов в этнически некитайских районах сопровождается переселением в них значительного количества ханьцев, градостроительство обеспечивает ассимиляцию некитайского населения (прежде всего в частично переданном Китаю СССР Синцзян-Уйгурском автономном районе, в котором в конце 80-х произошло восстание мусульман, после подавления которого было разрешено строительство мечетей).
В 2002 году XVI съезд КПК, на котором было обновлено руководство страны (так, от власти была отодвинута «шанхайская группа», вызывавшая неприязнь у основной части китайской элиты) принял решение об увеличении ВВП Китая в 3 раза к 2020 году. Для этого нужен среднегодовой рост в 6.6%, что существенно ниже уровня 90-х годов и начала первого десятилетия XXI века.
Анализ ресурсной обеспеченности подобных, по китайским меркам, умеренных и темпов развития вызвал шок у нового руководства страны. Оказалось, что собственных энергоресурсов Китая (уголь, нефть, газ), включая достоверно разведанные, но не освоенные, хватит примерно на 10 лет. Даже запасы редких и редкоземельных металлов, по которым Китай занимает первое место в мире, из-за хищнической эксплуатации и массового экспорта сократились за последние 10 лет на треть, а по некоторым видам сырья - и в 2 раза.
В связи с этим руководство Китая поставило задачу расширения контроля за зарубежными месторождениями полезных ископаемых, в первую очередь энергоносителей. Из-за отсутствия стратегических ресурсов для действий на значительном отдалении было определено два основных направления «сырьевой экспансии»: северное (Средняя Азия и азиатская часть России) и южное (Юго-Восточная и Южная Азия). В качестве наиболее наглядного проявления неэффективности китайской сырьевой политики в прошлые годы, вызвавшего критику со стороны китайского руководства, называется то, что Китаю пока так и не удалось установить свой контроль ни за одним месторождением нефти на территории России.
Китайские специалисты полагают, что уверенное развитие Китая и Индии на индустриальной основе, обеспечит рост мирового спроса на сырье и, в частности, на энергоносители, несмотря на общую тенденцию к повышению эффективности их использования. Это увеличение спроса может привести к тому, что в первом десятилетии XXI века общая тенденция сравнительного удешевления сырья, сформировавшаяся в 70-х - 80-х годах, не будет действовать.
Более того: увеличение спроса может привести даже к дефициту сырьевых ресурсов в мировом масштабе, что в ближайшие годы обеспечит жесткую глобальную конкуренцию за монопольный контроль за источниками сырья. По мнению китайских специалистов, США уже вступили в соревнование за установление такого контроля, за ними устремилась Япония (уже создавшая реальную угрозу лишения Китая нефти Восточной Сибири), и Китай должен вступить в стратегическую «гонку за сырьем» как можно быстрее, так как уже опаздывает, и его запаздывание приобретает совершенно недопустимый характер.

Двухсекторный рынок нефти??

