I. Экономический кризис.
Партия и пролетарская диктатура переживает глубочайший кризис. Этот кризис является универсальным, всеобщим. Он находит свое выражение и проявление: во-первых, в экономическом кризисе, охватывающем как социалистическую экономику, так и единоличное крестьянское хозяйство, во-вторых, в гигантском кризисе ВКП(б) и, в-третьих, в кризисе всего механизма пролетарской диктатуры и ее приводных ремней (Советы, профсоюзы, кооперация, печать и пр.).
При обычных нормальных условиях статистика служит важнейшим орудием для познания процессов состояния экономики Для социалистического строительства статистика является незаменимым орудием планирования. Без добросовестного и строжайшего отношения к составлению отчетных статистических данных и плановых статистических предположений не может быть планового социалистического строительства, не может быть нормального, в основном бескризисного, социалистического развития. Социализм — это учет, говорил Ленин.
Но в настоящее время сталинской статистике доверять может только безнадежный идиот. «Сталинская статистика» служит не для обоснования истины, а для прикрытия ее, для обмана масс В будущем статистиками-марксистами и историками, несомненно, будут написаны целые научные труды о том, как Сталин с помощью своей «статистики» надувал массы членов партии и рабочих насчет своих темпов.
Существует английская шутка, что статистикой можно доказать все, что угодно. Для Сталина эта шутка превратилась, однако, в настоящую максиму, принцип руководства при освещении «успехов» соцстроительства статистическими данными.
Теперь Сталин в газетах начинает везде кричать об очковтирательстве местных работников. Очковтирательство районных работников в статистических данных о посевных площадях под хлопком, льном, пшеницей, обман в статистических данных по засыпке семфондов, очковтирательство заводов в выполнении промфинпланов. Всюду очковтирательство и обман! И снова районные работники и директора виноваты Поистине козлы отпущения и мальчики для битья! Почему, однако, 5—6 лет тому назад не было этого очковтирательства, почему оно стало массовым, типичным, характерным явлением лишь в последние годы? Потому, что вся политика Сталина — сплошное очковтирательство, сплошной обман масс. Политика дутых темпов и дутых планов с обязательным требованием их выполнения и перевыполнения, политика крикливых и лживых реляций о победах, находящаяся в кричащем противоречии с действительностью, неизбежно связана с лживыми статистическими сведениями. Отцом, шефом и творцом очковтирательства во всех его формах является Сталин и только он. Очковтирательство, его развитие шло не снизу вверх,
а сверху вниз. Местные работники были только исполнителями и маленькими винтиками во всей механике обмана.
Теперь же, когда «бумеранг» сталинского надувательства возвращается обратно и поражает самого «творца», он начинает кричать об очковтирательстве и обмане партии местными работниками. Это, что называется, свалить с больной головы на здоровую. Возвращаясь к статистике, можно сказать, во всяком случае со всей определенностью, что сталинской статистикой можно пользоваться лишь крайне осторожно и то в качестве подсобного материала для того, чтобы установить действительную картину экономики.
Выводы нам придется делать лишь на основании многочисленных наблюдений и показаний очевидцев и соответствующей обработки их, что сможет, в известной степени, заменить метод выборочного статистического обследования.
Основной и характерной чертой экономического кризиса является, во-первых, уменьшение основного капитала страны, несмотря на постройку десятков крупнейших заводов.
Основной капитал страны в 1927 г. (тогда статистика была еще верна), по данным Госплана, равнялся 61 миллиарду рублей. Из них на долю промышленности и транспорта приходилось 21 миллиард рублей; городские жилищные постройки — 14 миллиардов рублей; все сельские постройки — 14 миллиардов рублей; весь скот — 9 миллиардов рублей и прочий сельскохозяйственный инвентарь — 3 миллиарда рублей.
За это время в ценах 1927 г. капитальные вложения составляют примерно 9 миллиардов, из них основных — не более 7 миллиардов, а остальные находятся в постройке или законсервированы в начатых, но приостановленных строительствах. Основной капитал промышленности составляет теперь, таким образом, 28 миллиардов. В новое городское жилищное строительство с 1927 г. (в ценах 1927 г.) вложено около 2 миллиардов рублей; но в то же время старый жилищный фонд в тысячах уездных, заштатных и десятках крупных городов (за исключением небольшой части таких городов, как Москва, Ленинград, Харьков) совершенно не ремонтировался, а, наоборот, шло необычайно быстро его разрушение. Если принять во внимание, что этот фонд состоит в весьма значительной части из деревянных строений, требующих частного и тщательного ремонта, то расходы на амортизацию должны составлять не менее 3—3,5 процентов ежегодно, что составляет за 4 года (1928—1931 гг.) те же 2 миллиарда. Жилищный фонд городов в ценностном выражении остается, следовательно, без изменения. Зато основной капитал деревни гигантски уменьшается. Жилищный фонд деревни и другие строения за последние 4 года разрушены не менее, чем на 30 процентов. От 14 миллиардов это составляет 4,2 миллиарда. На все же строительство колхозов в лучшем случае падает 200 миллионов рублей. Сельскохозяйственный инвентарь, телеги, сани, сбруя, плуги разрушены, поломаны, растеряны, порваны не менее чем на 50 процентов. Это состав-
ляет 1,5 миллиарда рублей. Наконец, количество скота, по общим утверждениям всех добросовестных наблюдателей, в результате принудительной коллективизации за все время авантюристической, антиленинской политики в деревне уменьшилось: лошадей на 70 процентов, коров на 10 процентов, свиней и овец на 85—90 процентов, кур на 70—80 процентов. В среднем сокращение животноводства мы имеем не менее чем на 70 процентов. Это составляет 6,3 миллиарда рублей. Этому мы можем противопоставить лишь 100 тысяч тракторов, что при стоимости трактора в 2 тысячи рублей дает всего 200 миллионов. Если даже сюда на остальные сельскохозяйственные машины, приобретенные деревней за последние годы (а их покупка почти приостановилась), прибавить еще 300 миллионов рублей, то и тогда все вместе составит 500 миллионов рублей. Все же остается минус 5,5 миллиарда рублей. В итоге основной капитал деревни в настоящее время составляет вместо 26 миллиардов рублей всего 14 миллиардов рублей (9,8 миллиарда руб. строения, 1,5 миллиарда руб. инвентарь, плюс 2,7 миллиарда руб. животноводство). Основной капитал страны составляет, таким образом, в данное время: 28 миллиардов руб. промышленность и транспорт, 14 миллиардов руб. городской жилищный фонд и 14 миллиардов руб. сельское хозяйство— итого 56,5 миллиарда рублей. Против 61 миллиарда рублей в 1927 г., т. е. в общем и целом мы имеем уменьшение основного капитала страны за 4 последних года на 5 миллиардов рублей, или на 8,5 процента.
