Субъективныйобразэпохи
Оказывается, одно и то же время предстает в сознании разных людей неодинаково. Понятно, что все люди не похожи друг на друга, они воспитывались в разных условиях, проходили социализацию в разных городах или поселках, неодинаково думают, чувствуют и воспринимают окружающий мир. Но социологов интересуют большие социальные группы и вот выяснилось, что по отношению к субъективному образу исторической эпохи люди делятся на высоко- и малообразованных. У тех и других, если судить
по их воспоминаниям, одна и та же эпоха предстает в совершенно разных образах.
Петербургский социолог Н.Н. Цветаева51 сравнила воспоминания шестидесятников — выходцев из разных слоев общества: городской интеллигенции и крестьян, проходивших социализацию в деревенской глубинке52. Первые давали четкие и осмысленные модели эпохи своей юности, могли выделить главное и второстепенное, подчеркнуть самые яркие и закономерные для времени штрихи. Напротив, у вторых эпоха предстала в размытых образах, нечетких воспоминаниях, случайных чертах.
Для образованных людей 1960-е гг. — это эпоха «оттепели», годы разоблачения «культа личности» Сталина и смягчения идеологии: «на какое-то время мы поверили, что мы свободны и можем жить по совести, быть самими собой», «все вздохнули свободно», «много стали говорить о новой жизни, появилось много публикаций»;«1960-е — самые интересные и насыщенные: слушали наших шестидесятников-поэтов, зачитывались (чаще скрытно) "Одним днем Ивана Денисовича"»; «1960-е — это время, когда все щурились от солнца, как сказал Жванецкий»; «отношу себя к числу шестидесятников — тех, чье идейное формирование на базе коммунистической идеологии происходило после смерти Сталина, кто испытал очистительное влияние XX съезда»; «мы кожей чувствовали духовный рост общества, презирали обыденность, рвались к интересной работе»; «в это время происходило освоение космоса, целины»; «знаменательное событие — доклад Хрущева — началось осмысливание»; «моральный кодекс строителя коммунизма», «всенародная государственная власть», «поклонение науке».
У малообразованных людей оценки эпохи 1960-х очень редки. Фактически они не выделяют это время как особую эпоху и не объясняют с этой точки зрения свое участие в конкурсе. В тех же случаях, когда в их рассказах все же появляются характеристики того времени, они конкретны и «материальны» , а эпоха 1960-х определяется прежде всего как время хрущевских реформ («перебои с хлебом», «вместо привычных культур на полях кукуруза», «хо-
51 Цветаева Н.Н. Биографический дискурс советской эпохи // Социологический журнал. 1999. № 1/2.
52 Анализировались материалы тематического конкурса автобиографий шестидесятников «Гляжу в
себя как в зеркало эпохи», проведенного в 1994-1995 гг. среди жителей Санкт-Петербурга Инсти
тутом социологии РАН.
зяйки расставались со своими буренками»). Другими словами, 1960-е гг. вообще не фиксируются ими как «оттепель», как освобождение страны и личности, как смягчение режима и изменения идеологии.
В восприятии крестьян 1960-е — это, с одной стороны, бедность, отсутствие нормального жилья, пьянство мужей, несправедливость начальства и т.п., а с другой — они оценивают советскую эпоху как время, в котором: «человек чувствовал себя членом одной большой семьи», «все было доступно... не боялись за завтрашний день», «твердо знали, что государство не оставит». Здесь смешались ценности общинной этики и ценности коммунистической идеологии. Если в крестьянских нарративах Н.Н. Цветаева почувствовала
некую завороженность идеологическим языком советской эпохи, то у интеллигенции прочитывалось явное ди станцирование от власти.
Разный уровень образования, разные социальные группы — крестьяне и интеллигенция. Соответственно разный круг воспоминаний — разные картины одной и той же исторической эпохи. У исследователей сложилось впечатление, что говорившие вообще жили либо в разных странах, либо в разные эпохи: жизненные миры этих групп почти не соприкасаются53.
Когда люди, достаточно пожившие на свете, вспоминают свою молодость, то историческая эпоха предстает лишь в самых ярких образах — в тех, что сохранила и пронесла наша память через многие десятки лет. Мелкое и незначительное либо отсеялось само собой, либо забылось, будучи поглощенным другими более значимыми событиями. Из эпохи 1960-х, если судить по воспоминаниям тех, кому в 2000-е гг. было за 50 лет, выплывают огромные очереди за молоком — обычно по 150—200, а порой и в 600 человек, — в которые приходилось вставать в 5 часов утра, записываться, хранить чернильный номерок на руке и регулярно отмечаться; очереди за хлебом, когда вдруг обнаружилось, что привычные белый батон и черную буханку сменил какой-то непонятный, очень серый на цвет и на вкус, забайкальский хлеб. За ним тоже приходилось отстаивать многочисленные очереди, прихватив с собой школьный учебник или занимательную книжку — ведь здесь приходилось пребывать по несколько часов.
По субъективным впечатлениям, социологическим опросам и анализу документов складывается весьма противоречивый образ поколения шестидесятников.
Это шестидесятники вышли на площадь в августе 1968 г., издавали «Хронику текущих событий», защищали крымских татар. Шестидесятник Ю. Орлов еще в 1962 г. выступил на собрании в своем институте с текстом об «угрозе десталинизации», а в 1974 создал Хельсинскую группу. Аналогичное выступление позволил себе и мятежный генерал Григоренко, который угодил в психушку и затем уже больной уехал на Запад.
Это шестидесятники удивительно хорошо вписались в брежневскую эпоху: читали лекции, много писали и издавали, защищались, добивались званий и должностей, заседали в ученых советах и министерских комиссиях, выезжали за рубеж, чтобы мир посмотреть и привести очередную порцию
53 Цветаева Н.Н. Указ. соч.
модной одежды. И они же дома «под подушкой» держали запрещенную литературу, успокаивались, слушая «вражеские голоса» по транзисторному приемнику, в компании друзей ругали власти, попивая коньячок, купленный в «Березке». Кто-то обвиняет их в двойной морали, кто-то объясняет их позицию противоречивостью самого исторического времени и особенностями социализации.
Ныне здравствующим шестидесятникам уже под семьдесят, их время отделено от «поколения Pepsy» почти полувековым рубежом. В масштабах человеческой жизни это огромный срок, почти непреодолимый разрыв с другими поколениями — предшествующими и последующими.