ТРИСТА ДНЕЙ НА ЛЕДЯНОМ КУПОЛЕ 7 страница
Все вокруг было в диком хаосе: в хижине плескалась вода, плавали доски, медикаменты, пахло аскорбиновой кислотой. Только два ящика еще чудом держались: те, на которых спали Тур и Абдулла. Газовые баллоны смыло, и в абсолютно чемоданном настроении мы ждали, когда подойдет яхта и подойдет ли.
Вдруг Норман закричал:
— Я их вижу! Куда вы глядите, там, наверху?!
В моем кормовом отсеке ничего не наблюдалось. Я обернулся к Жоржу — тот клевал носом. А вдали виднелась белая точка.
Она приближалась понемногу и становилась роскошной красавицей яхтой. Качало ее немилосердно, на борту стояли парни, ярко одетые, с фото- и киноаппаратами, они снимали нас. Мы тут же оживились, проснулись, замахали, полезли на мачту, закричали, чтобы прежде всего прислали нам покурить. Подошла резиновая лодочка, и матрос бросил с нее блок сигарет. Мы накинулись на него, распотрошили и закурили блаженно.
Теперь хорошо бы вымыться пресной водой. Едва очутившись на «Шенандоа», я шепнул об этом Туру. Он кивнул: «Беги!» И я ринулся внутрь, обнаружил ванну, чье-то мыло и бритву... Когда вернулся, пресс-конференция уже шла полным ходом — Тур отвечал на вопросы, на сот-ню, если не на тысячу. Затем мы поели, выпили пива, ледяного, из холодильника, и чувствовали себя превосходно. А многострадальный наш кораблик мирно покачивался совсем рядом и отдыхал.
Так завершилось наше путешествие, 16 июля 1969 года.
После встречи с «Шенандоа» сразу возникла проблема, куда девать «Ра». Бросать его нам не хотелось. Жорж заявил, что покидать папирусное судно вообще не собирается. Он, мол, договорился с Абдуллой, и они продрейфуют до Барбадоса, потихоньку, без вахт. Будут заниматься ремонтом, а мы с яхты возьмем их под контроль и в случае чего окажем помощь.
Уговорились, что утром все обсудим как следует, и Жорж, полный энтузиазма, отправился на «Ра» засветить сигнальный фонарь. Фонаря он не зажег, поскольку керосин выгорел, а пока возился — стемнело, развелось волнение. Мы испугались, что декларации Жоржа осуществятся слишком буквально: яхтенный прожектор как на грех не действовал, и за ночь, в кромешной тьме, «Ра» и «Шенандоа» рисковали разойтись навсегда.
Делать нечего. Норман сел в резиновую лодчонку, ему подсвечивали кто чем — киносо-фитами, карманными фонариками. Кое-как, почти уже ощупью, он подшвартовался к «Ра» и вернул энтузиаста пресному душу и свежим простыням.
А наутро мы с Жоржем — я в качестве гребца-перевозчика, он с аквалангом — поплыли выяснять, что можно на «Ра» сделать и как продлить его век. Мы почти догребли, когда я вдруг ощутил, что кто-то шевелится подо мной, внизу. Я сказал об этом Жоржу, он сунул голову в маске под воду и сообщил: «Там полно акул!»
Я тоже посмотрел и увидел — ходят рыбины, двух-трехметровые, если не больше. Все же Жорж решил нырнуть, хотя я твердил, чтобы он не смел этого делать. Нырнул, вынырнул, усел-ся на борт «Ра» и принялся рассуждать о том, что, видимо, работать не удастся, но попробовать стоит: «А ты бери ружье и карауль».
Как бы я его укараулил, не знаю: он — под водой, акулы — тоже под водой. Но я взял ружье и дежурил минут пять. Это были не самые спокойные минуты в моей жизни. Потом надел маску и поинтересовался, где он там? Жорж плавал, и акулы плавали, понемногу собираясь в кружок. Жорж не стал дожидаться, пока они сговорятся окончательно, и выбрался на воздух. Я сказал ему: «Хватит, не безобразничай, поехали обратно». Однако он попросил переправить на «Ра» Тура — пусть на месте принимает решение.
