Письмо 135

От президентши де Турвель к госпоже де Розмонд Пытаюсь писать вам, сама еще не зная, смогу ли. О боже, подуматьтолько, что предыдущее мое письмо не дал мне закончить избыток счастья!Теперь же я сражена предельным отчаянием - у меня остались лишь силы ощущатьсвою муку, но нет сил выразить ее. Вальмон... Вальмон больше не любит меня и никогда не любил. Любовь такне уходит. Он обманывает меня, предает, оскорбляет. На меня обрушились всенесчастья, все унижения, какие только могут быть, и исходят они от него! Не думайте, что это простое подозрение: я ведь была так далека от какихбы то ни было подозрений! Но сейчас мне не дано счастья сомневаться. Я этовидела - что же он может сказать в свое оправдание?.. Но разве ему небезразлично? Он даже и не попытается этого сделать... Несчастная! Что емутвои упреки, слезы? Очень ты ему нужна!.. Итак, он действительно пожертвовал мною, даже предал... и кому?..Низкой твари... Но что я говорю? Ах, я потеряла даже право презирать ее. Онане так виновна, как я, она в меньшей мере нарушила свой долг. О, какмучительны страдания, обостренные угрызениями совести! Но вот муки моиусиливаются. Прощайте, дорогой друг мой, как ни мало достойна я вашейжалости, вы все же проявите ее ко мне, если только подумаете о том, как ястрадаю. Перечитала это письмо и вижу, что оно вам ничего не объяснит. Поэтомупопытаюсь найти достаточно мужества, чтобы рассказать вам это жестокое дляменя событие. Оно произошло вчера. В первый раз после возвращения в Париж ядолжна была ужинать не дома. Вальмон зашел ко мне в пять часов и никогда ещене казался мне более нежным! Он дал мне понять, что мое намерение ехать вгости ему неприятно, и вы сами понимаете, что вскоре я переменила решение иосталась дома. Однако часа через два и вид его и тон заметно изменились. Незнаю, может быть, у меня вырвалось что-либо такое, что ему не понравилось.Как бы то ни было, через некоторое время он заявил, что совсем позабыл ободном деле, вынуждающем его покинуть меня, и удалился. При этом он, однако,выражал самые живые сожаления, показавшиеся мне тогда очень нежными и вполнеискренними. Оставшись одна, я решила, что приличнее будет не изменять ранее данномуобещанию, раз я свободна и могу сдержать его. Я закончила свой туалет и селав карету. К несчастью, кучер поехал мимо Оперы, я оказалась в самой сутолокеразъезда, и тут, в четырех шагах от себя, в ближайшем к своей карете ряду,узнала карету Вальмона. Сердце у меня тотчас же забилось, но не откакого-либо страха: мне хотелось лишь одного - чтобы моя карета поскореедвинулась вперед. Вместо этого его карете пришлось податься назад, и онапоравнялась с моей. Я тотчас же высунулась, и каково же было мое изумление,когда рядом с ним я увидела особу, хорошо известную в качестве девицылегкого поведения! Как вы сами понимаете, я откинулась назад; того, что яувидела, было вполне достаточно, чтобы ранить мое сердце. Но, вероятно, вамнелегко будет поверить, что эта девица, которой он, видимо, самым гнуснымобразом все обо мне рассказал, продолжала смотреть в окно кареты прямо наменя и при этом громко, вызывающе хохотала. Уничтоженная всем, что произошло, я тем не менее позволила довезти менядо того дома, где должна была ужинать. Но оставаться там оказалось для меняневозможным: каждое мгновение я ощущала, что вот-вот потеряю сознание, аглавное - я не могла удержать слез. Вернувшись домой, я написала господину де Вальмону и тотчас же отослалаему письмо; его не оказалось дома. Желая любой ценой либо выйти из этогосостояния смертной муки, либо уже знать, что буду пребывать в нем вечно, явновь послала слугу со своим письмом, велев ему дождаться возвращенияВальмона. Но еще до полуночи слуга мой возвратился с сообщением, что кучервернулся один и сказал ему, что хозяин не будет ночевать дома. Утром ярассудила, что мне остается лишь одно - вторично потребовать возвращениявсех моих писем и просить Вальмона больше у меня не бывать. Я и даласоответствующие распоряжения, но они, видимо, были совершенно излишни: ужеоколо полудня, а он еще не явился, и я не получила от него хотя бы записки. Теперь, дорогой друг мой, мне добавлять нечего. Вы в курсе дела, и выхорошо знаете мое сердце. Единственная моя надежда - что мне уже недолгопридется огорчать такого друга, как вы. Париж, 15 ноября 17...