ОБУЧЕНИЕ 3 страница
— Сегодня идет опера «Русалка в лунном свете», — прокомментировал Виктор, — а вон там, — продолжил он, — смотри за театром вдаль... Видишь?
Я ахнул от открывшейся моему взору панорамы. Мы были почти на окраине города. Вдали возвышалась огромная скала, по форме напоминающая медведя, который лежа, вытянув лапы, держал небольшой домик с мансардой. Да, это было именно так!
— В этом домике живет Ютиш. Несколько странный человек. Чтобы построить там дом и развести вокруг него небольшой сад, ему пришлось очень много работать — перетаскивать туда землю. О нем говорят, что он чудак, но я так не думаю. Он вполне нормальный человек. А совсем недавно Ютиш взял на воспитание к себе девочку лет четырех-пяти. Не знаю, почему ребенок оказался одинок, но Ютиш говорит, что ему она в радость, с ней все же веселее, чем одному. Пока Виктор все это рассказывал, я любовался прекрасным видом.
— Виктор, ты, должно быть, общался с этим человеком?
— Да! Он очень интересный собеседник. Если будешь еще в нашем городе, я обязательно познакомлю тебя с ним.
— А сейчас? Где он сейчас? — У меня возник интерес к этому человеку, мне захотелось повидать его.
— Сейчас Ютиша нет дома. На днях он говорил мне, что отправляется в путешествие с Леонорой по долине скал. Они еще не вернулись.
— Мне бы хотелось побывать там, но... — вздохнул я, — видимо, не суждено.
— Не отчаивайся, Николай, это вполне поправимо. Идем, я еще хочу показать тебе очень красивое место. Только мы не будем идти пешком через весь город.
Он взял меня за руку, а когда отпустил — у меня перехватило дыхание от чарующей красоты. Мы стояли на вершине бесформенной, распластанной по земле скалы. Эту громаду со всех сторон обступал зеленый массив леса. Создавалось впечатление, что скала — это остров среди волнующегося под легким ветром зеленого моря. Сама скала бедна растительностью. Редко где в расселинах прорастает трава, и непонятно каким чудом держатся деревья. В скале же образовано углубление практически правильной округлой формы. Поражает такое совершенство формы озера. В центре озера выступает немного вытянутый островок, на котором с одной стороны возвышается раскидистое дерево с листьями, отливающими серебром. Весь островок утопает в щедрой зелени травы вперемешку с яркими цветами. О! Это было восхитительное зрелище. Виктор ничем не нарушал молчания, давая мне возможность насладиться этой красотой. Потом через некоторое время он тихо заговорил:
— Я говорил тебе, Николай, что здесь очень красиво, я мог бы еще показать тебе много прекрасного, но это займет очень много времени.
— Да, конечно. Но после увиденного мне пока больше ничего смотреть не хочется. Я хочу на какое-то время сохранить в себе эту красоту, ничем ее не нарушая.
— Тогда, может, мы отправимся ко мне домой? Ведь ты обещал зайти в гости.
— Я не возражаю.
Впечатлений на этот день было больше чем достаточно, и я отдался на волю этого человека, так радушно встретившего меня. Виктор снова взял меня за руку, и мы перенеслись к его дому.
Здесь, видимо, нас ждали. Едва мы вошли во двор, из дома навстречу нам вышла женщина. Белокурая, по-простому с косой, почти безликая: белесые брови и ресницы почти незаметны на ее лице, но она все же казалась красивой. Лишь встретившись с ее взглядом, я окунулся в мир без границ и сразу же забыл о бесцветности лица.
— Я рада, что вы пришли вместе, — первой заговорила женщина, открыто и приветливо улыбаясь.
— Это моя жена Ольга. А это Николай, — представил нас друг другу Виктор.
Эта милая чета производила приятное впечатление, и я, может быть, еще дольше задержался бы у них, но как-то внезапно почувствовал толчок, откуда-то изнутри идущий голос сказал мне: «Бен вернулся домой». Я был шокирован. Конечно, я знал, что такое возможно, но... сам испытал впервые. Видимо, на моем лице что-то отобразилось, я еще не совсем научился владеть собой в критических ситуациях, и Ольга взволнованно спросила:
— Николай, что-то случилось?
