Глава 6. Стократ смертен
В ту же секунду Петропавел упал лицом вниз, не успев даже сообразить, что произошло, но почуяв недоброе. И действительно: его принялись чем-то охаживать по спине. Это было совсем не больно, но причиняло беспокойство неприятного характера. Петропавел пару раз вскрикнул, — скорее, для порядка — и услышал: "Не ори; не дама!", причем голос был детский. Петропавла явно с трудом перевернули лицом кверху. Перед ним стоял златокудрый мальчонка лет пяти с черной' повязкой на одном глазу и приветливо улыбался. Это он накинул на Петропавла лассо. Длинная розга валялась рядом. Ребенок держался за рукоять огромного ножа, воткнутого в землю неподалеку. Петропавлу сделалось нехорошо — и он неожиданно для себя подобострастно предложил:
— Хочешь, будем с тобой на "ты", мальчик?
— Я и так с тобой на "ты", — ухмыльнулся ребенок.
— Зовут-то тебя как?
— Дитя-без-Глаза, — беспечно ответил малыш и, выхватив нож из земли, одним махом рассек туловище проползавшей мимо гусеницы, по размеру напоминавшей длинный товарный поезд. Две части гусеницы расползлись в разные стороны и зажили там самостоятельно.
— Это которое у семи нянек? — догадался Петропавел.
Дитя-без-Глаза хмыкнуло:
— Смотри-ка, что вспомнил!.. Нету уже семи нянек. Умерли.
Последнее слово прозвучало очень зловеще, и, начав волноваться, Петропавел спросил как мог безразлично:
— От чего же они умерли, мальчик?
— От страха, — неохотно сообщил тот, видимо имея все-таки некоторое отношение к смерти семи нянек. Потом он подошел к Петропавлу и опять воткнул нож в землю, слева от него.
— Что ты собираешься делать? — струхнул Петропавел.
— Зарежу тебя и сожру, — сказало Дитя-без-Глаза и по-детски рассмеялось.
Петропавел затрясся и покрылся холодным потом.
— Ты же еще маленький! — еле вымолвил он.
— Сожру тебя — и буду большой, — пообещало милое дитя и вынуло нож из земли.
— Ты не сделаешь этого!.. Это очень жестоко.
— Пустяки! — опять рассмеялось дитя. — А впрочем... Я могу и не делать этого, если ты выполнишь три моих желания.
В ужасе от такого предложения Петропавел замотал головой, сразу представив себе, какие желания могут быть у этого ребенка. А тот, не обращая внимания на Петропавла, продолжал:
— У меня такие три желания. Во-первых, я хочу есть, во-вторых, писать и, в-третьих, спать.
...С Петропавлом немедленно случилась истерика. Придя в себя, он сказал:
— Я выполню три твоих желания, только сначала развяжи меня.
— Нет, так выполняй, а то потом опять связывать — это долго, — ответил смышленый малыш.
Петропавел задумался, потом произнес:
— Посмотри вокруг. Где-то тут поблизости есть яблоня. Если на ней что-нибудь растет, пойди и съешь это.
Дерево оказалось в двух шагах. С интересом наблюдая за дальнейшими событиями, Петропавел увидел, как ребенок подошел и выполнил его распоряжение. Ел он что-то мелкое — жадно и неаккуратно.
— Наелся? — спросил Петропавел, когда ребенок съел один плод.
— Нет еще! — и Дитя-без-Глаза принялось срывать обильные, по-видимому, плоды собственного воображения. Наконец оно удовлетворенно крякнуло:
— Порядок. Теперь писать.
— Зайди за дерево, — наставлял малыша Петропавел, — расстегни штанишки, а дальше все само собой получится.
Тот отсутствовал с полчаса, потом вернулся очень довольный и сказал:
— Ну, все. Теперь спать.
— Нет уж, — осмелел Петропавел. — Развяжи веревки, потом ложись где хочешь и закрой глаза.
— Да я же пошутил! — засмеялось Дитя-без-Глаза. — Ты несвязанный лежишь. Вставай!..
Петропавел попробовал встать — и действительно встал: веревки упали на землю. Дитя-без-Глаза посапывало рядом. Тогда как ни в чем не бывало он двинулся восвояси и, почувствовав себя в безопасности, даже засвистел, но, как оказалось, преждевременно, потому что из кустов тотчас вышел навстречу ему огромного роста седой старик с повязкой на одном глазу и маленьким фруктовым ножом в правой руке. Подойдя к Петропавлу, старик хихикнул и задал вопрос:
— Что такое "Висит груша в темнице, а коза на улице"?
Петропавел не нашелся как ответить.
— Это трудная загадка! — ухмыльнулся старик. — Отгадки ее не знает никто. Даже я.
