Индустрия, субстанция и функция, или кое-что об игле «Кощеевой смерти» капитализма

Современное (в строгом смысле) общество сложилось в 1789–1848 гг., в «эпоху революций» (Эрик Хобсбоум), а окончательный в своих основных чертах вид Модерн приобрёл в «длинные пятидесятые» (1848–1867 гг.), «зажатые» между «Манифестом Коммунистической партии» и европейской революцией 1848 г., с одной стороны, и первым томом «Капитала» и японской реставрацией Мэйдзи, с другой.

На этом фундаменте выросли такие его «составляющие» как индустриальная система производства, нация-государство, средний и рабочий классы (не говоря о прогрессистских идеологии и геокультуре в целом, науке об обществе, образовании – эти сюжеты находятся за пределами наших размышлений, которые сегодня приходят и уже пришли в упадок, и именно на этих руинах будет строиться будущее – если оно будет.

Индустриальная система производительных сил (далее – ИСПС) сформировалась в 1780–1840-е годы в Великобритании, а затем, во второй половине XIX оформилась в Германии, Франции, России и США. По своей сути ИСПС означает господство искусственно созданных производительных сил над природными производительными силами (не путать с географическим фактором) и, как следствие, овеществлённого труда над живым – именно последнее делает ненужным внеэкономический характер производственных отношений (отчуждение воли) и превращает последние в экономические, в обмен рабочей силы на капитал.

По сути вся эпоха Модерна – это эпоха постепенной индустриализации мировой системы, которая повлекла за собой соответствующие социальные и политические изменения и последствия.

ИСПС нуждалась не просто в многочисленном рабочем классе, но в рабочем классе, интегрированном в систему. В первой половине XIX в. низы не были интегрированы в систему, напротив, поляризация в обществе, его разъединение достигли опасной стадии, которую Бенджамин Дизраэли охарактеризовал как ситуацию «двух наций». Низы именовались не иначе как «опасными классами» (dangerous classes, des classes dangereux) и их интеграция в систему стала вопросом её дальнейшего развития.

«Одомашнивание» опасных классов и интеграция их в систему в качестве трудящихся развивались по нескольким линиям – предоставление права голосовать, легализация профсоюзов, улучшение материального положения (чаще всего за счёт эксплуатации колоний и полуколоний). Бесспорно, право голоса и организации усиливало позиции рабочего класса, но – внутри системы и по её правилам. Вплоть до 1970-х годов, потому что начавшаяся научно-техническая революция (НТР) создала условия для изменения положения рабочего класса к худшему и, более того, создала материальную базу для финализации капитализма как системы. Для того чтобы лучше понять суть, необходим краткий экскурс в области теории.

У каждой общественной системы есть её социальное «тело», субстанция, обладающая некими функциями, атрибутами. Чем примитивнее социальная система, чем больше общество зависит от природы, чем больше природные факторы производства господствуют над искусственными, а живой труд – над овеществлённым, как это имеет место в «докапиталистических» обществах, тем более простыми и менее острыми являются эти противоречия, тем больше функция «утоплена» в субстанции, тем меньше ее автономия.

Субстанция – это прежде всего материальное производство в узком смысле слова (действительный процесс производства), те отношения, которые возникают непосредственно внутри него или непосредственно по его поводу, например в ходе распределения факторов производства (собственность).

Функция (или функции) – это те отношения, которые складываются не внутри субстанции и не непосредственно по её поводу, а вне её и опосредованно. Так, они могут опосредовать распределение факторов производства, т.е. отношения по поводу субстанции, выступая их более или менее активным атрибутом. И чем сложнее, многосоставнее и развитее субстанция, тем больше функций, тем больше и очевиднее несовпадение с ней, тем они автономнее; функции – это управление («государство»), регуляция социального поведения («политика»), коммуникации; у функций – свои структуры и формы организации, как и у субстанции. Чем сложнее и развитее социальная система, тем менее абсолютна и непроходима грань между ее субстанциональными и функциональными аспектами. Особенно это проявляется в сфере производственных отношений (Подр. см. об этом: Фурсов А.И. Колокола Истории. – М., 1996. – С. 21–62; его же: По ком звонят Колокола Истории: капитализм и коммунизм в ХХ в. // Русский исторический журнал. – М., 1999. – Т. II, № 1. – С. 377–403).