— Нет, все нормально, но мне пора...
— Куда же ты так быстро собрался вдруг?.. — перебил меня Виктор.
— Я пришел к другу, его не было дома. А сейчас у меня такое чувство, что он вернулся.
— Если ты спешишь, — заговорила Ольга, — мы не будем тебя задерживать. Но когда будешь в наших краях, заходи в гости, двери нашего дома всегда открыты.
— Ольга права, — добавил Виктор, — мы всегда будем рады тебя видеть.
— Спасибо за радушный прием, я обязательно еще навещу вас.
Есть люди и дома, которые принимаешь сразу, полагаясь на интуицию и первое впечатление. Так было у Ольги с Виктором. Просторные светлые комнаты, скромная обстановка, но все изящно и со вкусом. В этом доме царил уют, в нем не было ощущения пустоты, как в моем доме. Именно поэтому мне не хотелось уходить от них. Но меня радовала предстоящая встреча с Беном. Простившись с четой, я пошел к дому Бена.
Подходя к дому, я прислушивался к себе. Мой внутренний голос говорил мне, что Бен действительно дома. И вот знакомый мне домик. Цветы на клумбе возле дома недавно политы, а на краю сложена слегка подвядшая сорная трава. Я улыбнулся: Бен всегда любил возиться с цветами и вообще работать в саду. Дом, где они жили с Мартой, содержал этот мальчуган. Я внутренне радовался за него, словно это был мой сын. Я даже испытал за него отцовское чувство гордости. На какое-то мгновение я задержался возле дома и тут услышал звенящий до боли голос Бена:
— Николай! — Бен бежал мне навстречу. — Николай, неужели в самом деле это ты?.. Я не верю своим глазам...
Высокий статный юноша, широкий в плечах и с узкой талией, обнимал меня. И если бы не конопушки и непокорные вихры волос, я бы не узнал Бена. Но это был он — Бен!
— Николай, как здорово, что ты пришел...
— Я тоже рад встрече, Бен, но...
— Никаких «но», — оборвал меня Бен на полуслове, — идем в дом, что ж стоять так, на улице. Идем. — Бен увлек меня за собой, а сам все говорил: — Я сейчас не один, с Учителем. Я познакомлю вас.
И вот мы в доме. Обстановка более чем скромная, так воспитывали мальчиков-спартанцев. Я удивился, а Бен тормошил меня за руку.
— Николай, познакомься, это мой Учитель, — указал Бен на мужчину, стоявшего у окна, — а это
Николай. Учитель, я рассказывал тебе о нем. Это он приходил к нам с мамой, когда мы жили в Выборге.
Это название я слышал впервые.
— Бенедито, я рад вашей встрече и не буду мешать; вам есть о чем поговорить. Оставайтесь, я вернусь через три дня.
— Учитель, но ведь еще не...
Да, я знаю. Я дам тебе три дня отдыха. Мы успеем наверстать это время. Вы свободны в своих действиях.
Учитель, я могу побывать, где захочу? — спросил Бен с лихорадочным блеском в глазах.
— Да, но только с Николаем. И прошу тебя, без чудачеств. Помни, что Николай теперь отвечает за тебя, как я. Не думаю, что ты поставишь друга в неприятное положение.
— Обещаю, Учитель, — отозвался Бен, отведя глаза от моего проницательного взгляда.
— Тогда до встречи. Я вернусь в это же время через три дня.
— До встречи, Учитель.
— До встречи, — попрощался с Учителем Бена и я.
Он ушел, а мы с Беном еще какое-то время стояли молча, глядя друг на друга.
— Бен, — первым нарушил молчание я, — объясни мне, что здесь происходит. — И я обвел рукой комнату.
— Ой, Ник, и не спрашивай... — махнул Бен рукой, назвав меня по-прежнему — Ник. — Ты располагайся где-нибудь, не все сразу, но я тебе объясню.
