Что-то вроде ненависти... 5 страница

— Послушай, дорогой, — тихо произнесла она однажды вечером, когда Лукас снова лежал рядом с ней, обессиленный напрасными попытками и снедаемый чувством стыда. Гвинейра робко предложила совершить попытку возбудить супруга. Это было, пожалуй, самое непристойное, что могли делать вместе леди и джентльмен, но опыт Гвинейры с Джеймсом был многообещающим. Лукас же не выказывал никаких признаков возбуждения, даже когда она поглаживала и массировала его гладкую нежную кожу. Нужно было придумать что-то еще. Гвинейра решила использовать воображение Лукаса.

— Если я тебе не нравлюсь... из-за моих рыжих волос или если тебе нравятся более пышные формы... почему ты просто не представишь себе другую женщину? Я бы не злилась на тебя.

Лукас нежно поцеловал ее в щеку.

— Ты такая милая, — вздохнул он. — Такая чуткая. Я не заслуживаю тебя. Мне очень жаль. — Устыженный, он хотел отвернуться.

— От твоего сочувствия я не забеременею, — резко промолвила Гвинейра. — Лучше представь себе то, что тебя возбуждает.

Лукас попытался. Ему удалось представить картину, которая его возбуждала, но он тут же пришел в ужас от своих желаний. Этого не могло быть! Он не мог спать со своей женой и при этом мечтать о стройном, мускулистом Джордже Гринвуде...

 

Обстановка накалилась вечером в декабре, в жаркий летний день, когда не дул даже маленький ветерок. Такая погода была редкостью в Кентербери, и жара серьезно действовала на нервы жителей Киворд-Стейшн. Флёр постоянно плакала, а Джеральд весь день был просто невыносим. С утра он накричал на работников за то, что овцы все еще не были в горах, хотя знал, что Джеймс дал указание не выгонять скот на пастбище до тех пор, пока не родится последний ягненок. После обеда Джеральд ругался, видя, что Лукас сидит в саду с Флёреттой и рисует, вместо того чтобы делать что-нибудь полезное в хлеву. Чуть позже он набросился на Гвинейру, пытавшуюся объяснить ему, что в это время с овцами ничего не надо делать. В такую жару их следовало просто оставить в покое.

Все тосковали по дождю и надеялись, что вот-вот разразится гроза. Но когда солнце зашло за горизонт и домочадцы собрались на ужин, на небе все еще не было видно ни облачка. Вздыхая, Гвинейра пошла в свою раскаленную от зноя комнату, чтобы переодеться. Она не была голодна; больше всего ей хотелось просто сесть на веранде и ждать, что ночь принесет облегчение. Возможно, она даже почувствовала бы — или вызвала бы — первый ветерок, так как маори верили в магию, а Гвинейра весь день ходила со странным ощущением, будто она была частью неба и земли, владычицей жизни и смерти. Подобные возвышенные чувства появлялись у нее всегда, когда она присутствовала при рождении новой жизни и могла при этом чем-то помочь. Она сразу же вспомнила свои ощущения, когда родился Рубен. Сегодня причиной странного состояния Гвинейры была Клео. Собачка родила утром пять очаровательных щенят. Теперь она лежала в своей корзинке на террасе, кормила детенышей и наслаждалась обществом хозяйки. Но Джеральд настоял на присутствии невестки за ужином, атмосфера которого вызывала лишь томящее чувство подавленности и неопределенности. Гвинейра и Лукас уже давно привыкли взвешивать каждое свое слово, общаясь с Джеральдом, поэтому Гвин знала, что ей лучше не упоминать о щенках Клео, а Лукас даже не заикался о картине акварелью, которую он послал вчера в Крайстчерч. Джордж Гринвуд хотел выставить ее в одной из лондонских галерей; он был уверен, что Лукас получит признание за свой талант. С другой стороны, за столом нужно было поддерживать хотя бы какой-то разговор, иначе Джеральд сам находил темы для обсуждения, которые никому не были по душе.