Основной капитал промышленности за последние 4 года возрос на 30 процентов, зато основной капитал сельского хозяйства уменьшился почти на 45 процентов.
Но наряду с уменьшением основного капитала страны гигантски уменьшился и ее оборотный капитал: уменьшение запасов золота, продовольствия, одежды, мебели, запасов сырья для промышленности и пр. достигает также не менее 10 миллиардов рублей. Мы живем в настоящее время буквально без всяких запасов, без всяких резервов со дня на день! Как проигравшийся игрок шарит, выискивает в кармане последний пятак, чтобы поставить последнюю ставку, так Сталин и его клика выколачивают из населения последние драгоценности, последние золотые кресты, кольца. Продают за границей, выручая гроши, драгоценные картины, ковры, ценные антикварные безделушки во избежание банкротства сегодня, но только затем, чтоб перед тем же роковым вопросом стать завтра.
Основной и оборотный капитал страны уменьшился, таким образом, не меньше чем на 17—20 миллиардов рублей, сельскохозяйственная база промышленности в корне подорвана, индустриализация — в воздухе. Таковы подлинные, реальные результаты сталинского руководства социалистическим строительством.
Наша промышленность, несмотря на то, что ее основной капитал возрос на 30 процентов, в связи с подрывом сырьевой и финансовой налоговой базы индустриализации также переживает глубочайший кризис. В резолюции 17-й партконференции говорится, что продукция всей социалистической промышленности 401
составила в 1931 г. 27 миллиардов рублей, что дает 21 процент прироста к 1930 г. 71 Посмотрим, верна ли цифра «27 миллиардов рублей» и верны ли эти проценты.
Сопоставим эти цифры с данными Молотова, приведенными им на XV партсъезде.
Молотов в своем докладе в марте 1931 г. на VI съезде Советов говорил: «Рост промышленности ВСНХ за два года обеспечил повышение валовой продукции с 9,5 до 15,6 миллиарда рублей, т. е. на 64 процента против 41 процента, предусмотренных по плану пятилетки» 72.
Итак, во втором году пятилетки продукция промышленности ВСНХ в ценах 1926—27 гг. составляла 15,6 миллиарда рублей. В третьем (1931 г.) «решающем» году пятилетки мы имеем согласно резолюции 17-й партконференции увеличение продукции на 21 процент по отношению к предыдущему году.
Двадцать один процент по отношению к 15,6 миллиарда рублей составляет 3,3 миллиарда рублей. Итого к концу 1931 г. мы имеем в ценах 1926—27 гг. 18,9 миллиарда рублей. Откуда же взялись 27 миллиардов рублей? Совершенно очевидно, что исчисление велось не в ценах 1926—1927 г., а в ценах 1931 г. Но вести исчисление в ценах 1931 г. при бешеном падении стоимости червонца и не говорить об этом в резолюции ни звука — это значит, во-первых, оглушать цифрами, заниматься надувательством и очковтирательством, в чем сталинская клика обвиняет низовых работников, во-вторых, вести исчисление стоимости в повышающихся беспрерывно ценах 1931 г.— это означает не дать никакого действительного определения размеров роста продукции. Уже этот статистический трюк Сталина и компании сам по себе говорит, что нужно было во что бы то ни стало натянуть хотя бы до 20 процентов повышения.
Итак, мы имеем явное статистическое мошенничество сверху. Но оно, кроме того, дополняется поступлением фальсифицированных, преувеличенных данных непосредственно от заводов, ибо за невыполнение плана снимали с работы, отдавали под суд, обвиняли в оппортунизме и т. д. Не случайно теперь сталинские газеты кричат об очковтирательстве многих предприятий и директоров. Сюда нужно присоединить гигантское ухудшение качества продукции при повышающихся расценках. В переводе всей современной продукции хотя бы только на качество продукции 1926—1927 гг. это должно дать снижение действительной стоимости продукции по крайней мере на 30—40 процентов. Затем сюда нужно добавить огромный рост себестоимости продукции, благодаря гигантским простоям промышленности, растущим из года в год из-за недостатка сырья и дутого планирования. Наконец, сталинская статистика игнорирует, что четыре года тому назад кустарная промышленность также производила значительный процент промышленной продукции, входившей в общий промышленный и торговый оборот страны. В настоящий же момент мы имеем сокращение продукции кустарной промышленности по крайней мере на 35 процентов.
В результате всех этих «поправочных» коэффициентов мы в 1931 г. в общем и целом не только не имели действительного роста производства, но, наоборот, имели бесспорное снижение. В самом деле, металл (даже по официальным данным) дал повышение всего на 6 процентов за год, уголь — 11 процентов, транспорт дал снижение, сахарная промышленность — снижение, химия — ничтожный прирост. Что же касается основных отраслей легкой индустрии, то текстильная промышленность работала исключительно, главным образом, на суррогатах и производила (только для счета) настоящий хлам, кожевенная промышленность на 3/4 производила брак и суррогаты, пищевая, торговая, швейная и пр. дают опять-таки аналогичную картину.