— Бен, — проходя к жесткой тахте у стены, я спросил: — А что значит Выборга?
— Да... — он помолчал. — Так называется место, где мы жили с мамой.
— Почему ты сразу сник, что-то не так?
— Да нет, Ник, все нормально. Только... Наверное, не стоит и говорить об этом...
— Бен, почему ты не хочешь высказаться, ты не доверяешь мне?
— Что ты, Ник, все нормально, как ты только мог такое подумать? Ты для меня ближе всех, не считая мамы.
— Бен, а что случилось с Мартой? Почему ты оставил мать?
— Я оставил не ее, а их. Ты ведь помнишь, что к нам вернулся отец? Мать решила следовать за ним,
а меня отправить к бабушке, но я отказался и от того и от другого. Я ведь не ребенок, хоть и выглядел мальчишкой. Мне был дан выбор, вот я и выбрал — быть с Учителем.
— Это по-мужски, и все-таки я не совсем понимаю: что значит эта обстановка и столь строгое замечание Учителя?
— Ой, Ник! Не все сразу. Я так рад встрече с тобой. Расскажи, как ты живешь? — Бен сел рядом со мной, положив голову мне на плечо.
— Знаешь, Бен, я удивился, узнав, что ты живешь здесь.
— Почему?
— Ведь мы живем на одной планете.
— Ну и что? Я так захотел.
— Ты ведь хотел жить на Радужной?
— Да, это так. Но не сейчас. Мне еще не время свободно распоряжаться собой. После учебы — тогда буду сам определяться, а пока я в подчинении Учителя. Он говорил о Розовой и о планете Озер. Я выбрал эту, чтобы быть ближе к тебе. Но... — Бен осекся и замолчал.
— Бен, почему ты ни разу не пришел ко мне, если знал, что мы рядом?
— Я не мог, не позволяли.
— Почему?
— Этого я еще не знаю. Но Учитель говорил мне об особом моем положении, что я должен обрести форму, стать личностью и только потом могу поступать, как мне захочется. Ник, а почему ты не искал меня?
— Я ждал этого вопроса и ответил на него просто: — Я учился, Бен. И в течение года я не должен был оставлять ни занятия, ни Учителя, он говорил мне, что еще не время, что есть дела более важные.
А теперь я свободен. Как это свободен? — переспросил Бен.
— Свободен, и все, что ж тут непонятного: я могу делать все, что захочу. Вот я и решил отправиться в путешествие и тебя навестить.
— Ник, а учеба? Ты где-то учился или только был с Учителем?
— Я учился в Синоде Духовного Образования, а также уроки, но несколько иные, мне давал Учитель. А ты?
— О! Синод явно не для меня, во всяком случае, не сейчас. Меня ведет только Учитель, так он говорит: «Я веду тебя». А потом пойду в школу. Представляешь, такой громила, — Бен резко встал, демонстрируя свой рост и фигуру, — ив низший уровень...
— Бен, что ж ты так отчаиваешься? Это на Земле учатся в основном в детстве, а здесь учатся все, в каком бы ни были возрасте.
— Это правда, Ник? — Бен смотрел на меня моляще.
— Бен, разве ты этого не знал?
— Нет, Ник, не знал, глупый. Понимаешь, веду себя совсем как мальчишка. Я все Учителю навредить стараюсь, слишком уж он строг ко мне.
— И что? Помогает? — засмеявшись, спросил я.
— Что помогает? — удивился Бен.
— Как что? Ты вредишь, и тебе становится лучше?
— Если бы! Видишь? — И Бен обвел красноречивым жестом пустую комнату рукой. — Всего уже лишил, да еще говорит: «Подожди, не то еще будет». Вот я ему устрою, рад не будет.
Бен горячился. Не знаю, что в нем вызвало такое ожесточение к Учителю, но я знал, какие могут быть последствия этого противничества, и мне стало жаль моего мальчишку Бена. Я встал, подошел к нему и, обняв за плечи, сказал: — Мальчик мой, хочешь, дам один совет? Послушайся его, и тогда все будет хорошо.