Гвинейра мрачно стянула с себя платье. Ей надоело постоянное переодевание к вечернему столу, к тому же в такую жару корсет сдавливал тело еще сильнее. Но сейчас она могла спокойно снять его — Гвин была достаточно стройной, чтобы поместиться в свободное летнее платье, которое она выбрала для этого дня. Без панциря из рыбьих костей она моментально почувствовала облегчение. Гвинейра слегка поправила волосы и спустилась по лестнице. Лукас и Джеральд уже ожидали ее у камина, каждый с бокалом виски в руке. По крайней мере общее настроение в комнате пока что было довольно мирным. Гвинейра улыбнулась обоим мужчинам.

— Флёр уже пошла спать? — поинтересовался Лукас. — Я даже не успел пожелать ей спокойной ночи...

Эта тема была явно неудачной. Гвинейра попыталась сменить ее как можно быстрее.

— Она очень устала. Ваш урок рисования в саду был очень интересным, но в то же время и утомительным из-за жары. А после обеда дочь не могла уснуть из-за погоды. Ну и, конечно же, она обрадовалась появлению щенков...

Гвин тут же умолкла. Такое развитие разговора не предвещало ничего хорошего. Как и ожидалось, Джеральд тут же подхватил эту тему.

— Значит, сука снова ощенилась, — пробурчал он. — И снова безо всяких трудностей, не так ли? Если бы хозяйка взяла пример со своей собаки! Как быстро все происходит у животных! Побегали, побегали — и потомство! Почему же у вас не получается, моя маленькая принцесса? Не можешь забеременеть или...

— Отец, мы же за столом, — спокойно прервал его Лукас. — Пожалуйста, не волнуйся и перестань оскорблять Гвинейру. Она не виновата.

— Так, значит, причина в тебе, наш совершенный... джентльмен! — едко произнес Джеральд. — Ты растерял из-за своего прекрасного воспитания все мужество, не правда ли?

— Джеральд, только не перед слугами, — сказала Гвинейра, посмотрев на Кири, которая только что вошла и собиралась подавать первое блюдо. Легкие блюда, салат. Джеральд не стал бы есть много такой еды. «Тем быстрее пройдет ужин», — подумала с надеждой Гвинейра. После ужина она смогла бы уйти к себе в комнату.

Но в этот раз именно обходительная и легкая в общении Кири послужила причиной инцидента. Весь день, помогая своим хозяевам, девушка выглядела уставшей. Гвинейра, от которой не укрылось состояние бледной как полотно служанки, хотела спросить, в чем дело, но передумала. Доверительные беседы со слугами постоянно служили причиной для выговоров Джеральда, которые тот устраивал членам семьи. Поэтому Гвинейра не стала делать замечание Кири, неаккуратно и невнимательно подававшей на стол. В конце концов, у каждого могло быть плохое настроение.

Моана, умелая повариха, знала точно, что было по душе ее хозяевам. Она давно усвоила, что Гвин и Лукас предпочитают легкую летнюю кухню, а Джеральду нужно было приготовить хотя бы одно мясное блюдо. Поэтому в качестве первого блюда сегодня приготовили баранину — и Кири выглядела еще более усталой и изможденной, когда зашла в комнату со специями. Аромат жаркого смешался с тяжелым запахом роз, срезанных Лукасом накануне в саду. Гвинейре такая смесь казалась душной, почти вызывающей тошноту. Кири, по всей видимости, чувствовала то же самое. Подавая Джеральду кусок баранины, она внезапно пошатнулась. Гвинейра испуганно вскочила, когда девушка рухнула на пол возле стула Джеральда.

Не раздумывая больше ни секунды о том, прилично так поступать или нет, она стала на колени рядом с Кири и попробовала привести девушку в чувство, в то время как Лукас собирал осколки тарелки и пытался очистить ковер от мясного соуса. Вити, наблюдавший за этой картиной, тоже стал помогать своему хозяину и одновременно звал Моану. Повариха тут же прибежала в комнату и охладила лоб Кири тряпочкой, смоченной в ледяной воде.

Джеральд Уорден мрачно наблюдал за происходящим. Его и без того плохое настроение окончательно испортилось после этого происшествия. Черт побери, Киворд-Стейшн должен быть домом настоящих дворян! Но разве в лондонских особняках случалось такое, чтобы служанка падала на пол, после чего хозяйка и хозяин дома вместе с половиной прислуги пытались принести ее в чувство?