Я перевез сперва Тура, потом Нормана, затем еще и Сантьяго. Они долго и азартно жести-кулировали, но ни к каким утешительным выводам не пришли.
Повторяю, бросать «Ра» нам до слез не хотелось.
Снова отложили приговор до утра — может быть, твари разбредутся. Уже глубокой ночью направили в океан кинолампы — он кишмя кишел акулами, черные тени сновали во всех направлениях. Матросы учинили рыбалку, весьма впечатляющую: за борт выбрасывался канат с огромным крючком, с пластиковой бутылкой-поплавком, канат крепился к поручням и вмиг начинал ходить ходуном. Его тянули в десять-двенадцать рук — суп из акульих плавников вкусен.
Но судьба папирусного суденышка была решена. Мы ободрали «Ра» как липку, сняли и перевезли на яхту все, что можно: мачту, капитанский мостик, любую мелочь, годную для музея «Кон-Тики». Что не годилось, то полетело в воду. Потом Норман и Сантьяго соорудили из двух маленьких весел подобие мачты, привязали к нему кусок брезента вместо паруса... И несчаст-ный, надломленный наш кораблик растаял в зыбком мареве... А «Шенандоа» взяла курс на Барбадос, до которого оставалось всего 900 километров.
Но перед этим нас еще долго фотографировали на палубе, на фоне покидаемого «Ра». Снимков требовалось масса, затворы щелкали наперебой. Это злило, злил рулевой, который вновь и вновь дарил репортерам выигрышный ракурс. Мы уходили, разворачивались и опять спешили туда, где крошечный брезентовый «парус» сиротливо силился сдвинуть нам вдогонку израненное, отяжелевшее тело. Туда, где корабль прощался и не просил оправданий, а пел, как и прежде, свою скрипучую песню, песню о пятидесяти трех днях борьбы и дружбы, радостей и разочарований, торжества и страха. А может быть, и о древних мореплавателях, которые были отважнее нас и шли до конца.
Что до «Шенандоа», то она приветливо распахнула для нас двери ванных комнат и пивные утробы холодильников. Но мы не могли с ней дружить — между нами стояла тень «Ра». И от этого яхта злилась, шлепала по волнам сталью корпуса, била нас углами столов и диванов. «Ра» был другой — он был нежен, певуч, податлив, согревал нас ночью и давал тень в полуденный зной, доверчиво нес нас к победе...
Неделей раньше, восьмого июля, в день, когда волны уже заливали нас напрочь, когда под мостиком плескалось море, когда принялись выбрасывать даже деревянные кусочки и обрезки, которыми так дорожил Тур, и съестные припасы тоже, — в тот день Тур говорил:
— Предвижу, о чем нас будут спрашивать, и готов ответить.
Он будто репетировал беседу с вероятным оппонентом, и глаза его блестели:
— «Ра» — океанское судно?
— Да! Оно прошло в открытом океане две тысячи семьсот миль.
— Могли ли древние идти таким маршрутом?
— Да, и успешнее: их папирусные суда были построены лучше нашего. И потом, в отличие от нас они ходили всегда по ветру. Это дольше, но проще и сохраняет корабль.
— Удалось ли сотрудничество семи наций на борту «Ра»?
— Да, интернациональный экипаж вполне доказал свою жизнеспособность.
Три вопроса, и на все три ответ начинался с «да». Экспедиция задачу выполнила. «Шенандоа» не в счет, как бы ни были мы ей по-человечески благодарны.
Кстати, уже с Барбадоса самолеты несколько раз летали в район, где остался «Ра», пыта-лись найти его, но безрезультатно. Там в те дни прошел ураган, так что, возможно, кораблик был просто развеян по стебельку. Нет, вовремя мы оставили «Ра»! Мы поступили правильно, благо-разумно, не в чем нам себя упрекнуть. Нас поздравляли и чествовали. И все-таки...