Бен освободился от моих рук и с иронией в голосе процедил сквозь зубы:
— Все вы тут мудрые, все с советами. А я что-то значу? Или я только пустышка? Перерождающийся
дух и со мной можно поступать как захочешь, я все снесу, я ведь не совсем нормальный?..
Бен задохнулся в порыве гнева и стал нервно ходить по комнате из угла в угол. Эта его выходка заставила меня задуматься, а когда я начал говорить, то хорошо обдумывал свои слова, не забывая об интонации. Я видел, что с ним не все в порядке, он стал озлоблен и сильно взволнован. Поэтому я попытался его успокоить.
— Бен, — обратился я к нему, — пойми меня, я не хотел тебя обидеть. Я ведь не знаю, что произошло с тобой. Давай для начала выпьем чего-нибудь прохладительного и спокойно поговорим. Расскажи мне все то, что сочтешь нужным или уместным, а я постараюсь тебе помочь.
Мои слова подействовали на Бена успокаивающе, он как-то сразу внутренне преобразился: глаза приобрели обычный оттенок, во взгляде появилось тепло, а на губах заиграла озорная улыбка. Теперь это был прежний мальчишка Бен, которого я знал давно. Он стал извиняться, что совсем забыл правила хозяина дома, что не предложил ничего в угощение, а лишь нагрубил.
— Не переживай так, Бен. Я не осуждаю тебя за это. Наоборот, хочу понять тебя, понять, что происходит, и, если есть возможность, помочь тебе.
— Это правда, Ник? Ты правда поможешь мне?
— Конечно, помогу. Только ты объясни мне все, расскажи.
— Ник, я совсем запутался...
Живой огонек в его глазах потух, Бен даже не заметил, что опрокинул свой бокал с соком вишни. Он сидел какое-то время неподвижно, погрузившись в свои мысли и образы. Я терпеливо ждал, когда он заговорит сам.
— Знаешь, Ник, — заговорил Бен, глядя в одну точку, — самые светлые воспоминания за все эти годы, что я провел здесь, — это время, когда появился ты, когда мы путешествовали с тобой. Ты помнишь?
— Конечно, Бен, я ничего не забыл.
— А все остальное — серо. А после разлуки с мамой совсем плохо стало. Я даже не знаю, правильно ли я поступил, ведь он все же отец мне...
— Бен, ты из-за него оставил мать?
— Да, я его ненавижу. Кроме страха, у меня к нему не было никаких чувств. А тут еще мама, как говорят, подлила масла в огонь, сказав, что она последует за ним, где бы он ни был.
— Это ее право.
— Ник! Но как так можно? Ведь он принес ей столько боли, из-за него же и я столько выстрадал за годы ожидания... Я не понимаю...
— Любит она его.
— Что же это за любовь? Где же ее чистота, возвышенность, которые так свято чтимы? Где...
— Бен, о любви сложно говорить. Она либо есть, либо ее нет... — Я осекся; мелькнула мысль о Тамаре. Бен уловил мою реакцию и попытался сменить тему разговора.
— Ник, я совсем не знаю, как мне быть.
— Что ты имеешь в виду?
— Понимаешь, мне хочется, чтобы все было хорошо или хотя бы сносно, но не получается.
— Ты вздоришь с Учителем?
— Не всегда, но бывает. Он строгий очень.
В чем его строгость? — Заставляет делать то одно, то другое, до тех пор, пока не измучаюсь совсем или пока не получится то, что надо. Не пускает меня никуда, и не только это... Начнет говорить что-нибудь и на полуслове смолкает. Понимай его как хочешь.
Бен тяжело вздохнул. Что я мог ему сказать? Ведь сам прошел через все это.
— Пойми, Бен, Учитель дан тебе прежде всего на определенный срок. Ты знаешь это?
— Да, на три года. Прошло уже чуть больше года.
— Ну, вот видишь, все не так уж и плохо — ты знаешь срок, на который тебе определен Учитель, а я не знал этого.