— Какой же смысл загадывать загадку, если никто не знает отгадку?
— Так чтобы узнать!.. — Старик выразил лицом недоумение. — Бессмысленно, скорее, загадывать загадку, отгадка которой известна. Но, так или иначе, ты не отгадал — и тебе придется умереть.
— Да вы что — сговорились, что ли?! — вырвалось у Петропавла. — Сколько можно с этим шутить?
А старик со словами "Хорошенькие шутки, ничего не скажешь!" неожиданно всадил фруктовый нож в грудь Петропавла. "Я умираю", — как-то вяло, без испуга подумал тот и упал навзничь. Боли не ощущалось — ощущалось только некоторое неудобство в груди от присутствия ножа, вонзенного по самую рукояточку. Петропавел полежал на земле и с любопытством спросил у старика:
— Вы убили меня?
Старик поправил повязку на глазу:
— Да не суетись ты! Лежишь себе на земле — и лежи. Не в земле же пока! Вот закопаю тебя — тогда и поймешь. — Он удалился в кусты, принес ржавую лопату и деловито спросил: — Где копать могилу?
Вытащив из груди сухой и холодный нож, Петропавел потер потревоженное место и сказал:
— Хватит паясничать, товарищ. Не смешно это.
— Пока не смешно — потом смешно будет, — пообещал старик, начиная рыть могилу где попало.
— Вас как зовут? — сменил тему Петропавел.
— Старик-без-Глаза.
Петропавел, вглядевшись в него, действительно обнаружил некоторое сходство с опочившим невдалеке младенцем.
— Это когда же Вы успели состариться? Вы ведь спали!
— Во сне, — не отвлекаясь, ответил Старик-без-Глаза. — А что?
— Времени маловато прошло, вот что!
— Не твое дело, сколько моего времени прошло!
Старик говорил уже из довольно глубокой ямы.
— Ты бы лучше за своим временем следил, пока был жив. — Старик-без-Глаза засунул руку в карман и извлек оттуда предмет, видимо, мешавший ему работать. Это была рогатка.
— Забавы золотого детства! — сентиментально вздохнул он и, смахнув слезинку, зашвырнул рогатку в кусты. Потом снова принялся копать, хотя в могиле мог бы уже разместиться небольшой областной центр.
Петропавел заглянул в могилу:
— Если это для меня, то довольно. У Вас глазомер плохой.
— Нахал, — спокойно заметил Старик-без-Глаза. — Я жизнь прожил! Пожил бы ты с мое... замечания делать!
— Ну, положим, с Ваше-то я пожил: времени, между прочим, одинаково прошло — как для Вас так и для меня. — Петропавел улыбнулся просвещенной улыбкой.
— Ты, малец, мое время с твоим не путай. Я за свое время всякого повидал, а ты за свое — обнаглел только. Да и что ты вообще о времени знаешь? Необратимость да непрерывность... На этом, милый мой, у нас далеко не уедешь. Рассказал бы я тебе, да ты умер уже. — И Старик-без-Глаза углубился в могилу
Внезапно Петропавел отчаянно соскучился с этим стариком. Он махнул рукой и пошел себе восвояси, однако, не пройдя и нескольких шагов, услышал позади себя тяжелое дыхание — и вот Старик-без-Глаза загородил ему дорогу.
— Отойдите, — устало сказал Петропавел.
— Тебя могила ждет, — напомнил старик, вытирая руки о штаны. — Ты скончался. Вернись назад, в ДОЛИНУ РОЗГ.
— Куда вернуться?
— В ДОЛИНУ РОЗГ — это то место, где мы с тобой познакомились, и где ты потом умер.
Петропавел решительно двинулся в обход старика, не желая продолжать разговор. Но тот цепко схватил его за руку и убедительно попросил:
— Пойдем...
— Да оставьте Вы меня в покое! — крикнул Петропавел. — Не драться же мне с Вами!
— Вот еще, драться! — возмутился Старик-без-Глаза. — Хорошенький поворот! — и он ловко скрутил Петропавлу руки за спиной. Суставы хрустнули, сделалось ужасно больно.
— Да Вы что — с ума сошли? — взревел Петропавел, корчась от боли.
— Это отдельный вопрос, — уточнил Старик-без-Глаза. — Сейчас мы не будем его обсуждать. Сейчас мы будем тебя хоронить. — И он потащил извивающегося Петропавла к могиле. Сопротивляться сильному старику было бесполезно.
— Я уже пригласил на твои похороны друзей, — объяснялся Старик-без-Глаза по дороге. — Они соберутся с минуты на минуту.
— Но я не хочу умирать! — возмущался Петропавел.