На «Шенандоа» мы пришли на Барбадос. Отдохнули там несколько дней и вылетели в Нью-Йорк. Поселили нас в одной гостинице. Завтракали и ужинали мы вместе, а днем разбега-лись каждый по своим делам. Тур был занят больше других — он был нарасхват: прием у Гене-рального секретаря ООН У Тана, встречи с многочисленными знакомыми, интервью, выступле-ния... Мы тоже не были обделены вниманием прессы, радио, телевидения. Суета вокруг нашей экспедиции была неимоверная.
Но обычная жизнь брала свое. И раньше всех в нее окунулся наш Абдулла. В первое же утро пребывания в Нью-Йорке он удивил нас за завтраком: «Ребята, тут у них есть рядом Сорок вторая улица, и девчонка там стоит столько-то...» — «Откуда же тебе это известно, ведь ты не говоришь по-английски?!» Оказалось, что выйдя рано из гостиницы, он сразу же встретил на улице своего земляка, который его и просветил. Встретились два очень земных человека. Какие тут могут быть научные проблемы? При чем они? Каждому свое...
Меня, конечно, сразу взялись опекать наши ребята, работавшие в миссии при ООН: возили по Нью-Йорку, показывали город, его наиболее интересные районы. Должен сказать, что я был совершенно оглушен им, — после двух месяцев плавания в океане, где мы привыкли к тишине, огромный город подавлял своим шумом, оживлением. Там же, в Нью-Йорке, я впервые увидел, как американские спецслужбы «пасут» наших. Когда я приехал в нашу миссию и потом вышел с ребятами к машине, чтобы ехать в город, за нами сразу пристроился какой-то автомобиль. Сиде-вший за рулем сотрудник сразу это отметил: «Может, оторвемся?» — «Да не надо. Мы можем этим Юре навредить. Пускай едут». И потом по пути, когда мы останавливались, заходили куда-нибудь, я видел этих «топтунов», которые совершенно открыто следовали за нами по пятам. Мне стало интересно, и я даже решил пошутить: «Ребята, а может, оторвемся от них?» — «А зачем? Мы ведь не делаем ничего предосудительного. Нет, с ними надо дружить, а то они могут разозлиться и устроить какие-нибудь козни».
Через несколько дней я вылетел домой. В Москве никто не знал, что я прилетаю, — я никого не предупредил и решил прибыть инкогнито. Но полного инкогнито не получилось: в аэропорту встретил улетавшего заместителя министра здравоохранения Бурназяна. Аветик Игнатьевич, неожиданно увидев меня, удивился: «Юра! Ты откуда?» — «Да вот прилетел из Нью-Йорка». — «А деньги-то у тебя есть?» Русских денег у меня с собой не было, только доллары. А поскольку в те времена с обменом были несусветные строгости, никаких тебе столь привычных нам теперь обменных пунктов на каждом шагу, то, по сути дела, я прибыл в Москву без рубля в кармане. Бурназян, сразу поняв мое положение, предложил: «Может, тебе денег дать?» — «Да нет, не надо. Сейчас приеду домой, и все образуется». И все же он приказал своему шоферу отвезти меня домой.
У меня не было не только русских денег, но и ключей от собственной квартиры, — улетая в Марокко, я оставил их у своего приятеля. Звоню ему, а его нет дома. Тем не менее мы поехали. Водитель подвез меня к дому. Как попасть к себе? Поскольку я жил на первом этаже, то решил проблему просто — влез через окно. Попросил у водителя отвертку, поковырял ею форточку, потом открыл окно, впрыгнул в комнату.