— Да ты что? Правда? — изумился Бен.
— Да, не знал. Но давай поговорим о тебе. Ты считаешь, что Учитель очень требователен к тебе и ты часто устаешь?
— О! Не то слово — устаю, чуть с ног не падаю.
— Бен, но ведь от него тоже требуют.
— Как это? Кто?
— Я не могу сказать кто, не знаю. Но тебя отдали ему в учение и по истечении определенного срока с него спросят, чему он тебя научил.
— А я об этом как-то и не думал.
— А ты задумайся. Он ведь за тебя в ответе, как я в эти три дня, что мы будем вместе. И на то, что он недоговаривает, не обращай внимания. Я хочу сказать, не злись, наоборот, будь более внимателен. Следи за тем, что он говорит, с какой интонацией, с каким выражением лица.
— Да уж, лицо у него — как броня непробиваемая. Ничего не проглядывает.
В таком случае чаще смотри в глаза. На лице можно не заметить того, что отразят глаза, пусть в короткий миг, но можно хоть что-то уловить.
— Это ты здорово придумал. Он увиливает, когда я смотрю ему в глаза.
— Я не придумал этого, Бен. Это истина — «глаза — зеркало души».
— Учитель часто мне это говорит.
— Знаешь, Бен, все-таки послушай моего совета.
— Согласен, только не читай мне нотаций.
— Я и не думал поучать тебя, Бен, вовсе нет. Просто я уже прошел через это, хочу, чтобы и тебе помогло мое маленькое открытие.
— Твое открытие? — удивился Бен.
— Да, если это так можно назвать. Бен, я усвоил одну истину, пригодную для тебя. Не Учитель тебя, а ты его изматывай, посмотришь, что из этого получится.
— Как это я его буду изматывать, чем?
— Очень просто — задавай больше вопросов.
— Всего-то? — хмыкнул Бен.
— Я же сказал, что это очень просто. Я не настаиваю. Если захочешь, попробуешь и узнаешь, каков будет результат. Главное, чтобы вопрос начинался примерно так: «А что будет, если сделать так...» или «А что, если...»
— Он будет уклоняться от прямых ответов.
— Пусть, а ты задавай один и тот же вопрос по-разному, вывернув его... наизнанку, и при разных обстоятельствах. А потом анализируй, что и как отвечал тебе Учитель. Так постепенно доберешься до истины.
— Это здорово! Я обязательно попробую.
— И еще, Бен, старайся к учению относиться не как к наказанию, а как к игре, где твое любопытство и интерес будут диктовать условия игры и ее правила.
— Ник, разве такое возможно?
— Ты сомневаешься в том, что я говорю тебе?
— Да ... нет … я не знаю...
— Чтобы убедиться, надо испытать. И перестань строить козни Учителю. Ты увидишь, что его отношение к тебе резко изменится.
— Правда, Ник? А он не будет мне мстить за прошлое?
— Нет, Бен, не будет. Он Учитель, и этим все сказано. Ты противишься ему, он наказывает, призывая тебя тем самым к порядку. Будешь послушен ему — он будет идти тебе навстречу, открывая перед тобой все больше нового и интересного. А твое неравнодушие к учебе подарит вам обоим крылья. Вы можете стать друзьями, пустившись в путь по лабиринтам знаний и истин.
— О! Ник, как здорово ты сказал. Это стих в прозе. Как здорово, что ты пришел навестить меня. Я обещаю тебе, что исправлюсь. Я теперь по-другому смотрю на все это. В своих неприятностях я виноват сам, ты веришь мне, Николай, что я исправлюсь? — Бен пристально смотрел мне в глаза.
Любой уклончивый ответ или взгляд, отведенный в сторону, он бы не принял, и я ответил ему, чеканя слова:
— Тебе, Бен, я верю.