Если итоги 1931 г., со всеми вышеперечисленными поправочными коэффициентами, добросовестно сравнить даже с итогами 1927—1928 гг., то тяжелая промышленность нам даст за этот период рост, легкая же промышленность даст, безусловно, снижение.
В 1931 г. наша промышленность работала в целом с нагрузкой 50—60 процентов, не больше. Сотни тысяч предприятий и цехов работали с огромными перебоями и простоями из-за недостатка сырья, тысячи предприятий целыми месяцами совершенно стояли.
В настоящее время положение не улучшается, а ухудшается. За исключением угля, металла, автомобилей и тракторов, давших скачок в последние месяцы 1931 г. и теперь остановившихся на этой точке (190 тонн суточная добыча угля, 15 тысяч тонн — чугуна и 15—16 тысяч тонн — стали), остальные отрасли промышленности даже по отношению к 1931 г. дают снижение продукции или стабильное состояние. Сырья нет, необходимых импортных полуфабрикатов нет, оборотных средств нет, хозрасчет в условиях общей анархии хозяйственной жизни из мощного рычага стимулирования производства превратился в оружие дальнейшей дезорганизации.
Реальная зарплата рабочего по отношению к 1926—1927 г. составляет, бесспорно, не более 25 процентов. С выплатой заработной платы в провинции нередко опаздывают на несколько месяцев, питание рабочих невиданно скверное, спецодежды нет. При таких условиях немыслимо и думать о высокой производительности труда рабочих. Голодный, нищий, поставленный в бесправное положение рабочий не может дать высокой производительности труда, даже при наличии всех прочих благоприятных условий.
В дальнейшем перспективы для промышленности еще более мрачны. Сырья в связи с катастрофическим положением сельского хозяйства и отсутствием валюты для покупки его за границей будет еще меньше, финансирование промышленности, в связи с полным подрывом платежеспособности рабочих и крестьянских масс, будет при всех условиях ухудшаться. Уже в настоящее время в скрытом виде по Советскому Союзу имеется не менее 400—500 тысяч безработных (Сталин это мошенническим образом скрывает и будет скрывать, ибо он ведь безработицу ликвидировал). В течение ближайших 1—2 лет безработица охватит
не менее 2—2,5 миллиона рабочих, ибо сырья на фабриках не будет и платить рабочим будет совершенно нечем. На инфляции далеко не уедешь, ибо чем больше используют ее сегодня, тем сильнее она дает отдачу завтра. Совершенно неизбежно дальнейшее падение реальной заработной платы рабочих, ухудшение их питания, падение их жизненного уровня и их обнищание.
Что касается капитального строительства, то если даже принято, что действительно будет в 1932 г. израсходовано 12 миллиардов рублей, то и тогда в ценах 1926—1927 г. это составляет не более 2 миллиардов рублей. В действительности же эта цифра просто предназначена для пускания простакам пыли в глаза, ибо под ней нет никакой реальной базы — ни соответствующего поступления средств по бюджету, ни соответствующих доходов промышленности. В какой части будет фактически выполнен вышеприведенный дутый план,— сказать трудно. Но уже сейчас на миллиарды рублей строительства законсервированы. Перспективы экономического положения и «динамика» его развития во всяком случае таковы, что в ближайшие два года абсолютно неизбежно полное прекращение капитального строительства, ибо ни налогово-финансовой, ни сырьевой, ни сбытовой, ни импортно-экспортной базы для этого не будет. Сталинская авантюристическая политика по неумолимому закону диалектики приводит, таким образом, к прямо противоположным результатам. И здесь «крайности сходятся». Чрезмерная авантюристическая индустриализация приводит к таким же результатам, как и оппортунистическое игнорирование индустриализации.
Но если таковы перспективы промышленности, то еще более катастрофичны перспективы сельского хозяйства. Основной капитал сельского хозяйства, как мы уже увидели, уменьшился не меньше чем на 45 процентов, оборотный капитал сельского хозяйства (продовольственные запасы для себя и корм для скота, семенной материал, одежда и пр.) уменьшился еще больше — процентов на 60—70. Совхозы, которым при правильной политике и постепенном органическом их росте принадлежит блестящее будущее, превратились в карикатуру и издевательство над социалистическим строительством. Все совхозы стали дефицитными. В зерновых совхозах до 20 процентов урожая оказалось даже неубранным с поля. Уборка урожая 1931 г. за отсутствием рабочей силы проводилась в весьма значительной части раскулаченными и мобилизованными в порядке трудповинности колхозниками и единоличниками. Подготовки к севу 1932 г., по существу, нет. Семян не хватает, инвентарь не отремонтирован или отремонтирован плохо, кормов нет, постоянные рабочие и специалисты из-за голода разбежались, заработок рабочим и колхозникам не выплачен еще за осенние полевые работы, оборотных средств нет. Что будет посеяно ныне в совхозах и как будет посеяно — ясно без комментариев. Сталин и здесь мошеннически, с цинизмом вину сваливает на работников совхозов.
В действительности виноваты не совхозы, а Сталин и его клика, их авантюристическая политика и руководство.
Еще хуже положение в животноводческих совхозах. Сталин кричит о гигантском росте стада совхозов, но при этом по обыкновению замалчивает, что это стадо создано просто отбиранием у колхозников и единоличников за 1/5, 1/6 действительной стоимости их коров, свиней и овец. Результаты такой потемкинской административной бюрократической стряпни животноводческих совхозов налицо.