Впервые освоение России стало стратегией Китая

11.4.5. Финансирование модернизации

Финансовая политика Китая с самого начала реформы была направлена на стимулирование внутреннего спроса. Китайские руководители хорошо понимали «золотое правило» глобальной конкуренции, впоследствии сформулированное М.Портером, по которому эффективные транснациональные корпорации могут вырасти и окрепнуть лишь на емком внутреннем рынке соответствующей страны.
Поэтому уровень монетизации китайской экономики всегда был значителен; отношение денежной массы к ВВП превышало 100%. С 1997 года увеличение денежной массы составляло в среднем 17% в год, причем благодаря в целом эффективному контролю за ее структурой ее рост стимулировал не инфляцию (которая после … года остается низкой, а порой и отрицательной), но производство и рост банковских вкладов, в первую очередь населения.
После замедления роста китайского экспорта (…статистика…) под действием кризиса 1997-1999 годов ключевым инструментом стимулирования роста стало увеличение денежной массы при контроле за ее структурой. Эта политика не просто компенсировала ухудшение внешней конъюнктуры, но и качественно изменила сам характер развития Китая, решительно снизив его зависимость от мирового спроса и превратив в главный фактор роста китайской экономики ее собственный внутренний спрос.
Как свойственно процессам общественного развития Китая, механизмы увеличения реальной денежной массы можно условно объединить в два взаимодополняющие контура, выполняющие принципиально различные задачи.
Первый контур, постепенно сдающий свои позиции, поддерживает старый, но пока необходимый для сохранения стабильности и управляемости хозяйственный механизм. В его рамках происходит в основном кредитование госбанками государственных же предприятий со всей их неэффективностью; он подпитывается как господдержкой, так и вкладами населения (подобно тому, как это имеет место в Почтовом банке Японии и Сберегательном - России).
Второй, расширяющийся контур, обеспечивает решение задач модернизации и связан с активизацией фондового рынка. Помимо корпоративных эмиссий (на двух китайских фондовых рынках обращаются акции более чем 1200 китайских компаний), для его функционирования исключительно велико значение госзаймов. Государство финансирует модернизационные проекты - начиная от создания инфраструктуры и кончая техническим перевооружением госпредприятий - во все большей степени за счет выпуска ценных бумаг на внутренний рынок.
Таким образом, прирост денежной массы во многом создается в ходе поддержки неэффективного госсектора, а затем изымается с финансового рынка при помощи займов, обеспечивающих эффективные модернизационные проекты. В результате одни и те же средства проходят по обоим финансовым контурам, что обеспечивает их максимальное использование и погашение инфляционного эффекта.
Масштабы госфинансирования модернизационного контура велики. Только долгосрочные госзаймы на инвестиционные нужды и только в 1998-2000 годах составили 510 млрд. юаней (более 60 млрд.долл.). За счет госзаймов на внутреннем рынке, обеспечивающих модернизацию, бюджетный дефицит Китая в 2000-2001 годах вырос примерно вдвое, хотя и остался в безопасных рамках. В 2002 году бюджетный дефицит также был обусловлен необходимостью финансирования модернизационных проектов, хотя сам по себе он является естественным результатом импорта капитала.
Именно благодаря политике стимулирования инвестиций через госзаймы инвестиционный рост удалось ускорить с 11% в 2001 до более чем 16% в 2002 году, причем вложения в недвижимые объекты выросли более чем на 30%.
Недавнее открытие рынка акций для китайских граждан позволило расширить негосударственное финансирование модернизационного контура, в том числе и за счет контура стабилизации (так как на рынок акций стали уходить сбережения населения и из госбанков, финансировавших за их счет преимущественно госпредприятия). Дополнительным стимулом к расширению фондового рынка стали ограниченность иных способов вложения капитала и высокая рентабельность операций. В результате в операциях на фондовом рынке, несмотря на его низкую прозрачность, участвует значительная часть городского населения (ЗАЙЦЕВ).
В то время как стержнем экономической успешности Китая является его разумная и взвешенная финансовая политика, символом ее эффективности служит головокружительный рост золотовалютных резервов. За последние 10 лет они выросли более чем в 10 раз, среднегодовой прирост превышает 25%. По их размеру Китай занимает прочное второе место в мире после Японии, причем на третьем и четвертом местах также находятся экономики «Большого Китая» - Тайвань и Гонконг; их суммарные золотовалютные резервы существенно превышают золотовалютные резервы Японии.

