АРТЕМ 1883–1921 8 страница
Появился, дескать, простой парень с Урала, прекрасно знал немецкий язык, и сам — вылитый немец, заслали его в партизанский отряд Медведева. А совсем недавно я прочитал, что это был кадровый разведчик Главного разведывательного управления — ГРУ. Оказалось, все не совсем так или совсем не так.
И вот я сижу и разговариваю с человеком, который сделал Кузнецова разведчиком.
Да, Николай жил в Свердловской области, работал в совхозе. Но рядом с этим совхозом со времен Екатерины Великой поселились на хуторе немцы-колонисты. С русскими жили дружно. Николай познакомился с немецкими девушками и женился на одной из них. Отсюда такое знание немецкого языка! Сразу вспоминается облик «истинного арийца» обер-лейтенанта Пауля Зиберта, появившегося в Ровно, занятом германскими войсками...
Свердловские чекисты взяли на заметку Кузнецова [148] и завербовали, чтобы «освещать» в своих сводках этот хутор.
А на Лубянке в это время прошло совещание. Начальник отдела Федотов (надо же, совпадение фамилии с героем фильма! «Умный человек, очень хороший чекист, — говорит Рясной, — не то, что другие, такие, как Райхман и вся эта сволочь!»), так вот, Федотов говорит:
— У нас туго с немецким языком. Давайте напишем в наши подразделения на местах, нет ли подходящих людей, чисто знающих немецкий?
Так и сделали. Пришел ответ из Свердловска: есть такой парень. Симпатичный, смышленый, предприимчивый, активный.
— Давай вызовем его в Москву, — говорит Рясной Федотову. — Я с ним поякшаюсь, и решим, как быть дальше.
— Конечно, снять его оттуда денег стоит, да и жизнь человеку можно поломать, — ответил Федотов. — Но давай попробуем.
Октябрь 1940-го. Вызвали. Рясному позвонили из приемной, что прибыл гражданин из Свердловска, и спросили, где он с ним встретится.
— Давайте ко мне в кабинет, его ведь никто не знает.
Когда познакомились, Рясной пригласил своего сотрудника, знающего немецкий язык.
Выяснилось, что Кузнецов блестяще освоил не только хуторской немецкий, но и увлекается культурным языком, читает художественную литературу, занимается по учебникам.
С женой он развелся, связей со Свердловском у него не осталось, и Рясной поселил его на «КК» — конспиративной квартире. Сначала поводил за ним «наружку», понаблюдал, куда он ходит, тем более, он сказал, что у него в Москве нет знакомых. Раз, другой последил за ним по городу — все нормально. И дал согласие начальству, что берет его к себе. Раскрыл перед ним карты, в чем будет заключаться его роль. Пробовал на мелочах, серьезное задание давать не торопился.
Прошел месяц. Николай быстро освоился в Москве. Рясной рекомендует ему почаще ходить в театры, магазины... Школа, долгая школа, но она дала [149] возможность уверовать Рясному, что Кузнецова можно использовать, и ему была присвоена кличка «Колонист».
Как-то Кузнецов обмолвился, что ему приходилось не раз летать на самолете и он, хоть и не летчик, однажды даже сидел за штурвалом.
— Ну-ка, давай я тебя сделаю пока летчиком! — зафантазировал Рясной, не зная еще, чем обернется эта фантазия.
Николай надел летную форму и стал частенько наведываться в ювелирный магазин в Столешниковом переулке.
— Трись там побольше! — приказал Рясной. И он терся. То с одним познакомится, то с другой... Много там ходило иностранцев.
И вот наш молодой «летчик» присел возле магазина — плохо ему, дескать, стало. Подошел к нему некто, по-русски говорит с акцентом, но говорит. Николай объяснил незнакомцу, что неудачно посадил самолет и сильно ушиб ногу. Подошедший помог ему доковылять до трамвая. Познакомились — человек оказался секретарем словацкого посольства по фамилии Крно (Василий Степанович долго не хотел называть эту фамилию, но потом махнул рукой — более полувека прошло!). В НКВД проверили — точно, он. Словацкое посольство состояло всего из пяти сотрудников, и никто на них не обращал серьезного внимания. Но как оно было нужно нашим разведчикам!