В прошлом году в животноводческих совхозах погибло не менее 20 процентов всего стада и около 70 процентов приплода, в нынешнем году в общем такая же картина, хотя она скрывается. Кормов в животноводческих совхозах не хватает, а в значительной части совершенно нет, семян к весеннему севу не хватает на 50 процентов. Уход за скотом плохой, ибо, как правило, заинтересованности у рабочих никакой, помещений нет. Вместо демонстрирования преимуществ социалистического крупного сельского хозяйства получилось его дискредитирование, насмешка над ним.
Совершенно очевидно, что все совхозы в своей большой части, в их настоящей форме при настоящей политике и при полном расстройстве всей экономики страны обречены в ближайшие 2—3 года неизбежно на развал. Никакие репрессии по отношению к руководителям совхозов, никакие бюрократические усилия не помогут. Под ними нет ни экономической основы (доходность), ни финансовой (отсутствие средств для дальнейшего их субсидирования).
В колхозном секторе — картина не лучше.
Политика насильственной коллективизации потерпела полное банкротство. Постановление ЦК о том, что при 65 процентах коллективизации деревни считать коллективизацию деревни в основном завершенной — это замаскированное отступление от насильственной коллективизации, это признание того, что коллективизация дубиной натолкнулась на стену непреодолимого сопротивления деревни, это замаскированный приказ о приостановке наступления, ибо это наступление не удалось. Кто умеет читать политический смысл таких документов, для него в этом не может быть никакого сомнения.
Однако несравненно важнее еще другое, а именно что осталось в данный момент от этих 65 процентов. За последнее полугодие снова начался быстрый распад колхозов и огромные выходы. По ряду косвенных данных и наблюдениям положения в деревне, в настоящее время в колхозах осталось вместо 65 процентов снова не более 35—40 процентов. Например, когда сводка Наркомзема говорит о 18 процентах колхозников, находящихся в феврале месяце в отходе, то под этой цифрой в основном, несомненно, скрываются выходы из колхозов.
Известно, что на Урале, в Казахстане, Средней Азии, Западной и Восточной Сибири в ряде районов колхозы распались почти целиком. И эти районы не могут быть исключением, это всеобщее явление. Оставшиеся колхозы также держатся лишь на системе принуждения, угроз по отношению к выходящим из них и продолжении политики экспроприации крестьянина-единоличника.
Дальнейший распад их и разложение абсолютно неизбежны.
Современная политика ограбления деревни привела к тому, что мы имеем гигантское сокращение поголовья скота, причем даже и для оставшегося количества, благодаря отсутствию у крестьян-колхозников какой-либо заинтересованности в улучшении колхозного хозяйства, грубые корма не заготовлены, а концентрированные почти целиком забраны в хлебозаготовки. В итоге в этом году в колхозах повсюду бескормица и массовый падеж скота. Тягловой силой колхозы совершенно не обеспечены, сбруи нет, саней и телег нет, веревки нет. Плуги, бороны, сохи поломаны и не ремонтированы, ибо ремонтировать некому и нет железа и стали. Земля под весенний сев почти не обработана, семена собраны всего на 50 процентов, и те негодны в большинстве для сева.
Колхозники голодают. Во многих местах хлеба они совершенно не получают и питаются исключительно гнилыми суррогатами. Мяса и овощей и подавно нет. Трудодень колхозника в среднем обходится 20—26 коп. в день (3—4 коп. на довоенные деньги). Наконец, в машинно-тракторных станциях ремонт тракторов произведен всего на 65 процентов и то лишь для счету; горючего и смазочного не хватает, рабочих не хватает, наличные рабочие голодают. Отсюда понятно, что дальнейший распад колхозов неизбежен и никакими искусственными административными бюрократическими подпорками от развала их не спасешь. Отсюда понятно, что посевная кампания в колхозах неизбежно провалится.
Как же разрешил Сталин хлебную проблему — лучше всего видно из следующих цифр: в 1926—27 г. валовой сбор зерновых хлебов равнялся 4700 миллионов пудов. По источникам расходования эта сумма, по официальным данным, распределилась таким образом:
| Продовольствие для сельского хозяйства | 1630 миллионов пудов | |
| Скота | ||
| Семена | ||
| Заготовки | ||
| Самогон, порча хлеба и пр | ||
| Итого | 4680 миллионов пудов |
Кроме этого, у сельского населения к концу года было переходящих запасов, перешедших от прошлых лет, 570 миллионов пудов.
В настоящее время мы имеем такую картину. Во-первых, об остатках от хлебных запасов в деревне не может быть и речи. Их нет, нет зерна.
Затем на продовольствие сельского населения, даже по официальным заявлениям секретарей обкомов, оставляли на душу в год не более 8 пудов, а в действительности меньше. Если мы примем 8 пудов на душу—это на 130 миллионов человек сельского хозяйства составит 1040 миллионов пудов в год.
Скота осталось в настоящее время не больше 30 процентов от 1927 г., но и этот скот гибнет от бескормицы.
Следовательно, для скота вместо 1370 миллионов пудов надо выделить не более 350 миллионов пудов в год. На семена, допустим, израсходовано 800 миллионов пудов. Наконец, заготовлено в 1931 г., как утверждает постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) 73, 1400 миллионов пудов, в результате для 1931 г. мы получаем:
| 1. | Для пропитания сельского хозяйства | миллионов пудов | |
| 2. | На прокорм скоту | ||
| 3. | На семена | ||
| 4. | Хлебозаготовки | ||
| Итого | миллионов пудов |
Если даже допустим, что недород снизил валовой сбор хлебов на 300 миллионов пудов, то добавлением последней цифры мы все же получаем лишь 3900 миллионов пудов, т. е. по сбору урожая мы имеем в 1931 г. по отношению к 1926—27 г. уменьшение почти на 20 процентов.
