Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

понимание. Кроме организационных трудностей (в спектакле было занято восемнадцать актеров, двенадцать детей и живая коза), воз­никли трудности методологические. Поступило нервное заявление от очень хорошего актера, который играл главную роль: «Мы вам не студенты!». Моя режиссерская методология стала раздражать актеров, не приученных к импровизационной работе. Им хотелось привычных методов, чтобы я давал им конкретные задания, строил мизансцены. Они не привыкли соавторствовать с режиссером, ис­кать вместе с ним решения. И это понятно: всегда проще быть ис­полнителем. Их раздражало, что я, как им казалось, занимаюсь не режиссурой, а педагогикой. Вот, пожалуйста. Даже актеры воспро­тивились проникновению педагогики в режиссуру, противопоста­вили их друг другу.

Наиболее последовательно я пытался осуществить этюдную ме­тодику в новосибирском театре «Глобус», где с 1995 по 2001 год поставил пять спектаклей. В работе над спектаклем «Жадов и дру­гие» пришли в столкновение две тенденции: этюдный метод, как я его понимаю, и метод действенного анализа, как его понимали ак­теры и другие режиссеры в театре «Глобус». Этот спор впоследст­вии нашел свое логическое разрешение десять лет спустя в Самаре, куда педагогов нашей мастерской пригласили на мастер-класс. Это было общение с труппой другого академического театра, Самарско­го театра драмы. Но это было потом, а тогда, в 1995 году, я, честно говоря, не был еще до конца уверен в правильности пашей методи­ки и держался, скорее, на интуиции и упрямстве. Я упорно возра­жал против метода действенного анализа как метода работы с акте­рами. Я настаивал на практических актерских пробах до какого бы то ни было подробного разбора. Поначалу это вызывало не просто раздражение, а настоящее сопротивление, в известной степени принципиальное. Когда начали «распашку» материала, я, естест­венно, попросил актеров об этюдных пробах. Это понравилось не очень: хотели подольше посидеть, разобраться, однако подчини­лись. «Ну, ладно, — говорит актер, — я попробую без текста, но пе­ред тем, как я пойду на площадку, скажите мне: что здесь по дейст­вию?» Я отвечаю: «Не знаю». «Как не знаете? Вы режиссер, вы должны знать!» «Не знаю. Попробуем поискать жизнь человека, тогда в конце мы определим и действие, я попробую его сформули­ровать вместе с вами, а если потом вдруг не захочется формулиро­вать, то и не надо». Это всех удивило: «Нет, скажите, что мы здесь делаем? Что здесь по действию?» И, надо сказать, что это был тра­диционный вопрос во всех провинциальных труппах, и именно раз­витых, продвинутых, исповедующих классический действенный