Кузнецов разоткровенничался с этим Крно, что у него туговато с деньгами и было б неплохо, если б его новый знакомый принес какие-нибудь заграничные вещички, чтобы их можно было продать своим сослуживцам-летчикам, у которых деньжата водятся.
Они снова встретились, и словак принес пять наручных часов — в ту пору часы были не у каждого из наших соотечественников. Смышленость подсказала Кузнецову, с чего начать — с торговли.
(«Тегпение, Вилли, тегпение!»)
Часы попали на Лубянку, и Рясной продал их по дешевке своим коллегам.
— Давай, давай! — подстегивал он Николая.
«Я вижу, дело налаживается, — говорит Василий Степанович спустя пятьдесят пять лет. — Трудная вещь — чекистская работа. У нас иногда думают, что [150] если ты пришел работать в ЧК, надел форму, то завтра принесешь в мешке какого-нибудь шпиона. Мне не нравятся заявления начальника контрразведки Степашина — больно легко выдает векселя!»
...А в следующий раз Крно повстречался с Кузнецовым после поездки на родину, в Брно, откуда он привез большую партию часов. Короче говоря, Крно стал возить часы из Брно. Они снова оказались на Лубянке, и Рясной опять распределил их среди чекистов. Он уже полностью доверяет Кузнецову и решается на открытую вербовку словака.
Для этого он переводит Николая в свою надежную квартиру на улице Карла Маркса, недалеко от Разгуляя.
«Там сейчас висит мемориальная доска, посвященная Николаю Кузнецову, — говорит Василий Степанович. — Я, правда, не видел, но эту квартиру хорошо помню. Моей задачей было затащить туда этого словака».
А он упорно не шел на квартиру. Звонил — встречались в парках — Центральном или Измайловском либо на Курском вокзале. Несколько раз Николай пытался пригласить его к себе — тот ни в какую. А на Лубянке уже столько наручных часов, что некуда девать.
Пришлось разыграть такой вариант. Когда Крно позвонил после очередной поездки на родину, Кузнецов сказал ему, что попал на самолете в аварию, сломал обе ноги и лежит в собственной квартире. Еле-еле на костылях добирается до туалета. Очень хочет видеть его, потому что нуждается в деньгах, и быстро реализует товар. Договорились — придет словак.
«Я хозяин квартиры, собираюсь, хе-хе, — посмеивается Василий Степанович, — беру с собой трех моих подчиненных».
Тут надо заметить, что конспиративная квартира тоже выбиралась продуманно. Обязательно последний этаж. Если слежка, наверху скажется, кто куда идет. Эта квартира была на седьмом этаже.
Чекисты, все в штатском, поднялись на этаж ниже, на шестой, там старушка жила. У нее дырочка в двери, она спрашивает:
— Кто такие? [151]
— Одна баба должна прийти, мы хотим ее замуж выдать, — говорит Рясной и сует старушке на всякий случай два торта.
Пришли пораньше, стоят и ждут, а лестница в стороне. Дождались — потопал на седьмой этаж секретарь словацкого посольства. Слышно, как позвонил, как очень нескоро открылась дверь.
Кузнецов потом докладывал:
— Я не спешил, еле-еле добирался до двери на костылях.
А через десять минут, как было условлено, Рясной открыл дверь своим ключом и вошел:
— Здравствуйте! Как здоровьице?
А сотрудников своих оставил на лестнице.
— Вот мой товарищ пришел, — говорит Кузнецов словаку.
— А это кто у вас? — спрашивает Рясной Николая.
— Это мой знакомый.
— Так, я знакомый, — говорит словак с акцентом.
— А кто вы такой? Вы что, иностранец?
— Нет, я не есть иностранец!
— Ваши документы! — по-милицейски приступает к делу Рясной.
— А какое вам дело? — высокомерно отвечает Крно, здоровенный детина.
— А такое дело, что мы его, — Рясной указал на скучающего на тахте Кузнецова, — арестовываем за то, что он разбил самолет. А вы почему здесь оказались? Ну-ка предъявите документы!
