Часть 4.
Сегодня Лерка Новикова решила поддержать меня.
- Лен, ну ты как?
- Лер, знаешь, находясь со Степновым в одной квартире, я чувствую, что еще никогда он не был так далеко. Он перестал быть моим Виктором Михайловичем, он стан Витенькой Светланы Михайловны. Лер, а можно я сегодня у тебя переночую?
- Конечно, Лен, папа все равно на дежурстве.
Весь день, к моему счастью, я Степнова не встречала. Вечер провела у Новиковой. Лерка даже не приставала с расспросами, что ей совсем не свойственно. Спасибо ей за это. Мы провели время за просмотром фильма «Красотка». К концу сеанса я уснула на диване, и Лерка не стала меня будить, укрыв одеялом. В два часа ночи в дверь позвонили… Наверное, Леркин батя. Подруга убежала открывать, а я снова провалилась в сон. Не тут-то было. Меня в прямом смысле стащили с кровати, я даже больно ударилась. Пришло понимание происходящего: Степнов прибежал меня забирать. Злющий, как черт. Пришлось пойти с ним, у меня нет сил сопротивляться.
На улице не выдержал, разорался на меня.
- Кулемина, совсем охренела? Ты что творишь? Ты предупредить могла? Я уже в милицию сбегал, да ты понимаешь, что я за тебя отвечаю?
- Простите, Виктор Михайлович! Простите…
Не знаю, что было у него на душе, но тогда он сильно-сильно прижал меня к себе, будто боялся потерять. И мы так стояли, обнявшись, посередине улицы.
- Ленок, ты прости меня! Тебе, наверное, тяжело с нами? Светлана… она ведь не со зла кричит на тебя, скорее, по дурости.
- Слепец Вы, Виктор Михайлович. Далеко не от дурости Ваша Светочка обозлилась.
- Да, все я вижу, Лен… Все вижу! А чего трубку не брала?
- Телефон был на вибро-вызове. Не слышала просто.
- Я не просто так, Лен, переживаю. Органы опеки интересуют такие мелочи, как отношение опекунов к подопечным. Проще говоря, нас проверяют. И в случае каких-либо негативных факторов тебя отправят в детский дом, а я не хочу делать тебе плохо.
Пришли домой. Светочка как с цепи сорвалась. Ее я раздражаю, к гадалке не ходи. Стала нести чушь о том, что я их позорю своим поведением, что я должна гордиться тем, что живу в их семье, в общем, комсомольское собрание на тему: «Лена Кулемина не достойна звания комсомолки». Это все было терпимо. Потом Светлану Михайловну понесло уже на тему моего воспитания, и вот тут я не выдержала, когда она стала вспоминать, что мои родители мной не занимались, и что по их вине я выросла этаким сорняком, бесполезным для общества. Я просто влепила ей пощечину. Меня уже била истерика. После этого убежала в свою комнату. Тогда за дверью лишь отчетливо слышала слова Виктора Михайловича:
- Только попробуй зайти к Лене в комнату. Убью! Закрой рот, истеричка, противно, ей Богу!
Это все, что я тогда услышала, но где-то внутри грела мысль, что он встал на мою сторону. А под утро их кровать опять стучала. Заснуть после я уже не смогла, вышла на кухню. И что-то оборвалось в моей душе от увиденной картины: Виктор Михайлович курил сигарету. Тогда я осознала - он далеко не счастлив в браке, в его жестах сквозила обреченность.
- Мы шумим?
- Вы о чем , Виктор Михалыч?
- Тебе не идет!
- Что?
- Врать, Кулемина! Прости… Мы будем стараться вести себя тише.
- Ведите Вы себя как хотите, это, в конце концов, ваш дом. Виктор Михайлович, отпустите меня на квартиру деда, я лучше там буду жить.
- Нельзя, Ленок, нельзя! Органы опеки…
Я тогда перебила Степнова. Эта «песня» начала раздражать. Стакан с водой полетел в стену. На шум прибежала Уткина. И опять начался разбор моей непутевой личности. Я больше так не могу! Пока Светочка читала нотации, я смотрела в глаза Виктора Михайловича и вот какой вывод сделала: зря я пришла сюда жить. Я готова обманываться, надеясь отвоевать ЕГО, а ведь это был его осознанный выбор, он добровольно шел в ЗАГС, а, значит, желал этого. А кто же я для него? Друг? «Если что, я всегда рядом!» - когда-то заверил он меня. Просто, как всегда старается держать данное слово. Он честно пытается построить семью, как, впрочем, и Светочка, а я им мешаю. Все просто, как дважды два.
- Светлана Михайловна, а Вы любите Виктора Михайловича?
Светочка опешила. Ей, кстати, не идет изображать глубокий мыслительный процесс, она на жабу становится похожей. Не знаю, что меня «торкнуло», но я уже не могла остановиться, наболело:
- Я тоже… тоже люблю Виктора Михайловича. Знаете, Светочка, всегда считала его идеалом мужчины. У каждой девочки в голове сидит свой идеал, которого она ищет, так вот наши с Вами идеалы, похоже, совпали. Но неделимое это счастье! Завидую я Вам. Вы его берегите! Можете орать, закатывать скандалы, проводить параллели между нами, но эта битва заранее предопределена, она заранее выиграна… Вами. Вы УЖЕ его жена! А я… тут мимоходом. Не переживайте, я в качестве приблудной дочурки, которую надо оберегать, спасать, защищать от тех же злобных органов опеки, можно даже любить, так, по-отечески. Вот Вы, Светлана Михайловна, нервничаете, а зря. Я его даже как друга не чувствую, он слишком далеко убежал, мне уже не поймать.
Степнов замер, слушая меня. Но я должна его отпустить. «Мне бы в небо! Мам, я к тебе хочу». Эта мысль не желала покидать мою голову. Может, просто устала? Знаете, когда человек совершает самоубийство, то обычно окружающие осуждают его, аргументируя тем, что «мог бы подумать о близких, о матери хотя бы». А я вот сейчас стою, а вокруг нет никого, за кого стоило бы «зацепиться», ради кого стоит жить. Нет родителей, нет деда, нет мужа… Кто-то скажет, мол, молодая еще, все будет. А я бы сказала так: «Будет не так, я же сказку хочу, а мне крылья обломали и по стеклу ходить заставили. Отдайте хотя бы ровную дорогу». Стоим втроем в полной тишине. Молчим.
- Отпустите меня, пожалуйста.
- Лен, я же говорю, органы опеки!
- Вы же все понимаете… Пожалуйста! Я в детский дом пойду. Светлана Михайловна успокоится. Вы обо мне забудете, и легче будет. Правда, всем лучше. Вам Света дочку родит, вы ее оберегать станете, в баскетбол научите играть. Просто меня надо отпустить. Я задыхаюсь тут. У меня душа болит за Вашим счастьем подглядывать. Я не выдержу, это слишком сложно.
Меня уже всю трясет. Нервы совсем сдали. Светлана Михайловна смотрит на меня, как на умалишенную, глазенками хлопает. А я уже остановиться не могу, рыдаю. Виктор Михайлович подхватил меня на руки, в кровать отнес, уложил. Сам лег рядом и долго-долго гладил меня по голове. Тепло, спокойно, ведь он рядом! Сквозь сон шепчу:
- Ты только сегодня к ней не уходи. Побудь чуток моим.
В ответ он лишь сильнее обнял.