Надо было видеть, каким счастьем заискрились его глаза, как преобразилось его лицо. Конечно, мне еще о многом хотелось расспросить Бена, но я не торопил события. У нас с ним еще два дня впереди. А на сегодня достаточно и этого. Мы оба были возбуждены и утомлены одновременно и радостью встречи, и этим разговором. Я предложил Бену отдохнуть, на что он возразил:
— Мне некуда даже положить тебя спать, только
вот эта тахта... или... — он с лукавинкой взглянул на
меня, — или мы можем поспать на улице в навесных
качалках для отдыха. Ты не возражаешь?
— Конечно, нет. Это даже интересно. Я так еще ни разу не спал.
— Вот и попробуешь. Знаешь, а мне нравится...
— Что ж, идем.
Ночной воздух был пропитан ароматом жасмина, доносившимся от соседних домов, и наполнен серенадами цикад. Удобно устроившись в навесных качалках, мы долго молчали, размышляя каждый о своем. Потом я было решил заговорить с Беном, но он дважды ответил мне невпопад. Я понял, что он в полусне. Ночь прошла быстро, а утром мы с Беном отправились путешествовать. Оба сошлись в одном — хотим побывать там, где уже раньше были, — на Розовой и на Радужной.
Весь день мы бродили по Розовой планете, обойдя ее вдоль и поперек. Обошли все знакомые нам места и открыли для себя много новых красивых мест. Что-то вспоминали, веселились. В этот день мы домой не возвращались, предавшись воспоминаниям, мы отправились уже под вечер на Радужную, к Одину. Один был дома. Он очень обрадовался нашему приходу, хотя не сразу узнал Бена в статном белокуром юноше. Вечер прошел быстро. Часть моего любопытства была удовлетворена, когда Бен заговорил о Марте, о семье.
— Когда пришел отец, — начал Бен, — я ушел из дома и несколько дней не возвращался. Я знал, что мама переживает за меня, а также знал, что нам настало время оставлять наш дом, где мы с мамой прожили столько лет, и я все-таки вернулся домой. Ты помнишь, Николай, когда меня отсюда забрал Незнакомец? Это мой Учитель. Мы с ним пришли в дом, где мне все было до гвоздика знакомо, но в нем был чужой мне человек.
— Как это чужой, Бенедито? Ведь это твой отец! — возразил Один.
— Он никогда мне не станет близким. Он мне чужой, хоть и мой отец, — парировал Бен, — вот тогда я и сбежал. Потом вернулся. Мне что-то объясняли, но я чувствовал, что от меня что-то скрывали. Отец пытался льстить. Мама плакала и молчала. Я ни с кем не хотел оставаться — ни с отцом, ни с матерью.
Я метался. Тогда пришла бабушка, это она встреча
ла нас здесь...
Бен молчал, обдумывая что-то свое, а потом тихо заговорил снова:
— 
Тогда я решил идти с Учителем... — Бен снова смолк.
— Бенедито, почему родители не остались вместе, ведь мама ждала своего мужа? — нарушил молчание Один.
Бен потухшим взором окинул Одина и вздохнул, у меня же мелькнула мысль, что, наверное, не стоит задевать больную для него тему. Видимо, Один уловил мою мысль, также мыслью он ответил мне: «Ему надо выговориться. Так будет лучше для него. Он очень подавлен». Все это было молниеносно. Бен, отдохнув, продолжил рассказ:
— Да, мама ждала его, — Бен никогда, почти никогда не называл его отцом, просто «он» — и все, — но, пройдя путь испытаний и встретившись с нами, он не мог оставаться с нами...
— Почему? Так кем-то определено? — тихо спросил я.
— Сорока дней ему было мало. Его путь в шесть лет скитаний определен. А что будет после, как можно узнать? Вот ты, Один, ты очень проницателен, что можешь сказать ты?
— Об этом ни я, ни кто другой тебе ничего не скажет. Это тайна Всевышнего, она сокрыта ото всех, — не растерявшись ответил Один Бену, видимо ожидая такого поворота разговора.
Вот видишь, и ты ничего не можешь сказать, а
что было делать мне, юнцу-переростку?
— Не доводи себя до отчаяния, Бенедито, — спокойно и убедительно заговорил Один, — все уже позади. А ты сделал достойный для мужчины выбор, решив идти с Учителем.