При этом все было не так уж и плохо. Кири пришла в себя н испуганно посмотрела на беспорядок вокруг.

— Извините меня, мистер Джеральд! Больше такое не повторится! — Со страхом в глазах она взглянула на хозяина, который злобно уставился на нее.

Вити пытался вытереть запачканный соусом костюм Джеральда.

— В этом не было твоей вины, Кири, — ласково сказала Гвинейра. — В такую погоду легко можно потерять сознание.

— Это не погода, мисс Гвин. Это ребенок, — объяснила Моана. — У Кири зимой родится ребенок. Поэтому она себя плохо чувствовать весь день и не переносить запах мяса. Я ей сказать, чтобы не накрывать на стол, но...

— Мне так жаль, мисс Гвин, — всхлипнула Кири.

Гвинейра подумала, что это была настоящая кульминация по-настоящему ужасного вечера. Неужели этому несчастному созданию надо было выкладывать историю служанки в присутствии Джеральда? С другой стороны, Кири действительно не была виновата в том, что ей стало плохо. Гвинейра заставила себя спокойно улыбнуться.

— Но это ведь не причина извиняться, Кири! — мягко произнесла она. — Наоборот, это повод порадоваться. Но с сегодняшнего дня ты должна беречь себя. Ступай домой и приляг. Вити и Моана помогут прибрать здесь.

Кири ушла, предварительно извинившись еще тысячу раз, и поклонилась Джеральду как минимум три раза. Гвинейра надеялась, что это утихомирит его, но выражение лица старика ни изменилось, и он даже не захотел успокоить девушку Моана попыталась спасти хотя бы часть блюда, но Джеральд прогнал ее:

— Оставь все как есть! У меня пропал аппетит. Исчезни, пойди к своей подружке... или тоже забеременей. Но только оставь меня в покое!

Старик встал, подошел к бару и налил себе очередную порцию двойного виски. Гвинейра представила, что еще придется пережить ей и ее супругу. Но слуги не должны были об этом знать.

— Ты слышала, Моана... ты тоже, Вити. Вы свободны на сегодня. Не беспокойтесь о кухне. Если нам понадобится еда, я сама принесу десерт. А ковер вы сможете почистить завтра. Наслаждайтесь свободным вечером.

— В деревне танцуют, призывают дождь, мисс Гвин, — объяснил Вити, как бы извиняясь. — Это полезно. — Чтобы доказать полезность ритуального танца, он раскрыл дверь на террасу.

Гвинейра надеялась, что подует хотя бы небольшой ветерок, но на улице по-прежнему стояла невыносимая жара. Из деревни маори доносились пение и звуки барабана.

— Вот видишь, — приветливо обратилась Гвинейра к своему слуге. — В деревне от тебя все равно больше пользы, чем здесь. Иди. Мистер Джеральд плохо себя чувствует...

Когда дверь за Вити закрылась, она наконец-то вздохнула с облегчением. Моана и Вити не стали бы терять время, максимум, что они могли попытаться сделать, так это убрать в кухне. Они быстро собрали вещи и через несколько минут покинули дом.

— Тебе налить шерри, дорогая? — спросил Лукас.

Гвин кивнула. Ей уже не впервые хотелось напиться так же безудержно, как это обычно делали мужчины. Но Джеральд не дал ей насладиться шерри. Он быстро опрокинул свой виски и теперь смотрел на обоих красными глазами.

— Значит, эта маорийская потаскушка забеременела! У старого О’Кифа тоже есть наследник. Все вокруг плодятся, только и слышно мычание, крики и завывания. Только с вами двоими ничего не происходит. В чем же дело, мисс Чопорность и мистер Тряпка? В чем ваша проблема?

Гвин со стыдом посмотрела в бокал. Лучший выход из ситуации — просто не слушать старика. С улицы по-прежнему доносились звуки барабана. Гвин попробовала сконцентрироваться на них и забыть о Джеральде. Лукас всеми силами пытался успокоить отца.

