Права человека.

С тем, как русские воспринимают антиномию «равенство – неравенство», связано и своеобразие их представлений о правах человека. Мысль о том, что все люди могут иметь одинаковые права, кажется им странной: как писал в переписке с Иваном Грозным его оппонент князь Курбский, «не сравнять крутые горы с пригорками». Конечно, есть набор прав, которыми обладают все в одинаковой степени с момента рождения, но этот набор не велик. Парадигма российского государственного и общественного устройства, выкристаллизовавшаяся в результате конституционной реформы 2013 года, гласит: есть природные права, проистекающие у любого человека просто из того, что он человек; к ним относится, например, право на неприкосновенность жизни и имущества. Эти права есть не только у граждан, а у любого человеческого существа, находящегося – даже незаконно! – в России. Есть гражданские права, которые есть у всех граждан России, но только у них, проистекающие из того, что вы часть российского этноса; к ним относится, например, право на свободный выбор места жительства или рода деятельности (иностранцы, в том числе иммигранты до получения гражданства, ими не обладают).

И природные, и гражданские права даны от Бога. А есть остальные права, которые не проистекают из вашей принадлежности к биологическому виду или генеалогическому древу, не даны вам Богом – но их можно заслужить. Или купить, если угоднее такая формулировка (но средством платежа далеко не всегда будут деньги). Есть ли у любого из вас право, спрашивает русский школьный учебник по истории, войти в совет директоров автомобильной корпорации «ОАО «Каштан»? Нет, потому что по закону для этого вы должны быть владельцем не менее 1% акций, а вы им не являетесь. Но с другой стороны, никто не мешает вам купить их, а если у вас нет для этого денег, то заработать их. В русской философской терминологии это пример так называемого отдельного права, которое надо купить или приобрести каким-либо иным образом – а равенство граждан понимается как то, что право приобрести это отдельное право у всех одинаковое. Так вот право управлять государством, в частности право избирать и быть избранным на высшие государственные должности, есть, по Гавриилу Великому и другим творцам Конституции 2013 года, право отдельное, а не гражданское, и его надо заслужить, притом не деньгами. Собственно, слово «опричники» отсюда и взялось – «опрично» на старорусском языке означает отдельно. Община, в которой живут люди, продолжает тот же учебник, не является чем-то большим, чем сумма ее жителей, в ней нет ничего сакрального. Поэтому сам факт того, что вы один из этих жителей, есть достаточное основание для вашего участия в самоуправлении этой общины, и потому право это – гражданское. Государство же есть нечто гораздо большее, чем сумма живущих в нем на данный момент людей, – хотя бы потому, что есть прошлые и будущие поколения. Государство, в отличие от общины, есть не территория и не население, а идея. Соответственно факт того, что вы житель государства, не достаточен для права управлять им – поэтому это право отдельное; чтобы его получить, надо принадлежать не к населению, а к идее. В этом и есть центральное ядро концепции опричнины, а вместе с ней всей философии государства, поскольку это ее краеугольный камень.

Таким образом, устанавливается взаимозависимость прав и обязанностей – по умолчанию предполагается, что первых без вторых не бывает (как, впрочем, и вторых без первых). Право участия в государственном управлении принадлежит членам служилого сословия не в качестве награды за прошлую службу и заслуги (тогда бы оно оставалось у опричников, добровольно покинувших свое сословие, а это не так), а потому, что они добровольно приняли на себя и продолжают нести обязанности по службе этому государству. Я формулирую в привычных нам терминах, но сами опричники вообще считают это не правами, предоставленными в обмен на принятие обязанностей, а продолжением самих обязанностей: они обязаны голосовать на выборах императора, потому что на них держится Империя. И так же все права людей, не только опричников, имеют параллельный и неотделимый от них набор обязанностей.

Отражением природных прав служат природные обязанности, связанные с уважением законов государства, – за их несоблюдение вас могут лишить природного права на свободу и даже на жизнь. Отражением гражданских прав являются гражданские обязанности, в частности такие, как уплата налогов, – как я писал в разделе «Наказания» главы «Правоохранительная система», за их несоблюдение вас не посадят, но лишат гражданских прав. А отдельным правам соответствуют отдельные обязанности, притом не обязательно те, которыми эти права приобретаются, – рассмотрим это на примере свободы слова. (Русские не используют такое выражение, они говорят о праве на то, чтобы тебя слушали; сама по себе свобода слова, то есть возможность говорить, даже когда тебя не слушают, в основном принадлежит, в их представлении, обитателям сумасшедшего дома.) Так вот, праву быть услышанным соответствует обязанность разделять духовные и нравственные представления и нормы России – определяемые не по мнению большинства, а предсуществующие в России и делающие ее тем, что она есть, а не чем-то иным. Поэтому когда журналистам, публично превозносящим педерастию или русофобию, не позволяют и далее продолжать журналистскую карьеру, то это даже не наказание – просто, не приняв обязанностей разделять соответствующие ценности, они не получают и прав быть услышанными. Казалось бы, обязанности есть и у нас, и за их нарушение наказывают – но у нас они существуют совершенно обособленно от прав: права правами, а обязанности обязанностями. Поэтому у нас есть Декларация прав человека, но что-то я никогда не слышал о декларации обязанностей. То есть обязанности у меня есть, и меня могут наказать, если я их не выполню, но права мои от этого никак не изменятся. А у русских это две стороны одной медали, не отделимые друг от друга.

Другое отличие русских представлений о правах людей от наших, еще более базовое, – концепция прав коллективов. Все люди входят в некие коллективы – в семью, общину, нацию, религию и народ в целом. Каждый коллектив состоит из какого-то количества людей, но, по русским представлениям, непременно имеет интересы, несводимые к сумме интересов членов. Это проявление известного философского принципа: целое всегда есть нечто большее, чем сумма частей (как образно писал Киплинг, «корабль – больше, чем команда»). Так вот, в России считают, что есть права человека, а есть права семьи, права народа, права страны; и если они приходят в противоречие с правами индивидуума, последние как минимум не имеют априорного приоритета (вообще-то даже наоборот, общественное благо считается в России выше личного). Как и почти во всем, здесь речь идет в первую очередь не о юридических принципах, а о многообразных общественных механизмах. Если мужчина поставил свои личные интересы выше интересов своей семьи и бросил беременную жену с тремя детьми – что ж, это его право; имеется в виду право в нашем смысле, то есть возможность, – права в русских терминах, в смысле морального обоснования, у него нет. Но тогда у других появляется право не здороваться с ним, не брать его на работу, не давать ему кредиты: если тебе наплевать на всех вместе с их представлениями о допустимом и запретном, то и не иди к ним ни за чем – живи себе один в глуши и делай там что хочешь. Любой из наших соотечественников скажет, что при чем тут права человека – это же не о них, а о мерах общественного воздействия! Но русские понимают права именно так – для них права не только и не столько юридическое, сколько мировоззренческое понятие. То же самое относится к правам народов, проживающих в Империи, и всего российского народа – и в первую очередь к их праву на продолжение самобытного существования.