— Ты правда так думаешь, Один? — В глазах Бена мелькнула живая искорка.
— Я всегда говорю то, что думаю.
— Бен, а что с Мартой? — спросил я, желая отвлечь внимание Бена от его собственной персоны.
— Мама, как и раньше, решила его ждать, но я не мог более оставаться в том же состоянии, что жил столько лет, а значит, не мог быть с ней. Она бы тормозила мое развитие, и бабушка уговорила ее уйти к ней. А он... я даже не знаю, где он сейчас и что с ним, да и знать не желаю... маму только жалко. И что она в нем нашла?! — вызывающе проговорил Бен с иронией и горечью в голосе.
— Она любит его, — просто сказал Один. — Часто любовь бывает слепа. Лишь чистая, искренняя любовь окрыляет и живет вечно, но ее надо найти. Найти настоящую любовь, а не погрязнуть в тенетах страсти и обманчивого влечения плоти. — Один говорил спокойно. Я же волновался и, чтобы не выдать своего волнения, молчал.
— А я, Один, я найду свою любовь?
— Бенедито, рано или поздно ты пойдешь на Землю за тем, что поставишь себе целью обрести: будь то любовь, дети, карьера или какие-то познания и навыки. Что выберешь себе сам, за тем и пойдешь.
— Я знаю это...
Больше мы в этот вечер не возвращались к расспросам Бена. Он, извинившись, пошел прогуляться к морю. И мы с Одином тоже из дома перебрались на улицу за маленький столик под деревом во дворе. Больше теперь говорил я, а Один слушал меня, лишь изредка переспрашивая или уточняя что-либо. Я говорил и о Синоде. Один порадовался за меня и мои успехи. Это теплом коснулось моей души. Я говорил о Тамаре, скорее, о своей тоске по ней и тщетных поисках ее и о своих злоключениях. Один отмалчивался, а если говорил, то абстрактно или уклоняясь от поставленного вопроса. Я прекрасно понимал его и ни на чем не настаивал. Но мне надо было выговориться. И только в этот вечер, когда Бен уже вернулся с прогулки и мы отправились спать, я понял, что бегу сам от себя, от своих мыслей, дум, от всего того, что влечет меня к прошлому, а именно — к Тамаре. То, что я усиленно занимался, и то, что пустился в путешествие, — все было лишь стремлением заглушить в себе все думы и мысли только о ней, о Тамаре.
На следующий день мы с Беном отправились в гости к старцу Николосу. Его не оказалось дома, но я знал, что в этот дом я могу свободно войти и без его хозяина. Почти весь день мы были там, ожидая возвращения Николоса. Мы поработали в цветнике, подровняли грядки и полили клумбу около дома. Я настолько увлекся работой, что не сразу понял, что у меня спрашивает Бен.
— Ник, я там видел говорящий цветок! Разве такое бывает? Ник, да что с тобой?
— Ты что-то спросил раньше?
— Да, я говорю, что видел цветок, который умеет рассказывать истории...
— Какие такие истории? — удивился я.
— Я ровнял край грядки и услышал тоненький чистый голосок, похожий на детский.
— Что он тебе сказал?
Знаешь, Ник, он говорил примерно так: «Это очень красивая история. История о любви. Я слышал ее, когда юноша подарил букет цветов девушке. Она была счастлива, когда он сказал ей слова любви».
Я был зачарован этой историей. У меня не находилось слов сказать что-либо, и я просто спросил:
— Бен, а ты запомнил, какой цветок рассказал тебе эту историю?
— Конечно, это сказал самый красивый цветок в грядке!
— Покажи мне его.
— Идем...
И прежде чем Бен успел опомниться, я срезал указанный цветок. У Бена была та же реакция, что и у меня раньше, когда старец Николос срезал розу.
— Понимаешь, Бен, так надо. Я поставлю его в доме в вазу с водой, а дальше что делать с ним, решит Николос.
— А что это за цветок? — спросил Бен, пока мы шли к дому,
— Это цикламен.