—— Мы не знаем, в чем дело, отец. Возможно, на то воля Божья. Ты же знаешь, что не всякий брак благословлен несколькими детьми. У мамы и тебя тоже был только я...

— Твоя мать... — Джеральд снова ухватился за бутылку. Теперь он даже не пытался налить виски в бокал и начал пить прямо из горлышка. — Твоя распрекрасная мать думала только о нем, об этом... Каждую ночь она трещала только о нем, так что и при самом лучшем настроении пропадет охота. — Джеральд кинул исполненный ненависти взгляд на портрет покойной жены.

Гвинейра наблюдала за происходящим с возрастающим ужасом. Так далеко старик еще никогда не заходил. До сих пор о матери Лукаса говорили только с почтением. Гвин знала, что Лукас чтил ее память.

Если до этого момента Гвинейра просто была недовольна происходящим, то теперь в ней начало расти настолько сильное чувство страха, что ей захотелось убежать. Она искала подходящий повод, но от Джеральда нельзя было укрыться. Он просто не слушал ее и, снова повернувшись к Лукасу, произнес заплетающимся от выпивки языком:

— Но я все равно не отказывался... Ты же мужчина... или, по крайней мере, одеваешься по-мужски! Но мужчина ли ты по-настоящему, Лукас Уорден? Мужчина ли ты? Обращаешься ли ты со своей женой, как положено мужчине? — Джеральд встал и, приняв угрожающую позу, приблизился к Лукасу.

Гвинейра увидела, как в глазах старика полыхнула ярость.

— Отец...

— Отвечай, тряпка! Ты знаешь, как это делается? Или ты педик, как все перешептываются в хлеву? О да, Лукас, все говорят о тебе так! Джонни Оутс считает, что ты втайне посматриваешь на него. Он еще маленький, поэтому не может от тебя защититься... Это правда?

Глаза Джеральда злобно сверкали.

Лицо Лукаса залилось румянцем.

— Я ни на кого не смотрю, — прошептал он. По крайней мере он не делал этого сознательно. Могли ли работники угадать его самые тайные, самые греховные мысли?

Джеральд плюнул под ноги Лукасу в знак презрения, прежде чем его внимание снова переключилось на Гвинейру.

— А ты, маленькая чопорная принцесса? Не знаешь, что делать? При этом ты прекрасно умеешь соблазнять мужчин. Я часто вспоминаю об Уэльсе, о том, как ты на меня смотрела... Маленькая шлюшка, думал я, такую жалко отдавать какому-то старому английскому лорду... Тебе нужен был настоящий мужик. В хлеву все тоже постоянно засматриваются на тебя, принцесса! Ты возбуждаешь их, не так ли? Но со своим благородным супругом ты превращаешься в холодную рыбу!

Гвинейра плотнее вжалась в кресло. Пронзительные взгляды старика вызывали у нее чувство стыда. Она уже жалела, что надела более свободное платье с вырезом. Взгляд Джеральда опустился с ее бледного лица к груди. Когда он смотрел так пристально, он не мог не заметить...

— А сегодня? — произнес он с издевкой. — На тебе нет корсета, принцесса? Ты надеешься, что к тебе пожалует настоящий мужчина, в то время как твой жалкий муж будет лежать в своей кровати?

Гвинейра вскочила на ноги, когда Джеральд попытался схватить ее. Инстинктивно она отпрянула назад. Джеральд побежал за ней.

— Ага, значит, когда ты видишь настоящего мужика, ты пускаешься наутек. Я так и думал... Мисс Гвин! Ты хочешь, чтобы я тебя упрашивал? Но настоящий мужчина так легко не сдается...

Джеральд схватил ее за платье, Гвинейра споткнулась. Лукас попытался разнять их.

— Отец, ты забываешься!

— Значит, я забываюсь? Нет, мой любимый сынок! — Старик с силой ударил Лукаса в грудь кулаком. Лукас не решался дать сдачи. — Разум оставил меня еще тогда, когда я купил тебе эту породистую лошадку. Мне жаль тебя, правда жаль... Надо было сразу брать ее для себя. Тогда у меня уже была бы полная конюшня наследников.