— Ай, ай, при чем тут документы?
— Требую предъявить! Вот мое удостоверение. — И Рясной показал «липу» — корочки уголовного розыска. — А вы кто такой?
— Я вам не обязан говорить! Я дипломат!
— Диплома-а-ат! Так бы и сказали сразу.
— Я дипломат, я подданный иностранного государства!
— Это вы точно говорите? Тогда я поступаю неправильно, я должен позвонить в Наркомат иностранных дел, вызвать представителей — с ними и разговаривайте! Налицо ваша явная связь с преступником
Рясной подошел поближе к дипломату и как бы невзначай обнял его.
— А это что у вас? — Под пиджаком Крно был [152] опоясан двумя лентами часов, как патронтажем — 120 штук оказалось!
— Ребята, сюда! — крикнул Рясной, и в комнате возникли три добрых молодца.
— Ну-ка раздевайте его! А я позвоню в наркомат иностранных дел. — И положил руку на телефонную трубку. Иностранец тут же перехватил руку.
— Не надо, не надо, — задрожал он. — Чего вы от меня хотите?
Рясной подмигнул своим ребятам, и они вышли.
— Ничего не хотим. Вы словак, я русский, мы должны друг другу помогать.
— А чем я могу помочь?
— Тем, что будет нас интересовать. Давайте не темнить. Я работаю в НКВД.
(Сразу вспоминаю прекрасного прозаика Ивана Шмелева: «Думали-с, в участке-с служу? Нет-с, в сыск-ном-с! Чито-с?»)
— Мне вас жалко, — залепетал Крно.
— А чего меня жалеть? Если вы не пойдете навстречу, вам хуже будет. В лучшем случае вас выгонят с работы.
— Что я могу сделать для вас? — Перешел на деловой тон словак.
— Давайте начнем с малого. Мы условимся с вами встретиться через несколько дней. Нас интересуют ваши шифры. Никакой подписки я от вас не беру.
Сдался Крно. В условленное время на конспиративную квартиру недалеко от шарикоподшипникового завода он принес шифры. Ударили по рукам, и он стал передавать Рясному все, что узнавал в немецком посольстве, все разговоры, какие там велись, передвижение германских войск из Югославии, где сложился серьезный военный кулак. Югославия была последней страной, которую Гитлер занял перед нападением на Советский Союз...
И он не только сообщил о том, что германские войска идут к границам СССР, но и каждый день передавал, до какого пункта они продвинулись. Когда дошли до Словакии, передал Рясному, что в середине июня ожидается нападение на СССР...
А Кузнецов уже занимался другими делами. Началась война, и пути Рясного и Кузнецова разошлись — каждый получил свое задание. Они тепло попрощались [153] в той же самой квартире на Карла Маркса и больше никогда не встречались.
— Я поговорю с руководством, чтобы о тебе позаботились, — сказал Рясной.
— Поеду на фронт! — ответил Кузнецов.
— Это твоя воля, выбирай сам. Спасибо тебе огромное, Коля, за все!
Василий Рясной еще много лет будет заниматься чекистской работой, а в оккупированном немцами Ровно Золотой Звездой Героя взойдут дерзкие, невероятные подвиги Николая Ивановича Кузнецова, русского советского патриота, одетого в мундир немецкого офицера...
Вспоминаю стихи Игоря Ринка, который был тоже разведчиком в войну. Он пишет о том, как выпивает с немецким полковником, и тот не знает,
что трогает курок взведенный на парабеллуме рука, что мне германские погоны даны приказом РККА!
...Думаю, а нужны ли вообще подвиги? Зачем стал таким Николай Кузнецов? Чтобы некая современная благополучная мразь уничтожала память о нем? Чтобы на Украине ставили памятник Степану Бандере? И все-таки подвиг, наверное, нужен — даже не для нас, а для истории нашей.