Приведенные цифры, таким образом, явно показывают не увеличение посевных площадей по отношению к 1926—27 г., а уменьшение на 15—17 проц. Если же принять во внимание, что мы брали все еще преувеличенные цифры и на пропитание, и на посев, и на корм скоту, если, наконец, принять во внимание, что и сама цифра 1400 миллионов пудов заготовленного хлеба является дутой, то уменьшение посевных площадей в 1931 г. по отношению к 1926—27 г. надо считать не менее чем 30—35 процентов. Теперь результат фокуса налицо — сельское хозяйство переживает катастрофу.
Еще убийственнее положение в единоличных хозяйствах, которые в настоящее время, как мы показали, составляют фактически 60—65 процентов всего сельского населения. Тягловой силы у них по сравнению с 1926—27 г. остался ничтожный процент (25—30), семян к весеннему севу (дано по сводкам Наркомзема) почти совершенно нет (10—15), весь семенной материал отобран в хлебозаготовки. Земли под обработку в значительной части не отведены, а отведенные не обработаны, сами единоличники голодают и бегут куда глаза глядят. При таких данных можно наперед сказать, что единоличник посеет совершенно ничтожный процент, можно уверенно утверждать, что в этом году будет посеяно не более 60 процентов фактической посевной площади прошлого года, а фактическая посевная площадь прошлого года, в свою очередь, была ниже посевной площади 1930 и 1929 г. (Теперь Сталин в «Правде» кричит об очковтирательстве местных работников при составлении статистических сведений о посевных площадях, но это очковтирательство в результате сталинского требования обязательно демонстрировать его политику в деревне началось с начала 1929 г.)
Сейчас даже слепому должен быть ясен фокус Сталина, с
помощью которого он разрешил хлебную проблему. Увеличение размеров хлебозаготовок в 1929—30 и 1931 г. шло не за счет действительного увеличения производства хлеба, а за счет сокращения собственного потребления деревни (для пропитания населения, для корма скоту и для семян), за счет усиления с каждым годом завинчивания пресса хлебозаготовок и за счет сокращения основного капитала деревни. (Нельзя забывать, что крестьянам за отбиравшийся хлеб и скот с каждым годом начиная с 1928 г. платили все меньшую и меньшую долю их действительной стоимости. В 1932 г. эта доля составляла не более 15—20 процентов.)
Уже в этом году мы во многих районах наблюдаем в деревне и в городах положение, близкое к голоду 1929 г., на будущий же год положение будет несравненно хуже, ибо, во-первых, посеяно будет не более 60 процентов посевной площади 1931 г. и, во-вторых, можно заранее предвидеть плохой урожай, так как сев будет произведен плохими семенами, полученными от переваливания мякины и второго обмолота соломы, и на плохо обработанных землях (лишь бы выполнить план), и, в-третьих, для уборки урожая будет нехватка рабочей силы. Это, в свою очередь, будет неизбежно связано с дальнейшим уничтожением основного капитала деревни и превращением десятков миллионов сельского населения в подлинных нищих и бродяг.
Перспективы сельского хозяйства определяют в огромной степени и перспективы промышленности. Паралич подавляющей части промышленности при таких перспективах сельского хозяйства на более или менее длительный период совершенно неизбежен. От этого Сталин никак не сможет уйти. Законы экономического развития и при социалистическом строительстве обмануть нельзя. Если ты их игнорируешь сегодня, они с тем большей силой мстят за себя завтра.
В связи с перспективами промышленности и сельского хозяйства находятся и перспективы бюджета. До 1931 г. мы имеем (даже при переводе на устойчивую валюту) рост госбюджетов. Этот рост значительно меньше, чем его рисуют казенные финансисты, умалчивая, что он выражается в знаках бешено падающей валюты, но рост все же несомненный. За счет чего, однако, он совершался? Сталин и К° пытаются кого-то обмануть и утверждают, что этот рост опирался на рост материального благосостояния масс и рост народного дохода. В действительности же он опирался исключительно на прямую и косвенную замаскированную экспроприацию деревни, на понижение реальной заработной платы рабочих и служащих и на инфляцию. Увеличение доходной части бюджета происходило, во-первых, за счет гигантского роста замаскированной формы налогов (займы как в кооперации, взносы за акции Трактороцентра, акциз, водка, повышение цен на товары, выпуск бумажных денег и пр.), во-вторых, за счет прямой экспроприации сначала кулацкой, а потом середняцкой части деревни и части городских нэпманов и, в-третьих, за счет большого роста прямых налогов.
Рост налоговых и вненалоговых бюджетных поступлений происходил не за счет роста материального благосостояния масс, а за счет снижения их экономического жизненного уровня и уничтожения основного капитала деревни.
Прямые и замаскированные налоги отнимали у рабочего не менее 40 процентов его заработной платы, а у крестьянина-середняка не только весь доход, но и часть его основного и оборотного капитала.
В 1931 г. мы, однако, уже даже в устойчивой валюте не только не имеем роста бюджета, но, наоборот, имеем его падение. По утверждению Гринько, в 1931 г. бюджет возрос на 58,8 процента. Но за этот же период произошло падение стоимости червонца не менее чем на 80—90 процентов по отношению к его стоимости в 1930 г. Таким образом, в переводе на устойчивую валюту доходная часть бюджета уже в 1931 г. понизилась, надо полагать, не менее чем на 20—30 процентов по сравнению с 1930 г. В 1932 г. бюджет по плану вновь должен возрасти на 34,1 процента.
Но первый квартал показывает, что при всех усилиях и репрессиях из обнищавшего населения городов и сел даже в падающей валюте уже нельзя выколотить нужной суммы.
Дальше падение платежеспособности при одновременном падении стоимости червонца пойдет еще быстрее. Отсюда совершенно ясно, что фактический бюджет 1932 г. в твердом ценностном выражении будет еще несравненно ниже, чем в 1931 г.