11.4.6. Региональная экспансия
и новое позиционирование в глобальной конкуренции

Итоги «азиатского» кризиса 1997-1999 годов и всего последующего развития свидетельствуют не только о текущей устойчивости китайской экономики, но и о долгосрочном, перспективном и при этом весьма эффективном характере планирования ее развития. Для иллюстрации этого планирования достаточно задать простой вопрос: зачем в регионе, охваченном всеобщими девальвациями, Китай поддерживает стабильность юаня, в том числе и вопреки интересам собственной текущей конкурентоспособности?
Простейший и все еще распространенный ответ - в неповоротливости и неграмотности китайской бюрократии, которая тратит на представительские обеды более миллиарда долларов в год, дарит друг другу специально выпускаемые для этого представительские сигареты по 60 долларов пачка и либо в принципе не способна мыслить в категориях конкурентоспособности, либо поступается соображениями эффективности ради устаревших представлений о национальном престиже, ассоциируемыми со стабильностью валюты.
Однако этот ответ слишком прост и слишком похож на механическую экстраполяцию российских реалий (а также реалий некоторых иных стран) на качественно иные условия современного Китая. Высокомерное же презрение западных бюрократов и аналитиков к восточным основано на чем угодно, кроме понимания характера работы китайской государственной машины и, что особенно важно, практических результатов этой работы.
Прежде всего, стабильность юаня является результатом осознанного выбора китайского государства. Ограниченная конвертируемость в сочетании с огромными золотовалютными резервами позволяет государству определять динамику обменного курса как не только в средне-, но и в долгосрочной перспективе.
Наиболее вероятно, что оно поддерживает стабильность юаня, оценив опыт США по превращению доллара в мировую резервную валюту и связанные с этим преимущества. Его стратегическая цель - превращение юаня в региональную резервную валюту Юго-Восточной Азии и завершение таким образом переориентации стран региона с США и Японии на Китай. В долгосрочной перспективе прорисовывается и возможность формирования в Юго-Восточной Азии валютного союза наподобие еврозоны с юанем в роли евро.
Сохранение долговременной стабильности юаня - категорическое условие реализации этой стратегии, а конъюнктурные жертвы в ее рамках носят абсолютно оправданный характер и являются по сути дела сверхрентабельной инвестицией в национальное будущее.
Ключевой перелом в позиционировании Китая, сделавший описанную перспективу реальной, произошел в самом начале развития кризиса 1997-1999 годов (когда мало кто представлял себе его масштабы и значение) и был связан не только с экономическими, но и с военно-политическими факторами.
Летом 1997 года в ходе противостояния в районе Тайваня китайские вооруженные силы, отстававшие от американских в лучшем случае на поколение военной техники, фактически выиграли у них «войну нервов», вынудив отказаться от первоначальных намерений провести «демонстрацию силы» в поддержку властей Тайваня.
Хотя это противостояние и касалось частного вопроса, имевшего незначительное значение, первое со времен Вьетнама военно-политическое поражение США было в полной мере оценено целым рядом стран Юго-Восточной Азии.
Еще большее впечатление на них, как можно понять, произвело восстановление китайского суверенитета над Гонконгом. Сейчас уже забыто, насколько неожиданным для мира, да и для самих китайцев оказалась приверженность англичан букве заключенных в незапамятном прошлом договоров, из-за которой они отказались от своего владения. Можно лишь резюмировать, что отражением нашей силы слишком часто оказывается слабость наших противников.
Характерно, что Китай стал едва ли не единственной страной мира, осуществившей легитимизированные мировым сообществом территориальные приобретения после Второй Мировой войны (за исключением таких специфических случаев, как воссоединение Германии и Вьетнама, передача Крыма входившей в состав СССР Украине, а также объединение некоторых развивающихся стран - например, Танганьики и Занзибара в Танзанию, а Египта и Сирии в Объединенную Арабскую республику - в постколониальную эпоху).
Не случайно одним из самых ожесточенных сражений «финансовой войны» в 1997-1998 годах стала именно спекулятивная атака на гонконгский доллар, - при успехе она не только дискредитировала бы Китай, но и покачнула бы всю его экономическую и политическую систему. Однако она была отбита - в том числе и за счет объединения финансового потенциала Гонконга с экономическим и политическим влиянием Китая.
Присоединение Гонконга (с юридической точки зрения - воссоединение с ним) стало переломным моментом развития современного Китая, который впервые после долгого скрытого развития эры Дэн Сяопина отбросил конспирацию и сделал явную заявку на лидерство - формально в масштабе региона, а реально - и всего мира.
Присоединив Гонконг - финансовое сердце Юго-Восточной Азии и всего Тихоокеанского региона, Китай взял уже не под опосредованный, но прямой административный контроль важнейший ресурс вчерашнего и сегодняшнего мира - финансовые потоки. Тем самым он показал, что ему мало колоссальных золотовалютных резервов, мало огромных инвестиций, вливающихся в него через «финансовую воронку» Тайваня, - ему необходим уже контроль за финансовыми потоками и рынками за пределами его территории.