Джеральд наклонился над Гвинейрой, упавшей в кресло. Она попыталась встать и убежать, но он толкнул ее, и Гвинейра упала на пол. А затем старик навалился на нее сверху прежде, чем она могла что-либо сделать.

— Сейчас я вам покажу... — прокашлялся Джеральд. Он окончательно опьянел, и его голос совсем сел, но сил у старика было хоть отбавляй.

В его глазах Гвинейра увидела нескрываемую похоть.

Запаниковав, она попыталась вспомнить, что произошло в Уэльсе. Разве она пыталась соблазнить его? Или же он всегда чувствовал влечение к ней, и она просто была слепа, не замечая происходящего?

— Отец... — Лукас попытался схватить его сзади, но кулак Джеральда оказался быстрее. Пьяный или нет, старик всегда мог нанести крепкий удар.

Лукас отлетел назад и на мгновение потерял сознание. Джеральд стащил с себя штаны. Гвинейра услышала лай собаки на террасе. Почуяв неладное, Клео стала царапаться в дверь.

— Сейчас я тебя всему научу, принцесса... Сейчас я покажу тебе, как это делается...

Гвинейра застонала от боли, когда он, разорвав в клочья платье и шелковое белье, резко вошел в нее. Она чувствовала запах виски, пота и жаркого, соус с которого пролился Джеральду на рубашку. Девушку тошнило от отвращения. Она увидела ненависть и чувство победы в глазах старика. Одной рукой Джеральд прижимал ее к полу, другой мял ей грудь и при этом жадно целовал шею. Когда он попытался засунуть свой язык ей в рот, Гвинейра укусила его. После первоначального шока она начала отбиваться и дралась так отчаянно, что ему пришлось держать ее обеими руками. Но Джеральд продолжал двигаться на ней, и Гвинейра наконец-то поняла, что имела в виду Хелен, когда сказала ей: «По крайней мере все быстро заканчивается».

Обессиленная, Гвинейра продолжала лежать на полу. С улицы были слышны истерические завывания Клео и бой барабанов. Гвинейра надеялась, что собака не попытается протиснуться в дверь, и постаралась успокоиться. Когда-нибудь это безумие должно было закончиться...

Джеральд заметил, что невестка смирилась с происходящим, и истолковал это как согласие.

— Теперь... тебе нравится, да, принцесса? — Он прокашлялся и начал двигаться еще более яростно. — Теперь тебе нравится! Не можешь насладиться сполна, да?.. Настоящий мужик... совсем другое дело, не правда ли?

У Гвинейры не было сил даже проклинать его. Казалось, ее боль и унижение никогда не закончатся. Секунды превратились в часы. Джеральд стонал, кашлял и постоянно бормотал какие-то непонятные слова, сливающиеся с боем барабанов и лаем собаки в оглушающую какофонию. Гвинейра даже не понимала, кричит она или же молча сносит пытку. Ей просто хотелось, чтобы Джеральд встал с нее, даже если это означало, что он...

Гвинейра почувствовала, как тошнота подступила к горлу, когда он наконец-то излился в нее. Она чувствовала себя грязной, оскверненной, униженной. В отчаянии она отвернула голову, когда Джеральд, кашляя, рухнул на нее всем своим телом и прижал свое разгоряченное лицо к ее шее. Его вес придавил ее еще сильнее к полу. Гвин казалось, что она вот-вот задохнется. Она попыталась сбросить его с себя, но у нее ничего не получилось. Почему он больше не двигался? Он что, умер на ней? Она бы восприняла такие новости с радостью. Если бы у нее был нож, она точно воткнула бы его в старика.

Затем Джеральд все-таки скатился с Гвинейры и встал, стараясь не смотреть на нее. Что он чувствовал? Удовлетворение? Стыд?

Он стоял, пошатываясь, и снова пытался дотянуться до бутылки.

— Надеюсь, это послужит тебе уроком... — спокойно произнес он. Без чувства гордости, а скорее, с сожалением. Искоса взглянув на плачущую Гвинейру, Джеральд добавил: — Если тебе было больно, что ж... не повезло. Но в конце тебе понравилось, не так ли, принцесса?

Спотыкаясь, Джеральд Уорден поднялся по лестнице. На молодую женщину он больше не смотрел. Гвинейра беззвучно всхлипывала.