Перспективы бюджета во всяком случае таковы, что в ближайшие два года его доходная часть должна в твердом исчислении опуститься на 30—40 процентов ниже размеров бюджета 1927— 28 гг., ибо платить прямые и косвенные налоги будет некому, а доходы промышленности составляют в бюджете всего 12—15 процентов и последние, в свою очередь, зависят от уровня благосостояния масс.
Чудес на свете не бывает. Все чудотворцы были шарлатанами. И сталинские чудеса роста бюджета на 50 процентов за год ходом событий также будут разоблачены как чудеса шарлатана.
Инфляция, развивающаяся необычайно быстро, в свою очередь, будет углублять кризис.
Развитие инфляции совершается с двух концов. Инфляция развивается, во-первых, благодаря новым и новым выпускам бумажных денег и, во-вторых, вследствие сокращения товарооборота, перехода крестьян, рабочих и даже государственных и кооперативных организаций к прямому товарообмену.
В настоящее время стоимость червонца в золотой валюте равняется всего 60—70 коп. Дальше процесс падения стоимости червонца пойдет по всем признакам еще быстрее. Если же Сталин попытался бы покончить с инфляцией, то острота кризиса на первых шагах лишь возросла бы.
Наконец, экономический кризис находит свое выражение как во внешней, так и во внутренней торговле. Во внешней торговле в 1932 г. мы имели пассивное сальдо в 200 миллионов золотых
рублей. Важнейшие статьи сельскохозяйственного экспорта — скот, мясо, лен, птица, сало, яйца, щетина и пр.— или выпали совершенно из оборота, или сильно сократились. То же, что вывозится за границу (хлеб, мясо), вывозится за счет недоедания рабочих и крестьян и продается за полцены, ниже себестоимости и с точки зрения разумной социалистической политики является преступлением.
В дальнейшем и по этим статьям совершенно неизбежно полное прекращение экспорта. Точно так же и в связи с общими перспективами развития кризиса неизбежно сокращение экспорта и по таким статьям, как нефть, лес, промтовары.
В настоящее время газеты кричат об освобождении от импорта, но эти крики означают только замаскированный крах нашего экспорта.
Во внутренней же торговле кризис проявляется:
1) в гигантском росте цен, в полном разрыве политики цен с ленинскими принципами торговли, подтвержденными вновь в решениях XV съезда ВКП(б). Требования Сталина и Микояна к кооперации культурно торговать — гнусное фарисейство, ибо культурная торговля означает в первую очередь низкие цены, Сталин же с Микояном, кругом запутавшись и обанкротившись, установили на все товары настоящие грабительские, ростовщические цены;
2) в гигантском товарном голоде на все товары и в то же время в проявлениях кризиса сбыта (замораживание товарооборота), отражающем полный подрыв покупательной способности населения;
3) в дефицитности огромной части кооперативной сети деревни;
4) в переходе между торгующими организациями во многих случаях к прямому товарообмену;
5) в повсеместном распространении спекулятивных сделок и перепродаж государственными и кооперативными торгующими организациями (покупка оптом по розничным ценам), перепродажа из-за нужды рабочими и служащими по двойным и тройным ценам того, что они купили в магазинах, на вольном рынке;
6) в создании локальных (местных) рынков с местными ценами, как результат разрыва торговых и экономических связей и как выражение различной степени дезорганизации экономики в различных частях Советского Союза;
7) в начавшемся переходе деревни к натуральному хозяйству;
8) в расстройстве всего торгового аппарата.
Беспомощно метаются * в политике цен, которые мы наблюдали за последнее полугодие, во внутренней торговле лучше всего иллюстрируют полную дезорганизацию внутренней торговли.
Так обстоит дело с характером, размером и перспективами нашего экономического кризиса. Где искать корни и истоки
* Так в тексте Видимо, «Беспомощные метания» Ред.
кризиса? Они прежде всего лежат в авантюристических, не увязанных с развитием всего народного хозяйства темпах индустриализации. «Чудо» темпов теперь показывает оборотную сторону медали.
«Чудеса» темпов и рост капитальных вложений в промышленность совершились за счет следующих источников:
1) за счет экспроприации и обнищания деревни и понижения жизненного уровня;
2) за счет невиданного роста прямых и косвенных налогов, явных и замаскированных налогов на рабочих и понижения их жизненного уровня, их реальной заработной платы;
3) за счет инфляции, являющейся по существу тоже одним из видов налогов;
4) и наконец, за счет полного израсходования наших золотых запасов.
Сталинские темпы индустриализации, следовательно, коренным образом противоречат решениям XV съезда и установленным этими решениями принципам индустриализации. Не случайно Сталин и его клика как воры обходят эти «опасные места» в резолюциях XV съезда. Не случайно, что Сталин ни словом не обмолвился в своем докладе на XVI съезде об этих решающих директивах XV съезда.
Резолюция XV съезда ВКП(б) гласит: «При составлении пятилетнего плана народного хозяйства, как и при составлении всякого хозяйственного плана, рассчитанного на более или менее длительный срок, необходимо стремиться к достижению наиболее благоприятного сочетания следующих элементов: расширенного воспроизводства (накопления) в государственной индустрии на основе расширенного воспроизводства в народном хозяйстве вообще, более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития и непременно систематического повышения удельного веса социалистического хозяйственного сектора, что является решающим и основным моментом во всей хозяйственной политике пролетариата». И дальше, в области соотношений между производством и потреблением «необходимо иметь в виду,— говорится в резолюции,— что нельзя исходить из одновременно максимальной цифры того и другого (как этого требует оппозиция теперь), ибо это неразрешимая задача, или исходить из одностороннего интереса накопления в данный отрезок времени (как того требовал Троцкий, выставляя пароль жесткой концентрации и усиленного нажима на рабочих в 1923 г.), или исходить из одностороннего интереса потребления.