Эта заявка, равно как и способность к силовому противостоянию не с кем-нибудь, а со США, была в полной мере воспринята лидерами стран Юго-Восточной Азии, которые в кратчайшие сроки изменили свою внешнеполитическую ориентацию с преимущественно проамериканской на в значительной степени прокитайскую.
В результате эти страны не просто привели свой внешнеполитический курс в соответствие той высокой, а зачастую и доминирующей роли, которую играет в их экономиках китайская диаспора.
Результат был значительно глубже.
Изменив внешнеполитическую ориентацию, ряд стран Юго-Восточной Азии заложили тем самым серьезную уже не просто экономическую, но и политическую основу для формирования «зоны юаня», подобной планировавшейся, но не возникшей из-за жесткого противостояния США «зоне иены». Стратегические планы китайского руководства нашли свое отражение в устремлениях национальных лидеров региона, и никакие китайские погромы, вызванные кризисом, уже не могли изменить этой ориентации. В условиях неуклонного ослабления Японии и откровенно продемонстрированной в ходе кризиса 1997-1998 годов немотивированной враждебности США АСЕАН все больше начинает смотреть на мир глазами Китая, превращаясь в региональную организацию не полицентрической интеграции, но интеграции вокруг Китая.
Эти устремления были усилены структурным кризисом мировой экономики, начавшимся в 2000 году. Больно ударив по экономикам Юго-Восточной Азии, ориентированным на экспорт в развитые страны, он содействовал переориентации части производителей на Китай с его колоссальным внутренним рынком. При этом кризис еще более усилил влияние в странах Юго-Восточной Азии этнического китайского бизнеса, так как благодаря прочным связям с Китаем он оставался единственным, сохранившим стабильность.
Как можно понять, укрепление регионального, да и глобального положения Китая в ходе кризиса 1997-1999 годов способствовало революции в сознании китайской элиты. Континентальный Китай стал осознавать себя уже не как единственное законное китайское государство, что подразумевало концентрацию на сомнительности иных китайских государств, но как лидер всего китайского сообщества, как государство всех китайцев, где бы они ни проживали. В 2000 году это осознание собственного лидерства в Большом Китае прорвалось в область государственной символики: на визах, ранее указывавших полное название государства - «Китайская Народная Республика» - стали писать просто: «Китайская виза».
Реагируя на выгодные для Китая изменения как в Юго-Восточной Азии, так и в самосознании китайских элит, в 2002 году, на XVI съезде КПК новое руководство приняло ряд стратегических решений, ускоряющих региональную интеграцию вокруг Китая и изменяющих в связи с этим модель экономического развития.
По этим решениям в 2003 году Китай должен воспользоваться плодами некоторой дезорганизации развитых стран и перетянуть на себя максимальные потоки иностранных инвестиций с международных рынков, лишившиеся привычных объектов вложения из-за нестабильности в США, депрессии в Японии и внутренних проблем в Евросоюзе. Тем самым Китай должен взять максимум «бесхозных» инвестиционных ресурсов мира, утративших привычные для себя объекты вложения в развитых странах.
Реализация этого подхода сократит инвестирование развитых стран и создаст для них дополнительные трудности. В то же время в самом Китае произойдет частичное замещение капиталов зарубежного китайского бизнеса, которые смогут расширить свою внешнюю экспансию и, соответственно, прирастить «Большой Китай».
В соответствии с этим второй стратегической задачей является замыкание на китайскую экономику производителей третьих стран (не только Юго-Восточной Азии, но и Латинской Америки), ориентированных на экспорт в развитые экономики, но страдающих от снижения спроса в них. Учитывая специфически китайскую модель ведения бизнеса, можно предположить, что вслед за деньгами, уплаченными за товарные поставки, в эти страны направится поток китайской эмиграции и, что самое важное, китайских капиталов.
Оба тезиса не только новы сами по себе; они дополняют, надстраивают стратегию построения в Китае самодостаточной экономики, не зависящей от мировой конъюнктуры (условно говоря, стратегии «развития континентального Китая») и стратегию региональной интеграции Юго-Восточной и Средней Азии идеей глобальной экспансии китайского бизнеса (стратегия «Большого Китая»).
Существенно, что сама по себе задача глобальной экспансии ставилась еще Дэном Сяопином, считавшим ключом к успеху в глобальной конкуренции (выражаясь современным языком) освоение наиболее емких рынков, то есть рынков развитых стран, в первую очередь США и Европы. Однако она не рассматривалась в качестве ключевого элемента государственной стратегии, хотя «стратегия просачивания» китайского бизнеса и систем сбора информации никогда не ограничивалась Юго-Восточной Азией.

Пример 35.

Стратегия «просачивания» как элемент повышения конкурентоспособности
и стабилизации общества