Наконец Лукас наклонился над ней.

— Отвернись! Не прикасайся ко мне!

— Но я же ничего не делаю тебе, любимая... — Лукас хотел помочь ей подняться, но она отказалась.

— Исчезни, — сказала она дрожащим голосом. — Теперь уже слишком поздно, ты мне ничем не можешь помочь.

— Но... — Лукас запнулся. — Что я должен был сделать?

Гвинейре в голову тут же пришло сразу несколько ответов на этот вопрос. Лукасу не понадобился бы и нож, он мог бы ударить отца железной кочергой.

Однако Лукас не мог до такого даже додуматься. Очевидно, его занимали другие мысли.

— Но... тебе же не понравилось... или все же?.. — спросил он тихо. — Ты же не...

Каждый мускул в теле Гвинейры болел, но ее ярость помогла ей подняться на ноги.

— А даже если и так, то что... Тряпка! — крикнула она ему. Еще никогда Гвинейра не чувствовала себя настолько оскорбленной и брошенной. Как этот дурак мог думать, что подобное унижение доставляло ей удовольствие? Сейчас ей ничего не хотелось больше, чем задеть Лукаса. — Что, если другой и вправду делает это лучше? Ты бы пошел к настоящему отцу Флёр и вызвал бы его на бой? Да? Или ты снова поджал бы хвост, как сегодня со стариком? Черт возьми, мне так жаль тебя! И твоего отца, у которого все еще так много сил! Кто такой «педик», Лукас? Или этого слова леди лучше не знать?

Гвинейра увидела боль в его взгляде и забыла о своей злости. Что она делает? Почему вымещает на Лукасе свою ненависть за то, что сделал его отец? Лукас не виноват в том, что по своей природе не такой, как все...

— Да ладно, я и не хочу этого знать, — сказала она. — Уйди с моих глаз, Лукас. Исчезни. Я больше не хочу тебя видеть. Я никого не хочу видеть. Убирайся, Лукас Уорден! Исчезни!

Скованная своим горем и болью, она не заметила, как он ушел. Гвинейра попыталась сосредоточиться на звуках барабанов, чтобы отвлечься от мыслей, разрывавших ее сознание. Затем она вспомнила о собаке. Лай прекратился, Клео только тихонько скулила под дверью. Гвинейра подползла к двери на террасу, запустила Клео внутрь и перетянула корзинку со щенками через порог, как только на улице начали падать первые капли дождя. Клео слизнула слезы с лица хозяйки, прислушивавшейся к звуку дождя, который стучал по плитке... rangi плакал.

Гвинейра плакала.

Она смогла дойти до своей комнаты лишь к тому моменту, когда над Киворд-Стейшн разразилась гроза, воздух остыл, а у нее в голове слегка прояснилось. В конце концов она заснула рядом с собакой и ее детенышами на пушистом голубом ковре, который когда-то специально для нее приобрел Лукас.

Она совершенно не обратила внимания на мужа, который ушел из дому на рассвете.

Кири не проронила ни слова по поводу того, что открылось ее взгляду, когда она зашла утром в комнату Гвинейры. Она ничего не сказала о нетронутой постели, разорванном грязном платье и запачканном кровью теле женщины. Да, в этот раз у Гвинейры пошла кровь...

— Вы купаться, мисс. Тогда лучше, точно лучше, — сочувственно произнесла Кири. — Мистер Лукас точно не хотеть. Мужчины выпивать, боги погоды гневаться, плохой день вчера...

Гвинейра кивнула и пошла за служанкой к ванне. Кири налила воды и хотела добавить цветочного экстракта, но Гвинейра отказалась. Удушающий аромат роз все еще вызывал у нее воспоминания о вчерашнем вечере.

— Я принести завтрак в комнату, да? — спросила Кири. — Свежие вафли, Моана сделать, чтобы извиниться перед мистер Джеральд. Но мистер Джеральд еще не проснуться...

