А. Антинаучная позиция

Истоки интерпретации истории политической науки сторонниками Стра-усса восходят к интеллектуальной полемике, развернувшийся в Германии в конце XIX—начале XX в. Будучи молодым доктором, Л. Страусс в период

после первой мировой войны разделял всеобщее восхищение М. Вебером за «его беспримерную преданность интеллектуальной честности... его страстную приверженность идее служения науке...» (Strauss, 1989, р. 27). Но уже в 1922 г., прослушав курс лекций М. Хайдеггера, он глубоко разочаровался в Вебере и стал сторонником экзистенциализма. Стремясь преодолеть пессимизм подхода Хайдеггера к природе «бытия», Страусс обратился к жизнеутверждающей по­литической философии, надеялся в ней найти ответы на вопросы о справед­ливом обществе и разумной политике. Он полагал, что следует вернуться к великим примерам, ставшим канонами политической философии, к практи­ке диалога и взвешенного решения, а также к задаче воспитания образцовых, ответственных гражданских элит.

По мысли Страусса, Вебер был спорным мыслителем, обосновавшим су­ществование современной позитивистской социальной науки с принятыми в ней отделением факта от оценки, «этической нейтральностью» и попыткой добиться «внеценностного» знания. Страусс приписывает Веберу высказыва­ния о том, что противоречия, возникающие на почве оценок, неразрешимы. «Мнение о том, что ценностные суждения не могут быть предметом рацио­нального анализа, стимулирует стремление к безответственным утверждени­ям, в частности, при рассмотрении таких категорий, как правильное и непра­вильное или добро и зло. Очень легко уклониться от обсуждения серьезных вопросов за счет самого простого способа — отнесения их к разряду оценоч­ных» (Ibidem). Стремление к объективности приводит к «освобождению от моральных суждений... к моральной глухоте... Привычка рассматривать соци­альные или человеческие проблемы вне ценностных суждений оказывает раз­лагающее воздействие на любые предпочтения. Чем более серьезными обще­ствоведами мы себя считаем, тем сильнее внутри нас развивается безразличие к достижению какой бы то ни было цели, и мы просто плывем по течению к тому состоянию, которое можно назвать нигилизмом» (Ibidem).

В другом месте он выразился еще определенее: «Позитивизм в социальной науке ведет не столько к нигилизму, сколько к конформизму и филистерству» (Strauss, 1959, р. 21 ff.).

Страусе и его нынешние последователи распространили упреки, адресо­ванные Веберу, на современные социальные науки, и в частности, на «пове­денческие» направления, которые, по их мнению, развивались не без его духовного влияния. В противовес позитивистской социологии Вебера Страусс предложил модель «гуманистической социальной науки», предполагающую глубокую и страстную полемику с великими политическими мыслителями, обсуждение основополагающих концепций и идеалов политики — справедли­вость, свободу, долг и т.п. Одномерная история развития политической на­уки, как она представлена сторонниками Страусса, видит в современной «поведенческой» политологии своего рода ересь, которая начала оформлять­ся вXIX в., и окончательно была сформулирована на рубеже веков в рабо­тах М. Вебера³¹.

Характеристика Вебера как архипозитивиста, который разделял факты и ценности, и выдвинутые в адрес «поведенческой» политической науки обви­нения в стремлении следовать ошибочным путем «этического нейтралитета» не верны как в отношении Вебера, так и в отношении подавляющего боль-

³¹ Чтобы полнее оценить эту позицию, см.: Storing, 1962; а также дискуссию, опублико­ванную в журнале «American Political Science Review» (Schaar, Wolm, 1963; Storing et al., 1963).