— Вопрос так вообще не стоит, — приговаривал непреклонный старик. — У тебя все в прошлом.
Петропавел искал какой-нибудь веский аргумент, и ему показалось, что он нашел его:
— Но я же разговариваю!
— Не разговаривай, — снял противоречие Старик-без-Глаза.
Дело приняло совсем плохой оборот. Приходилось верить в серьезность стариковских намерений.
— Нет, я одного не понимаю, — хорохорился Петропавел, — почему именно меня надо хоронить.
— А кого ты еще можешь предложить? — заинтересовался Старик-без-Глаза.
— Да хоть Вас! — в общем, справедливо замети Петропавел.
После некоторых раздумий Старик-без-Глаза покачал головой, еще дальше отводя Петропавлу руку за спину.
— Меня нельзя. Во-первых, я гостей назвал. Нехорошо, если они придут, а я в могиле. Во-вторых, меня тут уже раз двести хоронили — так что это вряд ли кого-нибудь увлечет.
— Тогда, — заторопился Петропавел, — надо похоронить этого... как его... Пластилина! То есть хотя бы одного из пластилинов — пусть остальные живут. Их там пруд пруди!
— Неплохая идея, — одобрил Старик-без-Глаза и непоследовательно закончил: — Но мы все-таки похороним тебя. — Они уже подошли к самому краю могилы. Старик-без-Глаза поднял глаз к нему и с уверенностью произнес: — Раба твоего могила исправит! — после чего изо всех своих нечеловеческих сил столкнул Петропавла в яму.
Естественно, что тот немедленно начал выкарабкиваться оттуда, но своевременно получил от Старика-без-Глаза ржавой лопатой — хоть и не больно, но очень сильно. Снова скатившись в яму и взирая оттуда на готового повторить удар старика, Петропавел оставил попытки выбраться и залег на дно.
Комочек земли сорвался с края могилы. Петропавел поднял голову и увидел над собой старое лицо Гнома Небесного. Тот с удовлетворением констатировал: — Успокоился! — и исчез из поля зрения. Поблизости от могилы послышались голоса: кажется, друзья начали собираться. Именно этого почему-то не выдержал Петропавел. Он выскочил из могилы и принялся выкрикивать бессвязные и обидные слова:
— Бандиты! Убийцы! Мафия! Нашли себе развлечение — живых людей хоронить!..
Петропавлу захотелось каждому сказать что-нибудь отдельно гадкое, но слова подбирались с трудом и со всей очевидностью не достигали цели. Когда он умолк, в тишине прозвучал недоуменный вопрос Гуллипута:
— Чего он так разоряется?
— Ему очень дорога его жизнь, — мрачно пояснил Старик-без-Глаза.
— Разве ее у него отнимают? — еще больше удивился Гуллипут.
Тут уже вмешаться пришлось Петропавлу:
— Но если хоронят... если смерть, — значит, уже не жизнь, значит, жизнь отнимают!
— Да успокойтесь Вы, — сказал Пластилин Мира в облике младенца с честным лицом. — Кому нужна Ваша жизнь!.. А кроме того, для справки: смерть — это далеко не всегда не-жизнь, равно как и жизнь — далеко не всегда не-смерть. Бывает смерть, которая — жизнь, и жизнь, которая — смерть. И еще... почему Вы думаете, что смерть — это надолго?
— Ну как же: человек умирает только один раз! — Петропавел расхохотался бы, если б вопрос не стоял так трагически.
Шармен, оторвавшись от маленького человека, которого она лобзала, прижимая к земле, как бы между прочим заметила:
— Французы говорят, что всякая разлука — это маленькая смерть, — и снова вернулась к своему занятию.
— А из того, что Сократ смертен, следует, что не Сократ — стократ смертен, — скаламбурил в обычной своей манере Ой ли-Лукой ли.
— Да ну его, в самом деле! — воскликнул вдруг Гном Небесный. — Он психованный. Я же предупреждал, когда узнал, кого хороним, что не надо его хоронить! Как будто больше уж и похоронить некого... Меня похороните: я очень люблю возрождаться, это так освежает!
— Да Вас сто раз хоронили! — вмешался Пластилин Мира. — Каждому хочется взглянуть на мир по-новому. Похороните меня: меня в этом облике еще никогда не хоронили!
— Можно в конце концов вообще никого не хоронить, — подало голос Белое Безмозглое.
— Я зря могилу копал? — обиделся Старик-без-Глаза.
— Почему зря? — продолжало оно. — Пусть так постоит: была бы могила — желающие всегда найдутся!..
Пока шли эти препирательства, в атмосфере начали происходить волнения... Тонкий и длинный, как игла, звук проткнул пространство.