Противоречие между социальными субстанцией и функцией (а также содержанием и формой) достигает максимальной остроты именно при капитализме, когда экономические отношения становятся системообразующими производственными, социальное насилие содержательно обособляется из сферы производственных отношений, превращаясь в государство (т.е. state – не путать с патримониями) и возникают формы, регулирующие (в)некономические отношения индивидов и групп (политика). Кроме того, при капитализме функционально (но только функционально) снимается противоречие между отношениями производства и обмена – эксплуатация осуществляется как обмен рабочей силы на овеществленный труд («капитал»).

Функциональные качества производственных отношений при капитализме существенным образом отличают эту систему от «докапиталистических». Производственные отношения рабовладельческого или феодального обществ, представляющие собой отчуждение воли трудящегося, т.е. превращение его полностью или частично в «говорящее орудие», в некую природную субстанцию, несут на себе большой субстанциальный отпечаток. Они сконструированы так и для того, чтобы функцию превращать в субстанцию, чтобы натурализовать общественные отношения по поводу присвоения природы. Капитализм, напротив, стартует с высокого уровня функционализации производственных отношений. Это – его начало. Логическим концом капитализма должна быть (и может быть) только стремящаяся к полноте функционализация («дематериализация») производительных сил, по крайней мере, их главных сегментов. Это соответствует функционализации как макрозакону развития производительных сил капитализма.

Итак, налицо, во-первых, факт несовпадения субстанции и функции в капсистеме; во-вторых, острейшее противоречие между ними как двигатель этой системы. Противоречие это нарастало и обострялось по мере развития капитализма.

В последней трети XIX в. ИСПС не только оформилась как таковая, но благодаря этому факту, а также – в неменьшей степени а) подъёму и растущей автономизации финансового капитала (победоносная фаза – 1870–1920-е годы); б) резко обострившегося в условиях упадка британской гегемонии государственно-политического соперничества на мировой арене; в) подъёма социалистических движений (по сути это три «угла» одного треугольника) – потребовали такой степени развитости и автономии функциональных аспектов капитала, которые выходили за рамки организации материального производства, превышали возможности существующих организационных форм как производства, так и политики, потребовали изменений в отношениях между ними.

Ни в то конкретное время, ни даже в рамках индустриального производства как исторического типа эти проблемы на уровне организации самого производства решить было невозможно. Для этого нужен был прорыв в постиндустриальный мир, но до этого оставался целый век. К тому же индустриальная система материального производства далеко ещё не исчерпала свои технико-производственные возможности – у неё тоже был век в запасе. Исчерпано было другое: прежде всего – формы социальной организации и регуляции производственных и, что не менее, а быть может, и более важно, – внепроизводственных процессов, возникшие в раннеиндустриальную эпоху и не соответствовавшие ситуации конца XIX в.

Нужны были новые формы социальной организации, которые должны были решить двойную задачу: зафиксировать торжество функции капитала, не разрушая при этом систему, а напротив, укрепляя её и подавляя стихийные формы и движения, связанные с функцией. В реальности капсистемы это авторитаризм (господство функции над субстанцией – государства над гражданским обществом – в сфере политики) и тоталитаризм (то же господство, но уже не только в сфере политики, но также в идеологии и отчасти экономике). Впрочем, решить двойную задачу, оставаясь в рамках капитализма, не получалось – одна часть решалась иногда за счёт другой, функция укреплялась за счёт и посредством уничтожения субстанции, но это означало выход за рамки капитализма и создание коммунистического социума. В любом случае почти весь ХХ век функция капитала в своих положительных и отрицательных формах («Колоссы Паники») сотрясала капсистему с её «материально-субстанциальными» производительными силами, и эти потрясения, помимо прочего, выступали мощнейшим двигателем развития капитализма. Всё изменилось с НТР.