шинства современных политических бихевиористов. Взгляды Вебера на отно­шение между «фактом и ценностью» гораздо сложнее, они требуют более глубокого осмысления проблем ценности, чем та упрощенческая карикатура, которую рисуют в своих работах Страусе и его последователи. Хотелось бы привлечь внимание лишь к двум аспектам веберовского понимания этих воп­росов, которые содержатся в его докладе 1919г. «Политика как призвание и профессия» и в статье 1904 г. «Объективность социально-научного и социаль­но-политического познания». В докладе «Политика как призвание» он говорит о двух типах этически ориентированного политического действия — этике абсолютных целей (или этике убеждения) и этике ответственности (Gesinnungsethik und Verantwortungsethik). Наука немногое может внести в эти­ку абсолютных целей, разве что рассмотреть соответствие средств целям. По­скольку избранная цель священна или абсолютна, невозможно провести ве­роятностно-стоимостный анализ последствий достижения этой цели в сравне­нии с другими целями. Однако если рассматривать аспект рациональной от­ветственности соотношения целей и средств, то в этом случае вполне возможен вероятностно-стоимостный анализ политического действия, или, иными сло­вами, можно определить, как данный политический выбор или действие ска­жется, с одной стороны, на преобразовании поставленной цели, а с другой — на предотвращении выбора других возможностей. «Поскольку мы, — пишет Вебер, — (в границах нашего знания) способны установить, какие средства соответствуют (и какие не соответствуют) данной цели, мы можем тем са­мым взвесить шансы на то, в какой мере с помощью определенных средств..., вообще возможно достигнуть определенной цели и одновременно... подверг­нуть критике... саму постановку цели, охарактеризовав ее как практически осмысленную или лишенную смысла в данных условиях» (Weber, 1958, р. 152;

Вебер, 1990, с. 348). Продолжая мысль о путях, которыми избранные средства могут «ненамеренно» повлиять на поставленные цели, Вебер замечает, что можно ответить «на вопрос, какой "ценой" будет достигнута поставленная цель, какой удар предположительно может быть нанесен другим ценностям. Поскольку в подавляющем большинстве случаев каждая цель достигается та­кого рода ценой..., то все люди, обладающие чувством ответственности, не могут игнорировать необходимость взвесить, каково будет соотношение цели и следствий определенных действий... Наука может лишь довести до сознания [человека, совершающего выбор между ценностями], что всякое действие и, конечно,... бездействие сводятся в итоге к решению занять определенную цен­ностную позицию, а тем самым... противостоять другим ценностям» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 348-349).

В дополнение к этому двустороннему анализу целей и средств Вебер указы­вает, что наука может помочь нам прояснить суть поставленных целей и глуб­же осознать их значение «прежде всего посредством выявления "идей", лежа­щих в основе конкретной цели, и логической их связи в дальнейшей эволю­ции. Ведь... одна из существеннейших задач каждой науки о культуре и свя­занной с ней жизни людей — открыть духовному проникновению и пониманию суть тех "идей", вокруг которых действительно или предположительно шла и до сих пор идет борьба» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 349).

И дальше Вебер продолжает: «Научное рассмотрение оценочных суждений состоит не только в том, чтобы способствовать пониманию и сопереживанию поставленных целей и лежащих в их основе идеалов, но и в том, чтобы научить критически судить о них». «Довести до сознания эти параметры, которые находят свое выражение в конкретных оценочных суждениях, — последнее, что может совершить научная критика, не вторгаясь в область спекуляции... Эмпи­рическая наука никого не может научить тому, что он должен делать, она указывает только на то, что он может, а при известных обстоятельствах на то, что он хочет совершить» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 350).

Таким образом, реальная веберовская формулировка проблемы фактов и ценностей не имеет никакого отношения ни к ее карикатурной трактовке Страусса и его последователей, ни к их истолкованию состояния современной эмпирической политической науки. Поэтому мы отвергаем подход к истории дисциплины, выдвигаемый сторонниками взглядов Страусса. Вместе с тем многое из того, что было сделано политическими теоретиками этого направ­ления, включая работы самого Страусса, входит составной частью в предло­женный в данной главе прогрессистски-эклектичный обзор истории полити­ческой науки, поскольку они приумножили логически обоснованные выводы о политике, сделанные на базе накопленных достоверных сведений.