Гвинейра невольно подумала о том, сможет ли она хотя бы еще раз посмотреть на Джеральда Уордена. По крайней мере она почувствовала себя лучше после того, как несколько раз намылилась и окончательно смыла с себя пот и вонь Джеральда. Все тело Гвинейры по-прежнему ныло, и каждое движение причиняло ей боль. Конечно, со временем это пройдет. Однако невыносимое унижение останется с ней навсегда.

Закутавшись в легкий халат, она вышла из ванной. Кири открыла окно в комнате, а разорванное в клочья платье куда-то исчезло. После вчерашней грозы мир снаружи казался свежевымытым. Воздух был прозрачным и прохладным. Гвинейра сделала глубокий вдох и попыталась привести свои мысли в порядок.

Вчерашнее происшествие было настоящим кошмаром — но не хуже, чем то, что приходилось испытывать многим женщинам каждую ночь. Ей просто нужно сделать вид, будто ничего не случилось...

Несмотря на такой настрой, у нее все сжалось внутри, когда в дверь постучали. Клео зарычала. Но в комнату вошли только Кири и Флёретта. У малышки было плохое настроение, что Гвинейра прекрасно понимала. Обычно она сама будила ее поцелуем, а затем Лукас и Гвин вели дочку вниз завтракать. Этот «семейный час» без Джеральда, обычно отсыпавшегося после очередной попойки, был для них священным ритуалом, который всем приносил невероятное удовольствие. Собственно говоря, Гвинейра надеялась, что сегодня утром о Флёр позаботится Лукас, но малышку оставили без присмотра. Соответственно, ее одежда оставляла желать лучшего. На Флёретте была юбочка, натянутая наподобие пончо поверх платья, застегнутого не на те пуговицы.

— Папа ушел, — сказала малышка.

Гвин покачала головой.

— Нет, Флёр. Папа не ушел. Возможно, он просто отправился куда-то верхом. Он... мы... мы вчера немного поссорились с дедушкой... — неохотно добавила она, хотя Флёр так часто становилась свидетелем их ссор с Джеральдом, что они были далеко не новостью для ребенка.

— Да, наверное, он и правда отправился верхом, — согласилась Флёр. — На Флаере. Он тоже исчез, так сказал мистер Джеймс. Но почему папа отправился в дорогу, не позавтракав?

Гвинейра тоже об этом задумалась. Скакать галопом через заросли кустарника, пытаясь освежить голову, — такое было скорее свойственно ей, нежели Лукасу. К тому же он редко выезжал один. Работники шутили, что Лукас даже по территории фермы не мог проехаться без сопровождения. И зачем ему было брать самую старую рабочую лошадь? Лукас не любил ездить верхом, хотя у него это неплохо получалось. Езда на Флаере показалась бы ему скучной; теперь на нем изредка ездила лишь Флёретта. Но, может, Флёр и Джеймс ошибались, и исчезновение Лукаса и Флаера не были никак между собой связаны. Лошадь просто могла попасть в какую-то ловушку, что случалось довольно часто.

— Я уверена, что папа скоро вернется, — сказала Гвинейра. — Ты уже посмотрела в мастерской? Но сначала съешь вафлю.

Кири накрыла стол у окна и налила Гвинейре кофе. Флёр тоже выпила кружку кофе с молоком.

— Его нет в комната, мисс, — обратилась к Гвинейре служанка. — Вити проверить. Кровать не тронуть. Точно где-то на ферма. Возможно, стыдно из-за... — Она многозначительно взглянула на Гвинейру.

Молодая женщина начала беспокоиться. У Лукаса не было причины стыдиться... или же все-таки была? Разве Джеральд не унизил его так же, как и ее? А она... ее обращение с Лукасом было непростительным.

— Сейчас мы пойдем искать твоего папу, Флёр. И обязательно найдем его. — Гвин не знала, кого она хотела успокоить этими словами — дочку или себя.

 

Они не нашли Лукаса ни в доме, ни на ферме. Флаер тоже не появлялся. Кроме того, Джеймс сообщил, что пропали старое седло и не менее старая уздечка с набором.

— Ты ничего не хочешь сказать мне? — спросил он тихо, заметив бледность и тяжелую походку Гвинейры.

Гвин покачала головой и смирилась с тем, что, кроме Лукаса, обидит и Джеймса.

