Глава одиннадцатая

 

Фоли извинился за опоздание.

- Мне передали, что ты звонил в контору. А я выбегал в кафетерий. Торопился, как мог. Ну, что случилось?

На площади Лафайетт уличные фонари разогнали сумрак осеннего вечера. У входа в метро пели и танцевали бритоголовые кришнаиты. На них были шафранные одеяния, потрепанные серые свитера и тапки на босу ногу.

- Ничего страшного, — сказал Диллон. — Я не тороплюсь. Но только я подумал, может, тебе это покажется важным. Знаешь, я тут пока сидел, все глядел на этих болванов с косичками и размалеванными рожами, как они тут скачут — да еще приволокли ребенка — смотри: похож на немца или шведа, а вон видишь, его мама и папа скачут, как сумасшедшие, точно в индейцев играют. Ох, бедный малыш. И что он будет делать, когда вырастет? На его месте я бы, наверное, кого-нибудь грохнул. А начал бы с мамочки и папочки, для затравки.

- Э, послушай, — успокоил его Фоли. — Они же никому не мешают.

- Ну и что, — сказал Диллон. — Сам знаю, что никому не мешают, да только я же вижу, как они кидаются на прохожих, на полном серьезе, понимаешь? Прямо-таки уговаривают тебя! Они считают, что все мы должны снять штаны, надеть эти дурацкие халаты, пойти с ними вскачь да еще в барабаны бить. Они же уверены, что рано или поздно так и будет. Это же бред какой-то, а? Я видел, как они подъехали на своем новеньком «олдсе» — куплен, надо думать, на деньги остолопов, которым они морочат голову, — и вот я думаю: так кто же глупее? Они, которые заставляют этих простофиль с ними отплясывать, или я? У меня вот нет новенького «олдса», а есть у меня в кармане только лотерейная карточка на следующий матч, из которой явствует, что я, дурак, опять поставил на «Пэте», сам не знаю, почему. Ничему-то меня жизнь не учит.

- Ты зачем меня вызвал? — перебил его Фоли.

- Слушай, — спросил Диллон, — помнишь нашу последнюю встречу: ты мне все вкручивал, будто в городе ничего не происходит, и все тихо. А я тебе сказал: нет, что-то происходит, да я только не знаю, что. Ну так вот, я был прав.

- Это смотря, что ты имеешь в виду, — ответил Фоли. — Много чего происходит, да только я что-то не вижу, чтобы «крутые» на этом наварили что-нибудь.

- Ну, — сказал Диллон, — сейчас никогда не знаешь, куда смотреть… Но вот что, ты у меня спрашивал, что происходит, а я тебе сказал, что ребята суетятся, все кому-то названивают. Ко мне часто звонят, ищут одного, другого, когда у меня такого нет, а потом вдруг тот, кого ищут, заявляется собственной персоной. А, может, он сам звонит и спрашивает, не звонил ли кто ему. Теперь не так-то много осталось парней, которые дело делают, и они не хотят, чтобы об их делах жены прознали. Не забыл?

- Нет. Ты говорил, что у Эдди Кривопалого какие-то дела с Джимми Скализи.

- Я говорил об Эдди Кривопалом, говорил и о Скализи. Только не помню, чтобы я говорил, что у них какие-то общие дела. Я тебе просто упоминал про них в разговоре — вот и все. И что они часто звонят друг другу. Этот Койл, уж не знаю, как он вообще умудряется ковылять по улицам — у него полные карманы десятицентовиков. Брось его в воду — так ко дну пойдет топором. Вот, сколько у него серебра в карманах!

- Так, ну ладно, — сказал Фоли. — Значит, Эдди часто звонит по телефону.

- А Скализи я уже давно не видел.

- Это я уже знаю. Никто не видел Скализи. Я слышал, он был во Флориде, загорал.

- А я слышал, что нет, — сказал Диллон. — Я слышал, он недавно наварил приличные бабки.

- И это тоже знаю, — сказал Фоли. — Что, все один?

- Ну да! Ты же знаешь Джимми — его любят. Я гак считаю, что дружок щедро его отблагодарил, понимаешь?

- Хорошо иметь друзей.

- А то! Вчера мне в бар позвонил Скализи, но парня, которого он искал, у меня не оказалось, и я ему говорю: ну конечно, передам, что ты звонил, куда тебе можно позвонить? Можешь дать номер? А он мне: «Я тут не задержусь. Но это очень важно. Скажи-ка ему, как только увидишь, что дело важное и что я хочу с ним потолковать — он поймет».

- Та-ак, — сказал Фоли.

- И вот сегодня, — продолжал Диллон. — Сижу я у себя, слушаю рок-станцию и как обычно, мозги у меня уже набекрень — я, может, за весь день продал пива на четыре доллара — никто теперь не берет спиртное, и вот заваливается ко мне, кто бы ты думал — парень, которому Джимми Скал вчера весь день названивал. Ну я, как обычно, дневную выручку пересчитал — жалкие крохи — и потом подхожу к нему, а у него рожа мрачнее тучи — точно ему яйца прищемило дверью в метро, и я ему говорю: слушай, приятель, тебе что принести? А он заказывает стаканчик чистого и пива, господи-прости. Ну, приношу ему и знаешь, заговариваю ему зубы, то да се, а потом говорю — мол, так много людей звонят — и вспоминаю, что его как раз вчера у меня разыскивали. И говорю ему: «Слушай, Джимми Скал с тобой связался?». Ну, тут у него рожа вытягивается, и он говорит: «Нет, я и не знал, что он меня ищет». И по тому, какая у него рожа, я понимаю, что, похоже, он и в самом деле, не знал — такая у него была рожа, точно ему ведро воды на голову вылили. А я говорю: «Ну да, звонил вчера вечером, тебя спрашивал. Сказал, что дело срочное. Так он тебя не нашел?». Понимаешь, я его малость поддеваю. «Нет, говорит, не нашел. А что, он номер оставил?». Я, значит, стою, продолжаю дурака валять, говорю, что так много народу звонит, разве всех упомнишь, все чего-то просят кому-то передать, так что мне и клиентов некогда обслуживать, потому что вечно приходится отвечать на эти дурацкие звонки, а мне все равно никто не доверяет — я же простой телефонист на коммутаторе… Короче, я ему говорю: «Да нет. Я спросил, как ему позвонить, а он говорит, что уезжает, и просил просто передать, что дело срочное и ему надо с тобой потолковать». Этот парень, значит, сидит себе и вдруг как вскочит, чистяк залпом заглотнул, потом пивом запил, и я уж подумал, что сейчас он расколется. А он мне: «Повтори, да побыстрее!». Налил я ему по новой. Он хлопнул и вторую в момент, бросил какие-то бабки па прилавок и соскочил с табурета, знаешь, точно сейчас уписается. «Я ухожу, говорит, на час примерно, попозже зайду узнать, не звонил ли кто мне, и если кто позвонит, ты не забудь, а тому, кто позвонит, скажи, что я еду на место и буду там, как только встречусь с парнем. Лады?».

- Мне-то что, — говорю я, — продолжал Диллон. — И он ушел. Ну и что ты теперь скажешь?

- Так кто это был? — спросил Фоли.

- Вот это самое интересное, — сказал Диллон. — Это был Эдди Койл. Занятно, а?