Принимая во внимание и относительную противоречивость этих моментов, и их взаимодействие, и их связанность, причем с точки зрения развития на длительный срок интересы эти в общем совпадают, необходимо исходить из оптимального сочетания обоих этих моментов. То же самое необходимо сказать относительно города и деревни, социалистической индустрии и крестьянского хозяйства. Неправильно исходить из требования максимальной
перекачки средств из сферы крестьянского хозяйства в сферу индустрии, ибо это требование означает не только политический разрыв с крестьянством, но и подрыв сырьевой базы самой индустрии, подрыв ее внутреннего рынка, подрыв экспорта и нарушение равновесия всей хозяйственной системы. С другой стороны, неправильно было бы отказываться от привлечения средств деревни к строительству индустрии: это в настоящее время означало бы замедление темпа развития и нарушения равновесия в ущерб индустриализации страны.
В вопросе о темпе развития необходимо главным образом иметь в виду крайнюю сложность задачи. Здесь следует исходить не из максимума темпа накопления на ближайший год или несколько лет, а из такого соотношения элементов народного хозяйства, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития. С этой точки зрения нужно решительно и раз навсегда осудить оппозиционный лозунг повышения цен: этот лозунг не только привел бы к бюрократическому перерождению и монополистическому загниванию промышленности, не только ударил бы по потребителю и в первую очередь по рабочему классу и бедноте города и деревни, не только дал бы величайшие козыри в руки кулаку, он через некоторое время дал бы резкое снижение темпа развития, сузив внутренний рынок, подорвав сельскохозяйственную базу промышленности и застопорив технический прогресс в индустрии.
В области соотношения между развитием тяжелой и легкой индустрии равным образом необходимо исходить из оптимального сочетания обоих моментов. Считая правильным перенесение центра тяжести в производство средств производства, нужно при этом учитывать опасность слишком большой увязки государственных капиталов в крупное строительство, реализующееся на рынке лишь через ряд лет; с другой стороны, необходимо иметь в виду, что более быстрый оборот в легкой индустрии (производство предметов первой необходимости) позволяет использовать ее капиталы и для строительства в тяжелой индустрии, при условии развития легкой индустрии. Только учет всех выше означенных факторов и плановая увязка их позволяет вести хозяйство по пути более или менее планового, более или менее бескризисного развития».
Таковы принципы индустриализации, намеченные XV съездом в резолюции «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства» 74. Мы нарочно привели необычайно длинную выдержку из резолюций XV съезда, чтоб каждый мог убедиться, что современная политика и принципы индустриализации в корне враждебны решениям XV съезда, они непримиримы с этими условиями.
Решения XV съезда о темпах индустриализации дают образец правильного, марксистско-ленинского подхода к вопросу о темпах. Суть процитированной части резолюции заключается в требовании соблюдения всюду необходимой меры. Митины, Ральцевичи, Юдины, Кольманы 75 и К°, занимающиеся прости-туированием ленинизма на теоретическом фронте, без конца бол-
тают о диалектике и ее основных законах, но они при этом даже не заметили, что для практически революционной деятельности везде и при всяких условиях правильное понимание гегелевского и марксистско-ленинского учения о мере — решающее условие успеха. Кто не понимает необходимости сохранения и соблюдения меры (понимая, конечно, это слово в марксистско-ленинском, революционном, а не оппортунистическом и не в либеральном духе) в любой области борьбы за торжество коммунизма, кто не умеет применять этот важнейший принцип диалектики на практике, тот всегда будет беспомощно метаться между оппортунизмом и авантюризмом.
Мера конкретная истина бытия. Всякое состояние или действие, доведенное до крайности, переходит в свою собственную противоположность — так говорит Гегель. Всякая истина, если ее преувеличивать, если ее вывести за границу ее действительной применимости, неизбежно превращается в абсурд,— так учит Ленин 76.
Именно диалектическое требование соблюдений меры в темпах индустриализации, в соотношении развития тяжелой и легкой индустрии лежит в резолюции XV съезда о составлении пятилетнего плана, и, наоборот, полное отрицание меры в темпах индустриализации и правильных соотношений между потреблением и накоплением индустриализации и выколачиванием средств из деревни, развитием тяжелой и легкой индустрии мы видим на практике, результатом и выражением чего и является невиданный экономический и политический кризис в СССР.
Сталин, как свойственно мошеннику и софисту, изобразил дело так, что Бухарин, Рыков, Томский якобы были против быстрых темпов. На деле их требование заключалось только в соблюдении меры как в темпах индустриализации, так и в извлечении средств на дело индустриализации из деревни. И в этом отношении они были абсолютно правы.
Индустриализация, доведенная до абсурда, превратилась в свою собственную противоположность: из орудия могучего роста материального благосостояния трудящихся она превратилась в подлинное народное бедствие и проклятие для народных масс. Социалистическое строительство Сталин превратил в строительство фараона. Социалистическое строительство индустрии характеризуется не только тем, сколько строят и что строят, но и если строят, то как строят. Строительство на костях рабочих и трудящихся, на обнищании, на ограблении масс и насилии над ними — не есть подлинное социалистическое строительство.
Кроме того, выдвинувши авантюристический лозунг — догнать и перегнать передовые капиталистические страны в 10 лет,— он добился этим только того, что мы не сможем догнать их и в 25 лет (что было бы возможно при правильной политике и разумных темпах, если допустить, что капитализм может просуществовать и развиваться еще 25 лет), ибо дальнейшая индустриализация на длительный период оказывается, как мы уже видели и выше, невозможной.
Из авантюристической индустриализации выросла и авантюристическая насильственная коллективизация. Для выколачивания средств из деревни Сталину сначала потребовались «чрезвычайные меры»,' а затем лозунг «ликвидации кулачества как класса», под прикрытием которого была проведена экспроприация кулаков, а затем и всей основной массы деревни. «Бурные темпы коллективизации» явились закономерным, естественным продуктом всех вышеназванных мероприятий. Исход такой коллективизации можно было бы, однако, заранее предсказать.