Спрашиваю у Рясного, был ли Кузнецов разведчиком ГРУ? О нем говорят, что он и в Испании успел побывать... Вот дословный ответ Василия Степановича:
— Николай Кузнецов не был в ГРУ. Что-что, а уж это я бы знал. Всю его историю до гибели я знал. Все, что касается Кузнецова Николая до дня начала войны, принадлежит мне, бесспорно. Как же, господи! Мы вместе работали, я его посылал в магазин, настраивал цель выбирать. И в Испании он не был. Он появился в конце 1940 года, причем прибыл прямо с Урала. У меня на глазах он проходил месяцев восемь. Мы с ним вместе жили по липовым документам. Это точно, что же тут придумывать? [154]
— А могут возразить, что он параллельно работал и в ГРУ, и у вас.
— Это чистокровная чепуха. Попытка заработать на неведении людей, — твердо отвечает Ряеной. — А мы тогда много высосали из этих трех операций — с фон Баунбахом, Кёстрингом и Крно. По их данным мы уже знали, что их войска подошли к границам Советского Союза и что нападение будет 22 июня. Это было уже совершенно точно. Я не прибавляю ни на йоту.
Резиновый член в германском посольстве
Поздним вечером 21 июня Рясной на машине поехал со службы на дачу в Химки — дачное место НКВД — предупредить жену с тремя детьми, чтоб не волновались, все может случиться. А ровно в два часа ночи возле дачи загудели машины, и чекисты поехали на службу.
Собрались в кабинете у Меркулова — он уже был наркомом госбезопасности, а Берия стал заместителем председателя Совнаркома.
Рясному, как и прежде, было поручено германское посольство. В четыре часа утра он со своим оперативным составом чекистов, человек шестьдесят, подъехал к воротам посольства на улице Станкевича, недалеко от Моссовета. Задание — произвести обыск и интернировать весь состав посольства во главе с графом фон Шуленбургом, который уже съездил к Молотову...
На первых двух этажах посольства находились канцелярии, а на третьем этаже — жилые помещения. Кроме того, многие немцы жили на квартирах. Всех их свезли в главное здание посольства, отобрали документы и объявили, что они интернированы. Произвели обыск и нашли много интересного из того, что немцы не успели уничтожить. Во дворе раскопали припрятанное оружие.
«Я всем этим делом командовал, — говорит Василий Степанович. — Был там такой похабный случай. Когда обыскивали третий этаж, где жил первый секретарь посольства, зашли к его секретарше Пусе — такая б...ща была. Заходим — однокомнатная квартирка, буфет, бутылки, сама на кровати лежит. Я ей:
— Вставай, хватит тебе валяться! [155]
— Какое вы имеете право?
— Вставай! — схватил ее за руки, а мои сотрудники — за ноги, сняли с кровати. Я поднял подушку, а там лежит резиновый член. Один наш взял его, а он как ссыкнет молоком!»
...Поступила команда — отвезти сотрудников ш> сольства Германии в Калинин. Там из лагеря вывезли заключенных и освободили места для посольских. А когда немцы стали подходить к Калинину, состав посольства перевезли в Ярославль.
Немецкие самолеты начали бомбить Москву, и работников НКВД направили в районные истребительные отряды. А вскоре Рясной выехал сопровождать германское посольство в Армению. В Ярославле подали эшелон, классные, хорошие вагоны, погрузили немцев, и Рясной отвез их в Ленинакан, на границу с Турцией. Туда, через Турцию, путем долгих скитаний, подъехало и наше посольство во главе с Де-канозовым. На пограничной станции Рясной сдал немцев и принял наших...
Цианистый калий в Баку
И получил новое задание: вместе со своими подчиненными прибыть в Баку. У Москвы были данные, что на границе с Ираном сосредоточилось много немецких разведчиков, подготовленных для диверсионных актов на нефтяных промыслах. Рясному подчинили наркомат внутренних дел Азербайджана и пограничные войска, предписали принимать меры вплоть до расстрела.
В Баку удалось выявить и арестовать родственников гитлеровского идеолога доктора Розенберга. Его двоюродная сестра работала в химическом отделении военного предприятия. При обыске у нее только цианистого калия отобрали семь килограммов — этого хватило бы, чтобы весь город отравить.