Справиться с замком изнутри не составило труда. Я вышел к машине, взял свой багаж, занес его в квартиру... Всё, я дома. Потом позвонил приятелю, сказал о своем приезде, но при этом попросил: «Ты никому не говори, что я уже в Москве. Пока я никого не хочу видеть. А ты давай сейчас же подъезжай».
Он приехал, и мы отправились с ним к Белорусскому вокзалу в магазин «Березка», где в тогдашние времена можно было отовариться за валюту. Что мы и сделали, накупив за доллары всевозможных деликатесов, а потом праздновали пару дней без перерыва, закрывшись у меня дома.
Праздники быстро проходят, и мне надо было появиться в институте, а потом дать о себе знать и в редакции «Комсомольской правды», позвонить своим в Ленинград. В институте к моему появлению отнеслись совершенно спокойно — ну вернулся и вернулся, не утонул, ну и слава Богу. Зато в газетах ко мне проявили необыкновенный интерес — начались интервью, просьбы написать статьи, поделиться впечатлениями, просили выдержки из дневников...
Этот ажиотаж был не только в Москве. Я ощутил его и тогда, когда решил навестить родителей и Дашу в Ленинграде. В то время, еще до плавания на «Ра», я часто летал к ним из Москвы, что было накладно, учитывая мою зарплату младшего научного сотрудника. И как-то так вышло, что у меня появились друзья-летчики, командиры «ТУ-104», которые не раз возили меня «зайцем». Одним из них был Валентин Панов, а другим моим благодетелем был Илья Залесинский. С Ильей я однажды летал в Ленинград через Мурманск. Он позвонил мне и сказал: «Лечу в Мурманск с заходом в Москву. Ты подъезжай в аэропорт, я заберу тебя с собой. В Мурманске я пробуду около часа, и оттуда мы полетим в Ленинград».
На этот раз доставить меня в Ленинград предстояло Валентину Панову, конечно же, как и прежде, «зайцем». Я позвонил своим, что вылетаю, попросил предупредить друзей. И вот подру-ливаем мы к зданию аэропорта Пулково, и Валентин говорит мне: «Там собралась толпа журна-листов. Они откуда-то узнали, что на борту летит Сенкевич. Просят подогнать специальный трап». И потом прокомментировал с неподдельным удивлением: «Ну и дела, черт возьми! Впер-вые вижу, чтобы для «зайца» подавали отдельный трап!» Оказалось, что журналисты попросили аэродромную службу сделать это для съемок: Сенкевич спускается из самолета на родную ленинградскую землю.
Пробыл я в родном городе неделю. В доме — непрерывный праздник, толпа друзей, гости, застолья, шум, гам... Вскоре я от всего устал и вернулся в Москву. Этого требовали и неотлож-ные дела: надо было писать отчет для Академии наук, которая отправляла меня в экспедицию на «Ра». Кроме того, я должен был продолжить тренировки по программе подготовки для полета в космос. Вся наша группа уже находилась в Киргизии, на Тянь-Шане, и я улетел туда. Вернув-шись недели через две, постепенно втянулся в повседневную работу.
Но вдруг пришло в Академию наук приглашение, в котором говорилось, что экипаж «Ра» в полном составе должен собраться в Каире, потом перелететь в Москву, далее отправиться в Нор-вегию, потом в Италию... Началась череда встреч, которые намечалось проводить в тех странах, откуда были коллеги Хейердала по плаванию на «Ра».
Пройдя все необходимые формальности, я улетел в Египет, встретился там со своими дру-зьями. Потом нас принимали в Москве — в Академии наук, в АПН, были организованы пресс-конференция, встречи с учеными... Когда мы прилетели в Осло, в честь нас был устроен торжес-твенный вечер в здании Национального оперного театра, и на нем присутствовал король Норве-гии. Нас приветствовал известный актер Питер Устинов, местные знаменитости. Мы тоже выс-тупали, и не только на том вечере — интерес прессы был неподдельный. Потом это несколько осложнило мою жизнь. Дело в том, что после моего возвращения из плавания наш еженедельник «Литературная Россия» попросил у меня разрешения опубликовать отрывки из дневника, который я вел на «Ра». Чуть позже норвежская газета «Афтенпостен» стала перепечатывать их на своих страницах.