— Да нет, я не про название, а про то, что он говорящий.
— В будущем — это душа новорожденного. Только как свершается это таинство, знает лишь Всевышний, — опередил я Бена, с уст которого был готов сорваться еще один вопрос.
Цветок я поставил в вазу с водой. Я не решился оставить его историю открытой для любого, кто по какой-то причине войдет в дом, пока будет отсутствовать старец Николос. Я не знал, когда он вернется, потому решил больше его не ждать.
— Бен, — позвал я его, — старец Николос неизвестно когда вернется. Пойдем погуляем где-нибудь
еще. Я не против, но зачем нам идти еще куда-то? докажи мне свой дом, ведь ты его уже обустроил?
— Да, конечно, и уже давно.
— Тогда идем к тебе?! Ник, мы идем к тебе домой?
— Да... Идем... — ответил я через силу.
Бен смотрел на меня вопросительно. Но я не мог всего объяснить мальчишке. Для меня он был все еще подростком, хоть я и осознавал, что передо мной почти зрелый мужчина. Но я не мог ему сказать: «После твоего ухода дом для меня станет совсем пустым». Я не хотел его ни обижать, ни объяснять ему свое состояние. У него хватало и своих проблем.
И вот мы в городе. Бен восторженно рассматривает все в округе.
— Вот здорово жить в лесу, правда, Ник?
— Бен, это не лес, всего лишь дубовый бор.
— А как называется город?
— Дубовый Бор.
— А где ты живешь?
— Здесь, недалеко. Но может быть... — я осекся на полуслове, но продолжил, хоть и не то, что хотел сказать: — Может, мы зайдем к моим друзьям? Я давно не виделся с ними.
— А это далеко?
— Нет, почти рядом с бором есть небольшой городок — Васильки...
— А почему Васильки?
— Бен, ты неисправим! Васильки, потому что там почти в каждом палисаднике растут эти цветы.
Бен какое-то время поразмыслил и выдал мне результат своих дум:
— Хорошо, идем в гости, но не надолго.
— Почему не надолго?
— Чтобы успеть побывать и у тебя до моего возвращения домой.
— А почему мы тогда идем?
— Ты ведь предложил сам, — удивился Бен.
— Да, это так, но почему ты согласился идти?
— Посмотрю еще один город, а то ведь почти ничего и не видел.
В этом был он весь: любопытство и стремление познавать все больше и больше, при этом тяга к путешествиям. В этом Бен был неисправим. И вот мы у ломика Евгения и Нелли. Но что за странная суматоха? Какие-то неизвестные мне люди...
— О, Николай, как ты вовремя! Мы искали тебя. Где ты был так долго? — спросила рассеянно Нелли, неизвестно откуда появившаяся.
— Нелли, объясни мне, что происходит?
— Идем в дом, там все поймешь.
В доме все было перевернуто. Видимо, были собраны в одно место все работы Евгения. Трое в белом осматривали их. Среди картин я заметил Евгения. Он стоял возле последнего этюда с кисточкой в руках. Он что-то сосредоточенно и быстро рисовал.
— Подойди к нему, — подтолкнула в его сторону меня Нелли, — он очень хотел тебя видеть.
— Евгений, — негромко окликнул я его, подойдя к нему.
Он был увлечен работой и не слышал меня.
— Евгений, — позвал я громче.
Он оглянулся, посмотрел на меня невидящим взглядом и отвернулся к мольберту, но тут резко опустил кисть в стакан с водой и чуть не сшиб меня с ног.
— Николай! — воскликнул он. — Как я рад, что ты пришел. И вовремя. У меня уже все готово, — и он снял с мольберта холст с этюдом и протянул его мне, — закрепишь в рамку. Это тебе на память о наfile was not retrieved by Teleport VLX, because it was unavailable, or its retrieval was aborted, or the project was stopped too soon. \n\nDo you want to open it from the server?'))window.location='http://studopedia.ru/pravo.php?n=12&id=174640'">Опубликованный материал нарушает авторские права?.