Клей для «рус-фанер»
В сентябре 1941 года полковник Рясной назначается начальником управления НКВД города Горького с мандатом уполномоченного Государственного Комитета [156] Обороны по перевозу в Горький оборонной промышленности и производству военной техники — самолетов, танков, «катюш». Ему подчинялись несколько заводов, такие как автомобильный, двигательный, «Красное Сормово»... Немцы старались проникнуть в Горький. Оказывается, их интересовал всего-навсего клей. Тот самый, который применялся для фанерных фюзеляжей советских боевых самолетов, знаменитых «рус-фанер». Что такое фанера, немцы знали, а вот клей изобрести так и не смогли — не смогли придумать смолу, которая не горит. Фанера в лесной России была куда дешевле дюраля, и потому с оборонных заводов на фронт уходили тысячи краснозвездных фанерных самолетов.
В Горьком Рясной познакомился с авиаконструкторами Яковлевым и Лавочкиным.
«Яковлеву нужен был дюраль, и он все наскакивал на Лавочкина, а у того и фанерные истребители били немцев!» — говорит Рясной.
Немцы бомбили Горький,, засылали своих шпионов. Много немецкой агентуры обезвредили чекисты в городе. В основном сброшенных на парашютах наших военнопленных. Немцам не удалось вывести из строя заводы. Женщины и дети продолжали ковать победу.
«А заключенные на военных заводах не работали, — говорит Рясной. — Это потом, на Волго-Доне...»
Отобрали орден
В. Горьком он пробыл до июля 1943 года. Вызвали в Москву к Маленкову. Георгий Максимилианович говорит:
— Поезжайте на Первый Украинский фронт к Ватутину, там Хрущев и Коротченко, секретарь ЦК Украины. Скоро будет рассмотрен и утвержден план освобождения Украины, а там много националистов, ОУНовцев, которых надо ликвидировать. Вы назначаетесь народным комиссаром внутренних дел Украины!
Немцы подготовили из украинских националистов две дивизии «Галитчина» по 20 тысяч человек и, когда отступали из Западной Украины, оставили их в тылу. [157] Что они творили! Убивали советских солдат и офицеров, пускали под откос военные эшелоны, истязали мирных жителей...
«История освобождения Украины от немецких захватчиков еще не написана, — говорит Рясной. — Ведь вся война шла на Украине, там многое решалось. И дело в том, что сражаться приходилось не только с немцами, но и с украинцами. Ведь в каждом селе были созданы так называемые «боёвки» — боевые зве-» нья с санитарными службами, снабжением. ОУНовцы облагали население продуктовыми поборами, создавали запасы.
Одной Украины нет. Всегда было и есть две Украины. Одна — западной ориентации, другая тянется к России. ОУНовцы стремились проникнуть всюду. Только советский полк займет село и, усталый, расположится на отдых, на него нападают вооруженные члены Организации украинских националистов. Мне довелось освобождать Украину, и я все это видел своими глазами».
Да, было две Украины, не просто левый и правый берег, не только восточная и западная, была Украина Ковпака и Кожедуба — и была Украина Бандеры и Мельника.
Кто погиб за Днепр, будет жить века,
Если он погиб, как герой, —
пели и думали, что так будут петь и думать всегда.
Внутренние войска, которыми командовал Рясной, насчитывали 56 тысяч человек. Они обеспечивали продвижение наших оперативных частей, которые гнали немцев с Украины и дальше — из Польши, Венгрии, Чехословакии, старались не дать сбрасывать с рельсов поезда с техникой и солдатами.
Рясного в шутку называли «командующим Четвертым Украинским фронтом». Было пока три Украинских фронта, четвертого еще не было, но сам Константин Константинович Рокоссовский при появлении Рясного на каком-нибудь совещании шутя отдавал команду:
— Смирно! Входит командующий Четвертым Украинским фронтом!
...Украина давно стремилась к «самостийности», и вся обстановка там была неблагоприятной для [158] наступающих частей Красной Армии. Летчики мне говорили: «Хуже всего, если собьют над Украиной, — сразу сдадут немцам или полицейским!»
Сталин знал об этом... Передо мной документ:
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО