Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

ления» — добавления ко всему тому, что было сказано до этого. А ведь рассуждение Станиславского, в сущности, довольно-таки неожиданное. Пятнадцать глав было потрачено на скрупулезное овладение отдельными элементами актерского мастерства в стро­жайшей постепенности и последовательности. И вдруг — на тебе: можно, оказывается, начинать с конца. На этот пассаж невозможно не обратить внимания всем, кто так или иначе занимается изучени­ем творческого наследия Демидова и кто пытается вникнуть в диа­лектику его творческих взаимоотношений со Станиславским.

Но сейчас речь не об этом. Речь о том, что Станиславский, кото­рый спокойно мог бы закончить книгу без этой вставки, без этого поворота мысли, отчего, может быть, эта книга была бы завершена как абсолютно целостная, рискнул сделать такое заявление на по­следних ее страницах. Это, конечно, урок творческой смелости ве­ликого театрального мыслителя, это урок свободного отношения к тому, что он писал до сих пор, к тому, как он думал до этого, или к «предрассудкам любимой мысли».

И вот, что хочется сказать. Если уж великий Станиславский был способен к поворотам па 180 градусов, то нам сам Бог велел не коснеть в своих постулатах, то и нам тоже следует быть свободны­ми по отношению к нашим излюбленным истинам, к нашим дог­мам, которым мы поклоняемся, к нашим теоретическим рассужде­ниям (тем более, что они, честно говоря, не так уж один в один совпадают с реальной творческой практикой).

Конечно, надо верить в истины. Иначе мы оказываемся «без руля и ветрил». Но веря в истины, надо, мне кажется, более при­стально сверять эти истины с нашей практикой. И не надо бояться отдаться каким-то сомнениям, даже если они «кощунственны». Поставлю, к примеру, такой «кощунственный» вопрос: продол­жает ли «Его величество Актер» оставаться центром театральной вселенной? Или, может быть, Богом театра становится удачная ре­жиссерская композиция: удачное сплетение ритмов, музыки, теат­ральных приемов, хорошо организованные повороты театрального сюжета. Может, актер, действительно, только некая частичка ре­жиссерского космоса? И тогда именно обучение режиссеров, а не актеров должно быть главной заботой в театральном вузе. Таких вопросов не надо бояться.

Поразмышляем и именно об обучении актеров. Верно ли мы их учим? Предположим, верно, но тогда почему мы пе умеем сделать крепким навык серьезного восприятия актером обстоятельств пье­сы? Вот если бы актер уже не мог шагу ступить вне принятых во­ображением обстоятельств, если бы он мог так воспринимать об-