— Ничего, что касалось бы тебя.

Она не сомневалась, что Джеймс мог бы убить Джеральда за то, что он сделал с ней.

 

 

Лукас не появился и в следующие несколько недель. Удивительным образом это обстоятельство помогло слегка нормализовать отношения Гвинейры и Джеральда — теперь им вдвоем приходилось заботиться о Флёр. В первые дни после исчезновения Лукаса они думали, что с ним что-нибудь случилось или, не дай бог, он что-нибудь с собой сделал. Но организованные Джеральдом поиски вблизи фермы оказались безрезультатными, и после долгих раздумий Гвинейра отбросила мысль о самоубийстве мужа. Она осмотрела вещи Лукаса и обнаружила, что пропали несколько его вещей — к ее удивлению, именно те, которые меньше всего нравились ему. Лукас взял рабочую одежду, зонтик, нижнее белье и совсем немного денег. Все соответствовало общей картине: старая лошадь, старое седло — очевидно, он не хотел брать ничего, что принадлежало Джеральду. Их расставание должно было стать окончательным и бесповоротным. Гвинейре было больно от мысли, что он уехал, не сказав ни слова. Насколько она могла заметить, Лукас не взял с собой ни одной вещи, которая напоминала бы ему о жене или дочери, кроме карманного ножа, когда-то подаренного ему Гвинейрой. Как ей показалось, она для него ничего не значила; поверхностные дружеские отношения, связывавшие супругов, не стоили даже прощального письма.

Джеральд поспрашивал о местонахождении сына в Холдоне, что, естественно, способствовало распространению сплетен, а также в Крайстчерче, где он попросил помощи в поисках у Джорджа Гринвуда. В обоих городах он не добился никакого результата, никто не видел Лукаса Уордена.

— Бог знает, где он сейчас, — жаловалась Гвинейра Хелен, когда рассказывала подруге о своем горе. — Может, в Отаго, в лагере золотоискателей, или на западном побережье, а может, даже на Северном острове. Джеральд продолжает поиски, но, как мне кажется, все это бессмысленно. Если Лукас не хочет, чтобы его нашли, никто и не найдет.

Хелен пожала плечами и в очередной раз поставила чайник.

— Возможно, это к лучшему. Жизнь в полной зависимости от Джеральда явно не шла ему на пользу. Теперь он наверняка докажет себе, что способен жить самостоятельно, а тебя Джеральд перестанет донимать из-за отсутствия детей. Но почему Лукас исчез так внезапно? Для этого действительно не было никакого повода? Ссоры, например?

Гвинейра, покраснев, покачала головой. Об изнасиловании она не рассказывала никому, даже лучшей подруге. Удержав все в тайне, она надеялась когда-нибудь забыть о случившемся. Тогда ей будет казаться, что того вечера не было в реальности, что все это просто кошмарный сон, который приснился в ужасный жаркий день. Джеральд, по-видимому, придерживался того же мнения. Он обращался с Гвинейрой исключительно вежливо, редко смотрел на нее и не прикасался к молодой женщине. Гвинейра и Джеральд встречались только во время ужина и вели во время еды ни к чему не обязывающие беседы. Джеральд выпивал, как и прежде, но теперь только после еды, когда Гвинейра уже находилась у себя в комнате. Она взяла к себе горничной Ронго, любимую ученицу Хелен, теперь уже пятнадцатилетнюю, и настояла на том, чтобы девушка всегда спала в ее комнате. Гвинейра объяснила свое требование, сказав, что горничная должна всегда находиться в распоряжении хозяйки. На самом деле она нада спала в ее комнате. Гвинейра объяснила свое требование, сказав, что горничная должна всегда находиться в распоряжении хозяйки. На самом деле она надеялась отвадить Джеральда и предупредить возможность вторжения в ее комнату. Впрочем, ее опасения были напрасны, ибо старик вел себя безупречно, и постепенно Гвинейра почти забыла о той роковой летней ночи. Однако изнасилование не прошло без последствий. Когда у нее во второй раз случилась задержка, а Ронго, помогая хозяйке одеться, многозначительно улыбнулась и погладила ее живот, Гвинейра осознала, что забеременела.