Когда Энгельс в свое время в брошюре «Крестьянский вопрос во Франции и Германии» писал, что наша задача по отношению к мелким крестьянам состоит в том, чтобы их частное производство и частную собственность перевести в товарищескую не насильно, а посредством примера и предложения общественной помощи для этой цели77,— он гениально предвидел гибельные последствия, которые повлекут за собой насильственное объединение частного производства крестьян в товарищеское. Когда программа Коминтерна против насильственной коллективизации крестьян специально говорит, что «всякая насильственная ломка их хозяйственного уклада и принудительное их коллективизирование привели бы лишь к отрицательным результатам» 78, мы в настоящее время также видим гигантское значение этого предупреждения.
Но для Сталина программы партии и Коминтерна существуют только затем, чтоб их не выполнять.
Сталин изображает дело так, что никакой насильственной коллективизации нет, а есть лишь «организационное содействие» и «поощрение» коллективизации при наличии «решительного поворота середняка к социализму». Сталинское «организационное содействие» и «поощрение» так же похожи, однако, на то, что ими обозначается, как японская политика в Маньчжурии на политику содействия самоопределению народов. Результаты этой коллективизации те же, что и результаты индустриализации. Плюсы превратились в минусы, и лучшие надежды лучших умов человеческих превращены в посмешище. Вместо показа преимуществ крупного социалистического сельского хозяйства — демонстрация его недостатков перед мелким индивидуальным хозяйством.
Антиленинская политика индустриализации и коллективизации, само собою разумеется, выражается и в соответствующих методах планирования. При правильной политике планирование является могучим рычагом социалистического строительства. Без планирования нет социалистического строительства. В капиталистическом обществе развитие производительных сил совершается стихийно.
Закон стоимости постоянно и с неумолимой силой определяет здесь меру развития и меру количественных соотношений между различными частями хозяйства.
Восстановление нарушенных соотношений и пропорций в капи-
талистическом обществе совершается через кризисы и катастрофы.
При пролетарской же диктатуре в условиях социалистического строительства темпы развития, соотношения и пропорции между различными частями экономики, мера изменения соотношений в каждый данный отрезок времени должны устанавливаться сознательно, заранее, с обязательной постановкой цели — укрепления социалистического сектора хозяйства и его удельного веса.
Целеустремленность планирования, однако, ни в какой мере неравнозначна авантюристическому, ненаучному, неленинскому плановому субъективизму и произволу. («План — это мы».) Подлинный, правильный путь — мера темпов и возможных сдвигов в развитии — в решающей степени зависит как раз не от воли людей, а от наличных материальных производительных сил, соотношения классовых сил, культурного уровня рабочего класса и трудящихся масс, внутренней и международной политической и экономической обстановки и даже от естественных, природных климатических условий.
Именно последние факторы являются решающими при расчетах темпов накопления и намеченных сдвигов и изменений в соотношениях между различными частями социалистического и частнохозяйственного сектора. И лишь на основе правильного и верного учета этих факторов сама воля людей является гигантским рычагом, ускоряющим и стимулирующим социалистическое строительство.
Только при принятии этих принципов планирования оно дает нам возможность научно предвидеть и действительно сознательно руководить социалистическим строительством.
В противном же случае планирование превращается в простую игру в циферки, в самообман, в авантюризм.
Авантюристический план и его влияние сегодня с большей силой ведут к дезорганизации всей экономики и подчинению власти стихии завтра. Планирование из орудия социалистического строительства становится орудием расстройства экономики и внесения в нее анархии и хаоса. Решающее преимущество социалистического строительства перед капитализмом — план, предвидение, расчет и учет — исчезают. Мало того, при этих условиях плюс и здесь превращается в минус, ибо в то время, как при капитализме закон стоимости (хотя и через кризис и величайшие жертвы, но через 2—3 года) создает условия (конечно, очень узкие, ограниченные рамками частной собственности) для нового развития производительных сил, или, по крайней мере, для прекращения их дальнейшего падения (депрессия), то при плановом строительстве авантюристические планы из года в год могут дезорганизовать экономику в течение более длительного периода и довести всю страну до полного паралича и голода, как это имеет место в данный момент.
Поистине, не только «вес», но и все сталинские эксперимен-
ты на спине трудящихся растут по Гегелю. Сталин на словах и в планировании и во всех других областях — тоже за меру. Его борьба на два фронта должна «изображать» соблюдение этой меры. Но как вся сталинская политика выродилась в злейшую карикатуру на ленинизм, так и его борьба на два фронта является издевкой над учением Ленина.
Ленинская борьба на два фронта вытекала всегда из честного конкретного, исчерпывающего марксистского анализа политической и экономической обстановки и взглядов своих противников. Сталинская борьба «на два фронта» за последние годы вытекает, наоборот, из его политического банкротства и разрыва с ленинизмом; она опирается на фальсификацию действительного положения вещей и взглядов инакомыслящих членов ВКП(б); она призвана только маскировать его политические комбинации.
Ленинская борьба на два фронта являлась всегда результатом величайшей его последовательности и принципиальности; сталинская, наоборот,— продукт его беспринципности и политических трюков.
Таков характер сталинской борьбы на два фронта вообще, таков он и в области планирования.
Экономическая политика Сталина, несмотря на то, что мы за последние годы построили десятки крупнейших заводов и фабрик, электрических станций и пр. по последнему слову техники, чему должен был бы, казалось, радоваться каждый рабочий, каждый трудящийся, привела, таким образом, не только к невиданному экономическому кризису всей страны, но она дискредитировала самые принципы социалистического строительства и отбросила нас в экономическом отношении не менее чем на 12—15 лет назад.