Появление в норвежской печати дневниковых отрывков из «Литературной России» могло отразиться на моих отношениях с Туром Хейердалом: сам того не зная, я едва не подвел его. Оказалось, что Тур имел эксклюзивное право на все публикации о нашем плавании, у него был заключен договор на издание книги. Кроме него, никто из нас не мог до ее выхода ничего писать об экспедиции «Ра». Я этого не знал, поскольку при подписании контракта со мной Тур меня об этом не предупредил, так что я с чистой совестью передал дневники главному редактору «Лите-ратурной России» Владимиру Соломатину. При встрече Тур мне сказал: «Юра! Что ты делаешь? У меня же могут возникнуть неприятности!» Я тут же позвонил Соломатину и попросил прекра-тить публикацию дневников, объяснив ситуацию. Но много позже этот случай мне припомнили мои «доброжелатели», утверждая, что Сенкевич поставил Хейердала на грань финансового краха... То, что это было не так, подтверждает наша дружба с Туром, продолжающаяся и по сей день.
А тогда, в Осло, Тур предложил мне вместе с ним лететь в Италию, хотя официального приглашения оттуда еще не было. Так как у меня была и виза, и билет до Рима, то я согласился, тем более что Тур просил меня помочь ему при монтаже фильма о нашем плавании, который снимали Карло и Жорж.
Прилетели в Рим, поселились в гостинице в самом центре, рядом с Виа Beнетто. Жили мы весело, просматривали с Карло и Туром отснятый материал, я встретился со знакомыми из пред-ставительства нашего Аэрофлота, по просьбе одной из моих сотрудниц по институту передал посылочку для ее сестры, жившей в Риме с мужем. Этот визит впоследствии сыграет в моей жизни важную роль, о чем я расскажу чуть позже.
А потом Тур пригласил меня поехать к нему в гости в Колла Микери, на побережье Лигу-рийского моря. Когда-то он купил в округе Савона около местечка Аласио участок земли, благо, что тогда цены были относительно низкие. Участок был большой, по нему даже проходила древнеримская дорога, сохранились старинные маленькие охотничьи домики типа башенок. В деревеньке Колла Микери имелась тогда запущенная церквушка, которую Хейердал потом отреставрировал на свои средства и в которой шли службы. Землю в своем поместье Тур отдал в пользование крестьянам деревушки на таких условиях: они будут выращивать на ней, что хотят, только пусть обеспечивают его семью свежими овощами, фруктами, другими продуктами.
Я согласился на предложение Хейердала провести какое-то время в его поместье, тем более что перед отлетом из Москвы мне не были установлены сроки возвращения. Поехали из Рима в Геную на машине Тура. Сначала за рулем сидела Ивон, потом ее место занимал я... Так я впервые проехался по Италии. Прибыли в округ Савона, потом в Аласио, и наконец я увидел место, чем-то напоминающее Крым, гору Медведь. На горе, на самом ее верху, была деревенька — Колла Микери.
Дом Тура, где он жил с семьей, оказался довольно большим. Имелось еще несколько домиков — для гостей. Началась жизнь, полная блаженства. С утра я с дочками Тура ходил на пляж, вечерами приходили гости семьи Хейердалов или мы ходили в какой-нибудь ресторанчик. Карло некоторое время был с нами, мы продолжали просматривать и монтировать фильм, разбирали слайды... Время шло быстро, но я все чаще стал задумываться, что пора и честь знать. Сказал Туру: «Мне уже надо лететь домой». — «А чего тебе не хватает? Живи в удовольствие». Я, конечно, не мог себе позволить такой беззаботдущая
Дата добавления: 2015-06-30; просмотров: 29; Опубликованный материал нарушает авторские права?.